х
Антон не уверен в том, правильно ли поступает, когда стоит на кассе в художественном магазине и прикладывает карточку к терминалу, чтобы оплатить все те материалы для рисования, которые купил Арсению. Сам Арсений домой возвращается уже к тому моменту, когда Антон поставил в углу их спальни мольберт, на него холст, а на тумбочку все материалы, которые только могла предложить девушка консультант. Шастун сидит на большой кровати, в позе лотоса в окружении тетрадок и учебников по испанскому языку, который парень всё-таки решил добить. Арсений останавливается на пороге спальни, безэмоционально рассматривая перемены в комнате, а потом шагает ближе к кровати, упираясь в матрас коленом, чтобы дотянуться до Антона и оставить лёгкий приветственный поцелуй на его губах. — Зря ты деньги потратил, — говорит Арсений, вновь становясь на ноги. — Я давно забыл о рисовании. — Пожалуйста? — едва слышно просит Антон — Ты будешь чай? — Арсений без стеснения переводит тему и ему самому от этого чертовски паршиво. — Нет, — отмахивается Шастун. И Антон, честно, почему-то считает себя самым виноватым человеком на всей Земле и не знает, что с этим делать и стоит ли вообще что-то с этим делать. Парень залезает под одеяло раньше Арсения и поворачивается лицом к углу, в котором стоит мольберт с по-прежнему пустым холстом и всё думает-думает-думает. Антон слышит, как за его спиной шелестит ткань постельного белья, он ощущает тёплую арсеньевскую ладонь на своей талии и горячее спокойное дыхание у шеи. — Я надеюсь, что однажды ты заполнишь этот холст красками, — шепчет Антон. — Надежды обременяют, — как-то устало отвечает Арсений, прикрывая глаза. — Тогда избавь меня от них, — почти беззвучно просит Антон, но Арсений всё слышит. Слышит очень чётко и звонко.х
/flashback/
Антону десять, но он уже очень устал от жизни. У него учёба в школе, футбол, тренировки и четыре репетитора по четырём разным языкам. Артём будит брата на пятнадцать минут позже и прикрывает перед родителями фразой «да-да, он сейчас придёт, переоденется только». Антон считает, что эти беззаботные пятнадцать минут не имеют никакого смысла, а потом, применив свои математические навыки, приходит к мысли, что благодаря Артёму этих беззаботных минут за год становится аж больше пяти тысяч. Эд на тренировках уже не первый раз слышит, как у Антона урчит живот, и каждый раз поступает одинаково. Шастун придерживается питания, о котором ему много говорит мать. Каши, мясо, приготовленное на пару, и много-много-много овощей, от которых Антона, честно, уже тошнит. — Будешь? — спрашивает Эд, толкая в сторону Антона пластиковый контейнер с бутербродами. — Мама много приготовила. Антон согласно кивает и берёт один бутерброд дрожащими, после тяжёлой тренировки, руками. И Эд, на самом деле вот такой. Вот такой, который из небогатой семьи, родители едва сводят концы с концами, а сам парень в команде оказался только потому, что быстро бегает. Вот такой, у которого ничего толком и нет, но который всё равно готов делиться и отдавать. Вот такой друг, пусть Антон и считает, что друзей у него нет. Возможно, они просто прошли этот период, и Эд негласно стал Антону братом.х
— Ты прикалываешься что ли? — спрашивает Эд, разглядывая машины в гараже. — Нет, — мотает головой Антон. — А кажется, что да. Кому я вообще смогу спихнуть эти майбахи? — как-то истерично усмехается Выграновский, боясь подойти к машинам ближе, чем на три метра. — О, так тут не только майбахи, — замечает Эд, оборачиваясь. — Твой отец, походу, повёрнут на мерседесах. Антон не может не согласиться. — Ну, ты же говорил, что занимаешься продажей машин, — Антон потирает ладонью затылок. — Да, пятнашек и стареньких ауди, никак не мерседесов двадцатого года выпуска. — А ты знаешь кого-то, кто занимается продажей этих машин? — Антош, я бедный студент с бюджета, откуда мне знать таких людей? — Тебе нравится какая-нибудь из них? — интересуется Антон, глядя на Выграновского. — Ну, эта ничего такая, — говорит Эд, кивая на серую слс купе. Антон шагает к шкафчику с ключами и достаёт оттуда брелок с ключами к машине, которая понравилась Эду. Выграновский даже не отвлекается на антоновские шаги за спиной, продолжая смотреть на машины. Парню кажется, что это первый и последний раз в его жизни, когда он видит подобные машины так близко и он хочет насладиться этим моментом сполна. — Держи, — говорит Антон, протягивая Эду ладонь с ключами. — Что это? — спрашивает Эд, оборачиваясь в сторону Антона. — Ключи от неё, — кивает Антон на машину, выбранную Выграновским. — Нужно будет разобраться с документами, но это, вроде, недолго, — пожимает плечами парень, а потом сам вкладывает ключи в ладонь Эда, когда замечает его немой ступор. — Т-ты серьёзно? — не понимает Выграновский и смотрит на Антона своими огромными голубыми глазами. — Ну да, — кивает Антон. — Их тут много. Пусть одна будет у тебя. — Н-не стоит, Антон, она очень дорогая, — отмахивается Эд, стараясь впихнуть ключи от машины обратно в ладони Антона, но тот быстро прячет их в карманы куртки. — Просто оставь, ладно? И Эд стоит на месте, глядя в глаза Антона и Шастуну кажется, что Выграновский вот-вот расплачется. Прямо здесь, перед Антоном, хотя Шастун ни разу за свою жизнь не видел его слёз. Но Эд стоит перед ним, рвано дышащий, с дрожащими ресницами и Антон не знает, что ему делать. Эд делает шаг вперёд, а на второй заключает Шастуна в крепкие объятия, что Антон даже не успевает вытащить руки из карманов, а хватка Выграновского и вовсе не даёт возможности это сделать. — Спасибо, — тихое, почти неслышное, но очень важное.х
— Антон почти не появляется, у него все в порядке? — спрашивает как-то женщина за ужином в компании дочери. — Да, — выдыхает Оксана, — у него, кажется, наконец-то, всё в порядке. — А у тебя? Вы, кажется, подружились с Артёмом. — Кажется, да, — улыбается девушка, невольно опуская взгляд вниз и вспоминая, как недавно они оба наконец-то набрались смелости для первого поцелуя.х
Они сидят в уже привычном друг для друга положении. Антон на диване, вытянув ноги и с разложенными тетрадками на бёдрах. Арсений на ковре, прижимаясь спиной к дивану и с ноутбуком в руках. Антон в перерывах между заданиями по испанскому треплет ладонью тёмные волосы Арсения и тот тихонько смеётся, Шастун себе клянётся, что теперь учиться будет исключительно в таких условиях. — Почему Тамара Васильевна хотела отпросить тебя с зачётов? — решается спросить Арсений. Антон шумно вздыхает, кладёт карандаш в сгиб тетради и протирает ладонью уставшие глаза. — Мой отец недавно умер, и мать, видимо, посчитала своей обязанностью сообщить об этом в университет, — тише обычного произносит Антон. — Ты в порядке? — Арсений поворачивает голову в сторону парня и смотрит прямо в глаза. — Да, — кивает Шастун. — Мы не были близки, — сообщает он, а потом вновь треплет ладонью арсеньевские волосы. «И никогда больше не будем». — А что насчёт тебя? — спрашивает Антон. — Расскажешь мне о своей семье? — Не думаю, что ты действительно захочешь узнать что-то о моей семье, — усмехается Арсений. — Или ты не хочешь, чтобы я знал это? — интересуется парень. Арсений недолго раздумывает над тем, с чего бы начать и стоит ли начинать вообще. — Мои родители выгнали меня из дома, когда узнали, что мне нравятся парни, — едва слышно произносит Арсений, и он готов поклясться, что это предложение — самое отвратительное из всех тех, которые ему когда-либо доводилось говорить вслух и ко всему этому он ещё отчего-то ощущает вину, говоря о том, что любит парней. — А три года назад мне пришлось вернуться, потому что моя старшая сестра умерла из-за рака. Антон, честно, не знает, что говорить. И он уверен, что если бы знал о том, что расскажет о своей семье Арсений, то вообще не стал бы ничего спрашивать. Арсений прав. Прав в том, что Антону совсем не хочется ничего из этого знать. Антон не хотел бы слышать, что Арсения, который нежно целует по утрам и мягко шепчет «доброй ночи» перед сном, собственные родители могли выгнать из дома просто из-за любви к парням. — Сочувствую. — Не надо, — говорит Арсений, устало выдыхая. — Я никогда не знаю, что на это отвечать. Отстранённо кивать? Многозначительно хмыкать? Или просто молчать? Антон медленно наклоняется к Арсению и мягко целует его в макушку. — Родители попросили меня остаться, потому что я теперь, вроде как, единственный их ребёнок. Ну, и нужно было много внимания уделять племяннице. Просто… они бы не позвали меня домой, не случись всё это. Будто я просто запасной вариант. Антон кладёт пальцы на подбородок Арсения и несильно на него давит, заставляя повернуться лицом. Нежно целует в лоб, играя пальцами с волосами Попова. Арсений приподнимает голову и дышит Антону прямо в губы, дожидаясь, пока тот поцелует первым и Шастун целует. Мягко, осторожно, трепетно. Так, словно боится сломать, причинить боль, так, словно они всего лишь два призрака в этой гостиной, и стоит прижаться к губам сильнее — они оба тут же растворятся в воздухе. — Давай-ка перебирайся сюда, — отрываясь от арсеньевских губ, произносит Антон и тянет его за плечи в свои объятия. Вдвоём на диване тесно, но и в этом они находят плюсы. Арсений ложится на Антона, утыкаясь лицом в изгиб его тонкой шеи, они переплетают ноги, и Шастун складывает свои ладони на лопатках Попова, несильно прижимая к себе. Антон невесомо касается кончиком носа уха Арсения и несильно трётся об него, чувствуя, как Попов тихонько смеётся, выдыхая горячий воздух в шею. — Я думал, что и для тебя я просто запасной вариант, — зачем-то признаётся Арсений. Антон непонимающе хмурится. — Почему? — Из-за твоих синяков на шее мне показалось, что ты нашёл кого-то ещё. — После тебя я ни с кем больше не спал, — произносит Антон, чтобы не объяснять, что синяки на его шее появились после приступа сильного отчаяния. — Я люблю тебя, — шепчет парень и вся та тревожность, которая растёт в груди Арсения с каждой секундой, куда-то вмиг испаряется.х
Антон сидит в спальне на кровати в окружении тетрадок, когда Арсений тихо заходит в помещение и медленно семенит к углу, в котором стоит мольберт со всеми материалами. Они оба, кажется, перестают дышать, когда Арсений подобно призраку опускается на табуретку и выдавливает масляные краски на деревянную палитру. Руки Попова мелко дрожат, когда он макает кисть в краску и потом ведёт ладонь к другому цвету, чтобы смешать их. И, возможно, начало положено, но стоит Арсению только перевести взгляд на чистый холст перед ним, как руки непроизвольно опускаются, а внутри с бешеной скоростью растёт страх. Арсению страшно коснуться кончиком кисточки чистого холста, Арсению страшно бросить кисть на палитру и уйти. Арсению очень страшно и Антон ощущает это на каком-то метафизическом уровне, сидя на кровати и глядя в дрожащие лопатки Попова. Антон тихо откладывает тетрадки в сторону и спускается на пол, медленно подходя к Арсению и становясь прямо за его спиной. Парень касается ладонью арсеньевской шеи, сначала едва ощутимо, потом несильно сдавливает, нежно массируя. Антон ведёт ладонь к ключицам, ныряя пальцами под ткань футболки и скользя кончиками пальцев по бархатной груди Арсения. Второй рукой Антон играет с арсеньевскими волосами, а потом медленно наклоняется к его уху, уже отчётливее слыша тяжёлое дыхание. Парень стягивает с Арсения футболку, бросая её в сторону кровати, а следом целует плечи и шею, продолжая водить пальцами по груди и рёбрам. Арсению хорошо, настолько хорошо, что он прямо сейчас готов бросить всё и отдать всего себя одному только Антону. Но Антон наклоняется к уху, касается губами мочки и сладко шепчет: — Рисуй. А потом исчезает, и Арсений остаётся наедине с пустым холстом и кисточкой в руке. И Арсений рисует: долго, заинтересованно, жадно, так, словно рисование — вода, а у Арсения пересохло во рту.х
Арсений поднимается со стула уже ближе к вечеру, когда Антон в очередной раз тяжело вздыхает, чуть больше сутулясь над тетрадками. Попов какое-то время стоит у холста, собирая все задействованные прежде кисточки вместе. Тонкие ладони испачканы маслом, краски каким-то образом оказались даже на его локтях, как именно это произошло — Арсений знать не хочет. Антон поднимается на ноги и медленно шагает к Попову, становясь прямо за его спиной, и Арсений перестаёт шевелиться, чувствуя антоновские губы на своём левом плече. — Ты доволен? — зачем-то спрашивает Арсений. — А ты? Арсений оставляет кисти на палитре и медленно оборачивается, будучи в плену рук Шастуна на своей талии. Антон ответа не дожидается и целует вновь — уже в губы. Парню, честно, кажется, словно всё иначе. Как бы хорошо Арсений не целовал его прежде — сейчас иначе. Абсолютно иначе. — Мне нужно отмыть руки от масла, — говорит Арсений, отрываясь от губ Антона. Антон отпускает Арсения из объятий, быстро снимает свою футболку и, не давая Попову ступить и шагу, берёт его руки своими, перекладывая на свою талию. — Это плохая идея, — предупреждает Арсений. — Масляные краски очень тяжело отмыть. Антон не слушает, кладёт свои ладони на арсеньевскую шею, жмётся ближе и целует, заводя пальцы в тёмные волосы. Руки Арсения, испачканные разноцветным маслом, скользят по антоновской коже от талии к рёбрам и позвоночнику, оставляя за собой следы. Арсений, прежде не говоривший Антону «я тебя люблю», оставляет три этих слова на его губах через поцелуй. Через касания, через следы масляных красок на коже. Таких хаотичных в своей непоследовательности, прямо как на всех произведениях искусства в известных галереях.х
— Я, между прочим, говорил, что это плохая идея, — улыбаясь, замечает Арсений, продолжая отмывать масляные краски со спины Антона. Они сидят в ванной, наполовину наполненной водой, Арсений опирается лопатками о стенку, а Антон сидит перед ним, несильно сутулясь и выводя круги пальцами на коленках Арсения. Антон тяжело вздыхает, откидываясь назад и ложась спиной на грудь Арсения, ловя его запястья, которые он не знает куда деть и обнимает себя арсеньевскими руками, забирая из них мыльную мочалку. — Тебе не нравится? — спрашивает Антон, поворачивая голову назад и целуя Арсения в подбородок. Ответа Антон не получает, но прекрасно понимает, что Арсению нравится. — Я тебя люблю, — произносит Антон, утыкаясь носом во влажную шею Попова. — Я тебя тоже. — Нет, Арс, я очень сильно тебя люблю, — тише говорит Антон, словно это может придать словам ещё больше ценности. — Я понимаю. — Нет, Арс, ты не понимаешь. — Антон, я понимаю, — тише говорит Арсений, и лишь теперь до Антона наконец доходит — «он понимает». Не знает как и не знает почему лишь сейчас, но доходит. И Антону вдруг становится необъяснимо спокойно. Так, как никогда прежде не было. Вода в ванной постепенно остывает, и Антону кажется, что им стоит менять локацию. Парень медленно переворачивается, упираясь коленями в дно ванной, а руками держится о стенки и наклоняется ближе к Арсению, целуя его губы. Одна ладонь соскальзывает на влажную грудь Попова, медленно идёт вниз к рёбрам и животу и стоит только Арсению понять, к чему ведёт Антон, он нехотя прерывает поцелуй. — Никакого секса пока диплом не напишешь. — Да ну ты не серьёзно, — выдыхает Шастун, а Арсений упрямо стоит на своём, держа запястье Антона своей рукой. — Не-е-ет, — печально тянет парень. — Знаешь ли, ты очень не вовремя решил вспомнить о дипломе. — В середине марта уже на проверку сдавать, так что, малыш, тебе бы поторопиться. — Так ведь целый месяц ещё. — Целый месяц без секса, — улыбается Арсений. — И, что, даже не поцелуешь меня? — спрашивает Антон, и Арсений лишь отрицательно мотает головой. — Хорошо, — кивает Антон, — но ты сам установил эти правила, — произносит парень улыбаясь, и Арсению от этого тона становится не по себе.х
Арсений, правда, уже сотню раз успел пожалеть о новых правилах в их отношениях и том, что вообще вбил себе в голову мысль о том, что стоит заботиться о дипломе Шастуна настолько сильно. Каждый раз, когда Арсений готовит завтрак, Антон крутится где-то рядом, чтобы совершенно случайно касаться своей ладонью Арсения, пока парень делает вид, что заваривает кофе, который, в конечном счёте, всё равно пьёт лишь Арсений. Антон ходит по дому в одних спортивных штанах, объясняясь тем, что в квартире тепло, но на деле делает это лишь для того, чтобы Арсений жадно облизывал губы, вспоминая о том, что не может прижаться губами к антоновской спине. Антон ложится спать в футболке и боксерах, пока Арсений читает книгу, сидя в кровати. Шастун каждый раз поворачивается к нему спиной, ложась на живот, и выпячивает задницу так, что футболка спадает на талию, оголяя поясницу. Арсений почти бесшумно усмехается. — Мы не в сумерках, — произносит он. Глаза у Антона удивлённо округляются. — Ты смотрел? — интересуется парень. — Смотрел, — отвечает Арсений, натягивая на Антона одеяло.х
У Антона сдают нервы ближе к середине недели, когда он уже несколько дней подряд не может написать ничего толкового в файле с названием «диплом». Когда он уже очень истосковался по арсеньевским губам на своих. — Поцелуй меня, — просит Антон, когда они оба уже лежат в кровати и готовятся ко сну. — Пожалуйста. — Ты начинал писать диплом? — спрашивает Попов. — Начинал. — И много написал? — Нет. — Вот тебе и ответ, — произносит Арсений и честно не понимает, как ему удаётся так хорошо справляться с собственным запретом даже несмотря на то, как сильно старается Антон. Когда парень отправляет фотографии с оголёнными ключицами и приоткрытым ртом, когда смотрит своими томными блестящими глазами с одной немой просьбой, Арсений не понимает, как выдерживает хранить всё это в своей фотоплёнке. — А-а-арс, пожалуйста, — просит Антон. — Мне кажется, что я заплачу, если ты меня не поцелуешь. — Доброй ночи, — произносит Арсений и отворачивается от парня, выключая светильник. Антон прижимается лбом к спине Арсения и тяжело дышит, зажмуривая глаза и не зная, что ещё ему делать. Из глаз текут слезы, и он молча вытирает их ладонью, проклиная себя самого за то, что всё никак не может побороть свою лень и написать хотя бы пару глав диплома. У Арсения кости словно в мясорубке перемалываются, когда он чувствует антоновские слёзы на своих лопатках. «Тебе, как парню, что важно в отношениях?» «Для меня важна тактильность». И Арсений медленно оборачивается, обнимая Антона и прижимая парня к себе. Антон тут же тянется к Арсению, обнимая его своими руками и пряча лицо в изгибе шеи, прижимаясь ближе всем телом так, словно это всё в чём он когда-либо нуждался. — Просто начни уже писать диплом, — просит Арсений шёпотом. — Просто поцелуй меня, — говорит Антон, и Арсений невесомо целует парня в висок.