Конец от лица Фреша
В самом начале у меня не было какой-либо заинтересованности в его словах. Думал, что это всего лишь странная прихоть «Мёрдера» и удачная возможность, которой он не побоялся воспользоваться. Думал, что просто ничего не пойму из их разговора. Но я совсем забыл, что для Фреша я всё ещё потерявший память. Его рассказ был с самого начала, с мелкими подробностями. В голове совершенно чётко отображалось каждое описание, каждый диалог, каждый человек, присутствующий тогда, гармонично появляясь на общей картине происходящего. Я наконец-то узнал, как зародилась семья «Свободная жизнь». Узнал, почему Хоррор и остальные в столь раннем возрасте занимались чёрной работой, почему вдруг стали преступниками. Удивило меня и то, что я ни разу не слышал от команды упоминания какого-то Доктора Гастера. Что с ним случилось? Он предал свои принципы и оставил беспомощных детей одних? Или его упекли за решётку? А может… Слишком много мыслей одновременно кружилось в голове мощным волчком. Казалось, что она вот-вот взорвётся от такого количества новой информации. «Мёрдер» что-то сказал Фрешу, но на несколько мгновений я потерял возможность слышать. Или я просто уже не хотел никого слышать, подсознательно отводя их голоса на второй план. Когда Фреш поднялся и ушёл с подносом подальше, «Мёрдер» наконец-то отступил. Наша маленькая война закончилась, и тело могло расслабиться. Я ощутил, как заболело горло и руки в районе суставов. Именно за эти участки мы боролись, не удивительно, что сейчас они ноющей болью напомнили о себе, как бы выказывая недовольство. Ещё и «Мёрдер» неосторожно ладонями удерживал Фреша мощной хваткой, что не обошлось без последствий. Подняв руки к уровню глаз, было ожидаемо увидеть тёмно-красные бинты. От такого зрелища можно точно сказать, что на рукавах недавнего собеседника тоже остались кровавые следы. Я не хотел даже пальца согнуть, боясь, что любое движение принесёт за собой боль. Я застыл, наблюдая за маленькой красной капелькой, которая никак не могла скатиться вниз. Один из санитаров заметил моё странное поведение и подошёл. Увидя состояние моих рук, он взял меня под локоть и без слов вывел из столовой. Я чувствовал себя слишком уставшим, поэтому подчинялся без единых признаков сопротивления. Бинты на руках и голове успешно сменили. Сказав не напрягать больше руки, меня отправили в камеру. Перед сном я долго рассуждал о происходящем в прошлом. Нет, не так… Я пытался представить, что происходило в моём прошлом. Пытался представить причину, из-за которой я ушёл к незнакомому мужчине, отрекаясь от родителей. Пытался представить, в каком совершенстве я владел своими способностями, что меня считали одной из главных угроз. Пытался представить, что я чувствовал, когда впервые убил человека. Пытался представить, какие у меня были отношения с командой. Я многое пытался представить, но прекрасно понимал, что всё это — всего лишь выдумка. Моя выдумка, исходящая из небольших знаний и представлений. На языке я почувствовал вкус горечи. Очень жаль, что в ближайшее время я ни у кого не смогу расспросить подробностей прошлого. Если бы я знал, что это будет моя последняя спокойная ночь, то определённо заснул бы раньше. Кошмар наяву подступил незаметно. Все мои страхи и сомнения в одно мгновение ожили, с каждым днём становясь всё хуже и хуже. Благоразумие «Мёрдера» продержалось не больше двух дней. Всю следующую неделю он активно пытался убедить людей, что у меня развился синдром «чужой руки». Используя все свои возможности, он начал с малого: во время разговора занимался всем, что привлекало внимание, будь то сгиб столовых приборов или ломание веток во дворе. У Фреша и Фелла появлялось всё больше вопросов о моём самочувствии, на которые я с трудом находил ответы. К моему счастью, перед санитарами и медсёстрами рука полностью подчинялась мне. Тогда я посчитал, что «Мёрдер» просто рад иметь хотя бы часть физического тела, поэтому лишь просил его быть осторожнее. Но он совершенно меня не слушал. На следующей неделе «Мёрдер» начал выхватывать чужие вещи. У нас может идти совершенно обыденный разговор, но стоит кому-нибудь пройти рядом, и левая рука выхватывает любой предмет из чужой хватки. Понятное дело, что в больнице у пациентов не может быть каких-то личных ценностей, но всех скорее раздражает сам факт такой наглости и грубости. Я сразу же стараюсь всё вернуть и принести извинения, но будет чудо, если «пострадавший» человек без лишних слов просто уйдёт. Чаще всего Феллу приходилось защищать меня в словесной перебранке. Иногда спор заходил так далеко, что санитарам приходилось нас разнимать и уводить по своим камерам. Тогда, оставшись один, я начинал ругань с «Мёрдером». — Как ты объяснишь свои выходки?! — в гневе спрашивал я, но внятного ответа не получал. Собственным голосом я издавал лишь тихие смешки и вздохи. Нельзя было даже предположить, что творится в голове этого психа. Потом, словно каждый раз становясь смелее, «Мёрдер» начал опрокидывать чужие подносы с едой. Он выдавливал на моём лице озорную улыбку, позволяя ей застыть на пару мгновений. Мои эмоции быстро сменяли её тревогой и злостью. Злостью на себя, «Мёрдера», человека, который не хочет выслушать объяснений. Нельзя было найти оправдания моим действиям, поэтому приходилось выслушивать длинную речь каждого «несчастного», а в конце тихо извиняться. В конце каждого дня я пытался поговорить с «Мёрдером». Попытаться выяснить причину такой резкой смены поведения. У меня даже не хватало сил злиться и плеваться гневом. Поникший, я был готов выслушать любое объяснение. Хочет он поиздеваться, довести до кипения, повеселиться, испортить жизнь… Мне уже было всё равно. Но каждый раз в ответ он молчал, игнорировал или смеялся. Я не знал, как стоит поступить дальше. Если расскажу врачу, то неизвестно, чем это может обернуться для меня. Помимо проигрыша и признания своих проблем, я могу получить взгляд полный презрения и какие-либо болезненные процедуры. Уколов точно станет больше, а если мне не придётся терпеть удары тока, то я просто счастливчик. Долго обдумывая, я решил отложить эту идею на крайний случай, а поведение «Мёрдера» взять в свои руки. Я начал свои попытки борьбы за право обладать телом. Не расслабляясь целыми днями, у «Мёрдера» просто не было возможности что-то натворить. Он на некоторое время сдался, подарив мне мимолётное спокойствие. Как жаль, что оно правда было только мимолётным. «Мёрдер» оказался весьма изобретательным. Вспомнив, что ему поддаётся не только левая рука, он начал провоцировать людей своими ядовитыми речами. Словно заученный текст, ему не составляло труда облить человека грязью. Пусть голос был хриплым, каждое слово всегда доходило до «потерпевшего». Теперь никакие извинения не могли помочь. Конфликт можно было уладить только тогда, когда я получу по заслугам. Ни Фелл ни Фреш тоже не могли мне помочь, поэтому я вежливо попросил их отдалиться от меня. В таком кошмаре прошёл целый месяц. Я был бы рад, если бы он пролетел незаметно, но я напротив каждый день считал секунды до конца. Не было возможности поддаться безмятежности, расслабиться и провести время в компании знакомых, поговорить о разном, послушать глупые шутки и жизненные истории. Он заставил меня каждой клеткой тела чувствовать течение нового дня. Всё зашло настолько далеко, что я начал радоваться, когда меня уводили в карцер. Я начал радоваться изоляции! Всего за месяц я пробыл там целых пять раз и в трёх из них я оказывался там после отключения от удара шокером. Чувствуя себя совсем опустошённым, я как-то подумал, что хуже уже быть не может. Всё самое ужасное случилось, что может пойти не так? Но я совсем забыл о том высокомерном типе, которому время от времени нужно присматривать за мной. — Подожди здесь, — тихо сказала медсестра, усаживая меня внутри какого-то кабинета. Хотя, я даже не уверен, что это был кабинет, скорее просто свалка, похожая на архив. — закончится приём, потом пойдёшь ты. Раз приходится ждать, значит он не планировал встречу со мной заранее. Ему наконец-то рассказали о моём поведении? Пациенты уже не могут терпеть? Каждая моя мысль была наполнена сарказмом. Я не мог придумать, как объяснить своё поведение. Я не мог придумать ни одной лжи, что могла быть похожей на правду. Уже просто хотелось отдать «Мёрдеру» полный контроль, чтобы он вместо меня подобрал все нужные слова. Неважно, скажет он правду или придумает безумное оправдание. Главное, что ответственность ляжет на него. А мне останется только роль жертвы. Новой жертвы. Я мысленно дал себе пощёчину и до крови прикусил язык. С каких пор я начал так думать? С каких пор всего меня снова охватило отчаяние? После соломинки в виде Фреша столько всего произошло, столько информации всплыло наружу, столько открытий было совершено. Когда всё пришло в норму, появилась эта ситуация с «Мёрдером». Это такая плата за знание о наркотиках? Плата за знание, что часть моей осознанной жизни была фальшивка? Что это за внезапная и необоснованная карма? Я попытался собраться с мыслями. Отогнать всё лишнее, отложить весь сарказм и апатию в сторону. Как бы плохо мне сейчас не было, если и правда захочу отдать полный контроль «Мёрдеру», то случится может не поправимое. И здесь уже дело касается не только моей безопасности. Я попытался отвлечь себя. А раз я нахожусь в неком «архиве», то здесь наверняка можно что-то прочитать. Первым я увидел расписание смен: на нём было много разных женских и мужских имён, а рядом определённое время и дата. Из доступных мне, это был единственный «текст», который можно было прочитать. Дальние документы почти не разглядеть, точно так же как имена на корках тетрадей и книг. Конечно, что были ближе ко мне, я увидел, но все имена оказались незнакомыми. Досадно цокнув языком, я перевёл взгляд на женщину рядом. Она стояла в дверном проходе, будто чего-то или кого-то ожидала. Большим пальцем она теребила лак на ногтях, практически сдирая его. Похоже, успокоиться здесь нужно не мне одному. — Ты почему не на обеде? — раздался в коридоре звонкий голос. Скорее всего, это была одна из молодых медсестёр. — Главный поручил мне срочное дело, — протараторила женщина, наполовину выходя из «архива». Она постоянно смотрела на меня, словно была уверена, что я вот-вот поднимусь. — сказал привести к нему Лонели. — Лонели? Который из того массового случая? — сразу же последовали уточнения. В какой-то мере я почувствовал себя популярным, раз меня узнают только по фамилии. — где ещё нашли человека с «животной регенерацией»? — дополнила она чуть тише. Её слова буквально послужили для меня холодной водой. Я выпрямился и невольно прислушался. Человек с «животной регенерацией»? Если мы из одного дела, то это тот, о ком я думаю? Как всё удачно сложилось для твоих ушей, не находишь? — Молчи! — ладони медсестры бесцеремонно прижались к губам своей коллеги. — да, он, но ты не можешь выбирать уточнения менее опасные?! — шёпотом «крикнула» она, снова покосившись на меня. Я с самого начала смотрел на них только боковым зрением, поэтому притвориться, что просто их не слушаю, оказалось весьма просто. Но мускулы лица женщины даже не думали сгладиться. — Если Глава услышит, что мы говорим о таких вещах в стенах больницы, ещё и перед его кабинетом, то простым увольнением всё не кончится! — не умолкала она. А недавно подошедшая девушка потеряла дар речи от такого всплеска эмоций коллеги. Я тоже был весьма обескуражен. В памяти всплыли фрагменты разговора с «Мёрдером» о возможном третьем лице и воспоминания о последних ранах, нанесённых мной Блубери: несколько пулевых в ноги и… Даже думать об этом неприятно, в какой-то степени даже противно. В любом случае, если люди вокруг понятия не имеют о наших способностях, то увидя регенерацию своими глазами, сочли бы подобное за нечто невероятное и секретное. Теперь даже стыдно жаловаться на свою судьбу. Стать живой тушей для экспериментов в разы хуже, чем быть узником в заточении. Девушка попыталась сменить тему, чтобы как-то сгладить возникшую напряжённость, но женщина на каждый вопрос отвечала так, будто сдерживает себя от истерики. Со мной она всегда была немногословна, поэтому я не подозревал о подобных проблемах. Как-то раз я слышал разговор людей с другого факультета: «Если начнёшь работать с психами, то сам потихоньку присоединишься к ним.» Возможно, с ней произошёл именно такой случай. Медсестра уже в возрасте, неизвестно, какой у неё стаж работы в психбольнице. После нескольких неудачных попыток девушка на ходу выдумала отговорку уйти и успешно сбежала. Медсестра вздохнула с облегчением, но не прошло и минуты, как дверь соседнего кабинета открылась. Я не мог видеть, но прекрасно слышал жалобные стоны и слёзы взрослого мужчины. Судя по всему, приём у психиатра прошёл не слишком гладко. Довёл пациента до такого состояния… Какие для этого нужно задать вопросы? Совсем никакой жалости. Всхлипы совсем скоро утихли. Мужчину увели, а значит настала моя очередь. Я собрался, придавая лицу суровый вид. Что бы он ни сказал, мне нельзя позволить отчаянию или другому мраку завладеть мной. Но чем ближе я подходил к кабинету, тем больше появлялось уверенности, что я не справлюсь. Особенно, когда я начинал представлять исход нашего разговора. Заведя меня внутрь, медсестра поспешила удалиться. В глаза попали мягкие лучи солнца и приятные персиковые тона. За столом я увидел своего лечащего врача. Он неспешно переворачивал страницы толстой тетради, совсем не замечая моего присутствия. Я уже хотел было привлечь к себе внимание, но вовремя заметил, что мы сегодня не одни: рядом с дверью стоял неожиданно высокий мужчина. Сложив руки на груди, он не отрывал от меня взгляда, точно как и второй, что стоял ближе к психиатру. Одна пара глаз сжигала меня сзади, а вторая спереди. Вот таким эффективным способом я оказался связан по рукам и ногам, что уж говорить об остром языке. Пришлось без лишних слов сесть на место. Только тогда на меня наконец-то посмотрели. — Знаешь, а ведь я всегда считал, что из всех моих пациентов тебя контролировать было легче всего, — начать разговор он решил с откровений. — так что случилось? Долгое время сидел в тишине, а последние два месяца не можешь успокоиться. Его слова звучали как претензия. Я сжал зубы, усердно контролируя себя от потока колких слов. Кто вообще пустил его на работу? Быть психиатром ему совсем не подходит. Было бы куда разумнее поместить его среди преступников с кнутом в руках. Я тут же оступился. Даже преступники не заслуживают быть под его покровом. — Можешь не отвечать, — как я и ожидал, его первые слова были просто издёвкой. — в любом случае, сегодня только я буду говорить. А тебе будет достаточно лишь слушать. Внутри всё сжалось, пытаясь превратить органы в одну субстанцию. Он не будет меня ни о чём спрашивать? Я столько всего натворил, а он даже не даст мне возможности оправдаться? Какую диктатуру он на сей раз придумал? Решил сменить наши дебаты на одиночный монолог? — В недоумении? — конечно, мой вид буквально кричал, что я ничего не понимаю. — я понял, что тебе нет смысла давать слово, если ты не умеешь говорить правду. Пока ты твёрдо уверял, что здоров, весь спектр болезней уверенно прогрессировал. Ты избегал лечения, поэтому теперь в таком состоянии. Ты не расскажешь мне, но я вижу, что твоё биполярное аффективное расстройство привело не только к шизофрении, — сквозь линзы очков меня пронзил ледяной взгляд. — ты ведь многое поймёшь, если я упомяну «раздвоение личности»? Я чуть было не рассмеялся. Его предположение о моих психах оказалось слишком точным. Хотя, могу ли я считать «Мёрдера» второй личностью… В таком плане? Я долгое время считал его галлюцинацией, которая появилась из моих же страхов. Но его личность начала формироваться прямо на глазах. Я практически не сомневался, что он и есть мой «прототип» из прошлого. Но что теперь? Почти сразу же промелькнула мысль, что его «развитие» в моих глазах на самом деле является обострением болезни. Может, «Мёрдер» на самом деле сгусток таившихся внутри воспоминаний? Тех воспоминаний, которые разум спрятал от меня по вине Блубери. Неужели я своими же руками оживил «Мёрдера»? Кому теперь можно верить? Нет, кому нужно верить? Как вообще сейчас можно отличить правду от лжи? Как будто не замечая бурю эмоций в моих глазах, мужчина продолжил: — Считай, что ты сам вырыл себе могилу. Ты опять же можешь всё отрицать, но я вижу, что твоя вторая личность нестабильна и справиться ты с ней не можешь. Страдаешь не только ты, но и другие пациенты. Поэтому я вынужден тебя изолировать. Насовсем. Ты ведь понимаешь, к чему я? Я поднялся, решительно собираясь сократить расстояние между мной и психиатром. Но охрана не сидела без дела, сразу показывая мне предупредительный жест. Я сжал кулаки до хруста костяшек. Снова не выходит контролировать своё тело до конца. Теперь меня хотят лишить той минимальной свободы, которая у меня была. Это ужасно. Для меня и моих планов это слишком ужасно. Что мне делать, если я окажусь в положении Киллера? Если по-настоящему умный человек всё ещё не смог сбежать, то что будет со мной? Нас некому спасти. — Как великодушно с вашей стороны сообщить мне об этом заранее, — сквозь зубы процедил я. — У тебя нет опекунов или родственников. По итогу ты сам за себя отвечаешь, было бы неправильно не уведомить тебя о смене положения, — его губы дрогнули в улыбке. Злость постепенно сменило уныние. Оно заполнило меня до краёв, заставляя чувствовать тяжесть в груди. Я перестал уверенно стоять на ногах, чувствуя внезапную усталость. Или это было бессилие? Какие у меня есть варианты? Попытаться убедить его, что я нормальный? Нет, на переговоры он уже не пойдёт. Тогда начать вести себя мило и прилежно? Но сколько дней, недель, месяцев понадобится, чтобы убедить его в моей безопасности для общества? Я не хочу это принимать. Не тогда, когда начал верить в следующий день… Ты ведь знаешь, что другие варианты есть, но ты просто не хочешь их принимать. Бессилие? Это всё чушь. Мы оба знаем, что ты гораздо сильнее любого в этой комнате. Если этим преимуществом не воспользуешься ты, то им воспользуюсь я. Мои уши пронзил душераздирающий крик. Прямо перед собой я услышал лязг чего-то маленького, что мимолётно соприкоснулось со столом. Следом последовал глухой стук. Широко распахнув глаза, я увидел, что голова мужчины неестественно лежит на столе. Я стоял близко, поэтому в нос тут же ударил запах крови. Он был точно такой же, как при смерти Блубери. Я совершенно не понимал, как это произошло. Мимолётно оглядев себя, я сразу все понял. Я не ощущал этого, но пальцы левой руки сложились в жесте пистолета, а его «дуло» смотрело в пол. Нет. Нет. Нет… Правая рука потянулась к моему лицу, скрывая в глазах жгучий страх в перемешку с шоком. Я не хотел в это верить. Но ручка с металлическим отливом говорила об обратном. Красивым шрифтом на ней было написано несколько слов, но из-за свежей крови ничего не разобрать. С такого ракурса, лишь наполовину показываясь из плоти, она больше не походила на дорогой сувенир. Я отступил, но стоило мне двинуться, как я почувствовал что-то. Словно маленькая капелька пота, от локтя побежала струйка крови. Теперь нет смысла что-либо отрицать. Два охранника тоже стояли в недоумении. На лицах обоих читался ужас. Они смотрели на меня, точно обдумывая, как поступить. Или задавались вопросом, как, чёрт возьми, я это сделал. — Блять, — я выдавил из себя усмешку. Я без проблем смог поднести левую руку ближе к груди. — я ведь всего на несколько мгновений потерял бдительность. Чему стоило удивляться? Он нашёл просто идеальное время и место для убийства. Может, в этом и заключался его план? Убить самого главного босса, чтобы потом пойти по пешкам. Какой-то совсем безрассудный и глупый план побега. Теперь даже злиться не хочется, только лить горькие слёзы и непрерывно смеяться. Двое мужчин осознали, в каком положении находятся, поэтому одновременно бросились на меня. Я был к этому готов, поэтому той же левой рукой совершил несколько круговых движений. Скрепки, лежащие на столе, мгновенно разогнулись. Мне хватило одного взгляда в сторону охраны, чтобы точно попасть каждому в глаз. Очередные истошные крики заставили Даста дрогнуть, но я не смел медлить ни секунды. Я с усилием вытащил металлическую ручку из виска врача. Оказавшись у меня в руках, она словно нож по очереди вонзилась в шею каждого мужчины. Я выдохнул с облегчением. Ручка бесцеремонно упала на пол. Как бы Даст не старался, я больше не был намерен проигрывать. Пусть всё прошло не совсем так как я планировал, но камень заработал, противники мертвы. Осталось зайти за старым другом и уходить. Он наверняка уже заждался. Лёгкой походкой пройдя к двери, он в последний раз оглядел кровавую картину собственного авторства и ушёл. Учитывая нрав большинства медсестёр и санитаров… Я понятия не имею, насколько будет облит кровью его путь. Или лучше сказать……наш путь?