Защита жизни Его Высочества наследного принца

Вчера слепило яркое солнце, а сегодня с самого утра беспробудно льет сильный дождь. Возможно, это небо плачет, касаясь береговых перевалов и нависших мрачных туч, ведь сегодняшней ночью с фронта вернулись выжившие воины государства Хань, неделю тому назад оба государя объявили перемирие, и отправили свои армии вместе с пленными обратно на родины, жестокий ливень оказался последствием разбитых вдребезги сердец, слезами погибших и скорбящих. Бесчисленное количество смертей, от невинных беззащитных жителей до нерадивых воинов, чьи сердца охватила холодная жестокость и ненависть. Кто пал от слабых и сломленных, и кто пал от великих и ужасных? Те мучения, что людские души познали во время кровопролитных войн, не описать словами, не показать действиями. Эта боль будет преследовать их вечно. Спокойствие поселилось лишь в упокоенных душах, но даже там, будучи под землей, они будут оплаканы близкими и родными. Алые струйки крови увлажнили почву, в будущем приглядную для прорастания новых цветов. Кто знает, будет ли это цветение ненависти или любви, страха или милосердия, ужаса или сострадания. Но уже сегодня настало мирное утро, и, каждый уповая на бога, искал надежды для себя и своих товарищей, волоча друг друга по кровавому пути, тела, полные глубоких ран, как душевных, так и физических, искренне веря, что завтра для них наступит еще одно мирное утро после адских ночей. Но там где есть надежда, есть и отчаяние. И потонув в море грязи и слякоти, вынимая последние крахи оставшейся соли из глаз, умирая в канавах, эти падшие воины, оплакивали свою погибельную участь. Эта война двух империй не привела ни к чему, кроме поражений. Государства не уступали друг другу, наступая на пятки, прыгая выше голов. Ни мира, ни спокойствия, везде распри и насилие. Это давно нужно было прекратить. Объявив перемирие, императоры выдохнули. Им удалось договориться, иначе бы они оба остались ни с чем. На войну ушли тысячи, вернулись сотни. И среди них, затесавшись в ливне, посреди пыли и вязкой грязи, наступая на полусгнившие трупы, проложившие дорогу к императорскому дворцу, держась за небольшую кровоточащую рану на груди, домой возвращался юный воин, облаченный в бардовые доспехи. Кто знает, кровь эта его товарищей, или быть может, врагов. Уже не разобрать среди этого хаоса, да и уже не так важно, кто покинул этот бренный, до ужаса отвратительный мир. Обеим сторонам повезло. А эта эмоциональная бездна теперь будет преследовать вечно, от этого кошмара не убежать. Во снах эти фрагменты будут догонять, чтобы схватить своими дрожащими, холодными руками. *** За окном уже вовсю грохотали молнии, сильный ливень, кажется, даже и не думал прекращаться. В просторной и роскошной комнате находилось двое. Свет, исходящий от подсвечника, ярко освещал их лица, в атмосфере витал приятный запах палочек для благовоний. — Госпожа Сяопэн, сегодня должен вернуться ваш сын, вам наверное, уже не терпится его увидеть. — с радостной улыбкой восклицала юная дева, расчесывая волосы женщине, сидящий у настольного зеркала. Сегодня все женщины, от мал до стар, дочери, сестры, матери и жены ждут своих отцов, братьев, сыновей и мужей. Возможно, многие из них так и не вернуться, оставив брешь в ожесточенных людских сердцах. Они доверились судьбе, её благословении, спасение их близких и любимых, но судьба оказалась к ним неблагосклонна, оставив их ни с чем, оставив их с колющими ранами. Роскошные длинные черные волосы женщины свисали до спины, но тем не менее, гребень проходил ровно и плавно, что говорило об опрятности и ухоженности хозяйки такого превосходства. Девчушка же, что очевидно прислуживала этой госпоже, была довольно приятной, но никак не особенной, внешности. Ее молодое лицо озаряло свет, а в глазах скрывался танцующий огонек, это указывало на её юный, сверх меры быстро растущий организм, она была в самом расцвете сил и полна страсти. — Глупая, с чего ты взяла, что он вернется? Ты что, не слышала, что сказал император? — возмутительным тоном осадила женщина. Госпожа эта была средних лет, несмотря на свою элегантность и мягкие черты лица, брови ее искажались в грозном изгибе, а губы были строго сжаты, словно указывая на далеко, не мягкий, как ее черты лица, темперамент. — Наш Владыка предупредил, что армия понесла огромные потери, что с войны вернутся только самые крепкие, мой сын? Это невозможно. — Н-но как же так! — пискнула девчушка, на её лице отразился немой ужас. — Я-я, он, он! Ааа... Как же так, госпожа Сяопэн! — заревела она. По щекам потекли слезы, лицо сделалось пунцовым. «Как это возмутительно, что эта девчонка себе позволяет?!» — подумала про себя женщина. — А ну, не хнычь! Ненавижу слезы. Госпожа резко вскочила со стула и направив свою руку в сторону лица девчушки, дала ей громкую оплеуху. След ее руки отпечатался на нежной коже. Та замерла на долю секунды, а потом снова разразилась воплем, только на этот раз она плакала от боли, причиненной ей этой холодной женщиной. — Госпожа Сяопэн, я виновата, простите! Просто, просто... Уууу! Девчушка изо всех сил пыталась взять себя в руки, но ее намерения рухнули со скоростью ветра и она вновь принялась вытирать слезы уже влажным рукавом. — Неужели вам не грустно, ваш сын не вернется.. Братец Сюань больше не вернется! Уууу... Спустя какое-то время её голос затих, погрузив собеседницу в глубокое смятение. Женщина выглядела так, словно размышляет о чем-то серьезном и сложном. — Лунь Цзы, мне невдомек поучать тебя. Вот увижу сына воочию, так уж и быть, разревусь на его плече, а так, не пустословь, не давай надежды матери, чье сердце уже смирилось с потерей любимого ребенка. Эти слова были произнесены мягко, с осторожностью, равносильно сообщению о чьей-то смерти, такие послания не могли не затронуть души получателей. Девчушка, казалось, успокоилась, осознав свою вину и уже вовсю принялась вытирать оставшиеся слезы с лица. Затем приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, но не успела удосужить госпожу ответом, как в дверь постучались. Тук, тук, тук. — Лунь Цзы, разве я ждала гостей? — Нет, госпожа, вы вроде гостей не ждали... — Ну и что ты тогда встала? Иди и спроси кто это. Кто бы это ни был, не заставляй его ждать. Сказав эти слова, женщина вернулась за стол и принялась покрывать лицо румянами. А тем временем, стук в дверь не прекращался, словно тот, кто находился по ту ее сторону, был нетерпелив и очень хотел увидеть госпожу Сяопэн. — Иду, уже иду! — воскликнула девчушка, подбежав к затвору. Одним резким движением дверь была распахнута и перед лицом девы предстал прекрасный, даже несмотря на грязное лицо, юноша. Ее взору открылась картина: парень в доспехах, покрытых кровью и грязью, тяжело дыша, стоял в метре от нее. Глаза и рот девушки раскрылись, она замерла. Все ее тело охватила мелкая дрожь. Она столько раз представляла себе встречу с давним другом, но совсем не ожидала, что будет находиться в таких смешанных чувствах. Выйдя из оцепенения, она повисла на шее человека напротив. — Бог всегда был на твоей стороне! Ах, братец Сюань, как же я рада, что ты жив! — слезы вновь потекли из её карих, как каштаны, глаз. — Ты всегда была такой плаксой. Юноша улыбнулся и погладил девушку по волосам, этот жест выглядел очень по-семейному, словно старший брат дарил ласку и нежность своей младшей сестре. — Ну что ты, что ты повисла на мне, неужели не видишь, я раненый воин, отодвинься. — рассмеялся он. Глаза сияли, в них отражался белый, лучезарный свет веры в лучшее. После войны невозможно остаться прежним человеком. Как бы ты ни был верен своим идеалам и принципам, насколько была бы непоколебима твоя воля, все останется за гранью, за чертой правильности и праведности, все будет перекрыто черной гладью обрушенной на тебя лавы жестокости. Если хотите сломать человека, отправьте его на войну. Вот и воины, что вернулись на родину, обратно в родной дом, никогда не будут такими же, как раньше. Те они, что были до прошедших дней уже забыты, уже ничего из себя не представляют. Поэтому все, что им остается, это верить в светлый исход событий. Верить в то, что их сердца не до конца окаменеют, верить в то, что там, внутри, все еще осталась прежняя мягкость их настоящих. — А-Сюань...? — женский голос, казалось, дрогнул. Женщина, что до этого облокотилась локтем о спинку стула и самозабвенно наносила макияж, вдруг резко обернулась и уже оказалась подле входа в комнату. Уголки рта оказались приоткрыты, и она, обуреваемая сомнениями, потерла глаза до такой степени, что зарябило в глазах. Ю Сяопэн была в полной растерянности. Как она могла ожидать, что ее сын спустя три года вернется домой? Ведь еще будучи ребенком он был отправлен на войну по приказу самого императора, а теперь стоит здесь, жив, здоров, и выглядит так, словно эта война и выеденного яйца не стоит? Неужто не был за годы кровопролитных битв глубоко ранен и забит до смерти? Слегка помотав головой, женщина попыталась избавиться от навязчивых мыслей, и оглядев его с ног до головы, она осознала: ее сын возмужал. Не было в нем больше тех детских черт лица, тех щенячьих глазенок, тоненьких губ бантиком, бровей домиком и немного пухлых, но до ужаса милых, розовых щечек. Единственное, что в нем осталось неизменно, его каштановые волосы и бледные, едва заметные веснушки. Теперь перед женщиной предстал образ прекрасного юноши, сочетаемого в себе все самое, что ни на есть, завораживающее. И именно в эту минуту ее лик пронзили необычайной красоты лисьи глаза цвета чайных листьев. — Матушка, не ожидала меня видеть? Неужели уже похоронила родного сына?  — спросил воин, изогнув правую бровь. Несмотря на мягкий тон, в голосе его звучало нескрытое презрение. У Ю Сяопэн и Ю Сюаня, матери и сына, всегда были довольно сложные отношения, включающие в себя вечные притязания и подстрекательства. Оба не уступали друг другу, постоянно устраивали тяжбы, припирались, и в конечном итоге, устав их разнимать, все окружающие смирились. Сжав губы, не желая стоять посреди прохода, Ю Сюань продвинулся вперед, зайдя внутрь освещенной комнаты. Кровь, стекающая с его доспехов слилась с остальными каплями и впиталась в белый роскошный ковер. Заметив это, Лунь Цзы захныкала про себя: «Ох, госпожа Сяопэн заставит меня стирать этот ковер моими нежными руками!...» и схватилась за грудь, словно это осознание нового приказа заставило ее сердце больно укольнуться. — Что ты говоришь? Не наводи на собственную мать напраслину. Я просто не думала, что ты вернешься так скоро. Как ты прошел мимо императорских стражей, неужели они тебя узнали? Атмосфера между матерью и сыном оставляла желать лучшего. Напряжение так и повисло между ними, а они и вовсе, то и дело, бросали друг на друга небрежные взгляды, и как кошка с собакой, были готовы сцепиться в любую минуту. — Да, узнали, и наверняка отправились к императору с докладом, скорее всего он уже осведомлен о моем прибытии. «Скажу: Госпожа Сяопэн, это ваш сын испачкал ковер, почему я должна его стирать? Где это видано, чтобы виновник избегал ответственности?» — все еще думала про себя юная дева Лунь Цзы. — Отлично. Ты должно быть устал и хочешь отдохнуть. Я прикажу слугам принести тебе чистую одежду и приготовить комнату. — спокойным тоном произнесла женщина. Взгляд ее устремился на скукоженную девчушку, та словно витала в облаках,  совершенно не обращая на них двоих внимания. «Айя, я же служанка! Скажет, что я совсем берега попутала и не станет со мной церемониться, сообщит императрице и голова моя падет с плеч!» — лепетала она. — Буду благодарен. — холодно ответил Ю Сюань и устремил взгляд в ту же сторону, что и его мать. — Сестричка Цзы, я саморучно постираю ковер, не переживай. — улыбнулся он. Девчушка услышав это, расплылась в улыбке и радостно запрыгала. — Ах, братец Сюань, ты всегда был таким великодушным! — она вновь вцепилась в его шею, как несколько минут ранее. Нет, безусловно служанки не имеют ни прав, ни оснований вести себя так вольно с семьей самого императора. И не то, чтобы Лунь Цзы была слишком смелой или чем-то вроде исключения, просто эти двое, служанка и воин, как прилипли друг к другу с детства, так и не отлипали, пока Ю Сюань не ушел воевать. — Ну сколько можно, почему ты, племянник императрицы позволяешь себе подобное? Дружить с дочкой служанки, тебе так важно с ней знаться? В те времена Сюань часто слышал материнские упреки, касаемо его дружбы с Лунь Цзы, но тем не менее, их разница в статусе его совершенно не смущала. Сестричка Цзы появилась на свет через год после рождения Ю Сюаня, она являлась дочерью служанки, та по воле случая забеременела от повара и только благодаря любезности императора осталась и родила во дворце. Познакомилась с Ю Сюанем во время празднования дня рождения Его Высочества наследного принца. Шестилетний ребенок забрел на кухню, где готовились различные кушанья к столу и по воле случая, там оказалась и Лунь Цзы, которая помогала своей матери раскладывать сервиз. В тот день и зародилось начало их дружеских отношений. Причем, сколько лет бы не проходило, дружба их не угасала, а наоборот, делалась крепче. Так, незадолго до войны, мать Лунь Цзы скончалась и девушке пришлось взять на себя её непосильную ношу в качестве главной служанки Ю Сяопэн. Тем же годом она проводила Ю Сюаня на фронт и ранее, до сегодняшних событий, они не виделись. — Сестричка Цзы, тебе придется стирать свои одежды, если не отпустишь. — заметил он, глядя на её чистое, белое платье. Еще чуть чуть и светлая ткань бы покрылась еще не высохшей кровью, что так заурядно продолжала стекать по доспехам воина. Девчушка отпрянула и склонила голову в знак благодарности за предупреждение. Улыбка не исчезла с её лица, а наоборот, даже сделалась еще шире. — Братец, Сюань, ты стал таким красавчиком! А ну, колись, наверное за тобой все медсестрицы бегали? — ехидно, с ноткой лукавости, спросила она, подмигнув правым глазом. Ю Сюань лишь ответил, сдержанно прикрыв глаза: — Лунь Цзы. — Ладно, ладно, прости глупость своей сестрицы. Я поняла, ты хочешь отдохнуть, позволь мне проводить тебя в покои. С этими словами они оба развернулись и отправились вон из комнаты, оставив Ю Сяопэн позади. Женщина не стала ничего говорить, лишь еле слышно хмыкнула и вернулась за стол, продолжая наводить марафет. Видимо, возвращение ее сына с войны не стало исключением из правила об утреннем туалете. А тем временем, Лунь Цзы и Ю Сюань шли в направлении комнаты, прямо по коридору, устланному красной бархатной тканью. Широкие, панорамные просторные окна, спрятанные длинными, шелковыми занавесами. Если их приоткрыть, наверняка встретишься с холодом, исходящим от града, что сейчас сотрясал землю. Погода бушует с самого утра и не собирается останавливаться, подгоняя все более лютые стихии. — Шли годы, а здесь ничего так и не изменилось. — сказал юноша, осматривая стены вдоль и поперек. — И даже ты, так и осталась лягушкой на дне колодца. — довольно ухмыльнувшись, съязвил он. 井底之蛙 — Лягушка на дне колодца. Говорится о том, кто не видит дальше своего носа; о человеке с очень узким кругозором. — Ой ой, многое ты понимаешь! — обиженно надув губы, воскликнула его подруга детства. Ю Сюань только глядел на нее и его рта невесомо касалась обжигающая улыбка. Его сестричка выросла симпатичной девушкой. Он то думал, что она уже вовсю прошла все стадии юношеского максимализма и становится все более сдержанной, но нет, она все еще тот милый наивный ребенок, что и раньше, хохочет и хнычет, когда ей взбредет в голову. — Вот всегда ты любил дразниться. Уголки губ Лунь Цзы тронула легкая и нежная улыбка. — Я правда скучала, братец Сюань. Без тебя мне пришлось очень сложно. — призналась она. Как бы юноша не дразнил ее, Лунь Цзы не обижалась. Их теплые отношения дошли до такого уровня, что они понимали друг друга без слов, поэтому она и подавно не зацикливала свое внимание на подтрунивание старшего. Не успел Ю Сюань ей возразить, как путь им преградил молодой парень. Силуэт качнулся в сторону, съежившись от нарастающего в коридоре холода. Видимо, парень был не готов к изменению температуры, потому что его тело покрывал шелковый палантин, а из под него выглядывала легкая белая сорочка. Должно быть, он действительно замерз. Но несмотря на покрытую мурашками кожу, молодой парень склонив голову, заговорил: — С возвращением племянник Ее Величества, богомолка. Лунь Цзы кажется даже послышался его смешок после признесенного им слова «богомолка». Такие фривольные речи, такое прозвище. Ю Сюаню понадобилось три секунды, чтобы понять, что за человек стоит перед ним. — Не может быть. Все еще шныряешь личным охранником и верным подданным императрицы? В его голосе звучала насмешка, но никак не озлобленная, скорее дружеская. Парень поднял глаза и рассмеялся. — Рад нашей встречи, но некогда болтать, император хочет тебя видеть. — ответил он. Ю Сюань вместо ответа лишь хмыкнул. В этом молодом парне он узнал своего хорошего знакомого. Когда Чэнь Лифу только назначили телохранителем императрицы, им сразу же удалось найти общий язык, несмотря на очевидную разницу в возрасте. — Тогда не буду заставлять Его Величество ждать. — сказал Ю Сюань и попрощавшись с Лунь Цзы, отправился с Чэнь Лифу в главный зал. Войдя в огромное помещение, юноша тяжело вздохнул. Нет ничего приятного во встрече с императором. Да и воин, уставший и обессиленный, так и не переодевшийся не мог оказать нужного радушия в таком состоянии. Но Ю Сюань вовсе не боялся навлечь на себя гнев Его Превосходительства, наоборот, он был очень смел, когда дело касалось дискуссий с императором. Просто сегодня день не задался, как и в общем, последние пару лет, поэтому находясь не в духе, он мог высказать все накопившиеся недовольствия, тем самым наслав на себя неприятные последствия. Поэтому взяв себя в руки, юноша настроился на нужный лад и окинул взглядом зал в который только что вошел. Вокруг все было красным, краснее клена, краснее самого сладострастного вина. Возвышающиеся стены, пол, потолок, ковер, столы, стулья, цветочные горшки и даже картинные рамы. И неудивительно — красный цвет полностью принадлежал императору. Взгляд Ю Сюаня остановился на слугах, стоящих внизу. По пятеро с обеих сторон. Все они скрестили руки на спине и опустили головы. Чэнь Лифу зашел следом и кивнув находящимся внутри, людям, встал справа. Отвесив земной поклон, Ю Сюань поднял голову вверх. Ниспадающая бордовая ткань покрывала три изящных трона, расположенных на возвышенной площадке, в самом конце главного зала. Двое из них были заняты. Посередине сидел император, справа — императрица, а третий по левую сторону, по всей видимости принадлежавший Его Высочеству наследному принцу, пустовал. Увидев кланяющегося юношу, императрица поднялась с трона и сложила руки вместе, соединив ладошки. Она кивнула в знак приветствия и одарила воина теплой улыбкой. — Сюань-Эр, с возвращением. — сказала она мягким голосом и села обратно. В ее тоне звучали нотки нежности, словно она говорила искренне, с любовью. Императрица всегда хорошо относилась к Ю Сюаню. Она была единственной женщиной, которую он уважал и почитал. В самые сложные для него времена, когда ему не хватало заботы и поддержки, она ласково протягивала к нему своими мягкие, всегда, как он запомнил, сладко пахнущие, похожие на запах клубники, руки. Был ли это ее дорогой парфюм или крем, этот аромат он запомнил на всю жизнь. Она была поистине доброй и никогда не показывала дурных намерений, поэтому вновь увидев ее такой, юноша мысленно улыбнулся. — Императрица, император, этот воин отдает дань уважения и рад вас видеть. — вежливо произнес он. Кровь на его доспехах к большому счастью уже засохла, иначе было бы неловко, если бы в главном зале текла лужа, под стать оттенкам императора, красного цвета. — Ну что ты, зови меня тетя, как раньше. — все также улыбаясь сказала она. Эта просьба согрела его слегка заледеневшее сердце. — Ю Сюань, Мы рады, что ты вернулся в целости и сохранности. — послышался властный, уже почти забытый голос императора. По телу Ю Сюаня пробежались мурашки. Иногда такие вещи, как давно забытый голос или давно забытая внешность возвращали в пучину прошлого. А прошлое свое Ю Сюань не особо любил, поэтому почувствовал себя так, словно хлебнул морской пены. Вместе с ним задрожали и все слуги, еще сильнее опустив свои головы. Если правитель внушает подчиненным страх — он хороший правитель. — На самом деле, есть причина, по которой ты был отправлен на фронт в столь юном возрасте. — он начал издалека. Слуги, что стояли снизу, переглянулись, словно эта фраза была брошена для отвлечения от истинной сути. Ю Сюань мысленно ухмыльнулся. С самого детства он считал себя паршивой овцой, поэтому никогда не пытался быть лучше, чем есть на самом деле. 害群之马 — Паршивая овца все стадо портит. В семье не без урода. Родиться будучи частью семьи императора, имея честь и статус, но при этом ощущать себя совершенно другим человеком, постоянно ловить на себе косые взгляды прислуги, чиновников и даже гостей, слышать о себе и своей матери нелицеприятности и находиться в необъяснимом страхе потерять что-то драгоценное. Попытки ухватиться за этот статус, за эту честь не увенчались успехом. С каждым разом Ю Сюань только больше убеждался, что он другой, да и другим его видят окружающие, что уж говорить о самих императоре и императрице. С юношества Ю Сюаня воспитывали бойцом. Уже в шесть лет он овладел искусством шеста, в восемь уверенно держал в руках меч-дао, а в десять его друзьями стали лук и стрелы. Так, по приказу императора, с годами Ю Сюань преуспел во многих боевых искусствах. А теперь этот человек, сидя напротив него утверждает, что он стал машиной для убийств по какой-то особой причине, и Ю Сюань правда пытался сдержать себя, но слова императора только разогрели его интерес. Он не ожидал, что эта фраза сможет разбудить в нем злого духа демона лиса. Но тем не менее, сжав кулаки, он оскалил зубы: — Какая может быть причина, чтобы отправить двенадцатилетнего паренька на войну? По вашему, есть что-то, что может оправдать кровь на моих руках? Ваше Величество, позвольте спросить, вы знаете скольких я убил? А скольких убили на моих глазах? — в лисьем взгляде, в этих холодных и отстраненных глазах пылал красный, как одеяние императора, огонек. Гнев переполнял его сердце и злость вместе с алой кровью текла по его жилам, заполняя всего изнутри, но несмотря на ярость, что он испытывал, лицо его выражало лишь глухую ненависть. Все лицо окаменело, не показывая и толики эмоций. Безусловно, никому кроме Ю Сюаня во всем дворце не хватило бы смелости так разговаривать с императором. Ведь мало того, что он почти никогда не менял гнев на милость, он всегда оставался твердым, как сталь, упрямым и непокладным до последнего. Императора уважали, но больше всего — боялись. И только Ю Сюань, осознавая, что может ожидать его после этого всплеска эмоций, не дрогнув, продолжал твердить свое. Все в зале затихло. Никто из прислуги не смел вздохнуть. Все они опустили свои головы, ожидая дальнейшего развития события. Мысленно они уже прорицали: «что ждет этого юношу? отрубание языка, пальца, или быть может головы?» Император тоже молчал. Его взгляд устремился на юного воина. Так он смотрел на него. Сверху вниз. И Ю Сюань заметив это, снова почувствовал странное волнение в груди. Словно его придавило грудой камней. А Сюань не из тех людей, что предпочитают молчать. Месть — холодное оружие. А главная защита — это нападение, поэтому сжав зубы, он повысил тон. До этого Сюань уже разговаривал с непозволительной интонацией, а сейчас и вовсе перешел все грани допустимого. — Мои товарищи умирали от моих же рук, я убивал женщин и детей! — почти кричал он. — И вы хотите сказать, что есть причина, по которой я потерял себя и превратился в чудовище в таком юном возрасте? Осознав, что в зале стало до безумия тихо и голос его звучит так звонко, что кажется, крики достигают самой дальной комнаты дворца, он замолчал и даже на мгновение понял: легче ему не стало. Сюань считал, что выскажи он то, что творится у него на сердце, камень должен упасть с души, но не тут то было. Наоборот, все стало еще хуже. Ему казалось, что все внутри горит, полыхает красными языками пламени. И нет больше пути назад. Императору он уже нагрубил. И теперь он должен смиренно ожидать своей кары за содеянное. Ну что ж, умереть от рук императора, за чью честь он сражался три года? Это правда звучало очень смешно, но вслух он произносить подобное не смел. А в это время, воспользовавшись негодованием собственному поступку Сюаня, верный подданный императрицы, Чэнь Лифу, решил вмешаться, услышав его неслыханную дерзость. — Негодный мальчишка! Что ты себе позволяешь, с кем ты разговариваешь? — презренно осадил он. Голос его звучал жестко и грубо. «Видимо он преуспел в верности своей хозяйке. Хорошая собачка, ничего не скажешь.» — подумал про себя Ю Сюань. — Спустись с неба на землю или я сам тебя спущу! — добавил он. Если после нахальных слов Ю Сюаня еще что-то можно было услышать, то после слов Чэнь Лифу — абсолютно ничего. Казалось, что стук сердца любого из прислуги невозможно прослушать даже при помощи стетоскопа. Атмосфера накалилась и ответ не заставил себя долго ждать. В игру вступил император, громко хмыкнув, он дал понять: он зол. И лишь одним словом он смог сотрясти землю под ногами, заставить недавно затихшие сердцебиения бешено двигаться в унисон. — Молчать! — грубый и властный голос вновь ударил по барабанным перепонкам всех находящихся в главном зале. Даже его жена, сама императрица, слегка подскочила на троне. Столько лет быть его верной супругой и до сих пор не привыкнуть к его тону, какая-то шутка. — Мы сделаем вид, что ничего не слышали. — наконец ответил он после минутного молчания. — Но учти, если подобное повторится, я не посмотрю на то, кем ты приходишься моей супруге и казню тебя своими руками. — пригрозил он. Все сделали вывод: этому дураку повезло. Остаться живым, да еще и не наказанным после такого представления, это невероятная удача! Этот юноша любимец Небес, не иначе! И только одно объяснение существовало для такого исхода событий — Императору действительно что-то нужно от Ю Сюаня. Но не дав любопытным прислугам поразмыслить, Его Величество продолжил: — Как ты знаешь, у Нас растет сын. Заниматься воспитанием наследника царственного рода достаточно непосильная ноша, но и это терпимо. У юного принца в распоряжении лучшие учителя и наставники. — ... Только услышав начало, мускула на лице Сюаня незаметно дрогнула. В его мыслях пронесся образ человека, чье имя он ненавидит с самого детства. Он немедля взмолился всем богам, чтобы приказ императора никак не относился к этому человеку, позабыв про ровную стойку. Он весь согнулся, тяжело вздыхая. Ну что... надежда все равно умирает последней. — Ему стукнул пятнадцатый год, а значит пришло время обучению исскуства войны. — спокойным тоном говорил император. Властности в его тоне заметно поубавилось. — В нашей семье, из поколения в поколение близким юного наследника поручают его защиту. То есть, приближенные к императорской знати родственники, назначаются телохранителями принцев. Эта традиция преследуется из покон веков, а причина этому проста: защищать наследника должен человек, что будет верен ему и душой, и телом. Ю Сюань уже вовсе замер, всем нутром желая, чтобы разговор ушел в иное русло. Какой анекдот! Великий воин, вернувшийся сегодня с войны, трясся как рогоз, продуваемый ветром. Император вздохнул, устав говорить. Он потянулся за стаканом воды, что стоял на маленьком, еле заметном столике возле трона и осушил его в один присест. Эти лишние действия заставляли сердце юноши еще больше содрогаться. Но не вынуждая его больше ждать, император произнес финальную часть: — И с этого дня, как старшего брата наследного принца, Мы назначаем тебя телохранителем Его Высочества. И именно в эту минуту, надежды его, как пух рогоза, разлетелись во все стороны, подхватываемые порывом ветра.