Многогранности жизни

Вся кухня пропахла чаем. Катерина сидела за столом, вертела в руках чашку и рассматривала плавающие на дне чаинки. Говорят, по остаткам заварки можно гадать о своём будущем. Каким же образом, интересно? Женщина всмотрелась в них и покачала головой. Чаинки молчали. А вот чай закончился. Весь вечер Катерина занимала себя тем, что пила чай, пыталась что-то читать, но по большей части смотрела в стену, думая, и пару раз выходила на балкон вдохнуть свежего воздуха. Сейчас подумала и решила, что стоит прогуляться до магазина. Темно и свежо — как обычно. Катерина ругала себя, что решила пойти в тех же домашних штанах, а не надела чего-нибудь потеплее. Мысли путались, но неизменно сосредотачивались вокруг одного человека, к которому теперь нужно найти верный подход. Влюбиться и тут же сделать ошибку — это ж надо было. Савина злилась на себя, на свою рассеянность и даже немного на саму Элину с ее острым языком. Какой бы умной и красивой та ни была, сдержанной и скромной ее точно не назовёшь — язык не повернётся. Купила чай с жасмином на работу, а домой с лесными ягодами и мелиссой. Подумала и взяла ещё и кофе, а то скоро кончится. Потом ещё подумала и взяла вина, а к нему торт — повышать настроение и стимулировать работу мозга сахаром. До утра ещё далеко, а как объясниться с несносной девчонкой надо придумать. *** Проснулась и поняла, что опоздала. Пришла в школу под звонок и сразу же наткнулась на свою кареглазую проблему, стоящую в коридоре с Ксюшей. Девочки о чем-то говорили и явно сами недавно пришли, не успев забросить рюкзаки в классы. — Здравствуйте, — поздоровалась Ксюша обыденно, а Элина в то время лишь удостоила ее холодным взглядом. Сердце кольнуло. Чёртовы выразительные глаза вывернут тебе душу наизнанку. Потом подруги обнялись, а Элина вдруг оставила на щеке Владленовой легкий поцелуй, улыбнулась и пошла в класс. Катерина с неохотой осознала, что не так-то все просто, как казалось ранее. Ревность вскипела в ней, и женщина поспешила заглушить это абсолютно бессмысленное чувство, все мысли направив куда подальше от любвеобильной Василевской и ее подруги. «Люби, но не привязывай ее к себе. Она ни о чем не знает, собственно, и не думает о том, что заставляет меня чувствовать, » — напомнила себе Катерина. *** Катерина решила, что с Элиной стоит поговорить после уроков, когда все разойдутся. Репетировать разговор не стала, не исключая вариант того, что Василевская просто замнет дело и будет впредь относится к своей учительнице только официально и отстранённо. Но о таком исходе думать все-таки не хотелось. Весь день Катерина чувствовала, как спазмит и сжимается что-то в районе груди, глядя на девушку и ее друзей: когда она с Дианой смеялась над чем-то, прикрывшись учебниками по литературе, когда ела шоколад с Юлей и Пашей, когда порхала по коридорам, и особенно когда в столовой Валентина Сергеевна купила два кекса для себя, но увидев рядом свою ученицу, отдала один ей, и Элина приняла угощение с абсолютно сияющей, довольной улыбкой. Савина подумала, что можно попробовать тоже угостить ее чем-то, но на этот раз отмела эту идею — не время. Когда уроки закончились, а Катерина все ещё не придумала, что сказать Василевской, не было иного выхода как действовать по интуиции. Элина собиралась долго: складывала учебники, болтала с Юлей и Дашей, расчёсывалась, наносила бальзам на губы. — Элин, останься ненадолго, пожалуйста, — спокойно сказала Катерина. Элина нахмурилась, сбросила с плеча портфель, который уже успела надеть, и попросила проходящую мимо Карину передать Ксюше, чтоб та шла домой без неё. Затем, когда все вышли, встала напротив женщины и открыто, почти укоризненно, посмотрела ей в глаза. — Я по поводу вчерашнего разговора, — выдохнула Катерина, заставляя мысли собраться в одну кучу. — Знаю я, что вы скажете, — ухмыльнулась девушка, — что все это неправильно и плохо, что мне надо бы выкинуть мысли об этом из головы… — Элина, — попыталась вернуть себе право говорить Катерина, но ее ученица уже разошлась. — Но знаете, Катерина Романовна, чушь это все собачья. Вы можете не относиться к ЛГБТ и не поддерживать это, но не лезьте в чужие жизни и даже не смейте говорить, что это ненормально. Гомофобия это так же глупо, например, как сексизм или расизм. Вы ведь любили когда-то и знаете это чувство. Разве может быть такое же чувство, но к человеку другого пола, неправильным? Нет, не может. Любовь есть любовь, и что хотите говорите, но за свои убеждения и убеждения моих единомышленников я буду стоять до конца! Элина распалилась и предстала перед учительницей во всей своей уверенности и злости. Глаза ее гневно горели, и весь ее вид говорил, что ничто не сможет заставить ее отступиться от своих слов. Красивая и огненная, Василевская смотрела прямо и смело. Ее пылкая речь все ещё звенела в ушах Катерины. Все в ней говорило о том, что Василевская ощущает своё превосходство, понимает разумность своих доводов. Несносница. Бестия. Дьяволёнок. И ведь даже не дослушала до конца, сразу начала гнуть своё. Вот это уже Савиной не понравилось. Но тот факт, что девушка перед ней — свободная от стереотипов, прогрессивная и смелая, — согревал. Ее храбрая Элина. Может, не ее, но все равно прелестная. Угораздило же. — Хорошо. Я понимаю, — кивнула Катерина, отвечая на пылкость ученицы терпеливостью. — Но я хотела сказать вовсе не то, что ты подумала, — звучало очень неубедительно под острым взглядом. — А что тогда? — брови взлетают вверх, а карие глаза становятся колючими-колючими. — Выслушай, не щетинься, ладно? — с чувством, с толком, с расстановкой. Вот только у юной упрямицы все равно эти слова вызывают фырканье. — Вчера я растерялась. Так глупо взяла и растерялась, ведь не каждый день услышишь такое так открыто от учеников. Вижу, верится тебе слабо, но я не считаю, что это ненормально, правда. — Ах, Катерина Романовна, очень хочу вам поверить. Кто бы из учителей ещё стал так распинаться перед такой, как я, — Элина усмехается. Забавляет ее это что ли? — Вот видишь, солнце мое, мне не все равно. И я правда сказала идиотскую вещь, — Катерина произносит это и понимает, что «солнце мое» было лишним. Василевская только смотрит на неё изучающе, и женщина задумывается о том, не слишком ли влиятельна Элина для своего возраста. Или это только с ней так? Ей всегда было все равно на тех, кому она не нравилась, но стоящей перед ней десятикласснице нравиться хотелось. — Ладно, — выдохнула девушка. — Пошла я, Катерина Романовна. — А… — Все нормально, не переживайте, — махнула рукой, но смотрела так же внимательно. — Может, чай попьём? — и забылось как-то, что у неё урок начнётся через две минуты. — Нет, спасибо. Пойду отсыпаться. Что ж, хотя бы так. Кажется, поговорили и обсудили. Катерина отправилась на поиски учебника для пятого класса, параллельно расчесывая пшеничные волосы. Лучше бы чай пили, честное слово. Идти на урок после такого не хотелось ужасно. — Что за несобранность, Катя! — буркнула себе под нос. — Ну отказалась девочка от чая, спать пошла, нечего тут расстраиваться. И учить детей — прямая твоя обязанность, нечего отлынивать. Однако хотелось уйти домой и ничего не делать. Хотелось нестерпимо. И Элину бы с собой прихватить — вообще красота. Женщина тяжело вздохнула и напомнила себе, что обещала не обольщаться и пустых воздушных замков не строить. Нельзя. Никак нельзя. Даже если очень хочется.