For hire / По найму

Квартира Вилланель так же шикарна, как и её хозяйка. Складывается ощущение, что здесь живёт человек лет двадцати с лишним, у которого занятая жизнь; несколько странных безделушек на полках, набор гирь в углу, разномастные подушки на диване. Вся квартира очень открытой планировки. Основное жилое пространство разделено на кухню и гостиную, и взгляд Евы устремляется сквозь арку в стене справа, она видит комод, заваленный косметикой и уходовой продукцией. Но есть также намёки на вливание в это место больших денег, что сразу отличает эту квартиру от собственного дома Евы, который загромождён дешёвой икеевской мебелью. Старинная винтажная кушетка, обитая тёмным бархатом, стоит перед окном вместо дивана, пианино из тёмного красного дерева с пожелтевшими клавишами цвета слоновой кости служит подставкой для старинной вазы, а простыни на кровати, которые видно только через арку, кажутся шёлковыми. Это место, хоть и средняя однушка, поражает роскошью. Тут даже пахнет духами Вилланель, дорогими и французскими. Вилланель снимает туфли у двери, потом идёт на кухню, берёт с полки два стакана и по одному наполняет их холодной водой из-под крана. Неуверенная в том, что должна делать, должна ли сесть и чувствовать себя как дома, или ждать, пока Вилланель скажет ей, что делать, или, чёрт возьми, просто зайти прямиком в спальню и пригласить Вилланель следовать за ней, Ева выскальзывает из своих собственных каблуков и вздыхает с облегчением, когда её босые ноги расслабляются на полу после нескольких часов в неудобстве. Ева смотрит, как Вилланель выходит из кухни, подходит к кушетке, ставит оба стакана с водой на кофейный столик и плюхается. Вилланель ничего не говорит, но это такое же очевидное приглашение, как и любые возможные слова. Ева подходит к ней, присаживаясь на краешек как можно дальше от блондинки, будто их разделяет невидимый магнит. — Ты нервничаешь? Голос Вилланель прорезает тишину, эхом отражаясь от высоких потолков и деревянных полов. — Нет, — отвечает Ева, хотя голос её предательски дрожит. — Выпей воды, — предлагает Вилланель. — Тебе станет лучше. Ева дрожащей рукой тянется к ближайшему стакану с водой и подносит его к губам. Вилланель внимательно наблюдает, как Ева делает глоток, её темные глаза ни на секунду не отрываются от Евы. А Ева смотрит поверх бокала, кажется, целую вечность, но когда губы Вилланель расплываются в лёгкой улыбке, Ева не может больше этого выносить и отводит глаза в другую точку, только чтобы не видеть этого. — Мне нравится твоя квартира, — говорит Поластри, чтобы заполнить тишину. — Мне тоже нравится моя квартира. Они снова замолкают. Еве настолько неловко, что они почти как незнакомцы, а не двое людей, которые обменивались слюной и мастурбировали друг на друга. Ева делает ещё один глоток воды, просто чтобы чем-то себя занять. — Ты наслаждаешься своей водой? Ева опускает стакан и отвечает: — Да, спасибо. Она пытается придумать, что бы ещё сказать для продолжения разговора, чтобы им не пришлось признавать этот факт большей приватности в квартире Вилланель, чем когда-либо прежде. Её взгляд падает на пианино, стоящее у ближайшей стены, и она вспоминает годы уроков игры на фортепиано, которые посещала в детстве. Было время, когда она могла исполнить первую страницу «К Элизе», но позже стереотип мамы Евы о том, что никакая молодая азиатка не может обладать музыкальным дарованием, взял верх, и деньги вместо этого начали вкладывать в уроки плавания. Ева представила себе Вилланель, сидящую за пианино, её тонкие пальцы, танцующие по клавишам, когда она играет плавную мелодию. — А ты играешь? — спрашивает Ева, непринуждённо указывая на пианино. — Что мы здесь делаем, Ева? Ева вскидывает голову и смотрит на девушку. Вопрос прозвучал почти раздражённо, но Вилланель выглядела совсем иначе. Она откинулась на спинку сиденья, широко раскинула руки и закинула лодыжку на противоположное колено. Она выгибает бровь и смотрит на Еву, ожидая ответа. Ева наклоняется вперёд, чтобы поставить наполовину осушенный стакан воды обратно на кофейный столик, а затем говорит: — Я понятия не имею, что делаю. Вилланель только ухмыляется. — Ты умная женщина, Ева. Я уверена, что ты всё понимаешь. Ева фыркает и откидывается на подушки. — Ты так думаешь? Вилланель кивает. — Ты уже зашла так далеко. — Она наклоняется чуть ближе к Еве. — И я могу помочь тебе с остальным. Ева откидывает голову назад и смеётся. — Держу пари, ты говоришь это всем женщинам, которых привозишь сюда, — говорит она, чтобы отвлечься от насущной проблемы, заключающейся в желании прижаться губами к губам Вилланель. — Но ведь они не ты. В широко раскрытых глазах Вилланель появляется напряжённый взгляд, который говорит Еве, что она смертельно серьёзна, а не просто флиртует. — Что ты хочешь этим сказать? — спрашивает Ева. — Я думаю, ты знаешь, что я имею в виду, — говорит Вилланель, отказываясь сдаваться под давлением. Во рту у Евы невероятно пересыхает, но она сохраняет хладнокровие и тянется за стаканом воды. Сделав ещё один глоток, она ставит стакан на место и снова откидывается на спинку сиденья. Она смотрит на Вилланель, которая, кажется, уже несколько минут не сводит глаз с неё, и наклоняет голову набок, сохраняя предельное спокойствие. — Не думаю, что знаю. Вилланель впивается зубами в нижнюю губу, борясь с улыбкой, будто ей это слишком нравится. — Могу я задать тебе вопрос, Ева? Ева пожимает плечами и отвечает: — Конечно. Вилланель распрямляет ноги, позволяя обеим ступням коснуться пола, и наклоняется вперёд, опираясь локтями на раздвинутые колени. — Ты мастурбируешь на меня? Глаза Евы чуть не вылезли из орбит. Это был совсем не тот вопрос, который она ожидала услышать. Судя по выражению лица Вилланель, прежде чем она заговорила, Ева ожидала, что у неё на уме что-то серьёзное. Ева пытается как можно быстрее взять себя в руки, но знает, что Вилланель уже заметила её реакцию. Это кажется не совсем справедливым. В последний раз, когда между ними возникла тема мастурбации, это было по телефону, и Еве не пришлось так усердно скрывать свои эмоции. — Это немного личное, — уклончиво отвечает Ева, отводя взгляд от Вилланель. — Ева, — произносит блондинка, растягивая имя. — Тебе нечего стыдиться. У всех есть желания. Ева помнит, почему она пригласила Вилланель на рождественскую вечеринку в первую очередь. Это должно было стать прощанием, шансом для Евы сделать то, что она хочет, сказать то, что она хочет, и без последствий. А потом Вилланель вернула деньги. У всего, что Ева делает сейчас, есть последствия, но прекращение деловой стороны их отношений даёт Еве больше оснований, чем когда-либо прежде, чтобы высказаться. — Ты хочешь знать правду? Вилланель кивнула. Ева делает глубокий вдох, чтобы успокоить свои мысли. — Не думаю, что с тех пор, как мы познакомились, прошло хоть мгновение, чтобы я не думала о тебе, — признаётся Ева. — Я просыпаюсь и думаю о тебе. Я иду на работу, и мне трудно сосредоточиться на том, что я должна делать. Я иду домой, и мне интересно, что ты делаешь. Я думаю о тебе с другими твоими клиентами, и это наполняет меня… Ревностью. Ева не произносит это слово вслух, а просто позволяет фразе повиснуть. Вилланель достаточно умна, чтобы закончить предложение. — Ты мне снишься, — продолжает Ева, закрывая глаза. — Не каждую ночь, но достаточно часто, чтобы это имело значение. Ты сводишь меня с ума. Я хочу ненавидеть тебя за то, что ты делаешь со мной. Я хочу оттолкнуть тебя, очистить свой разум от тебя. Но я не могу. Ева открывает глаза и поворачивается, чтобы посмотреть на Вилланель. — И да, — добавляет Ева, — Я мастурбирую на тебя. Но это наименее разочаровывающая часть… Вилланель на мгновение замолкает, а потом говорит: — Других клиентов нет. С тех пор, как я встретила тебя. Ты была единственной. — Но почему? — хмурится Ева. — Потому что ты мне нравишься, — отвечает Вилланель, как будто это очевидно. Ева усмехается. — Это довольно запутанный способ показать кому-то, что он тебе нравится, — говорит она. — Ты берешь с меня деньги за своё время, но это нормально, потому что ты всего лишь берёшь с меня деньги за своё время. — Я не брала с тебя денег сегодня, — напоминает ей Вилланель. Взгляд Евы скользит взглядом по сумочке, в которой лежит конверт с возвращёнными деньгами, брошенной на пол между входной дверью и туфлями Евы. — Почему ты вернула деньги? — спрашивает Ева, повторяя вопрос, который она задала на вечеринке ранее вечером. — Это потому, что я тебе нравлюсь? Или это просто потому, что ты хотела пригласить меня сюда с чистой совестью? Вилланель колеблется лишь мгновение, прежде чем ответить: — И то, и другое? Её брови приподняты, губы плотно сжаты, а взгляд насторожен, как будто она ждёт, что Ева набросится на неё. Вместо этого Ева отвечает: — По крайней мере, ты честна. Вилланель ухмыляется и говорит: — Честность — одно из моих лучших качеств. Они снова замолкают. Ева не понимает, почему это так трудно. Они так далеко продвинулись с той первой встречи в кафе Неро. Путь от незнакомок к клиентке и сопровождающей, через запутанную неразбериху притворных девушек к чему-то большему. И всё же эти последние два метра между ними — самая трудная часть путешествия для Евы. Вилланель, кажется, спокойно ждёт, в чём Ева не совсем уверена, но девушка откидывается назад, как будто может сидеть так и смотреть на Еву часами. Это не честно, как хорошо она выглядит, всё ещё в гламурном платье с длинным разрезом, соблазнительно открывающим ногу. Ева всё ещё хочет её так же сильно, как и на вечеринке, но без прикрытия за фальшивыми отношениями, придающими ей уверенность, Еве гораздо труднее взять то, что хочется. Или? Барьер между ними непрочный, состоящий только из двух проблем — страха Евы и высокомерного отказа Вилланель сделать следующий шаг. У Евы есть сила, чтобы разрушить обе эти вещи, просто скользнув ближе к блондинке. — Я много думала об этом, — признаётся Ева. — О чем? — О тебе и обо мне. Подальше от всех остальных. Наедине. Ничего, кроме времени и друг друга. — А чем мы занимаемся наедине, когда ты думаешь о нас? — спрашивает Вилланель, почти задыхаясь. — Мы ближе, чем сейчас, — говорит Ева. Она наклоняется всем телом к Вилланель, чтобы подчеркнуть свою мысль. В ответ на слова Евы Вилланель приподнимается с подушек и интригующе наклоняется вперёд — простое действие, которое уже вдвое сокращает расстояние между ними. — Что ещё? — спрашивает Вилланель. Ева делает паузу и глубоко вдыхает для уверенности, выдерживая пристальный взгляд Вилланель. — Обычно на нас нет никакой одежды. Дыхание Вилланель прерывается, и её рука находит колено Евы, начиная играть с подолом её белого платья. — Я могу помочь тебе устроить это. Ева поднимает одну руку к лицу Вилланель и обхватывает её щеку, кончиками пальцев убирая несколько выбившихся прядей волос. — Я всё время об этом думаю, — говорит Ева и целует Вилланель. Поцелуи наедине гораздо более пьянящие, чем поцелуи в общественном месте. Ева знала это со дня свадьбы Нико. Их поцелуй для шоу в баре был хорош, даже изыскан, но поцелуй, который произошел немного позже в уединённой кабинке, подпитываемый огнём и блуждающими руками, был поцелуем, изменивший жизнь Евы. Этот поцелуй тоже может изменить жизнь. Не только сам поцелуй, хотя Ева тает во рту Вилланель и чувствует, что она отправилась в свою личную версию рая, но и то, что этот поцелуй означает. Барьеры между ними теперь разрушены, барьеры, построенные из денег и лжи. Ничто не имеет значения, кроме того, что Ева целует Вилланель в этот момент и все последующие моменты. Губы Вилланель гораздо мягче, чем помнит Ева, они более податливы. Она, кажется, рада позволить Еве задавать темп, отзеркаливая каждое движение. Между ними всё ещё слишком много пространства, поэтому Ева, не отрываясь от губ, поднимается на колени и садится как можно ближе. Хотя, думает Ева, единственное, что удерживает её от того, чтобы сесть верхом на ноги Вилланель, — это не самоограничение, а её платье, слишком тесное вокруг бедер, чтобы позволить себе такие позы, не разорвав платье по швам. Вилланель ухмыляется в губы брюнетки, когда та приближается. Рука на ноге Евы скользит под подол платья, тёплая ладонь сжимает бедро, в то время как другая рука зарывается в волосы Евы. Вилланель несколько раз давала понять, что она поклонница кудряшек Евы. Пальцы массируют ей кожу головы и пытаются притянуть её ещё ближе. Если так хорошо чувствовать пальцы Вилланель в волосах, Ева едва ли осмеливается представить, на что они могут быть способны в другом месте. Платье быстро становится проблемой. Ева хочет быть как можно ближе, и платье — главная помеха. Еве приходится наклониться, чтобы целовать блондинку, ненадёжно балансируя на коленях. Рука на щеке располагается для поддержки. Всего одно слишком энергичное движение, и Ева окажется лицом в промежности Вилланель. И да, это, вероятно, желаемый результат сегодня вечером, но было бы неплохо прийти к этому постепенно. Вилланель, похоже, испытывает те же трудности, что и Ева. Она отстраняется ровно настолько, чтобы выпрямить шею, согнутую под неудобным углом, чтобы рот Евы оказался на её собственном, и пытается руками усадить Еву к себе на колени. — Ева, ты не могла бы просто… Без всяких слов Ева тянется к подолу своего платья и поднимает его вокруг бедер, так что у неё появляется свобода движений, чтобы перекинуть бедро через колени Вилланель. Вилланель засовывает язык во впадинку на щеке, пытаясь подавить улыбку, когда Ева устраивается на её бедрах. — Перестань так на меня смотреть, — предупреждает Ева, используя новую позу, чтобы обвить руками шею Вилланель. — Как так? Ева наклоняется и заставляет Вилланель замолчать ещё одним поцелуем. Это более агрессивно, чем раньше. Она целует её губы, добавляя укус зубами и нежный толчок бедрами, который заставляет Вилланель задыхаться в рот Евы. Руки блондинки опускаются на бедра Евы и скользят всё выше и выше, под подол платья, и в этом больше нет никакого притворства. Впервые с момента знакомства с Вилланель Ева чувствует, что у неё есть преимущество. Может, дело в позиции или даже в конверте с наличными в другой части квартиры, но Ева чувствует, что динамика власти изменилась, как будто она теперь контролирует ситуацию. Она принимает это новообретенное господство и целует Вилланель так, как только можно. Языки беспорядочно сталкиваются, губы ищут чего-то большего. Ева знает, что она действует правильно, потому что дыхание Вилланель сразу становится тяжелее. Вилланель, кажется, не торопится вернуть себе власть, но она даёт Еве понять, что может — руки сжимаются на бедрах Евы, зубы впиваются в её нижнюю губу с достаточной болью, но при этом приятной. Перемена позы усиливает осознание Евой собственного возбуждения. Боль между её бедер становится всё более явной с каждой секундой, что они проводят, целуясь. Недели сексуального напряжения вели к этому. Ева знает, что сегодня вечером у неё будет секс с Вилланель. Не то чтобы в этом было много сомнений, когда она согласилась вернуться домой с ней, но теперь это стало неминуемостью. Неминуемость, которая не может произойти достаточно быстро. Ева прижимается бёдрами к бёдрам Вилланель, жаждущая трения. Вилланель испускает ещё один хриплый вздох, и одна из её рук скользит по спине Евы, ища молнию на платье. — Могу я снять? — мурчит Вилланель в губы Евы. Ева сдувает со рта прядь волос и кивает. — Пожалуйста… Ева почти ожидала, что Вилланель будет дразнить её тем, как отчаянно она это произнесла, её умоляющий всхлип перемежается ещё одним покачиванием бедер. Вместо этого Вилланель прислоняется лбом к Еве и, поддерживая зрительный контакт, медленно расстёгивает молнию. Глаза Вилланель темнее, чем Ева видела их раньше, а её губы, испачканные красной помадой, которая, вероятно, размазана и вокруг рта Евы, приоткрыты. Время, кажется, замедляется, когда Вилланель раздевает Еву. Единственные звуки в квартире — это два тяжёлых дыхания, синхронизированных, как будто они просто две разные части одного и того же механизма; и металлический скрежет расстегиваемой молнии на платье Евы. Ева вспоминает о другом случае, более раннем — сегодня вечером, хотя это могло быть много лет назад, потому что поцелуй Вилланель исказил восприятие времени. Руки Вилланель бывали в таком положении до этого, застегивая молнию на спине этого самого платья. Кажется почти поэтичным, что, после того, как Вилланель помогла ей надеть платье, она та, кто и снимает его с неё. — Ты выглядишь потрясающе, — сказала ей тогда Вилланель, помогая надеть платье. Ева гадает, будет ли Вилланель по-прежнему думать о ней то же самое, когда платье окажется на полу. Это требует некоторого маневрирования — в том смысле, что Еве действительно приходится отстраниться от поцелуя и слезть с колен Вилланель, чтобы это произошло, но её платье вскоре исчезает. Оно расплывается под её ногами, и, когда Ева выходит из смятого кольца ткани, она чувствует себя неловко из-за того, что стоит перед Вилланель в одних трусиках в течение нескольких секунд. — Вау, — выдыхает Вилланель, поднимаясь на ноги и позволяя оценивающему взгляду блуждать по почти обнажённой фигуре Евы. — Ты сногсшибательна. И когда Ева тянется к Вилланель в ещё одном голодном поцелуе, она действительно верит, что эти слова правдивы.