Многогранности жизни

На дворе стояла ужасная жара. Ксюша стояла у шкафа и придирчиво оглядывала его содержимое: что надеть в школу, чтобы не чувствовать себя расплавленной во время уроков в душных классах? Пошарила среди кофточек и выудила белый топ с открытыми плечами, потом достала тонкие чёрные джинсы — вроде ничего, пережить семь уроков пойдёт вполне. Звякнул телефон. Элинка писала, что подошла к подъезду. Ксюша быстро натянула выбранные вещи, расчесалась и сделала пару пшиков духами, что пахли цветущей вишней и ягодами, выбежала в подъезд и стала спускаться, через окно увидев Элину, сидящую на лавочке в ожидании ее. Дверь распахнулась, и девушку встретили солнце и обнимающая подруга. Ксюша с улыбкой покачала головой, заметив, что капроновых колготок Василевская не надела. Малиновые губы, синяя джинсовая юбочка, недавний порез от бритвы на лодыжке, тёплый взгляд — вчера Элине исполнилось семнадцать, и от этого ещё больше казалось, что день за днём она лишь хорошеет. — Ксюш, я тебя люблю, — сладким голосом произнесла Элина и бодро зашагала вперёд. — Ещё б не любила, — Владленова нагнала девушку. — И я тебя тоже. В таких признаниях в любви Элина была мастерицей. Она говорила их спонтанно, будто невзначай, но Ксюша знала, что они самые что ни на есть искренние, и ещё знала, что к ней у Элины особое отношение — та сама ей говорила, и в это нетрудно было поверить. Кого ещё так нежно обнимали руки Василевской, с кем ещё она так бережно обращалась, кому ещё прощала ласковые формы своего имени (Элинка и Элиночка действительно позволялись только Владленовой)? Ксюша лишь единожды спросила почему. «Я — это я, а ты — это ты. И этого мне хватает, » — так прозвучал ответ. И Ксюша просто принимала эту дружескую любовь и давала взамен то, что была способна дать. Элина была изощрённа на комплименты, оригинальна в сюрпризах без повода и искусна в умении поддержать и помочь. Но все же сама не открывала потаенные стороны души, той души, которая и так была доступна Ксюше больше, чем остальным. Ксюша и не просила — на все воля Элинки, которая теперь пустилась в жалобы и брань по поводу итоговых контрольных. Веселая, добрая, отзывчивая и лучистая Элина была Ксюше дорога. Быть может, менее дорога, чем сама Ксюша Элине, но лишь оттого, что последняя способна на чувства куда более глубокие, намного более сильные обычных человеческих. Василевская держала подругу в тепле и уюте своей любви, и Ксюше с ней всегда было хорошо и спокойно. В коридорах было относительно прохладно, и потому гуща школьников на переменах скапливалась там. Ксюша стояла между своим классом и параллельным вместе с Яной и Ликой. Все трое переживали по поводу контрольной по информатике. У Ксюши выходила спорная годовая, и от этой контрольной зависело пять у неё выйдет или четыре. Отличницей она была всегда и делала все соответственно, очень по-отличнически: и почерк имела ровнее некуда, и ради оценок выполняла все необходимое. Вот только понимала Ксюша совсем не все и выдающимися способностями не обладала, зато компенсировала старательностью и перфекционизмом. А информатика входила в число предметов, которые были не только сложными, но и ненавистными, в основном из-за злющей учительницы. Дверь соседнего кабинета резко отворилась и гулко стукнула об стену. Вышла Элина. С ноги. Настоящая боевая женщина. Разгоряченная и краснощёкая, она блистала красноречием русских матов: — Блядская биология! За ней по пятам шла более спокойная Диана. Василевская заметила Ксюшу и махнула ей рукой. Ксюша подошла и спросила, чем же провинилась «блядская биология». Девушка начала гневно ругаться на биологичку с ее неожиданной самостоятельной. Впрочем, Элина списала вполне удачно. — А у меня информатика сейчас, — грустно выдохнула Владленова. Элина, положив ладонь ей на спину, повела Ксюшу к скамейке и села рядом, аккуратно переместив ладонь со спины на бедро — так она часто делала, когда они сидели рядом, а если Ксюша была взволнована — легонько поглаживала. Глаза Элины в такие моменты становились на редкость спокойными, и взгляд этот словно обнадёживал, обещал умиротворение и убежище от любых бурь. Сумасбродная девчонка, какой ее привыкли знать друзья, менялась в тревожные для Ксюши моменты, представая в образе уверенной юной женщины, которая в силах разрешить все проблемы, сгладить все острые углы и дать отдохнуть на своём крепком плече. И сейчас ладонь начала скользить вверх и вниз, а голос Василевской сделался вкрадчивым и чутким: — Боишься, да? Нашей мымры-то? Не нужно. Все у тебя получится, и оценка выйдет хорошая — А если не выйдет? — Ксюша знала, что ее склонность драматизировать бывает излишней, но ничего поделать не могла. — Выйдет, — настойчиво произнесла Элина. — А не выйдет — пойдём ее просить дать дополнительное задание. От мысли про дополнительное задание Владленова вздрогнула. — Пойдём? Ты-то куда? — спросила она. — Как куда? За тебя хоть на войну. Ксюша положила голову ей на плечо, позволив себя безмолвно успокаивать. Элина пахла фруктами, сандалом и травяным шампунем. Становилось спокойнее и увереннее, словно ей дали напиток, подкрепляющий силы. — Прогуляемся вечером? — спросила она. Знала, что Элина не откажет, но все равно спросила. — Да. *** Скачет ветерок весенний, по дорожкам топоча, и касается сиреней солнце кончиком луча. Тишь. И лишь в болотной шири квакнут квакши и замрут. Проплывает жук в эфире, как оживший изумруд. И серебряные ромбы в сучьях паучиха ткет, и соцветий гекатомбы май охапками несет. Элина читала стихи наизусть, отыскивая на веточке сирени пятилистный цветочек. Ксюша удивлялась, как много может запомнить ее подруга, но при этом каждый раз забывает по утрам форму на физкультуру в прихожей на полу. Они сидели на скамейке у Ксюшиного подъезда, единственного во всем доме сокрытого от глаз людей деревьями сирени и черемухи. Глаза Элины блестели особенным, мерцающим светом — она была счастлива и довольна, и эти эмоции можно было читать на ее лице без всяких преград. Вечерние прогулки часто благотворного влияли на обеих девушек, своей свежестью очищая загруженные школой головы. Элина не нанесла макияж, и только на губах блестел вишневый блеск, подаренный ей на день рождения самой Ксюшей. Мимо прошёл рыжий кот, житель этого двора, и уселся возле девушек, мяукнув. Василевская наклонилась и погладила кота по голове. Ксюша животных не любила, но любила, когда лицо Элины становится нежным и ласковым, а именно таким оно было, когда та гладила кота. — От тебя столько любви не получает никакой человек, зато кошки сполна, — то ли пошутила, то ли всерьёз сказала Владленова. — Как никакой? — девушка возмутилась. — А ты? — Ну, может, я, — согласилась Ксюша, довольно улыбнувшись. Приятно, когда тебя ценят больше остальных. Ксюше было тепло-тепло. Нежный май одаривал ласками, не менее нежная Элина сидела рядом и возилась с котом. Ее верная, милая подруга вмещала в себя столько любви, могла столько дать ей, столько выразить, но так была порой сдержана и строга к себе, что прежде чем увидеть все соцветие ее чувств, приходилось ждать особых моментов доверия. Ксюша не понимала, что в ней такого особенного нашла Василевская, такого, что заставляло называть ее спутником души, однако чтобы отозваться на эти чувства не нужно ей было никакого понимания. Тонкости Элины понять трудно, но попытаться полюбить ее хотя бы вполовину так же сильно, как она любила сама, ещё возможно. И Ксюша постарается сделать и то, и другое. — Элина? — Да, любовь моя? Василевская резко оторвалась от кота и все внимание обратила в сторону подруги. Знакомые черты, уже родные, глаза, что глядят понимающе и ласково — Ксюша и позабыла, что хотела сказать. Вот она, девочка из стали и вольных ветров, становящаяся такой доброй и отзывчивой рядом с ней, — вся в ее расположении, готовая подарить весь мир, в чем обе из них были уверены. «За тебя хоть на войну», — так она сказала. Ни разу не слышала Ксюша в жизни слов столь искренних и наполненных любовью. Вспомнились годы с Лешей, когда они были влюблёнными, и, сравнивая все его слова со всеми словами Элины, поняла, кто на самом деле любил и любит ее больше всех на свете. Ксюша не успела понять, что и зачем она делает. Просто лицо Элины было близко, просто губы ее влажно блестели в темноте, просто весь момент словно ждал этого. Блеск оказался вишневым и на вкус, а сами губы — пылкими и жаркими. Цвела сирень, вдалеке ехал поезд, Ксюша целовала Элину, а Элина отвечала на поцелуй. — Ксюнь, — позвала Элина, когда они отстранились друг от друга. — Что? — Ксюша сидела, пребывая в немом шоке от своих действий. Она не планировала и не ожидала от себя такого. Тем не менее, она это сделала. — Почему ты поцеловала меня? Я знаю, что ты точно не любишь меня в романтическом плане, — Василевская говорила просто и понятно, без ненужных восклицаний, и это уменьшало появившуюся нервозность. — Я не знаю… То есть, кажется, что знаю, но объяснить не могу, — только и смогла сказать Владленова. — Тогда давай я попробую понять, — Элина повернулась к ней, — я иногда делаю это без слов с тобой. Здесь Элина была права. Если кто и мог прочесть Ксюшу, как открытую книгу, так это ее проницательная подруга. Первое время эта ее способность удивляла, но теперь ощущалась как что-то привычное и помогающее им говорить о чувствах. — Мы обе любим друг друга. По-разному и с разной силой. Я помню, как однажды ты всерьёз заявила, что хочешь отблагодарить меня за эту любовь, — эти слова вызвали легкое смущение. Ксюша правда так выразилась примерно с год назад, — а я тебе сказала, что настоящая любовь не требует ничего взамен, вот и мне не нужно особой «благодарности». — И сейчас я решила показать, что тоже тебя люблю, но не совсем обычным способом, — докончила Ксюша. Мысль Элины распутала ее собственные мысли, и вывод напросился сам собой. — Без любви романтического плана. — Да, но ты не обижайся, — шок отошёл, и вернулось желание шутить. — А вот обижусь и не буду с тобой разговаривать, — девушка фыркнула и отвернулась, но через секунду вновь повернулась и чмокнула Ксюшу в щеку. Сделать сложное простым, распутать запутанное, привести порядок голову и чувства — это Элина умела прекрасно. А исключительность, с которой эти таланты подавались кому-то, только добавляла им очарования. Ксюша и была этим исключением, некой избранной особой, которой вручались все соки и мёд Василевской чуткости, и страшно была рада тому, что умеет ценить эти дары и их одновременно суетливую, но спокойную хозяйку.