***
Ужин прошёл в странном настроении. Никто не смел заговорить, издать звука. Мутные взгляды деток были опущены в тарелки. Только Союз, иногда переключаясь на еду, рассказывал о его похождениях в другой стране. Он, похоже, был неимоверно счастлив находиться в большой компании детей, ибо сам вёл себя, как маленький ребёнок. — …И я этому англосаксу прям вста!.. — Пап, тут дети, — хмуро сказал Беларусь. Буря эмоций и настроений после диалога около магазина не ушла, а только разразилась огромным, страшным ураганом волнения в душе. — Дети?.. — словно не понимая, о чем говорит БССР, переспросил Союз. Затем его взгляд будто невзначай упал на рядом сидящего РСФСР. — Ах да, дети. Простите, мои хорошие. — он виновато потупил взгляд, затем снова поглядел всех вокруг с задорной улыбкой, а потом легко погладил Россию по голове. Мальчишка сконфузился. — Зайдешь ко мне перед сном? — он ласково обратился к младшему. Именно этого Беларусь и боялся — легкое зазывание, перерастающее во что-то большее, такое странное и вопиющее… Отношение между этим человеком и маленьким мальчиком. Он было хотел возразить, но подавился едой, а затем почувствовал на своём плече лёгкое и тёплое прикосновение. Прокашлявшись, он обернулся и увидел Украину. Последний смотрел на него мягко, но с неким немым приказом, мол «Подожди, рано ещё». — Собираемся у нас в комнате. Подумаем, что можно сделать. — тихо, так, чтобы никто не услышал, прошептал блондин. Казахстан, оказавшийся рядом, смерил их многозначительным взглядом, но виду не подал. «Тоже знает» — подумал Беларусь. На душе стало не только тревожно, но и до боли горько от осознания вяжущей безысходности. Продуктивный и немного странный день отгремел, словно бой, и ушёл за горизонт. А быть точнее, скрылся за тёмными и внезапно обрушившимися проливным дождём тучами. Вскоре где-то в стороне леса блеснула серебряная стрела молнии и тяжко затрещал раскат грома. В такие моменты в доме выключали свет и доставали свечи. — А зачем вы меня позвали? А что решать будем? — Беларусь волновался. Откровенно волновался. Ему стало казаться, что у России будут реальные проблемы с Союзом и его странной, нездоровой привязанностью. — Давайте ворвемся к нему в кабинет и разгромим все, а потом скажем, что это не мы? — сказал Молдавия, почесывая макушку. Он был генератором удивительных идей, досталось от Королевства Румынии. — Нет, парни. Будем действовать не так радикально, — парировал Украина. Где-то сжался в комочек, забился в уголке КазССР и безнадёжно крепко заснул. — Можно установить слежку за ними обоими. — Ну, а как распределимся на их двоих? — Хм…— Украина почесал подбородок, уходя взглядом в низкий потолок чердака. Встречу решили внезапно перенести именно туда — место малопосещаемое и тихое, разве что голуби, разведённые кавказцами, мирно ворковали под крышей. Но сейчас тут не было так мирно и тихо, о крышу стучали крупные капли воды, то и дело над домом оглушительно громыхал гром. — Я и Кудлатый, — он кивнул головой в сторону спящего казаха, — Будем следить за Союзом. На вид он не такой опасный, но… — …Но на самом деле опасный. Прости, но не мне ли судить? — обрезал Молдавия. Блондин лишь мягко кивнул. — А вы будете следить за Копейкой. Почему бы и нет? — он улыбнулся и пожал плечами. Беларусь лишь выдавил из себя жалкую улыбку. В настоящий момент его бесило всё. Они так легко воспринимают это, будто нет никакой опасности в действиях опекуна и в наивном доверии России, будто это все шутки-прибаутки, юмором смеются. Взгляд БССР слегка потускнел в припадке пассивной ярости. В это время России никак нельзя было спать. Глаза сами собой закрывались, дыхание слегка учащалось, но крепкие руки отца отдавались в плечах неприятной колкостью. Дыхание опекуна обжигало нежную и тёплую детскую шейку, сидеть на коленях мужчины было чем-то далёким и нереальным. РСФСР уверял себя, что это сон, и он уже заснул. Но упирающиеся в мягкое место колени отца и ещё что-то давали понять, что он не спит, и это не чертов сон. — Ты засыпаешь, малыш? — дыхание Союза стало частым и ещё более горячим. Росс ничего не понимал, поэтому лишь слабо кивнул. В кабинете было душно, пахло бурьяном и свежим воздухом после дождя. — Давай тогда мы быстро сделаем наше дельце и ты отправишься спать. Что-то, что упиралось в мягкое место, стало упираться ещё сильнее. Росс решил проснуться. — Ну-ка, встань. Повинуясь повелению отца, он встал, потирая кулачками сонные глазки. И тут же сон как рукой сняло, когда он увидел, что отец снимает брюки. — И ты тоже раздевайся. — Зачем? Ответом на вопрос была тишина. РСФСР стал вырываться, но Союз свободной рукой поймал мальчишку. — Только попробуй закричать, — рыкнул он. Что-то звериное и страшное мелькнуло в его медовых глазах, Росс не посмел больше двигаться. Сердце бешено колотилось и рвалось наружу, рваное дыхание участилось. Было страшно и обидно — за одну секунду отец успел изменить свои эмоции в негативную сторону и напугать мальчика. СССР начал раздевать Россию. Сначала маленькая рубашка, затем шортики, а потом и трусики. Теперь мальчишка был абсолютно голым и сидел на обнажённых коленях отца, куда тот его снова усадил. На старшем же все ещё оставалась серая рубашка. — Ты готов? — голос вновь стал мягким и человеческим, но Росс перестал верить этой мягкости. Он едва заметно покачал головой в знак несогласия. Руки в локтях больно сжали. — Ну ничего, привыкнешь… Сильные руки начинают блуждать по всему телу, задевая чувствительные и не очень места. Россия судорожно вдыхает — что отец делает? И… Его губы уже ласкали детскую шейку, постепенно переходя куда-то вниз. Вид беспомощного, чужого и испуганного ребенка заводит СССР, он улыбается, а затем снова кусает за шею. Потом отстраняется, любуется своей искусной работой, а через мгновение зализывает языком ранку, оставшуюся от немного острых зубов. Но вот руки перестали гладить тело, сразу стало холодно и неуютно. Россия со странной мольбой смотрит на отца, в это же время роняя слезы на ковёр. — Встань. Он встал. Его развернули спиной к себе. По ней тут же побежала армия мурашек от горячих прикосновений. К заднему входу прильнуло что-то горячее и большое. Россия этого не хотел. — Пап… Не надо, пожалуйста. Его тут же обняли сзади, снова легко кусая за шейку, а затем страстно прошептали: — Не бойся, пташка, они просто поцелуются… Я же тебя целовал? И в него стали входить. Сначала шло медленно, а отец сзади громко сопел и рычал. Внутри становилось больно и чертовски тесно, пот горячими градинами катился вниз. Росс захныкал и снова попытался вырватся. — Ух, узко… Прости, мой любимый, я стараюсь быть аккуратнее… Но аккуратностью даже и не пахло, пахло перегаром и потом, от чего начинала болеть голова. Вот действо достигло высшей точки боли, и с губ младшего слетел сдавленный стон. — Отлично… Отец начал двигаться. Сначала медленно, потом быстрее, набирая не совсем быстрый темп и стараясь быть аккуратней. Младший оказался терпеливее, тише, и лишь иногда легко постанывал, а один раз, вцепившись в стол, зарычал, подобно волку. Внизу живота играла какая-то неведомая истома, но такая сладкая и желанная. Россия не знал, что он делает. Россия не знал, что с ним делают. «Дружок» отца излился в Росса чем-то тёплым и липким, но он не обратил внимания на это. Ему было трудно стоять, и он медленно, но верно, опираясь на стол, осел. По бёдрам и ногам текла белая жидкость, а отец победно смотрел на мальчишку сверху вниз. — Папа… Чт-то ты сделал-л? — по лицу России потекли солёные слезы, а через минуту мир вообще уплыл в неведомые дали. Мальчик отключился.***
— Россия не появился в комнате сегодня. — Беларусь налетел на Украину сзади, из-за чего тот подавился хлебом. Пора бы уже привыкнуть: беларус налетает на него каждое утро, но на этот раз он не смеялся и не улыбался. — Ни разу за ночь. И до сих пор нет. — Ты проверял другие комнаты? — встревожился Укра. Молдавия рядом отпил чай и с серьёзным укором посмотрел на БССР. — Проверял, всё проверял, нигде, никого! — Спокойно, – сзади беларуса коснулся Казахстан, не теряя сосредоточенную мину, — Он с утра в душ пошёл. А потом на чердак. БССР вырвался из удивительно крепкой хватки объятий казаха и ринулся к лестнице. Парни удивлённо смотрели ему вслед. —…Расстроился? — сочувственно предположил Молдавия. Все грустно закивали. На чердаке было удивительно пусто, и ещё пахло воском и ладаном. Голуби под крышей чистили перья и радостно ворковали, а в углу, там, где вчера спал казах, сидел он… Беларусь затаил дыхание. Волосы РСФСР ещё не высохли, от него пахло чем-то сладким, похоже, медом. — Россия? — осторожно позвал БССР. Младший вздрогнул и обернулся. В бирюзовых глазах, испуганно широко распахнутых, затесался страх. Но, увидев чужого «родного» брата, он выдохнул и улыбнулся. — Да? — Солнышко…– старший подошёл и сел рядом, — Где ты был? Ты за ночь ни разу не появился в нашей комнате. Я… Волновался. Россия умел лгать. Не знал он, где, у кого и когда научился этому, но факт был фактом. И вот, улыбнувшись, он невинно сказал: — Папа сказку читал… А потом я заснул! Беларусь долгое время не верил этому и пытался докопаться до правды. «А вот тут несостыковка!», «А вот не верю!», но детская наивность и такая простая отговорка… Нет, причина, причина отсутствия, — дали свои плоды. Буквально через неделю через силу белоруса убедили в этом. А Россия стал излишне холоден и молчалив в компании отца. Мальчишка не мог рассказать старшим, что произошло — то была боязнь, а чего — РСФСР сам не понимал. Но никто и никогда так и не узнал, что случилось той дождливой ночью.