Многогранности жизни

Элина сидела на уроке истории и засыпала. Учитель забыл включить свет в классе, и поэтому всюду царила февральская пасмурность. Ручки уныло скрипели по бумаге, тихий и спокойной голос историка убаюкивал. Всеобщая тишина — самое то с похмелья. Вчера они отмечали день рождения Ксюши. Именинница и сама Василевская ушли в отрыв. И хоть теперь обе девочки страдали, все равно были довольным вчерашним удавшимся весельем. Ах, если бы только не пришлось идти в треклятую школу на треклятые уроки! — Элина! — позвала сзади Юля, и девушка откинулась к ней. — По информатике практическая будет. Ты готовилась? Вот обрадовала. Элина тихо застонала в учебник, ложась на парту. Любой день выдавался плохим, если хоть как-то соприкасался с ненавистным предметом. Пережив кое-как информатику и получив выстраданную списыванием и штудированием учебника тройку, Василевская пришла в класс злая и недовольная. Любой бы заметил ее скверное расположение духа: она швырнула учебник литературы на парту, шлепнула туда же тетрадь и выдала громко: — Как же меня все это заебало! На этих словах и вошла Катерина Романовна. Надеясь, что учительница ее не слышала, Элина снова опустилась на парту, закрыв глаза. Спать хотелось ужасно. — Напишем небольшую самостоятельную, — донеслось до неё. Девушка тут же поднялась и, будучи в отвратительном настроении, начала капризничать, словно маленькая девочка, зная при этом, что ее за это никак не осадят, и даже понимая, что капризы эти вызваны не нежеланием писать самостоятельную, черт с ней, а просто тем, что ей хотелось выпустить пар: — Зачем? И так день хуже некуда, — буркнула она, надув губы, нахмурив брови и глядя прямо на Савину. — Давайте не будем! — Многие поддержали одноклассницу и тоже заныли вслед за ней. Катерина Романовна мягко посмотрела на Элину, и той даже показалось, что на бордовых губах скользнула тень улыбки. — Надо, Элина, надо. Ты же все хорошо напишешь, не драматизируй, — спокойно сказала она, а потом переменились в лице, став в мгновенье строгой, и обратилась к остальным: — Доставайте листочки! Увидев подтверждение своего предположения о том, что к ней относятся снисходительнее, Василевская перестала чувствовать себя так гадко и даже смиренно выдрала лист из тетради по химии. Неправильно, но ей ужасно нравилось, когда учителя давали ей вольничать ввиду ее способностей и закрепившегося за несколько лет авторитета. Если бы имелся на свете список вещей, доставляющих Элине Василевской удовольствие, пункт «быть особенной для кого-то» занимал бы в нем далеко не последнее место. *** — И че теперь делать-то? — Диана почесала затылок, оглядывая товарищей. — Молиться и каяться, — хмыкнула Элина. — Все отрицать? — предложил Паша. — Сдохнуть проще, — очень оптимистично заявила Даша. — Да ладно вам, может, ей и дела никакого до вас нет, — Юля попыталась успокоить всех. — Вот надо было курить напротив школы, — Василевская закатила глаза, — чего-нибудь поумнее бы придумали. — А сама-то! — фыркнула Диана. — А что я? Я даже не курила в этот раз, мы с Юлей просто с вами поморозиться от скуки вышли. Да и когда я вообще это делала… В подсобке в спортзале и в кальянной на днюхе Пашиной только. — Так, господа, перестали паниковать. Дождёмся обвинений, тогда и защиту будем выдвигать, — сказала Юля и подождала, пока все затихнут. — Савина нас грохнет, -снова внесла нотку оптимизма Даша. Ситуация была самая что ни на есть гадостная. Стоило 10 «А» выйти из школы на перекур, так они уже попали в переплёт. Элина с Юлей и правда пошли только за компанию, не желая скучать в школьных стенах, но теперь так или иначе были в этом замешаны. Пока друзья спокойно затягивались из «ашки», пахнущей приятно — попкорном что ли, мимо на работу шла Катерина Романовна, которой сегодня надо было только к четвёртому уроку. Ученикам пригрозили кулаком и очень суровым, многообещающим выражением лица. Разборок не миновать, это уж точно. На урок русского Савина пришла в своём обычном спокойном настроении, но Элина следила за ней, выискивая признаки надвигающейся бури. Но пока Василевская могла приметить лишь новую симпатичную чёрную свободную рубашку. Вести себя примерно — вот что решили товарищи-курильщики, и теперь все сидели тихо и пытались выдать умные гримасы, которые больше походили на то, будто все вдруг превратились в важных индюков. Элина посмотрела на нахохлившуюся Диану, не удержалась и прыснула в кулак. Диана пнула ее под столом. Василевская в долгу не осталась. Так и продолжили бы пинаться и смеяться, если бы Катерина Романовна не зыркнула на них грозным взглядом. И только сейчас Элина заметила, каким на самом деле усталым было побледневшее отчего-то лицо их учительницы. На мгновение забыв о проступке с курением, Элина засмотрелась в серые (сегодня голубого цвета в них не виделось) глаза, словно что-то обеспокоенно спрашивая. Женщина отвечала на взгляд ученицы так, что только ей стало понятно, что Савина тоже откровенно задолбалась. — А теперь разберёмся с теми, кому не хватило ума уйти подальше от школы, чтобы покурить, — раздалось после окончания урока. Весь класс посмотрел на тех, кто был к этому причастен — все уже были в курсе. — Ой, мама, — Даша вздрогнула, и вся вереница поплелась к учительскому столу. Элина, воодушевлённая недавними переглядками и извечной благосклонностью Савиной, встала вперёд, таким образом словно заслонив друзей. — С восьмого класса разбираются с вами, понятно, что вы либо не понимаете, что делаете со своим здоровьем, либо понимаете, но вам наплевать, — учительница покачала головой. У меня нет никакого желания втолковывать вам одно и то же о вреде курения, поэтому в следующий раз курите просто подальше от школы, а то от завуча достанется и мне, и вам, — изрекла она, и Элина ещё больше убедилась в усталости Катерины Романовны. — Идите, свободны, — словно отмахиваясь, произнесла и уткнулась в телефон. Оно им и надо было. Все устремились к двери и скрылись в коридоре. Элина осталась, хоть и не до конца понимала зачем. — Что-то ещё, Элин? — спросила учительница, откладывая телефон обратно на стол. Хоть Катерина Романовна всегда старалась выглядеть строгой и сдержанной, невозможно было не заметить природного обаяния и чувственности черт. Светлые прямые локоны были коротко стрижены, но густы и немного волнисты, и Василевской нравилось представлять, как выглядели бы они, если бы были подлиннее. Катерине впору бы пришлись легкие длинные платья, соломенные шляпки и прочие элементы туалета очаровательных эльфиек. А когда в начале учебного года по литературе проходили «Грозу», Элине героиня-тёзка представлялась не иначе, как ее классная руководительница, которой об этом лучше не знать — характеры все же не схожи. — Да, — произнесла девушка и запнулась, думая, как поставить волновавший ее вопрос. — Как… у вас дела? «Боже мой, как тупо я себя веду. Мне бы следовало свалить вместе со всеми, » — Элина поборала желание ударить себя по лбу, настолько неловко и странно она себя чувствовала. Однако Катерина вдруг улыбнулась. — Так плохо выгляжу, да? — брусничные губы тронула усмешка. — Сезонная хандра, не больше. Уже и не знаю, как скрыть эту усталость на лице. — Попробуйте прогулки на воздухе, маски и румяна. У меня хороший консилер, могу скинуть фотографию. Но вы все-таки выглядите совсем не плохо. Вы красивая, Катерина Романовна. — Да? — и вдруг деловая и строгая женщина зарделась и засмущалась, словно в первый раз услышав комплимент. Элина поразилась тому, как она расцвела, и сделалась довольнее, чем была до этого. — Да, — утвердительно кивнула девушка, сознавая, что говорит чистейшую правду. — Спасибо. Только не кури больше, розочка моя, — сказала Катерина Романовна и сама будто смутилась тому, как назвала обомлевшую от удивления ученицу. — Я и не курила, честно. Я и Юля. Мы за компанию сходили, знаете, в школе бывает такая скука смертная, что за любую возможность развлечься хватаешься, — затараторила она и в конце подошла к интересующему её вопросу: — И какая из меня розочка, откуда вы это взяли? — Самая настоящая розочка, алая и шипастая, но красивая до невозможности. Вот так обмен комплиментами! Элина приложила немалые усилия, чтобы не заплясать джигу от удивления прямо на месте. «Бог мой, как литературно! Убейте меня на месте, но сравнения с цветами — это так красиво! Пусть кто-то и говорит, что банально, но я готова залюбить эту женщину!» — взрывался мозг Василевской со скоростью света. — Не знаю сейчас, каким цветком могу назвать вас, но я обязательно над этим подумаю, — выдала Элина, вдохновлённая и посвежевшая, совершенно не задумываясь о причине чрезвычайно эмоциональной реакции на сравнение с розой. — Буду ждать, ma chère rose.* Элина и впрямь готова была умереть на месте. Французский был прямым путём в ее полиглотское сердце, воистину трепетавшее перед группой романских языков. Пытаясь не забыться от нахлынувшего восторга, она благоговейно высказалась с самым старательно-правильным акцентом, который вымучила из себя пару лет назад: — Vous êtes trés charmant aujourd'hui, — девушка сияла, — comme un ange blanc.** И, чуть ли не пританцовывая, Элина пошла к выходу, мурлыча под нос мотивчик «Je veux»***, оставляя не такую умелую в изучении языков Катерину Романовну в попытках добрать по смыслу перевод ее восторженных французских тирад. Задорная француженка не видела, но Катерина улыбалась ярче, чем когда-либо раньше.