Малика с восточного побережья: исекай/попаданчество AU: Часть 1

— Так куда ты едешь? — В Зарягу. — У тебя там родственники? друзья? — продолжила допрос Лада. — Нет, — ответила Малика и тут же пожалела об этом. Ещё мгновенье назад она могла выдумать для Лады кучу различных причин для переезда в Зарягу — и вот теперь одним словом урезала их количество в добрый десяток раз. С другой стороны, польза в этом тоже была: ложь тем удобнее, чем сильнее приближена к правде, и если уж лгать, то не одному человеку, а сразу всем. Поэтому она просто сказала Ладе то же, что и торговцам: — Надоело сидеть на одном месте. Всю жизнь мечтала путешествовать. Лада встала, налила в кружку с тёртой ивовой корой горячей воды из бурлящего чайника, протянула Малике и села напротив. — Ты думаешь, я поверю? В иной ситуации Малика бы даже не смутилась и быстро компенсировала бы одну ложь другой. Но сейчас она не владела ни всей необходимой ей информацией (может быть, Оро уже успело возвести на неё напраслину?), ни собой самой: из-за болезни затуманенные мысли передали часть контроля одним из самых грубых биохимических процессов организма — эмоциям. Иначе говоря, Малика испугалась. Но неожиданно это оказалось ей на руку. — Ты просто крыса, бегущая с корабля, — сказала Лада. — Вас таких полно — почуявших войну. Малика выдержала короткую паузу. — Да, — «призналась» она. — Не хочу иметь с этим ничего общего. — То есть трусишь. — А какие у меня варианты? — с горечью спросила вжившаяся в роль Малика. — Воительница из меня так себе, прямо скажем. Лада была беспощадна: — Ты умеешь держаться на лошади — значит, не из нищих. Глядишь, и на оружие накопишь. — Не хочу это слышать от той, у которой этих лошадей четырнадцать. — Эй, Малика, — окликнула её Лада, — ты часом не забыла, что пользуешься моим гостеприимством? Если бы я тебя там не подобрала, ты бы была уже на том свете. — Ты не язычница? — заинтересовалась Малика. — Я уже никто, — отмахнулась Лада. Малика сделала вид, что ей слишком плохо для продолжения разговора, хотя, если быть честной, она уже была не столь уж больной, особенно после выпитой с водой салициловой кислоты. Продолжать расспросы было бы излишним: она догадывалась, что́ мешает Ладе называться приверженкой любой религии. То, что определяло ладину жизнь больше, чем морские боги. То, что дарило ей падения и взлёты лучше любых грехов и покаяний — краеугольных камней двубожия. Конечно же, это обязаны были быть наркотики. И Малика не хотела о них говорить. Поэтому она прикрыла глаза, сделав вид, что засыпает, и неожиданно для себя действительно заснула. — Сколько я уже здесь нахожусь? — спросила она в никуда, стоило проснуться. — Не волнуйся, всего третий день, — отозвалась Лада из комнаты, соседней с кухней (именно кухней оказалась комната, где Малика провалялась эти два дня). — Селяне уже вернулись и вернули лошадей, так что, как только придёшь в себя, мы выдвигаемся... — Я в норме, — быстро сказала Малика — на этот раз безо всякой лжи. — ...но сперва я провожу тебя в баню. Выехали на следующее утро. Маликина лошадь выжила, но требовала лечения, поэтому пришлось взять одну из ладиных. Малика не без удовольствия отметила, что её перемещения будет трудно отследить: сперва лошадь понесла в неизвестном направлении, после чего и вовсе сменилась на другую. Но важнейшим было то, что теперь она направлялась не к западной границе Оро и Полыньи, а к непопулярной восточной. Малика попыталась вспомнить, какую роль в романе играл этот росток Полыньи в теле Оро на востоке, но преуспела лишь на малую долю: граница возникла в голове как пустырь с километровой нейтральной полосой, по обе стороны от которой стояли пустеющие будки предполагаемых пограничников. Воспоминание было неожиданно ярким — либо Малика уделила время, чтобы визуализировать скучный кусок дороги, либо же просто в книге была иллюстрация. Граница со стороны Оро и правда оказалась пустынной, а вот Полынья выставила со своей стороны две сторожевые вышки и пару пограничников. По спине Малики пробежали мурашки. Книжная Малика не существовала раньше своего обвинения и изгнания. Всё, чем нынешняя Малика отличалась от канонной, должно было начаться не раньше её бегства. До которого оставался месяц по календарю из прошлой маликиной жизни. За месяц можно было разобрать вышки и, при большом старании, выстроить обратно унылую будку и привести её в запустение. Но вот множество зданий (наверняка таверн), видневшихся за спиной у пограничников, быстро разнести и спрятать было бы невозможным. К счастью, в этом веке ещё не существовала взрывчатка. Малике показалось, что её жар вернулся под руку с ознобом. В чём могло быть дело? Она своей выборочной осторожностью поменяла историю? И если так, что с ней будет теперь? Двое пограничников — мужчина и женщина — встретили Ладу как родную, спросили у неё: «как обычно?» («конечно», — ответила Лада) и пообещали тщательно обыскать на обратном пути. Стало быть, здесь Лада покупала наркотики. Малике до этого дела не было. Её интересовало выживание, которое прямо сейчас требовало еды и сна. К счастью, радушные пограничники посоветовали таверну, в которой принимали орскую валюту, и Малика, последовав их совету, завалилась спать чуть ли не с окороком во рту. К ней присоединилась Лада. Действительно, не возвращаться же ей было в ночи.