Многогранности жизни

— Господь милостивый, зачем ты принёс это пойло? — Между прочим, дорогая сестрица, твои ученики с удовольствием хлестают это пойло и радуются жизни. Ты ведь даже не пробовала, не суди раньше времени. Макс пришёл в воскресенье поздно вечером и принёс фруктового пива. Катерина не удивилась, лишь цокнула с притворным недовольством — такие неожиданные приходы были вполне в его стиле. В волосах — снег, в зелёных глазах — шаловливые, по-детски невинные искорки. Он всегда был таким легким на подъем, беззаботным и чуть ли не до крайности наивным, что Катерина часто шутила, будто они вовсе не из одной утробы появились. Каким-то образом его быстро миновали переживания и душевные бури, сохраняя парнишку жизнерадостным и исконно светлым. — Ну, расскажи чего-нибудь, — Макс по-свойски прошёл на кухню, достал из пакета с пивом ещё и чипсы, пошарил в холодильнике и выудил сосиски. — О чем? — Катерина перехватила сосиски и сунула их в микроволновку. — О чем-нибудь интересном, — повозился с бутылками, и в комнате запахло лимонадом и спиртом. — Ну, парни с моего десятого подарили на восьмое марта солёные огурцы в банке и цветок в горшке. — Креативно. Жаль, мы до такого не додумались в школе. Ещё? — Ещё… — Катерина задумалась, одновременно размышляя над манерой брата сходу узнавать все главные новости, а потом уже выпытывать подробности. — У меня сломался утюг. — Здорово! А как? Бабахнул? — Сплюнь! Просто перестал работать и все. — Значит, надо сходить за новым. Пошли в субботу, а? Мне все равно делать совершенно нечего. Вот так дела и делаются. Приехал и тащит покупать новый утюг. Умопомрачительная спонтанность Макса забавляла. Катерина отпила пива и, о чудо, не скривилась. Было вполне сносным. Макс принялся за разогревшиеся сосиски. — Слушай, Кать, такое дело, — он отложил вилку с нанизанной на неё целой сосиской, — я жениться хочу. Катерина обомлела и молчала с минуту. Это Макс-то?! Жениться?! Неужели она всю жизнь смотрела на него как на младшего брата, весёлого мальчика, и отрицала мужчину? Да нет, все по-прежнему: лицо хранит в себе свежесть юности и озорства, и непосредственность манер на месте. Неужто правда так полюбил и готов к свадьбе? — Так. Ладно. На ком? — наконец вывела себя из оторопевшего состояния Катерина. — На Крис. Учились вместе, потом встречались, только я тебе мало рассказывал. — И… как давно? — Год уже. — И ты действительно готов жениться? Взять на себя ответственность и завести семью? — Сдаётся мне, сестрица, ты в меня не веришь, — Макс усмехнулся. — А зря. Крис — чистый ангел. И стали обсуждать: планы, любовную историю, характер возлюбленной Макса и мечты. Катерина сделала вывод, что ее брат вполне сможет со всем разобраться, раз уж решился. И все-то ему давалось с жизнерадостностью и легкостью, что не верилось даже, какими сказочными бывают пути к отношениям. Или так казалось только на фоне ее чувств к одной своенравной особе. — Да, девочки прелестны, — выдала Катерина, когда бутылка в ее руках опустела. — Кать, если я спрошу, не будешь ругаться? — такая истинно детская фраза из уст будущего женатого мужчины заставила и улыбнуться, и насторожиться. — Спрашивай, — махнула рукой, пошарила в пакете и достала ещё одну бутылку. Вишневое. — Твой личный фронт так же спокоен? Ну конечно, милый братец рассказал про дела сердечные и ждёт подобного же в ответ. Наверное, она сама не заметила, как вспыхнули щеки или как дернулась бровь, как приоткрылись губы. «Чёртово пиво, » — обругала она напиток. — Молчишь, сестрица, — Макс заулыбался и заёрзал на стуле. — Неужели и правда кто-то появился? — Не появился… То есть… Появился, но не у меня, — Катерина фыркнула сама на себя. Ну и что это такое? Она ведь точно не собиралась никому рассказывать. Макс продолжал ерзать, ожидая продолжения. Катерина вопросительно выгнула бровь. Не говорить же ему про Элину? Однако Макс таращился и чего-то очень терпеливо ждал. — Ну хоть имя скажи, а, Кать, — он выпучил зелёные глаза. — Не удивляйся потом, — хмыкнула Катерина. Что она потеряет, если скажет только имя? Женское имя. — И не расспрашивай. — Согласен, — любопытство брата было настолько чистым, что он мог согласиться на все, лишь бы дознаться до правды. — Элина. — Кто?! — Элина. — Ну нихуя себе! После этого Макс, конечно, не успокоился. Казалось, ему жизненно необходимо знать, кто такая полюбившаяся старшей сестре девушка и как у них обстоят дела. Ночь выдалась шокирующей для Макса и изматывающей для Катерины. *** — А тут артикль «the» или «а»? — «The». — А тут какое время надо? — Прошедшее простое. — А вот здесь? — Будущее длительное. Диана сидела и суматошно бомбардировала подругу вопросами, пытаясь написать достойное эссе к уроку английского, пользуясь внезапным хорошим настроением Василевской. Зачастую Элина усмехалась и просто игнорировала такие вопросы, направляя Диану в свободное плавание, хоть и прекрасно знала, что такое плавание у нее не задастся, но сегодня она была благосклонна и щедра на помощь. Весеннее солнце действовало на нее, как оно действует на снега, заставляя их таять, и март приводил девушку в оживление и светлые чувства, заставляя зимние тяжести утекать вместе с первыми ручейками. Элина чувствовала весну всеми фибрами души и расточала свой внутренний свет направо и налево, все казалось ей легким и незначительным: от самостоятельной по алгебре до выходящей тройки по информатике в четверти. Она просто жила, наслаждалась, была игрива и весела, неосознанно заражая этим окружающих, и потому весь день в их ряду шли бесконечные разговоры, слышался смех и царила атмосфера полной безмятежности. Элина не могла ровно усидеть на месте и сосредоточиться на чем-то одном, требуя того, чтобы все вокруг развлекались вместе с ней, и друзья податливо соглашались на всеобщее веселье, ведь нет людей более склонных к счастливой безмятежности и искреннему смеху, чем юные девушки и парни в весеннюю пору. Элина безобразничала с самого утра: бессовестно опоздала на биологию, прогуляла с Дианой обществознание просто от скуки в туалете, не слушала никаких объяснений, а на их компанию учителя прикрикивали чаще обычного. Ей просто было хорошо и легко, и она позволяла себе быть такой беззаботной, ведь нахмуриться и настрадаться от учебы она вполне успеет и в другое время. На урок литературы девушка с Юлей, Дианой и Дашей тоже явилась с опозданием из-за очереди в столовой. Их маленькая процессия вошла в класс. С двумя пирожками — по одному в каждой руке — Элина влетела последней, довольная и улыбчивая. Знала, что за опоздание Катерина Романовна ей ничего не предъявит, и потому сообразила на лице виноватую, но весёлую улыбку, одарила ей учительницу и спряталась за учебником, принявшись за пирожок. Катерина Романовна тем временем что-то говорила о «Войне и мире». Элина, посчитав, что уж ей-то, прочитавшей все четыре тома от начала до конца, добросовестно внимать учительнице не особо-то и нужно, стала щебетать с Дианой, есть пирожки и болтать ногой. Однако Катерина Романовна раз на раз да кидала взгляды на двух своих словоохотливых учениц, но ни один взгляд не был ими встречен — девочки жили в своём мире и даже не думали из него выходить. Элина вообще в последнее время отличалась крайней несобранностью и ветреностью, а уж с Дианой на пару эти качества приумножались стократ. Женщине это не нравилось, но одёргивать Василевскую тоже не хотелось — десятиклассница испытывала на себе весь запас доброты Катерины. Савина видела, что Элина знает о ее к ней благосклонности и потому позволяет себе больше вольностей, но не забывает аккуратно бросить какой-нибудь извинительный взгляд или милую улыбку. Карие глаза с бесовщинкой всегда были убедительны, и Катерине ничего не оставалось, как признать власть девушки над собой. Она могла разозлится то на Василевскую с ее характером, то на себя саму со своими чувствами, но думала, что учебе девушки маленькие вольности не мешают, по крайней мере, по ее предметам. А вот к информатичке и химичке, как предчувствовала Савина, Элину в конце четверти придётся тащить за уши — единственные четверки выходят именно по химии и информатике. Однако Василевская начнёт как всегда упрямиться, считая для себя оскорблением «идти на поклон к этим ужасным женщинам». Гордая. Вдруг тишина окончательно была нарушена громким взрывом Дианиного смеха. Катерина немедля глянула в их сторону. Диана открыто смеялась, уже себя не контролируя, а Элина лежала на парте, сотрясаясь от немого смеха и, казалось, готова была от него же и умереть на месте. — Это уже наглость! А ну прекратили безобразничать! — наконец вскипела Катерина Романовна. Элина пихнула подругу локтем, но и сама не могла перестать смеяться. Через минуту девушки более менее успокоились и, все раскрасневшиеся, смотрели на учительницу и хлопали ресницами. Невыносимые девицы! — Наказание я вам ещё придумаю, не переживайте, — злорадствовала Савина. — А теперь тихо, а то к завучу пойдёте. Элина, похоже, не восприняла заявление о завуче всерьёз, тем более она эту женщину не особо-то и боялась, а вот Диана присмирела, и все более менее угомонились. Катерина опомнилась. «И зачем я ляпнула про наказание? Что я им сделаю? Теперь ещё и думать придётся, а то решат, что слово не держу.» *** Элина сидела на подоконнике в классе и жевала мятную жвачку. Седьмой урок закончился десять минут назад, одноклассников давно и след простыл, и только они с Дианой сидели в кабинете, ожидая Катерину Романовну. Та обещала им наказание и действительно собиралась его осуществить. Девушки ещё не знали, что их ждёт, но подозревали, что какая-нибудь письменная работа или что-то вроде того. Потому Элина, всегда уверенная в своих знаниях русского и литературы, была спокойна, а Диане было все равно, ведь все, что ее интересовало сейчас — это «ашка», которую она курила под партой. Единственное, что досажало Василевской, это то, что они обречены были оставаться в школе дольше положенного, хотя могли бы пораньше пойти домой и завалиться спать. Именно это и собиралась сделать Элина после занятий, а вечером пойти гулять с Ксюшей и Юлей. Погода была приятной, пахло весенней свежестью, и всего нестерпимее было обрекать себя на учебу в эти прелестные дни. Наконец в коридоре послышался цокот каблуков и чьё-то шарканье, и в классе показалась Катерина Романовна на пару с химичкой. А последняя что здесь забыла? — Так, девочки, ваше наказание: Диана пишет мне сочинение-рассуждение о характере Наташи Ростовой, Элина выполняет работу, чтобы исправить четвертную по химии. Листочек с какими-то непонятными уравнениями и терминами был передан Элине химичкой, поспешившей заявить, что писать она будет при Катерине Романовна, а само ее химическое величество не собирается тратить на ученицу время со своего урока. Химичка ретировалась. Можно было, в принципе, вздохнуть с облегчением, но Василевская все равно вознегодовала. — Катерина Романовна! Вы издеваетесь! Я же сказала, что никакие оценки исправлять не буду! — возмущённо выдала она. — Это разве наказание? Да за тебя все попросили, ещё и оценку поставят. А мне суждено умереть за этой самой партой! — Диана обречённо выдохнула и незаметно запихала «ашку» в карман джинс. — Наказание Элины немножко в другом, — усмехнулась учительница. Конечно, Элина ее поняла и глядела огненным негодующим взглядом. — Гордость она мою уязвить хотела, вот что, — фыркнула ученица, села за парту к Диане и достала телефон. — И не смотрите так, Катерина Романовна, я химию всегда списываю, потому что не понимаю и смысла в понимании не вижу. И вы это, скорее всего, сами прекрасно знаете, — она продолжала злиться, как всегда высказываясь прямо и свободно. — А мне можно списать? — с надеждой воспрянула Диана. — Нет, — Савина отрицательно мотнула головой. — Нечестно! — Привет, Сири! Что такое гидролиз? Картина получилась комичной: Диана хмурила брови, пытаясь вспомнить что-то из прочитанного ей за пять минут до урока краткого содержания и пользуясь Элининой подсказкой «Ростова на меня в чем-то похожа», а сама Василевская только и успевала вбивать что-то в поисковик, ворчала на дурацкие решения из интернета, но все равно что-то выводила на листочке очень неаккуратным прочерком — признак раздражённости. Не стоило было давать ей списывать, но бедная творческая натура и уравнения бы не написала без помощи интернета, а Катерине, как классному руководителю, хотелось, чтобы ее ученики были на высоте. Элина правильно заметила, что сутью ее наказания было «уязвить гордость». Катерине хотелось показать юной безобразнице, что она может сколько угодно самодовольно задирать носик и бесконечно нравиться Савиной даже со всеми своими проступками, но гордости правда приходится иногда быть уязвлённой, потому что в жизни без этого никак. Кроме того, хотелось и себе доказать, что Василевскую можно любить, но не доводить эту любовь до вседозволенности. Они ведь учительница и ученица, и у них есть рамки. Только вот предательски стучащее сердце Катерины рамки эти хотело сломать. Тем временем Элина, кажется, нашла идеальное решение, и быстро переписывала его на свой листок. Длинные волосы, при ярком мартовском солнце отливавшие золотисто-рыжим, то и дело спадали на парту и мешали писать, но Элина их просто смахивала, хотя на левом запястье была надета резинка. Катерина, стараясь хотя бы сейчас не слушать разум, поднялась со своего стула, подошла к Василевской, стянула с запястья резинку и, словив недоумевающий взгляд, принялась плести косу. Вот так вот просто — встала и пошла плести косички. Элина вздрогнула, но секунду спустя продолжила списывать, пока руки ее учительницы аккуратно и почти невесомо касались ее волос. «Дай бог ничего не дёрнуть и не сделать больно даже чуточку, » — думала женщина и осторожно продолжала заниматься прической Элины. Девушка закончила, закончила и Катерина. — Мне идёт? — спросила она, отчего-то хитренько и лукаво улыбаясь. — Тебе все идёт, красота моя. Чуть позже завершила свой кропотливый труд и Диана. Подруги уже собрались на выход, как Катерине захотелось сказать: — Собирай волосы почаще, Элин, тебе идёт. Сразу все черты лица становятся более четкими… — А зачем вам сдались мои черты лица? — девушка похлопала ресничками и усмехнулась. — Хорошенькие уж больно. Самодовольство выразилось на лице Элины — комплимент ей польстил. Может, она и впрямь на парочку уроков Катерины Романовны может соорудить что-то из своих волос. Девочки попрощались и вышли. Катерина задумчиво посмотрела в окно. Солнце светило ярко-ярко, ручейки бежали по дорогам, а небо было чистым и ослепительно голубым. Весна показалась особенно красивой в тот момент. Может, это потому, что она напоминала такую же яркую, свежую и свободолюбивую Элину. Вот тебе и рамки.