Часы били полночь. Тусклый свет луны просачивался через щель в плотно задёрнутых шторах, едва освещая бесчисленные стеллажи книг и потухший камин. Царил полумрак. Затхлый холодный воздух подземелий вперемешку с сизым сигаретным дымом неприятно свербил в носу. Отпив большой глоток, Северус Снейп со стуком поставил стакан с виски на стол и снова затянулся. Закоченевшие пальцы с трудом расстегнули пуговицу сюртука. Голова запрокинулась, глаза начинали слезиться. Мощная струя дыма вылетела изо рта.
С каждым днём он все больше пил. Каждый день он с равнодушным лицом встречал ненависть, направленную на него, не обращал на это внимание, ведь ему действительно не было дела до этой сущей мелочи. Что взять с пустоголовых подростков, не знающих правды. Конечно, от преподавателей можно было ожидать большего понимания, но все они являли верх недогадливости и недалёкости. И каждый день он со зверским лицом помогал детям бороться с последствиями Круцио, которыми их так щедро одаривали ненавистные Кэрроу, заставляя пить премерзкое зелье. Каждый день он был Пожирателем Смерти, убившим самого светлого и сильного волшебника столетия, Альбуса Дамблдора, и гадом, прибравшим к рукам дарованный Темным Лордом пост директора.
Он пристрастился курить. После очередного тяжелого дня, запирался в подземельях, открывал новую бутылку огневиски и напивался до беспамятства. Выкурив очередную пачку маггловской дряни, он забывался на ночь беспокойным сном. И во сне он снова и снова видел Гарри, метался в кровати и просыпался от собственных криков. А утром отправлялся в очередной день с гордо поднятой головой, чтобы вновь и вновь делать и испытывать одно и то же. Но ничто не могло заглушить той боли днём, что затихала ночью в пьянстве.
Одинокая слеза прокатилась по щеке.
—Гарри…
Говорят, что мужчины не плачут. Он винил себя. Думал, что было, если бы он не поддался тогда своей слабости? Не подпустил бы его к себе? Не полюбил бы его? Сейчас бы не было так больно.
Каждый день он просиживал все свободное время за книгами, пытаясь найти выход из безвыходной ситуации, но всё равно не сдавался и продолжал поиски. Перелопачивал горы литературы по самой темной магии, но так и не находил ответа. Мысль, что спасти Гарри уже нельзя, он гнал от себя прочь, не давая задерживаться в голове. Только не это. Нет.
Он винил себя. Нельзя было давать надежду на светлое будущее, зная правду, зная, что его Гарри скоро умрет. Это было несправедливо по отношению к себе и сродни мазохизму. Полюбить того, кто скоро умрет… Но, вспоминая минуты их счастья, Северус понимал, что ничуть не жалеет.
Он винил себя и думал. Если бы тогда предупредил Гарри и не дал ему себя оттолкнуть, сказал бы о том, что он убьёт директора по его же просьбе? Что было бы? Может, вместе было бы легче пережить это? И понимал, что план великого Дамблдора пошёл бы прахом. Его добрый, замечательный, но слишком импульсивный Гарри не позволил бы убить директора. Нет.
Дни летели. Помогая Гарри в тот день зимой, когда он подкинул меч Годрика Гриффиндора в озеро, он не мог допустить, чтобы Гарри его увидел. Нет. Это было частью плана. Единственное, что он себе позволил тогда — издалека посмотреть на него. Ведь так было нужно.
Слезы душили.
И сейчас, дописывая треклятую записку, его рука дрожала. Большая капля чернил сорвалась с кончика пера и растеклась по пергаменту уродливой кляксой.
Северус привязал свернутый пергамент к лапе совы, и она сразу же улетела. Он подошёл к окну, устремил свой взгляд в ночное небо и вновь сделал длинную затяжку. От дыма слезились глаза, легкие болели, но он не переставал курить.
Нужно было встретиться и поговорить. Пришло время раскрыть карты.
***
За те месяцы, что прошли с последней истерики Гарри, той, что случилась в лесу, он больше не плакал. Казалось, тогда все эмоции вышли, и выходить больше было нечему. Больше не было истерик. Мысли стали пресными, дни — серыми. Поиски крестражей и трудности жизни уже не удручали так, как раньше. Смысл жизни пропал. И была лишь одна цель — убить Волдеморта.
А мысли о Северусе отдавались лишь тупой болью где-то в сердце, и боль эта усиливалась с каждым днём, но не находила выхода.
Он много думал. Когда шок от утраты прошёл, а эмоции схлынули, спустя почти год, Гарри стал понимать и пытаться осмыслить намного больше. Пытался найти ответ: зачем же Северус сделал это? Где-то билась надежда, что все это можно как-то оправдать, дать объяснение этому чудовищному поступку или найти причину… Разум же твердил, что его любимый человек — гнусный предатель, а предателям нет оправдания. И день за днём он все дальше и дальше уходил в себя, выпадал из реальности.
Рон с Гермионой уже давно начали побаиваться за психическое здоровье друга, подозревая что-то неладное, но всякий раз Гарри лишь отмахивался от них, заверяя, что просто устал и что скоро все пройдёт. Как бы он ни доверял друзьям, он не посвятил их в тайну отношений с Северусом.
И как бы ни хотел он забыть Северуса, с каждым днём он понимал, что это невозможно. С грустью вспоминал их радости и печали. Их первый поцелуй, их первый раз, первое признание в любви, первую их прогулку к озеру под покровом ночи, Рождество… Он помнил, как на новогодних каникулах уговорил Северуса посмотреть маггловское кино, укрывшись одним пледом на двоих, прижавшись тесно-тесно друг к другу. Помнил их жаркую необузданную страсть, поцелуи, нежность прикосновений… Вспоминал улыбку Северуса, бархатный вкрадчивый голос, его негромкий раскатистый смех и то, как он любил называть его «мальчишкой».
А потом вспоминал, как его Северус убил Дамблдора. И всё хорошее будто перечёркивалось одной жирной чертой, оставляя лишь злость, обиду и горечь утраты. И он не понимал, не понимал, почему…
Вынырнуть из своих мыслей и сморгнуть непрошенную влагу Гарри заставила большая серая сипуха, наверное, одна из школьных, что настойчиво теребила его за рукав. Завладев вниманием адресата, она протянула лапу с маленьким свернутым пергаментом.
Гарри с удивлением отвязал свёрток, погладил сову по перьям, вспоминая свою Буклю. Воспоминания отозвались острой болью в сердце. Ещё одна утрата.
Сова довольно ухнула и упорхнула прочь.
Недоуменно парень медленно осмотрел пергамент со всех сторон, повертел. Получить письмо из школы в полночь было действительно странным. Сердце пропустило удар, будто предчувствуя что-то. Затаив дыхание, Гарри развернул пергамент и… обомлел.
Завтра, в полночь, у озера.
С.С.
Сердце забилось где-то в горле. Не было сомнений, чьи это инициалы. Гарри не верил своим глазам. Только перечитав несколько раз, Гарри заметил, что почерк был неровен, буквы скакали, а в углу была огромная клякса.
«Зачем ему это? Что ему нужно?» — мелькнула мысль.
Он тяжело вздохнул. Собрав мысли и чувства в кулак, Гарри бережно свернул пергамент и положил в карман джинсов. И на следующий день, аппарируя к озеру, Гарри нервно стиснул в кармане этот несчастный клочок бумаги, собираясь с мыслями. Разговор предстоял не из легких.
