For hire / По найму

Снежное Рождество — это не про Лондон. Нет такого выражения, как «серое Рождество», но это лучшее описание. Серые здания, серое небо, даже настроение Евы серое, когда она проводит Сочельник взаперти в своём маленьком домике, застряв на просмотре ужасных рождественских фильмов, в которых слишком много праздничного веселья. Она не может выйти из дома из-за того, что на улице льёт каждый день, отчего небо ещё темнее, а капли дождя уныло стучат по окну. Сразу после обеда Ева гуглит погоду в Амстердаме. Сайт BBC сообщает ей, что там тоже облачно, но вероятность дождя составляет всего десять процентов. Возможно, Еве всё-таки стоило забронировать билет… Нет, Ева определённо приняла правильное решение остаться в Лондоне несмотря на отвратительную погоду. Она покончила с этой частью своей жизни. Скоро Вилланель станет не более чем волнующим воспоминанием, чем-то, над чем она однажды будет сидеть и смеяться, наслаждаясь спокойным течением жизни, свободная от историй про убийц, эскортниц и притворяющимися ими таинственных женщин. Ева пытается вспомнить ту простую жизнь, которая была у неё до того, как Вилланель ворвалась в её жизнь. Прошло всего несколько недель, но Ева изо всех сил пытается вспомнить, как это было. Она помнит людей, события, но не то, что чувствовала до встречи с Вилланель. Как будто эта часть её жизни стёрта, заглушена и искажена тем, что привнесла в неё Вилланель. А теперь всё это забрали. Ева задаётся вопросом, вернется ли её жизнь в прежнее русло: будет ли это то же самое скучное существование, которое она терпела так долго, или воспоминания о Вилланель будет достаточно, чтобы чувствовать и жить? На самом деле, Ева могла бы сейчас делать всё, что ей угодно. Всё в её руках. Она могла бы снять все свои сбережения и отправиться путешествовать по миру, она могла бы присоединиться к коммуне хиппи или сатанинскому культу, она могла бы переехать в новый город и заново найти себя, найти настоящую девушку, которая заставила бы её чувствовать себя так же, как с Вилланель, но без такой же угрозы опасности. Есть миллионы путей, по которым Ева могла бы пойти. Если Ева хочет сделать свою жизнь захватывающей, всё в её руках. Вот только… Ева ничего этого не хочет. Только вернуться в прошлое на две недели назад и лелеять каждое мгновение с Вилланель до того, как всё пошло наперекосяк. Раздаётся звонок в дверь, и Ева задаётся вопросом, какой сумасшедший отважился навестить её в такой проливной дождь. «Пожалуйста, будь Вилланель». Ева мысленно повторяет это, поднимаясь с дивана, чтобы открывать дверь. «Пожалуйста, будь Вилланель. Пожалуйста, будь Вилланель.» Это не Вилланель. Это почтальон. — Ужасная погода, не правда ли? — спрашивает почтальон, передавая Еве посылку, а затем лезет в сумку, висящую у него на плече, и выуживает оттуда несколько конвертов: без сомнения, это рождественские открытки от людей, которые больше не интересуют Еву. — Да, — соглашается Ева. — Просто отвратительная. — В этом году снежного Рождества не будет, — добавляет он как бы между прочим, передавая свой блокнот Еве, чтобы та расписалась за посылку. Это так скучно. Но это то, что делают нормальные люди — ведут обыденную светскую беседу и обсуждают погоду, и они не убивают людей на своём пути, притворяясь эскортниками. — Неа, — соглашается Ева, засовывая письма под мышку, держа посылку одной рукой, пока расписывается. — Счастливого Рождества. — И вам счастливого Рождества, — говорит почтальон, его веселый голос не отражает ни погоды, ни настроения Евы, когда он натягивает капюшон и шагает вниз по улице, чтобы доставить следующий заказ. Вернувшись в дом, Ева быстро просматривает стопку рождественских открыток, откладывая их в сторону на столешницу, когда с разочарованием понимает, что ни на одной из них нет голландского почтового штемпеля или иностранных марок. Вместо этого она обращает своё внимание на посылку, аккуратно завернутую в коричневую бумагу. Адрес Евы написан от руки, и почерк кажется знакомым, и Еве требуется всего пара секунд, чтобы понять, что ей не нужно подниматься наверх за открыткой, которая была приложена к цветам, для сравнения, чтобы понять, что это петельный почерк Вилланель. Настроение Евы полностью изменилось. Она торжествует оттого, что приняла правильное решение не ехать в Амстердам, потому что Вилланель физически не в состоянии оставить её одну. Это не совсем то же, как если бы сама Вилланель появилась на пороге Евы, но всё же приятно знать, что она всё ещё в её мыслях. Ева чувствует, что у неё есть преимущество, и всё, что ей нужно сделать, это сидеть дома и ждать, когда Вилланель вернётся к ней. Неужели Кэролин может наказать её за это? Дрожащими от предвкушения руками Ева рвёт обёрточную бумагу. Она откидывает её в сторону, чтобы увидеть, что под ней, и видит бело-серебряную коробку, украшенную именем голландского дизайнера шрифтом с засечками. Ева приподнимает крышку коробки, чтобы посмотреть, что внутри. Это пальто. Дорогое пальто. Ева осторожно вынимает его из коробки, словно боится повредить, просто прикоснувшись к нему. Ткань мягкая, плюшевый войлок с шёлковой подкладкой, и когда Ева вытаскивает его и поднимает для осмотра, она видит аккуратный ряд больших черных пуговиц спереди. Ткань пальто тёмно-серая, не слишком отличающаяся по цвету от надёжного плаща, который у неё есть, и именно с этим осознанием Ева не может не позволить себе возмущённо посмеяться над выбором подарка Вилланель. «Джули купит своей девушке плащ получше». Ева вспоминает слова Вилланель, сказанные ей в какой-то момент в не столь отдалённом прошлом. И это именно то, что сделала «Джули». Ева практически слышит голос Вилланель в своей голове, высмеивающий её старый плащ и говорящий ей, насколько лучше она будет выглядеть в этом новом. Это великолепное пальто, намного лучше того, что Ева когда-либо мечтала купить. Она откладывает коробку в сторону, чтобы просунуть руки и застегнуться, и обнаруживает, что оно идеально подходит ей, как будто его сшили с учётом параметров Евы. — Черт побери, — бормочет Ева себе под нос, проводя руками по телу поверх пальто и закрывая глаза, чтобы насладиться ощущением дорогой ткани под кончиками пальцев. Она хочет найти недостатки в пальто, хотя бы одну крошечную причину, по которой она должна положить его обратно в коробку и спрятать в шкафу, но оно идеально во всех смыслах. Тёплое, стильное, отличного размера, и, хотя она никогда не купила бы себе это пальто, оно ей очень идет. Ева ненавидит, что Вилланель так хорошо её знает. Она должна рассказать Кэролин о пальто. Она действительно должна, но… Но сейчас канун Рождества, и Кэролин, вероятно, отдыхает дома со стаканом гоголь-моголя и коробкой конфет «Кволити-стрит», смотря повтор рождественского спецэпизода «Викария из Дибли» с Кенни или что-то в этом роде. Рождество Евы уже испорчено событиями с Вилланель, и нет никакого смысла портить праздник и Кэролин. Да, она может подождать, прежде чем поделится этим с МI6. Ева вынимает руки из пальто и аккуратно вешает его на крючок рядом с входной дверью, рядом со старым плащом, который выглядит ещё более потрёпанным, чем обычно, рядом с его дизайнерским аналогом. Она проводит пальцами по мягкой ткани, касаясь пальто, как будто это каким-то образом приблизит её к Вилланель. Не раздумывая, Ева наклоняется вперёд и прижимается лицом к пальто, глубоко вдыхая, надеясь, что её ноздри наполнятся знакомым вкусным ароматом. Оно не пахнет Вилланель. Ева возвращается на диван, чувствуя себя более разочарованной и более живой, чем до того, как принесли пальто.

***

— Счастливого Рождества! Дверь в квартиру Елены распахивается, и на пороге Кенни встречает гостью, его кудрявые волосы торчат из-под пушистой отделки шапки Санта-Клауса. Он радостно обнимает Еву, затем закрывает за ней входную дверь и берёт сумки из её рук, чтобы она могла снять своё новое пальто. — Счастливого Рождества, Кенни, — говорит Ева, аккуратно вешая пальто на крючок рядом с дверью. Вилланель пришла бы в ужас, если бы увидела наряд, который Ева надела под пальто — ярко-красный свитер с гигантским мультяшным оленем. Но Ева быстро прогоняет эту мысль из головы. Сегодня она хочет хорошо провести время со своими друзьями и навсегда забыть фиаско Вилланель. — Кто это? — откуда-то из глубины квартиры доносится голос Елены. — Это Ева! — отвечает Кенни. — Приветик, Ева, — кричит Елена. — Заходи! Я бы подошла и поздоровалась, но сейчас у меня рука в заднице индейки. Ева следует за Кенни на кухню, где Елена действительно заканчивает фаршировать индейку. На кухне небольшой беспорядок, тут разнообразие нарезанных овощей и большая куча грязной посуды по другую сторону. На Елене смешной фартук с обнажённым мужским торсом поверх рождественского свитера, с закатанными до локтей рукавами, а на столе рядом с индейкой стоит почти пустой бокал вина. — Счастливого Рождества! — Ева радостно приветствует Елену, и несмотря на эмоциональное потрясение последних двух недель Ева не может не быть втянута в праздничное веселье. Она достаёт из сумки бутылку вина, одну из двух, которые принесла сегодня. — Я не с пустыми руками! Елена поворачивается, чтобы посмотреть, что держит Ева, и усмехается при виде бутылки. — Ох, я люблю тебя, Ева. Кому нужен Санта Клаус, когда есть ты? Ева слышит, как из колонок в соседней комнате доносятся мелодия песни Уиззарда «I Wish It Could Be Christmas Everyday», а затем раздаётся торжествующий крик, безошибочно принадлежащий Хьюго. — Какая мелодия, — восклицает Хьюго, входя в кухню и покачивая головой в такт музыке. — Привет, Ева. Я вижу, ты не нарушила правила «Нет эскорту». Что ж, по-моему, начало великолепное. — Я изменилась, Хьюго. — Ева снова поднимает бутылку вина и спрашивает: — Никто не возражает, если я открою одну? — Возражаю ли я? — усмехается Елена. — Ева, я расстроена, что ты вообще спрашиваешь. Кенни, покажи ей, где бокалы. Кенни повинуется, открывает шкафчик и достает несколько бокалов для вина, затем умудряется найти штопор, чтобы открыть бутылку, откуда-то из-под горы овощей. Он выглядит смущённым и предлагает Еве самостоятельно открыть бутылку. — Я всегда пью только с завинчивающейся крышкой, — объясняет он. — Я тоже, — согласилась Ева, хотя ей удалось вытащить пробку из горлышка бутылки и налить себе вина. — Но ведь сегодня Рождество, и я разорилась на это. Кто-нибудь ещё? Кенни качает головой и отвечает: — У меня есть пиво в другой комнате. — И у меня, — говорит Хьюго, протягивая Еве пустой стакан. — Но если и есть что-то, чему меня научила моя дорогая нервная мамочка, так это то, что Рождество не наступит, пока ты не смешаешь напитки. Ева наполняет его бокал, затем подходит к Елене, которая делает свой последний глоток и протягивает бокал Еве, чтобы та снова его наполнила. Звонок в дверь прорезает рождественскую музыку. Её глаза загораются от волнения. Елена говорит: — Возможно, это твой сюрприз, Ева. Кенни, будь душкой и впусти нашего гостя, ладно? — Ты пригласила кого-то ещё? — спрашивает Ева. Её сердце начинает бешено колотиться, и лицо Вилланель всплывает перед её мысленным взором. Ева ругает себя за то, что осмелилась даже подумать об этом. Конечно, Елена не собирается приглашать Вилланель на Рождество. Ева слышит приглушенные голоса в коридоре, когда Кенни приветствует новоприбывшего, и пока она стоит в ожидании, она может поклясться, что её сердце бьётся в тройном ритме, который звучит очень похоже на Вилланель, Вилланель, Вилла… В дверь входит не Вилланель, а женщина, прижимающая к себе малыша, и Ева чувствует разочарование, пока не узнаёт женщину с малышом, когда какой-то мужчина входит на кухню следом за ними вместе с Кенни. — Билл? — Здравствуй, Ева, — улыбается Билл, разматывая шарф вокруг шеи и пересекая кухню, чтобы обнять Еву. — С Рождеством! — Ты придурок! — кричит Ева, хотя ее голос немного приглушен плечом Билла. — Почему ты не сказал мне, что вернулся в Англию? — Потому что тогда это будет не очень удивительным сюрпризом, не так ли? — говорит Елена с раздражением в голосе, когда подходит к кухонной раковине, чтобы смыть лишнюю начинку с пальцев. Ева выпускает Билла из объятий и тоже здоровается с его женой, смотря на малыша, которого Кейко осторожно держит на случай, если она окажется покрытой слюной, или рвотой, или ещё каким-нибудь приятным сюрпризом от годовалого ребёнка. — Она так выросла с тех пор, как я видела её в последний раз, — говорит Ева, осторожно держа крошечную ручку ребёнка между своими тонкими пальцами, а затем поспешно убирает их, когда понимает, что они липкие от неизвестного вещества, которое, как она подозревает, может быть соплями. Повернувшись к Биллу, Ева спрашивает: — Последнее, что я слышала, это то, что ты загораешь в Турции. — Уход на пенсию — это фантастика, — говорит Билл. — Я должен был сделать это гораздо раньше. Я мог бы избавиться от тебя много лет назад. — Эй! — вмешивается Елена. — Не притворяйся, что не скучаешь по нам. — Конечно, я скучаю по всем вам, — признаётся Билл. — Мы тоже по тебе скучаем, — отвечает Ева. За почти восемь месяцев, прошедших с тех пор, как Билл решил досрочно уйти на пенсию, чтобы путешествовать с женой и своей маленькой дочерью, ситуация в офисе определённо изменилась. За те двадцать лет, что Ева работала рядом с ним, Билл всегда был готов посмеяться, часто себе в ущерб перед бывшим боссом Фрэнком, но он также был здравомыслящим мужчиной и голосом разума в команде. С приходом Хьюго ему на смену средний возраст в их офисе снизился, а количество единиц алкоголя, потребляемого в пабе после работы, значительно возросло. Ева точно знает, что она не сделала бы ничего столь импульсивного, как найм эскортницы, если бы Билл был рядом. По крайней мере, она посвятила бы Билла в тайну, и события на рождественской вечеринке, вероятно, вообще не произошли бы. Ева не знает, что она чувствует по этому поводу. Жила бы она по-прежнему мирской жизнью, её жизнь не была бы омрачена эскортом и трупами, если бы Билл не ушёл на пенсию? — Я могу сменить ей подгузник? — спрашивает Кейко Елену, её голос вырывает Еву из её собственных мыслей. — Конечно, — говорит Елена. — Кенни? Кенни услужливо выводит Кейко из комнаты, в то время как Елена открывает дверцу духовки и кладёт внутрь индейку. — В любом случае, Ева, я слышу о тебе и молодой эскортнице по имени Вилланель. Что это такое? Сердце Евы уходит в пятки, она поворачивается к Елене, которая моет руки. — Ты ему сказала? — жалуется Ева. — Ей не пришлось бы этого делать, если бы ты сама мне сказала, — возражает Билл. — Я не думала, что тебе нужно знать, — пожимает плечами Ева, её щеки пылают от смущения. — Это должно было быстро закончиться. — А потом она соблазнила тебя своими чарами? Ева знает, что это правда, но ей не нравится, как это звучит, как будто Вилланель — злобный хищник, а Ева — наивная молодая женщина, которой воспользовались. — Господи, Билл, я же не девственница. Она не украла мою невинность. Я была идиоткой, но охотно принимала во всём этом участие. — Держу пари, что принимала, — говорит Билл, понимающе улыбаясь. — Знаешь, Ева, я совсем не удивлён. — Не удивлён, что ей нравятся женщины, или удивлён, что ей нравятся молодые? — вмешивается Хьюго совершенно не в тему. — И то, и другое, — ухмыляется Билл. Он делает глоток из своего бокала и тихо добавляет: — Я всегда знал, что у тебя это в глубине души, Ева. Хохот Хьюго вызывает у Евы новую волну смущения, и она пытается скрыть его за бокалом вина, делая большой глоток. Билл кладёт тяжелую руку на плечо Евы и притягивает её к себе. — Я просто шучу, Ева, — говорит он. — Ты знаешь, что я правда люблю тебя.

***

Обед несмотря на то, что подливка немного скомкалась из-за того, что Елена оставила Хьюго помешивать содержимое, пока режет индейку, увенчался успехом. К тому времени, как Королева произносит по телевизору свою ежегодную речь, желудок Евы полон хорошей еды и вина, а щеки болят от улыбок и смеха. Стопка грязной посуды, сваленная рядом с кухонной раковиной, превосходит по объёму только оставшиеся блюда, забитые во все доступные места в холодильнике Елены. Набив животы едой и приятно опьяненные вином, они решают воспользоваться тем, что погода на улице прояснилась, и отправиться на прогулку. Елена предлагает пойти в маленький парк за углом, они все укутываются в пальто и шарфы. Ева просовывает руки в своё новенькое пальто и чувствует себя неловко от того, насколько дорогим оно должно быть. К её облегчению, никто не обращает на неё достаточно внимания, чтобы заметить, что на ней не тот серый плащ. Снаружи Билл пристёгивает спящего ребенка в коляске и идёт рядом с Евой, проталкивая её вперед. Остальные образуют небольшую группу впереди, не слишком далеко от них. — Ты совсем другая. Ева чуть не спотыкается о неровную тротуарную плиту и быстро приходит в себя, прежде чем сказать: — Я? — Да, — говорит Билл. — Ты, кажешься, более… Не знаю, просто более. — Я чувствую то же самое, — лжёт Ева, зная, что когда Билл ещё работал в МI6, она никогда не чувствовала себя такой живой, как в последние несколько недель с Вилланель. — Хотя, по-моему, я стала меньше париться о херне. Я позволила им слишком многое. Я уже не тот командир, каким был ты. — Я говорю не о работе, Ева, — говорит Билл. — Ты прям светишься, чего не было раньше. Ты свободнее. — Он делает паузу, и Ева уже предугадала его следующие слова до того, как он их произнёс. — Это её влияние? — Чьё влияние? — спрашивает Ева, притворяясь невежественной. — Её. Эскортницы. — Брось, Билл, ты говоришь о ней так, словно это эпический роман. У меня есть потребности, ясно? Я разведена и не соблюдаю обет безбрачия. Билл молчит. Его молчание кажется очень осуждающим, и Ева жалеет, что у неё нет силы прочитать его мысли. — Она была эскортницей, Билл! — протестует Ева, когда больше не может терпеть отсутствие ответа Билла. — Ничего особенного. — Имеет ли это значение? Ева вздыхает. — Ты ведь знаешь всю историю, верно? И что Вилланель — главная подозреваемая в убийстве сотрудника МI6? Она поглядывает на Билла, наблюдая за его лицом, за реакцией. Когда её нет, она приходит к выводу, что Елена действительно рассказала ему всё. — Тогда это было достаточно весело, — объясняет Ева. — И да, был непродолжительный момент, когда я лелеяла мысль о чём-то большем, но это чувство исчезло в тот момент, когда я узнала про убийство. — Ева, меня не волнует, как ты на самом деле к ней относишься, — вмешивается Билл, наконец снова заговорив. — Но ты мой друг, и я забочусь о тебе. Пытаться раздавить эти чувства — не очень хорошо. Поверь мне, я тоже попадал в передряги. — Могу поспорить, что ты не нёс косвенной ответственности за смерть коллеги, — бормочет Ева. — Нет, — признаётся Билл. — Но я пробыл в этом офисе достаточно долго, чтобы знать, что в разведывательной службе всегда есть скрытый план. Всегда будет кто-то за кулисами, дергающий за ниточки, которые влияют на жизнь сотен людей, которые даже не осознают этого. Быть эгоистом время от времени не вредно. Ева понимает, что в словах Билла есть доля правды. Внутренняя работа МI6 подобна сложному механизму, для которого ни у кого нет инструкции. Ева и её команда посвящены лишь в крошечные объёмы информации, которые проходят через организацию, и она знает, что вне этого всегда есть движение, важные люди, нарушающие правила и принимающие решения для большего блага, с которыми такие люди, как Ева, должны соглашаться, даже не всегда полностью понимая, почему. Ева может потерять работу из-за чего-то совершенно не связанного с убийством Диего, и у неё не будет достаточно сил протестовать против такого решения. Почему бы не схватить жизнь за яйца, как предлагает Билл, пока не стало слишком поздно? — Она в Амстердаме, — говорит Ева, и от этого признания у неё словно гора с плеч свалилась, когда она наконец-то поделилась информацией, которая мучила её после разговора с Кенни пару дней назад. — Амстердам? Ева колеблется, а затем делает второе признание: — Я не говорила Кэролин. Билл поворачивает голову, чтобы посмотреть на неё, его глаза расширяются от удивления, но лёгкая ухмылка гордости появляется на его лице. — Ева, ты непослушная девчонка, — шепчет он, его голос дрожит от восхищения. — Бессмысленно, — говорит Ева, пытаясь оправдать своё решение. — Это большой город, и она уедет, как только узнает, что сыщики вышли на неё. — А если она узнает, что ты за ней следишь? — спрашивает Билл. — Не знаю, — Ева пожимает плечами, а потом подшучивает. — Наверное, это её заведёт. Билл издает такой резкий взрыв смеха, что это пугает Еву и даже привлекает внимание остальной группы впереди. Билл морщится и поднимает руку в извинении, прежде чем наклониться над ручкой коляски, чтобы проверить, спит ли его дочь. — Я шучу, — говорит Ева, быстро проясняя ситуацию. Билл оглядывается с огоньком в глазах: — Знаешь что, Ева, я действительно не думаю, что ты шутишь. — Прекрати, — стонет Ева, театрально закатывая глаза. — В любом случае, — говорит Билл, — расскажи мне о сексе. Был ли он хорош? Ева подумывает о том, чтобы солгать или прикинуться дурочкой, или даже просто проигнорировать его вопрос, но это первый раз с тех пор, когда она не чувствовала стыд за свои поступки. — О, Билл, ты даже не представляешь, насколько!

***

Малыш просыпается как раз в тот момент, когда они приходят в парк, и Билл начинает выполнять свои обязанности отца, помогая дочери спуститься с горки и качая её на качелях. Он даже умудряется запрячь Хьюго, чтобы тот помогал ей вращаться на гигантской карусели. Когда дневной свет угасает, они неторопливо возвращаются к дому Елены и начинают играть в «Крокодила», которого Елена называет «Угадайка подшофе». Ева настаивает на том, чтобы быть в команде с Биллом, а затем сразу же сожалеет, когда вспоминает, как у неё плохо развиты творческие навыки. Спустя полчаса и два бокала вины за игру, телефон Евы прервал звонок. Номер не определён. Есть только один человек, который может звонить Еве с утаенного номера на Рождество. — Извините, мы можем остановиться на минутку? — спрашивает Ева остальных, вставая и прикрывая экран своего телефона, чтобы они не могли увидеть, кто звонит. — Наверное, мне стоит взять трубку. Остальные что-то бормочут между собой, Хьюго встаёт, чтобы порыться в карманах в поисках сигарет, а Елена говорит что-то о том, чтобы снова наполнить стаканы, что Ева воспринимает как подтверждение. Торопясь по коридору, Ева запирается в крошечной ванной Елены, закрывает крышку унитаза, чтобы сесть на него, прежде чем в конце концов ответить на входящий звонок. — С рождеством, Ева, — звучит мелодичный голос Вилланель, как только Ева принимает звонок. Ева испускает вздох, достаточно вялый от съеденной еды и выпитого вина, хотя она должна быть зла на Вилланель. — С Рождеством. — Ты весело проводишь время сегодня? — Очень весело, — говорит Ева. Это даже не ложь, несмотря на её первоначальные сомнения и опасения, что Елена пригласила её только из жалости, Ева на самом деле приятно проводит время с людьми, которые много значат для неё. Ну, почти все… — Как Амстердам? — спрашивает Ева, резко меняя тему разговора, в основном для того, чтобы показать Вилланель, что ей удалось её выследить. — Очень умно, — говорит Вилланель с ноткой гордости в голосе. — Я думала, ты приедешь навестить меня. Ева улыбается про себя, она довольна тем, что не поддалась собственным капризам и не сделала того, чего хотела от неё Вилланель. Ева решает, что её невероятное проявление самообладания поставит её точно впереди Вилланель в этой негласной игре постоянного превосходства друг над другом. — Я не могу отказаться от своих рождественских планов и гоняться за тобой по всей Европе, — отвечает Ева. — Не всё в моей жизни вращается вокруг тебя. — А я думаю, что только вокруг меня, — говорит Вилланель. — Что ещё есть в твоей жизни, кроме меня? У тебя больше нет работы. Ева чувствует, как все волоски на её затылке встают дыбом от слов Вилланель. Она понимает, что, хотя ей удалось вычислить местонахождение Вилланель, Вилланель, должно быть, также следит за жизнью Евы здесь, в Лондоне. — Откуда ты это знаешь? — Я считаю своим долгом знать о тебе всё, Ева. Это жутко, но это также трогательно, что Вилланель всё ещё достаточно очарована Евой, чтобы хотеть быть в курсе её жизни. — Ты уже не так сердита, как в прошлый раз, — продолжает Вилланель. — Ты застала меня в самый подходящий момент, — отвечает Ева. С её расплывчатыми мыслями и появившейся смелостью, она объясняет: — Я надралась уже с обеда. — Чрезмерное употребление алкоголя вредно для твоего здоровья. — Как и влюбляться не в тех людей, — отвечает Ева, не задумываясь. Пауза. После Вилланель спрашивает: — Ты влюблена в меня? — Не перекручивай мои слова, — возражает Ева. — Я могла иметь в виду Хьюго. — Того крысёныша? — переспрашивает Вилланель, фыркая. — Ладно, Ева. Я тебе верю. Ева улыбается про себя и качает головой на то, как Вилланель назвала Хьюго, что достаточно верно. Она думает передать Хьюго это мнение Вилланель о нём, но вспоминает, что ей вообще не положено общаться с ней. Это просто создаст новые проблемы, и Ева знает, что в таком случае ей придётся поделиться местоположением Вилланель и, вероятно, также оправдываться перед Кэролин, почему она до сих пор держала эту информацию в секрете. — Ты всё ещё в Амстердаме? — спрашивает Ева. — Нет. — А где ты? Вилланель смеётся. — Я не могу тебе это сказать. — Ты ведь знаешь, что я смогу снова вычислить это? — говорит Ева, надеясь, что угроза побудит Вилланель ответить, потому что Ева не уверена, что действительно сможет использовать Кенни для ещё одной отслежки звонка, не вызывая подозрений. Но Вилланель не поддаётся на её уловку. — Хорошо, — говорит она, бросая вызов Еве. — Ты скажешь мне? — А ты приедешь на этот раз? — Нет, — отвечает Ева, и каждая клеточка её тела дрожит от желания просто запрыгнуть в самолет и догнать Вилланель. — Мне просто нравится знать, где ты, — осознавая, что это звучит слишком слащаво, Ева добавляет:  — Чтобы не беспокоиться о том, что меня могут зарезать во сне. — Я не причиню тебе вреда, Ева, — мурлычет Вилланель, её голос растекается как жидкое золото. — Обещаешь? — Обещаю, — отвечает Вилланель. Ева ей не верит. Вилланель уже причинила ей боль и продолжает причинять с этими цветами, телефонными звонками и дорогими подарками. — Мне понравилось пальто, — ляпнула Ева. В голосе Вилланель считывается её самодовольство: — Не стоит благодарности. — Оно село идеально. — Я знаю. Господи, какая же она заносчивая. У Евы болит сердце от расстояния между ними. Она так много хочет сказать Вилланель, так много хочет сделать с ней, но её нет рядом, чтобы это произошло. Ева слышит хриплый крик и вспоминает, где она сейчас и с кем должна проводить время. Что ещё более важно, Ева помнит, с кем ей не положено общаться. — Наверное, мне пора, — неохотно говорит Ева. — Мы играем в «Крокодила». — В «Крокодила»? — спрашивает Вилланель. — Да, у меня не очень хорошо получается. Моя команда проигрывает. — Я бы позволила тебе выиграть. — Нет, ты бы не стала. Вилланель издает резкий смех в ответ на опровержение Евы. Ева не может не вспомнить карточную игру, в которую они играли в пабе, когда Ева представила «Джули» своим друзьям. Это был, конечно, не единственный раз, когда соперничество Вилланель проявилось, но определенно самый запоминающийся. Это только заставляет Еву ещё больше скучать по прошлому. — Я сейчас сброшу, — говорит она Вилланель. — Ладно. — С Рождеством. — Ты уже поздравила меня, — отмечает Вилланель. Ева прислоняется спиной к двери ванной и вздыхает. — Я знаю, но я говорю это снова. — Хорошо. Ещё раз с Рождеством, Ева. — Я… «Я скучаю по тебе» — хочет сказать Ева. Слова вертятся у неё на кончике языка, почти сказанные под влиянием алкогольной храбрости, но рациональность в конце концов берет верх над Евой. — Пока! — резко вешает трубку Ева, прежде чем успеть сказать что-нибудь глупое, как «Возвращайся в Лондон» или «Пожалуйста, прикоснись к себе, чтобы я доставила себе удовольствие под эти звуки». Вот это был бы настоящий рождественский подарок. Вилланель изматывает Еву. Сколько она ещё сможет выносить это, пока окончательно не потеряет голову? Если она уже не потеряла её.