embrace yourself

Широ – седые волосы и чёрно-красный глаз, не закрытый повязкой, твёрдый взгляд и осанка, вздёрнутый нос и стремление к справедливости, к равенству, к чему-там-чего-нет ни у людей, ни у гулей. Широ – лидер, образ, идол, ведущий за собой, словно на магните, словно под гипнозом. Широ – непробиваемость и уверенность в своей правоте с пелёнок и до гроба. Широ… Широ был всем этим и чем-то большим. Широ – это крики матери в черепной коробке – тыникчёмный зачемтыродился простосдохни. Он – заливистый смех Ризе и безумное бормотание Джейсона, он – пустота в памяти, где должны быть тёплые, светлые воспоминания (у него их нет) (у него их не может быть). Он – шкаф под скелеты Канеки Кена (почти-себя) и его семьи, протираемый только изредка и только кровью. Широ – изломанная психика, мышцы и кости, незаживающие шрамы на всех возможных частях тела, оставшиеся на нём даже в глубине сознания, в несуществующей расписанной чёрными и белыми квадратами комнате. Широ – крики по ночам и чёрные гулкие кошмары, в которых он задыхается и тонет, как в болоте. Это просто сон, они не реальны, утешающе шепчет ему по утрам Хайсе, ненастоящими прикосновениями обнимая со спины, перебирая волосы фальшиво-призрачно. Я тоже теперь не реален, отрывисто выдыхает Широ. Из-за тебя. Хайсе отводит глаза и потерянно улыбается. Всегда улыбается. Чёртов Сасаки Хайсе, чёртово солнце, ослепляющее глаза, показная доброта, идеальность во всём. Чистый лист, гордость не-семьи из не-убийцы и невесты кажется-убитого (Арима-сан сам снится Широ в кошмарах, а Акире-сан он в глаза бы посмотреть не смог). Хайсе – душа нараспашку, Хайсе искренний, отчаянный, Хайсе на всё пойдёт ради своих маленьких подчинённых, с которыми он тоже в семью играет. Не пойдёт только на то единственное, что помогло бы Широ, дало бы глоток свежего воздуха, глоток реальности. Широ расцарапывает до крови ладони, пытаясь хоть что-то почувствовать. Не получается. Он заперт почти-навечно в своём-не своём сознании с самопровозглашённым оловянным солдатиком и периодически возникающими остальными Канеки (они так же глупо-отчаянно нереальны, как и его разорванные наручники, печальным перезвоном разрушающие тишину). Хайсе говорит что-то тихо, оправдывается. Не хочет, чтобы Широ оказался снаружи и всё сломал-уничтожил, как всегда делает – а что ему ещё остаётся? Он не умеет больше ничего, только огрызаться на обидчиков в старой школе да проливать кровь, как научила школа новая – выживания. Хайсе пытается защитить окружающих от себя (от Широ, от Ями, от Сколопендры). Он допускает только один просчёт и себя самого от себя не защищает. Широ медленно, но неизменно отравляет его, сводит с ума, утягивает по кривой дорожке не-реальности (это так просто, когда Хайсе почти ничего из прошлой жизни не знает, не помнит, а Широ стремительно и постоянно забывает. Они на равных). Хайсе тонет, тонет в бездонных прожорливых болотах, следуя за огоньком-росчерком белых волос, скатывается-уходит по спирали всё вниз и вниз – не напрямую, не так заметно, как если бы падал. Срывает голос от крика, видит всё, чего нет, и не замечает ничего перед глазами – вот Антейку, вот белая маска Ямори и почерневшие окровавленные ногти, вот проблески безвольно повисшего в руках тела Хиде. Хайсе погружается в его кошмары и проживает их вместе с ним, один за другим, невольно, кажется, или даже когда-то вольно, проникается виной и жалостью (Широ ни то, ни другое не надо, Широ бы только один-одинокий взгляд на волю, на свободу, в реальность). Хайсе плачет, руки дрожат, шепчет, как мантру, это всё ненастоящее, это не реально, ещё бы только научиться понимать, где оно это настоящее (они оба выдуманы, созданы, искусственны, переплетения нейронов и ещё какой-то там к чёрту химии). У Широ вновь возникает на языке и скребёт горло противный рвотный привкус сумасшествия, и он беспокоится, не зашёл ли слишком далеко в своей игре с итогом – билетом в жизнь. Мотает головой, убеждает себя, что всё снова станет просто, как только он вырвется, заберёт себе обратно права на тело. Обратное показывают резкие-мелкие смешки Хайсе, выкарабкивающегося из очередного кошмара-галлюцинации, его дёргано-задыхающиеся движения, слова (Ты знаешь, что счёт от тысячи до нуля обычно используют, чтобы успокоиться? 1000 минус 7, ещё 7, ещё 7) Широ бы ещё об одном тревожиться – он вместе с Хайсе всё дальше и дальше падает-уносится, захлёбывается в океане чужих то голубых, то чёрно-алых глаз, откуда уже никогда, кажется, не освободится. Цепляется за тонкие запястья, на которые переползает отравленная паутинка безумия, просит-молит просто разрешить ему один взгляд из своего когда-то тела наружу, туда, в реальность (если он останется здесь ещё на мгновение, то, кажется, ещё раз сойдёт с ума. Уже сходит – чем ещё назвать эти неправильные-нереалистичные чувства, раздирающие грудь). Хайсе ломается-отламывается по кусочку, разлетается по чёрно-белой несуществующей комнате их сознания серым пеплом, не находит больше различий между ним и Широ (чужие воспоминания давят на логику, задавливают, душат). Хайсе блекло-потерянно соглашается и не бьёт Широ по рукам, когда он возвращает себе контроль над когда-то почти-его телом. Не-реальность ощущается размытой, нечёткой, плывущей. Реальность оказывается дешёвой, лживой, фальшивой. Та же кровь, те же страдания и крики жертв. То же кисло-сладкое, но больше всё-таки кислое безумие, зацепившее и Широ, и теперь Хайсе. Опять почти-, но не совсем-своё отражение в зеркале, разные глаза и светлые волосы. Режут глаза не-честные улыбки начальников и не-искреннее уважение подчинённых. Давят на плечи долг, долги, долгие взгляды, наполненные опасением. Широ более-менее искренней во всём этом проплаченном ТВ-шоу кажется только команда Хайсе, ещё одна недо-семья, попытка заменить то, чего у них никогда не было, более-менее даже, странно, успешная. Хайсе только горько, грустно смеётся, слыша эти его полу-мысли. Теперь-то ты понимаешь, почему такой глупой была твоя погоня за настоящим? Широ, ища реальное, находит фикцию, окончательно путается, теряется, пропадает (подводит единственная мечта, единственная цель, и что ему ещё остаётся делать наедине с собой, не-собой и ненастоящими совестью и сердцем, которое рвётся из груди болезненно)? Фальшивая реальность не становится светом в конце тоннеля, выходом на поверхность, и гасит в его глазах последние огоньки. Они с Хайсе давятся водорослями и болотной тиной, забивающей лёгкие так, что не получается больше дышать. Они и правда оказываются так похожи, как Широ когда-то пытался убедить Хайсе – ты такой же сильный, как я, а я такой же слабый, как ты – они оказываются слишком одинаковыми и одинаково дёргаются в конвульсиях (воздуха не хватает на двоих, на одного, ни на кого), синхронно тянутся друг к другу сквозь плотную муть и опускаются на илистое дно. Увязают с головой. Уже поздно делать искусственное дыхание? – интересуется Хайсе, чёрно-серые волосы которого змеятся в несуществующей, выдуманной топи. У них обоих кружится голова и грязная горькая вода плещется в горле. (Они в последний момент переплетают пальцы и смеются-булькают). Хайсе за последним пределом ожидает знакомая незнакомка (безумие). Широ обещает себе остаться с ним до конца.