***
Это явно было то, что хотели оба. Однако никогда в жизни Чонгук не захочет себе в этом признаться. Трудности никогда его ничему не учили, проблемы не вызывали себя решить, именно поэтому Чон избегает его. Чимина. Это было страшно. Невероятно. Словно дубиной по затылку. Чонгук смотрел на безмолвного Чимина, сжимал кулаки и вспоминал, что происходило прошлой ночью. — Я… Прости, — у Чонгука тогда словно украли словарный запас, выкинули сердце куда-то далеко. Он чувствовал лишь боль, которую не должен был чувствовать вовсе. Чимин лишь просто кивнул. На тот момент, Чонгуку казалось, что Чимину было плевать, однако сейчас понимает, что это не так. Он разбит. Выглядит так, будто не спал несколько ночей. Он словно какая-то растрепанная кукла. Это заставляло Чона в очередной раз думать, что родился мудаком. Что им правило тогда? Алкоголь? Интерес? Или влечение к Чимину? Чон полностью уверен, что именно последнее. Странное влечение, которое он никогда в своей жизни не чувствовал. Что-то до боли колкое, приятное и ужасное одновременно. Чонгук хочет понять, но боится. Чимин чувствует опустошение. Наверное, эта ночь была неким толчком к тому состоянию, в котором он сейчас находился. Ему ничего не хотелось. Ни жить, ни умереть — ничего. Однажды Чимин спросит у Бога за что с ним такое, но ему так же, как и сейчас ничего не ответят. Потому что так должно быть, — решает как-то Чимин, до боли сжимая собственное сердце. Чонгук был прекрасным. Остается для него таким же и по сей день. Пак больше не винит, не старается свою боль перекинуть на плечи кого-то, потому что со своей сущностью он заслужил. День проходит незаметно, словно и не было ничего. Пак сглатывает, заходит в свою комнату, и прошлая ночь застает перед глазами. Томные вздохи, тёплое дыхание прямо в ушко, медленные толчки, — все это как небывалый сон. Так не должно быть. Пак садится на корточки прямо у входа, слезы стекают по щекам, а умерить собственные терзания он не может. Тот самый пик, до которого Чимин когда-то боялся дойти, настиг его так быстро, что подготовится он успел. Душа разрывается на куски, изнывает, однако Пак ничего не может с собой поделать. — Чимин? Голос знакомый, родной, до мурашек любимый. Чимину хочется кричать, но лишь тихо выдыхает: — Я… переспал с ним, Юнги. Мин раскрывает глаза, сглатывает ком в горле. Конечно, жизнь может подсовывать такие шутки, что наводят вовсе не на смех, а слезы. Но разве так можно? Игрушки в руках судьбы, какие-то марионетки у кукловода. Юнги не трудно догадаться с кем, когда, однако невозможно понять зачем. — Все в порядке, Чимин, слышишь меня? —Мин держит себя в узде, садится напротив, берет его лицо в свои ладони и заставляет смотреть в глаза. — Успокойся, я ведь рядом. Рядом. Юнги рядом. Чимин смотрит растерянно, прикусывает пухлую губу и утыкается лбом в плечо Мина, всхлипывая. — Он вновь извинился. — Этот придурок просто не разобрался в себе, Чимин, — Мин сжимает парня в объятиях и тихо выдыхает. — Ты был сегодня таким странным, поэтому я не подходил. И сейчас пришел сюда, увидел тебя таким, как думаешь, что я чувствую? — Извини меня, Юнги. — Чонгук просто глупенький. Совсем глупый. Придурок просто. Он так тянется к тебе, но сам же отрицает. Думаешь то, что вы переспали — это ошибка? Я уверен, Чонгук хотел этого. — Откуда тебе знать, Хен? Юнги вымученно улыбается, треплет парня по волосам и целует в макушку. — Я просто знаю. Чимин поднимает голову, хмурит брови и шепчет. — Идиот. Успокоить Чимина Мин сумел, но как теперь успокоить собственное сердце? Как избавиться от липкого слоя ненависти и жалости к самому себе? Мин не знал совершенно. — Чимин, вам стоит поговорить. — Мне страшно. Вдруг он не захочет говорить со мной. — Тогда я убью его. — Это ведь несмешно. Я серьёзно. — Я тоже, Чимин. Чонгук не тот человек, который напивается до беспамятства. И я думаю, что его действия были весьма осознанными. — Но что тогда произошло утром? Почему его глухое «прости» я все-таки услышал? — Чимин-а, он просто испугался. Послушай, он всю жизнь был по девушкам, а сейчас его потянуло к тебе. Конечно, ему будет страшно. Чимин смотрит на Юнги и сглатывает. — А если это все розыгрыш? Шутка? Игра? Что мне тогда делать? — Тебе не придётся ничего тогда делать. Обещаю…***
Чонгук устремляет взгляд в сторону Пака и сглатывает. Хочется подойти, поговорить, вновь извиниться, однако страх не позволяет. Такое состояние страшное, необъяснимое. Чон усмехается в голове, желая лишь исчезнуть. Чон быстро встает со стула, направляется в сторону мирно сидящего Чимина и хватает за руку. У Пака глаза огромные, удивлённые, а реакция медленная, озадаченная. Чонгук стискивает зубы. Плевать на все чувства и мысли. Плевать на самого себя. Разве это не пора измениться, стать совершенно другим? Чимин сжимает кулаки, следует следом и смотрит ему в спину. Стоит ли ему противиться этому, стоит ли что-нибудь вообще говорить? Портить этот момент, когда Чимин со своей всепоглощающей любовью может насладиться теплотой рук Чонгука. Чон толкает Пака в туалет, в одну из кабинок, и смотрит зло. Чимин сглатывает, но не жалеет. — Я ненавижу это все. Понимаешь? — Чонгук сжимает в руках край воротника парня и приподнимает его чуть на носочки. — Что… ты хочешь сказать? — сипит Пак, смотря прямо в глаза Чона. — Я ненавижу то, что чувствую блять. Поначалу я думал, что это невозможно. Неправильно. Ужасно. Омерзительно. Но сейчас мое сердце так болит. Мне хочется видеть тебя рядом, касаться тебя, как прошлой ночью. Я… — Чонгук расслабляет руку, опускает ее вдоль и утыкается носом в плечо. — чувствую то, что не должен был. Каждый раз, когда я смотрю на тебя, мне очень больно, но я продолжаю смотреть. Я мазохист? Что это вообще такое? Ты, наверное, не подумаешь над тем, как больно мне было сегодня утром. Я увидел тебя и эта эйфория в душе расцвела, словно какой-то тупой цветок. Мне… — Чонгук сжимает кулаки. — Чонгук, — Чимин крепко обнимает Чона, прижимает к своей груди. — Я не знаю, как помочь тебе. — Ты нравишься мне. — Прости, Чонгук. — Почему… — Чон отстраняется. — зачем ты извиняешься? — Прости, пожалуйста, Чонгук. Словно мир рухнул к ногам. Сердце колотится в груди, как птица бьётся о стенки железной клетки. Невозможно описать то, что чувствует Чонгук именно в этот самый момент, когда Чимин со слезами на глазах шепчет такое же глухое «прости». — Чимин… Пак лишь улыбается, сквозь невидимую истерику и тянется пальцами к волосам Чона, пряча их за ушко. Он смотрит в глаза, а после опускает голову, прикусывая губу чуть ли не до крови, и выходит из кабинки. — Я не смогу поверить тебе. Твои слова, как пустой звон. Сначала попробуй разобраться, настоящие ли чувства в тебе. Не делай мне больно вновь. Хватит меня мучить. Голос Пака эхом отдаётся в пустом туалете, Чонгук сжимает кулаки и позволяет слезе скатиться по щеке. — По крайне мере, я это ведь заслужил? — шепчет Чон в пустоту.