Многогранности жизни

— Давно пора понять, что Василевская — синоним к слову «катастрофа»… — Да прям уж! Как говорится, кто не рискует, тот не пьёт шампанского. В нашем случае, не ест соседской вишни. Самым ужасным наказанием для Элины было находиться в жару в огороде в компании пчёл и страшных ос, которых она боялась до смерти и от которых постоянно убегала с криками. Однако именно это ее мама и бабушка решили устроить для девочки и её троюрдной старшей сестры Лизы, что приехала на лето из другого города, чему Элина была несказанно рада — теперь ей хотя бы не грозит умереть со скуки на даче, где они собираются жить неделю. Начался июль — разгар жаркого лета. Элина успела погулять на днях рождения двух подружек, искупаться в местной речке с Юлей и Ксюшей, несколько раз выпить фруктового пива на квартире у Дианы, обсуждая всех и все, и погостить у двоюродных сестёр и устроить в их городе шоппинг длиной в три дня. Экзаменационные задания все ещё не были ни разу открыты, зато полностью покончено с «Мастером и Маргаритой». Роман Элине не особо понравился, но определённо был свежим глотком после нескольких невыносимых месяцев «Войны и мира» в школе. А сейчас они с Лизой собирались пролезть к соседям через забор и поесть вишню — как назло, любимой ягоды Василевской на их собственном участке не было, зато у соседей на одном дереве алела тьма тьмущая желанных ягодок. Лиза изначально была против, но Элина прибегла к своему любимому методу получения желаемого — капризам и умасливанию, что в итоге привело к тому, что сейчас девочки надевали обувь и готовились к вылазке. Вишня у соседей росла прямо рядом с забором, так что ничего особо сложного сделать не предстояло: вскарабкаться по деревянным балкам невысокого забора, спрыгнуть вниз, поесть и вернуться домой таким же способом, не перебудив маму и бабушку Элины. — Лезешь? — Лиза вглядывалась в соседский сад. Окна дома не горели. — Лезу, — и Василевская начала подниматься вверх. И стоило ей усесться на самую верхнюю балку и приготовиться к прыжку, как кто-то из-за деревьев закричал: — Стоять! У меня оружие! Элина ухнула прямо на землю в объятия вооруженного соседа. «Вот прикол! А как от мамы-то влетит!» — подумала она, лёжа на траве и считая секунды до своего разоблачения. И чего ее телу приспичило так несвоевременно свалиться? — Элина? — Ой… Василевская не верила своим глазам, но при этом облегченно выдохнула. Над ней собственной персоной стояла Катерина Романовна, от которой ничего не было слышно с последнего школьного дня. Странно, однако: Элина всегда думала и даже видела, что здесь живет бабушка-пенсионерка. Неужели Савина купила у неё дачу? — Что ты здесь делаешь? — учительница склонилась над девушкой, и светлые пряди загородили удивлённое лицо. — Как что? На земле валяюсь. Сидела себе на заборе, семечки грызла и думаю — давай-ка полежу, — Элина сразу сообразила и не стала говорить, что целью ночной вылазки была вишня. — А вы что тут делаете? И где ваше оружие, из-за которого я грохнулась? — Выдумала я его, чтоб испугать, не знала, что это ты. Ваша дача? — Ага, убийственное место. А это ваша? — Нет, бабушкина. Она попросила присмотреть во время поездки в санаторий. Может, встанешь? Элина поднялась, отряхнула юбку и посмотрела на Катерину Романовну. Та стояла в тех же белых шортах и майке, что были на ней во время последнего визита Василевской в ее квартиру. Пшеничные волосы были в легком беспорядке и трепетали под ветерком. Элина поймала себя на мысли, что они просто стоят, улыбаются и рассматривают друг друга. — А вы что, знакомы что-ли? — из-за забора показалась фиолетовая шишка Лизы, а затем и она сама. — И очень хорошо, — девушка лукаво посмотрела на Савину и представила ее: — Катерина Романовна, моя учительница русского и литературы. — Ого… Ну я это… спать пошла! — и Лиза исчезла во тьме ночной. — А это кто? — Моя сестра троюродная. А вы надолго тут? Меня мама с бабулей решили на неделю припахать к общественным работам. — Примерно так же, — женщина подошла и убрала листик с волос Элины, — забавное совпадение. — Судьба, — ещё раз улыбнулась Василевская. Катерина Романовна как-то грустно на это улыбнулась. Элина всмотрелась в глаза, опять ставшие темно-синими при тусклом освещении единственного фонаря. Красивая все-таки у неё учительница. И удивительно приятная в общении, так, что и уходить не хочется. — Как ваши дела? — спросила Элина, чтоб провести в чужом саду больше времени. Домой ничего не звало. — Живу не жалуюсь, — Савина пожала плечами. — В августе поеду в Сочи, а пока тут перебираю старые вещи и читаю. — О, а мы в августе в Турцию. Я, кстати, прочитала «Мастера и Маргариту», ну и штук пять своих книжек, у меня здесь с собой Ремарк. А ещё французский подучила и… — Про подготовку к экзаменам нет смысла спрашивать? — усмехнулась Катерина. — Никакого, — преспокойно отмахнулась Элина. — И что мне с вами делать! — Ничего не нужно с нами делать. Я понимаю, что рано или поздно готовиться придётся. Но пока… — Ты хочешь жить. Знаю, Элин. В тебе жажда жизни ключом бьет до самых небес, — и снова этот грустный взгляд. — Разве это плохо? — она подошла ближе. — Если я не поступлю туда, куда хочу, то сама же буду виновата. Это только мои проблемы. Правда мама меня точно убьёт скоро, говорит, что я только и делаю, что где-то шатаюсь, хотя сама понимает, что это неправда. Ну а если не сдам — может, и сама себя убью, даже без мамы, — мысли, томившиеся в голове последнее время выходили наружу в виде быстрого лепета и без особого разбора. Свобода, ощущаемая Элиной в присутствии своей учительницы, дала о себе знать. — Элина! — воскликнула Савина. — Не говори так! — Да что вы все одну шарманку завели, — всплеснула руками девушка. — Сарказм это. Наверное. Катерина Романовна покачала головой, Элина рассмеялась. — Да ладно вам, найдёте себе новую любимицу, — она решила отшутиться и избавить Катерину от мрачного выражения лица, появившегося при упоминании самоубийства. — Не найду, — на полном серьезе сказала Савина. У Элины даже взлетели брови от такой решительности. — Одна ты такая на все времена, — после этой фразы лицо женщины смягчилось. — Вы сейчас очень серьезно мне льстите. — Может, я хочу тебе льстить, — Катерина Романовна повторила лукавую улыбку, которая так часто появилась на губах ее ученицы. — Тогда всегда пожалуйста, — и Элина без спросу наконец-таки сорвала вишню с ближайшего дерева. Вокруг стрекотали кузнечики. Элина вдруг почувствовала ощущение спокойствия и уюта: летняя ночь, свежий воздух, заполняющий легкие запахом зелени, звездное небо, заботливо накинутое над ними покрывалом. Сколько Элина себя помнила, она всегда чувствовала в такие моменты легкую тоску и грусть, перемешанную с порывами воодушевления, даже когда была маленькой. — О чем ты думаешь, Элина? — вопрос прозвучал совершенно обыденно, но что-то всколыхнул в воздухе, и захотелось говорить без остановки, выложить перед женщиной все свои сокровенные мысли. — Много о чем, — уклонилась Василевская, не зная с чего начать и стоит ли начинать. — Но мне хорошо. Просто хорошо. — Если хочешь, приходи ко мне завтра, ну или не только завтра. Компания мне не помешает. Элине предложение понравилось, но уже секундой позже она задумалась о том, что предлагая прийти завтра, Катерина собирается оставить ее сегодня. Это девушке пришлось не по нраву. Какая замечательная ночь! Разве можно терять ее? «Я не знаю точно, на что хочу потратить эту ночь, но и уходить не хочу, » — думала она. Ей словно хотелось сказать что-то важное, что-то, что можно сказать только сейчас и никогда более. Однако слова не находились, не было даже идеи разговора. Непонятное желание, но от этого не менее важное. «Но элементарно из вежливости я не могу заставить ее торчать со мной тут до утра.» — Я приду, но только ближе к вечеру — у мамы с бабулей есть на нас с Лизой планы, — в конечном итоге произнесла Элина. — Тогда спокойной ночи? — Катерина Романовна ласково улыбалась. — Я пока не лягу, но спокойной ночи, — и Василевская закинула ногу на забор. — Да можно через дверь, — рассмеялась позади Савина. — А мне так больше нравится, — Элина обернулась, очаровательно улыбнулась напоследок, спрыгнула с забора и зашагала в сторону дома. На следующий день они с Катериной Романовной встретились, когда Элина собирала ягоды с куста ежевики, что находился практически рядом со злополучным забором. Соломенная шляпка с белой лентой, джинсовые шорты, оставшиеся ещё со времён детства ее мамы, и футболка, завязанная в узел на животе — и наряд дачницы готов, даже волосы заплетены в длинную косу. Недовольная Элина щурилась каждый раз, когда солнечные лучи попадали ей на лицо и вскрикивала при появлении любого насекомого. — Слава труду, Василевская, — насмешливый голос заставил девушку развернуться. — Издеваетесь? Катерина Романовна повязала на голову что-то вроде банданы и с сигаретой в руке и красными от ягод губами напоминала Еву Грин в одном из любимых фильмов Элины, пусть и светловолосую.* — Окно в углу вашего дома — не твоя комната? После твоего ухода вчера там ещё горел свет, — женщина затянулась, и дым понёсся вверх завитками. Элина залюбовалась им. — Я читала, — Элина отправила пару ягодок в рот. — Ремарка? — Да, «Ночь в Лиссабоне». Осталось тридцать страниц, сегодня дочитаю. Это всего лишь мой второй роман Ремарка, но я уже хочу все собрание его сочинений. — Что так тянет тебя на его книги? — Знаете, он ведь создаёт свою атмосферу… Любовь и последние проблески надежды перед прыжком в пропасть, обречённость, которая тем не менее учит ценить моменты спокойствия и счастья. Это вовсе не все, что хочет сказать автор, но все же важно помнить об этом. — О том, что порой целая жизнь сосредотачивается в одном моменте? — Это вы красиво сказали, — Элина улыбнулась. — Поделишься? — Катерина махнула ладонью, в пальцах которых легко лежала сигарета, в сторону ведерка с ежевикой. Василевская было поднесла ведро к ограде, но быстро отдёрнула его и хитро блеснула глазками: — А вы вашей вишней? — Ради Бога, — Катерина Романовна сделала пригласительный жест рукой. — Через забор ты уже отлично перелезаешь. — Ну ждите меня сегодня, обглодаю половину ваших деревьев, — Элина наконец поделилась ягодами. — Элина! Твоя мама сказала тащить ягоды для компота! — Лиза показалась из дома и тут же нырнула обратно, оповестив сестру. — Ой, мне, кажется пора. Я, кстати, никому кроме Лизы не сказала про то, что вы здесь. Не хочу, чтобы происходили учительско-родительские разговоры. — И в мыслях не было, — заверила Катерина Романовна. *** Катерина выглянула в окно и увидела у себя во дворе Элину, бесстыдно и свободно рвущую вишню с дерева. Улыбка окрасила губы совершенно неосознанно. До чего же нелепыми в жизни бывают совпадения — даже на даче встречать ее! Бабушка и правда попросила приглядеть ее за своим огородом и домом. Катерина хотела уехать на море, взяла билеты, а перед этим получила ещё одну возможность отдохнуть от обыденности. Не прожила тут и недели, как к ней, как звезды падают с неба, свалилась с забора Элина, а теперь и вовсе через этот самый забор лазит, словно к себе домой. Момент их неожиданной встречи прочно засел в памяти женщины: ее каштановые волосы, растрепанные по траве, сначала изумленный и испуганный, а потом смешливый взгляд, нелепые розовые галоши и разговор, ожививший все то, что несколько утихомирилось внутри Катерины за время каникул. Было заметно, что Элина встрече рада и, кажется, даже не хотела уходить, но Катерине все думалось о том, что если девушка останется у неё чуть больше после месяца, проведённого друг без друга, с ней случится что-то такое… Она не знала, как это описать. Волнение подступило внезапно, напомнив, что рядом с Василевской сердце бьется быстрее и громче. — Ведро не дать? — крикнула Катерина, открывая окно. Элина улыбнулась — вишнёвый сок на подбородке — и отмахнулась: — Нет, я сразу есть люблю, не собирая. Вполне в ее стиле — все и сразу. — Чай будешь с печеньем? — Это всегда пожалуйста, — и без того лучистое лицо Элина просветлело ещё больше. Сосредоточие юности и живости во плоти. Катерина поставила чайник и стала укладывать в тарелку печенье с шоколадной крошкой. В груди опять заклубилось что-то тёплое и волнующее. «Кто из нас ещё школьница, » — подколола себя и ещё раз выглянула в окно. Элина все так же стояла у вишни, жевала ягоды и смотрела в небо, туда, где заходило солнце, прищуриваясь и с полуулыбкой. Солнце золотило ее вновь привычно распущенные волосы, сделавшиеся волнистыми от хождения с косой весь день. Ни капли макияжа, вишнёвый сок на губах вместо помады, зелёное платьице и босоножки — такая другая девочка, отличная от той, что ходила по школе, но тем не менее похожая на неё. — Чай ягодный, без сахара и неразбавленный, — продекламировала Катерина, выходя на крыльцо с кружками и ставя их на ступеньках. — Я за печеньем. — Все как я люблю? У вас хорошая память. Савиной подумалось, что только настоящие русские могут пить кипяток в и без того жаркую погоду. Вышла с печеньем и обнаружила Элину, сидящей на ступеньках. Ноги в царапинах и комариных укусах, щеки румяные, сияющая кожа — ни дать ни взять счастливый довольный ребёнок на свежем воздухе. От своей простоты ещё более трогательная, Элина потянулась за печеньем и спросила: — Катерина Романовна, а вам со мной не скучно? — С чего бы? — Ну слава богу. Потому что мне с вами нравится. И чай с печеньем ваш нравится, и вишня. Вишня сама по себе моя любимая ягода. Жалко, что у нас не прижилась. Прям как я сама. — Не говори так, Элин. Ты ведь единственное важное, что у них есть. — Да, — Элина кивнула, — но я здесь как герой в романтизме — вечно противопоставлена обществу, не нахожу понимания. В принципе, не только здесь. Я не знаю, чего хочу. Вот я иду на журналистику, а почему? Потому что эта профессия мне кажется более менее сносной, чуть более интересной, чем остальные, но душа у меня к ней не лежит. Ни к чему, ни какому разумному жизненному пути не лежит. — А к чему тогда лежит? — Ко всему приятному… Нет, как-то я нечетко выразилась, — Василевская нахмурилась. — К свободе. Чтобы делать, что хочется, и не делать, что не хочется. Но так не бывает, поэтому приходится делать черт знает что для черт знает чего. Денюжки я, знаете ли, очень люблю. — Эх, Элина, ты так свою голову забиваешь, что она у тебя по швам трещит, — Катерина слабо улыбнулась, обставляя свою кружку в сторону. Элина медленно цедила чай. Только недавно солнечная и лучистая, она сидела, насупившись и надув губы. — А знаете, что меня наводит на мрачные мысли иногда? Катерина стала вся внимание, кивнула — мол, продолжай. — Вы ведь знаете какой самый логичный конец может быть у романтического героя. Катерину убивала ее усмешка, мрачноватая, харизматичная и ироничная. Не должна девочка в семнадцать лет так говорить и лишь усмехаться. — Побить тебя хочется, если честно, — смысла ругаться с ней не было, потому Катерина просто вздохнула. — Шучу я, что вы заладили, — усмешка вновь превратилась в цветущую улыбку. — Но если и захочу что-то сделать, ни у кого разрешения спрашивать не буду. — Толку нет с тобой разговаривать, Элина. — Вот и не разговаривайте, — она притворно обиделась, взяв печенье. Очарование юности. Минут пять сидели в тишине, а в это время горизонт заполнялся тучами. Погода в июле — что может быть ее непредсказуемей? Стало накрапывать. — Вы любите дождь? — Да. — Я тоже люблю. Катерине казалось, что между ними висит облако недосказанности, и сама понимала, что кажется так только ей. Что до Элины, она сидела абсолютно спокойно, ела печенье и вишню одновременно, хватая ягоды красными от сока пальцами, и все ее вполне устраивало. Между тем сердце Катерины билось сильнее обычно. В любви? Да, в ней самой, только особого счастья не приносящей. Глядя на эту чистую, красивую и поражающую прямотой и точностью своих суждений девушку, Катерина вдруг поняла что не имеет абсолютно никакого права нарушать относительно мирное течение ее жизни. Элина должна ко всему прийти сама: к ошибкам, к их исправлению, удаче, осознаниями, достижениям, разочарованиям и любви. Ей ведь действительно нужно узнать о любви своим ходом, пропустить через себя всю ее силу, узнать не тонкости и понять ее глубину. Если же не дать Элине эту возможность, если все же сказать то, что так рвётся слететь с губ, что станет с семнадцатилетней девочкой и ее душой, стремящейся все познать и испытать самостоятельно? Что будет, если Катерина произнесёт это «я люблю тебя» и примется объясняться в своих чувствах, рассказывать историю их возникновения? Это внесёт дисбаланс их отношения и в ее восприятие мира. Элина может быть и не против отношений между людьми одного пола, может целовать кого угодно (перед глазами Катерины все ещё стоял майский эпизод, о котором тоже тянуло спросить), но от собственной учительницы такое… Сможет ли принять и правильно понять? Умная, мудрая Элина, с которой так хорошо проводить время, но так страшно сказать самое важное. «Нет, — Катерина сжала кулаки, — ничего я ей не скажу. Какой будущей одиннадцатикласснице нужны чувства своей учительницы? Пусть ничего не добавляет ей проблем, мало разве этих мыслей о героях в романтизме, — женщина еще раз взглянула на Элину. — Моя красивая, дикая небесная фея.»