Дети из дома с голубой крышей.

       — Не понимаю, зачем нам в музей? — донеслось из-за поворота, а через несколько секунда оттуда вышла толпа детей во главе с черноволосым высоким мужчиной-китайцем. Он нервно улыбался и, кажется, был вообще не рад своему многодетному положению.        — Вот-вот! Мы тут сами — знаешь, какие ходячие музеи!        Больше всех, пожалуй, возмущались Молдавия и Армения. Другие дети, равнодушно направив свои взгляды по сторонам, покорно шли за другом семьи, потому что Китай лучше не злить. Они планировали провести этот день в тихой и печальной обстановке осенней хандры, но подепрессировать им не дал внезапно появившийся на пороге дома Сяолун. По его великодушным соображениям, каждый ребёнок и не ребёнок должен подробно знать биографию Линь Фэнмяня, но, когда Сяо узнал, что не один из всей советской толпы не знает даже имени такого, то очень сильно расстроился. А потом изъявил желание исправить данную дыру в культурном воспитании деток. Самые активные детки изначально бастовали, так как и не детки они вовсе, а бывалые воины, политики и демократы, потом же желание бастовать быстро угасло по понятным причинам.        И вот сейчас, спустя долгую качку в электричке, прогулки по станциям Москвы в поисках нужной и усмирением неадекватных детей-воинов, они наконец-то шли по станции метрополитена. Было неуютно и всё время мешал кочующий по всей компании РСФСР, потому что мальчишка боялся громких звуков и в принципе ему не нравилась незнакомая обстановка подземки. Так же был извечный и нудный вопрос «А мы долго? А скоро?». Китай продолжал улыбаться, но чувствовал — если они не перестанут себя так вести, то придётся кому-то заехать по лицу.        — Пс-с-с!.. Пс-с! ПС-С-С! — кто-то пытался привлечь его внимание, и, чтобы прекратить данный ажиотаж вокруг его и правда выдающейся ростом личности, он повернулся. Зовущим оказался улыбающийся до ушей Таджикистан.        — Скажи «баранка».        Китая глубоко вдохнул, успокаиваясь, а затем миролюбиво ответил:        — Баранка.        — Твоя бабушка цыганка.        –…Кто тебе это рассказал?        — Беларусь. — таджик смутился и спрятался за невсеведущим Казахстаном, который выяснял отношения с Узбекистаном. Они снова ссорились, но на этот раз из-за яблока. Яблоко перешло в наследство России, а вот конфликты на этом не закончились, и парни уже вспоминали давние обиды.        Музей был большим и делился на несколько рекреаций: отдел с картинами, отдел всяких старых штук из древней России и отдел со всякими очень старыми штуками из времён динозавров, и, в то время, когда экскурсовод рассказывал какую-то не интересную нудятину, Ваня успел эти самые штуки облапать. Они были разными на ощущение — шершавыми, гладкими, мягкими, острыми, бархатными и вообще самые-самые нечеловекоподобными. Ванька не пугался, Ваньке нравилось их разнообразие, особенно острых. Так и хотелось взять и кого-нибудь нашампурить.        — А этот замечательный штык… прямиком из… Молодой человек. Положите пожалуйста этот штык туда, откуда взяли. — Китай схватил его за руку и оттащил с нескончаемой улыбкой.        — Самка собаки, ещё раз так сделаешь и этот штык окажется у тебя в заднем месте.        Так как музей — очень культурное место, то тут нельзя материться, но Беларуси не терпелось каким-нибудь грубым словечком пришпорить Россию. РСФСР вздрогнул, покраснел и сжался, словно пингвин, ибо в снова почуять штык в заднем месте не хотелось.        — Это что-о-о-о? Это-то Гру-ус? ¹ — раздалось по всему залу всяких старых штук от Украины, — Да ну-у-у-у… Не ве-ерю!        Настал черёд Китая краснеть. Он сгрёб советскую кучку в свой первоначальный вид неопределённой коммунистической массы и страстно прошептал:        — Мы в культурном месте, кто-то из вас, прости Господи, проебётся ещё раз — получите каждый в зад штыком.        Неопределённая коммунистическая масса задрожала, как желе. Отрешенно каждый понимал — штыком получать не классно, тем более от злого и печального от их патологической необразованности Сяолуна.        Советское детское общество наконец поняло, что трогать штыки, материться, орать и вешаться на старых канделябрах в поисках скрытого сокровища необязательно, достаточно просто смотреть глазами на экспонаты и немо восхищаться их красотой. Молдова так же немо возмутился насчёт того, что ему достаточно восхищаться собой, из-за чего получил обучающий пинок и грозное «в следующий раз восхитишься синяком под глазом». МССР обиженно замолчал. И правда онемел от восхищения.        Группа автономных республик рассредоточилась по всему периметру зала, тихо восхищаясь и возмущаясь — кому что. Экскурсовод в это время напуганно ретировался в какую-то подсобку залечить раны настойкой валерианы.        — Смотри, картина, — обратил внимание собеседника Беларусь. Молдова критически нахмурился.        — И что на ней изображено? — злобно задал риторический вопрос он, — Какой-то мужик в пальто. Или женщина. Ну кто это такой?! И цветы². На голубом фоне.        — Ну так! Это же… Гармо-о-о-ония. Ты её не понима-а-аешь.        Вскоре понимающий всю гармонию картины Беларусь перенял поучительную сказку «Пинок от Молдовы». Рядом у картины с мужчиной или женщиной из девятнадцатого века в пальто началась анархия, но, слава Богу, она не распространилась на других мародёров из дома с голубой крышей.        В другом углу зала было не менее беспокойно и шумно.        — Это лошадь, — сипло объявил Казахстан, вздергивая указательный палец вверх. На стене висела так громко обсуждаемая картина — результат тихих, пассивных и немного грустных взглядов неизвестного художника на коров. Или лошадей. Или собак.        — Я вам говорю, это корова, — пропарировала Латвия, что-то жестикулируя в воздухе. Что она изображала, знала только она, но, видно, что-то увлекательное. — Если вы не согласитесь, что это корова — остаётесь без котлет на ужин.        — Да сама ты корова, черт подери, — зашипел Украина, — Больно нужны нам твои котлеты. Да, казах? — казах неопределённо пожал плечами, — Вот, он согласен! Это же… собака!        — Ага… Стоп. Что? — не понял черноволосый, встрепенувшись, — Какая собака?! Это же лошадь!        — Корова!        — Съебись отсюда вообще! Чего пришёл?!        И рядом с корово-собако-лощадью началась художественная война. В принципе — ничего удивительного, она тоже продлиться не долго. Как и, возможно, жизнь стоящей рядом с этой войной картины.        Россию очень заинтересовали острые антикварные предметы. Над ним тихо нависал Китай, потому что детей нельзя оставлять рядом со старинностями, иначе старинности могут пострадать.        — Это что? — спросил мальчишка у мужчины, показывая на острую старинность с садистской улыбкой. Сяолуну стало не по себе.        — Это нож, тупой…        — Тупой — это как дядя Киомин³?        — Кхем… Не говори так про дядю Киомин, он же не специально. А тупой — это значит не острый. — Сяо на корню подавил нервный смешок и пообещал больше не выражаться при детях. Дети сами умеют не хуже выражаться.        Для России этот поход дался более, чем хорошо. Он узнал, что у ножа, кроме кухонного, есть множество вариаций, что из острых принадлежностей существуют ещё и клинки, мечи, катаны, штыки и прочее колюще-режущее, ужасно ему понравившееся. Старшие познали дзен картин, выполненных маслом и акварелью. Средние познали дзен прекрасного мраморного пола музея.        — Грузия… Смотри. Это — клинок, — зазывающе прошептал Азербайджан, обнимая одной рукой брата за шею, а другой указывая на неопределенное старинное чудо из разряда «отдайте это России».        — Я вижу, что это клинок…– стараясь подражать шатену, произнёс грузин, — А вон там Армения, рядом с этим клинком. Скоро этот клинок будет у нас.        Армения учился вскрывать стеклянные ящики. С переменным успехом. Молясь про себя, чтобы экскурсовода ещё не откачали в каморке, он развинчивал винты у основания ящика. Братья могли только смотреть за этим действом и безмолвно восхищаться сородичем. Но тут, совершенно внезапно и вероломно, чья-то рука схватила армянина за запястье и оттащила на безопасное расстояние взрыва среднестатистической советской гранаты. Арсен⁴ зашипел и поднял глаза на обидчика. То был снова расстроенный Сяолун.        — Ну и что это такое? — спросил он, вроде бы обиженно, жалобно, а вроде бы и зло.        — Это кража со взломом. — чистосердечно признался Арс, — Чистой воды вандализм.        Сяо отпустил армянина, проводив его прожигающим взглядом к советской кучке.        — Итак, дети. — он подошёл к ним.        Некоторые дети были чуть ли не с него ростом, но он принципиально не обращал внимания. Некоторые дети зло косились на него, но он не обращал внимания. Тоже принципиально.        — Вам понравилось в музее? — ответом служил нестройный хор, произнесший «да» на абсолютно разный лад.        — Вы придёте ещё раз? — отличился Азербайджан, сказав «если деньги будут». Ноги и так бледного экскурсовода подкосились.        — Что вам больше всего понравилось? — проблеял мужчина, чуть двигаясь за Китая.        — Штык! — обрадовался РСФСР.        В театре после таких реплик обычно бывает занавес. В данной ситуации экскурсовод хлопнулся в обморок.