Пленник

Как ни странно, удобного момента для побега у Изуку так и не представилось. С того дня, как Кацуки прогнал его из своего кабинета, изменилось слишком многое. Во-первых, Мидорию лишили его единственного друга в этом месте. Теперь к нему ходила другая служанка. Она была немногословна: никогда не говорила больше, чем было положено и произносила всё с привычной для слуг холодностью, даже не отвечая на вопросы принца. А когда парень говорил, что имеет право знать, где Урарака, новая слуга равнодушно отвечала, что не положено что-либо рассказывать. Как не пытался Изуку с ней поговорить или найти общий язык, всё было бесполезно. Во-вторых, удивительным было то, что Бакуго перестал относиться к Мидории, как к пленнику. Нет, его холодность и вспыльчивость никуда не пропала, просто теперь он стал по отношению к нему менее жестоким. Принца больше не прижимали к стене, чтобы оставить очередной след. Скорее наоборот — Кацуки приходил к нему в комнату два раза в день, жёстко, в своей манере, откидывал голову Изуку, который в этот момент сильно напрягался, и несколько секунд смотрел на уже заживающую шею парня, а потом отпускал, отводя глаза на стену. Один раз он коснулся бледно-красного пятнышка на шее Мидории и спросил: — Больно? — его голос и лицо были на чём-то сосредоточены, но спрашивал блондин уверенно и чётко. — Н-нет, — сухо ответил Мидория на это, на самом деле чувствуя, как по спине пробегает лёгкая дрожь. А затем, ничего не сказав, король ушёл, хлопнув дверью. На следующий день равнодушная служанка оповестила Изуку, что теперь он может выходить из комнаты, если его будет сопровождать хотя бы один стражник. Подумав, что это довольно-таки хорошая новость, потому что таким образом пленник сможет выучить все эти коридоры, а позже будет проще сбежать. В таком случае, Изуку пришлось помедлить с его планом, чтобы лучше изучить дворец. Конечно, парня такая перспектива радовала, но смущал только один большой факт. Когда Мидория проходил по коридорам дворца, служанки, чуть увидев его, начинали надменно усмехаться, а как только он проходил мимо них, не обращая на них никакого внимания, те ехидно посмеивались и начинали шептаться. За всё время, когда Изуку гулял, ему ни разу не попалась навстречу знакомая, милая служанка по имени Очако. Неужели её всё же казнили за предательство? Верить парню в это совершенно не хотелось, хотя здравый смысл говорил обратное. Другого и быть не могло, ведь догадаться, что принцу рассказала о родителях именно Урарака, а не кто-либо другой — дело нетрудное. И вот, снова проходя мимо девушек в чёрно-белой одежде, Мидория услышал не просто шепотки слуг, а конкретные слова, адресованные пленнику. — Хей, ты видела? Это ведь он. Тот, что сейчас служит подстилкой короля… — донёсся до уха Изуку первый голос. — Точно он! Смотри, даже пятна на шее говорят, что совсем недавно была бурная ночь, — послышался второй голос. — Я слышала, он и есть тот пропавший принц… Что ж, теперь ему с такой репутацией точно не быть завидным мужчиной, не то что королём! — Та предательница рассказывала мне, что каждый день помогала ему заживлять эти следы… Неудивительно, что Его Величество не захотел её держать рядом со своей подстилкой. — Да тише ты. Услышит. Хотели ли действительно служанки, чтобы Мидория это услышал, или нет, но все слова он чётко уловил. Теперь понятно, что имел ввиду Кацуки, говоря, что народ возненавидит принца. Кто захочет, чтобы на престоле был принц, о котором ходят такие слухи? И всё же нужно ждать. Сбегать сейчас было бы слишком опрометчиво, потому как Бакуго может этого ожидать после всего, что случилось, тем более, после первой же недели частичной свободы во дворце. Скорее всего, он этого и ждёт, но тогда что Изуку должен делать? Кроме побега или смирения, ничего не остаётся, и действовать нужно быстро. Сегодня вечером должен был прибыть король Хисаши. Его отец, к которому сейчас было слишком много вопросов, но одновременно, после всех якобы правдивых слов Кацуки, видеть отца не хотелось. Хоть Мидория и не хотел верить во всё это, его естество твердило обратное: нужно бежать от этого страшного человека, которого ты называл все эти годы папой, а после он так легко избавился от тебя всего из-за какого-то там престола. Да Изуку и даром это место короля не нужно, если придётся проходить через весь этот кошмар. С каждой новой мыслью, принц осознавал, что слова Бакуго могут быть правдой, и тогда ему действительно безопаснее было находиться в плену, чем рядом с родителями и народом. Вскоре Изуку надоело просто бродить по уже знакомым коридорам, натыкаться на громко шепчущихся служанок и проглатывать все обидные слухи в его адрес, поэтому он решил, как можно, быстрее вернуться в свою комнату «пленника». Уж лучше сидеть одному, чем слушать это. Свернув в более пустой коридор, Мидория, чуть ускорив шаг, двигался в сторону комнаты, которая хоть как-то могла укрыть от ненужных взглядов или каких-либо людей. Хотелось просто побыть одному. Уже точно запомнив путь, парень шёл и даже не обращал внимания на периодические возгласы из глубины коридора. Только когда он подошёл ближе, тогда смог разобрать громкие слова. — Быстрее, быстрее! Он здесь! Скорее, ну же, — служанки то и дело бегали по тронному залу, пытаясь приукрасить и так сияющий тронный зал, на который открывался отличный вид с одного из балконов, где был Изуку. Сердце ушло в пятки, как только Мидория осознал, кто этот «он». Его отец уже здесь и должен сейчас прийти сюда, в тронный зал, для официального приёма сразу же после разрешения Кацуки. Вдруг откуда-то из-за трона вышел и сам Бакуго. Сейчас на нём была надета официальная одежда короля, всё, как полагалось, и этот вид такого короля завораживал Мидорию настолько, что он и взгляда не мог отвести. Казалось, Кацуки сияет сейчас ярче всего начищенного до блеска дворца, пусть на его лице и была всё та же суровость и злость. Странно, почему он зол? Вроде бы он специально готовился к приезду короля Хисаши, а сейчас недоволен… Все служанки, поклонившись, быстро ретировались прочь из зала, спрятав глаза под волосами. Очевидно, что боялись они больше своего короля, чем чужого. Внезапно из мыслей Изуку вытащил громкий голос Кацуки, пронёсшийся вдоль высоких стен. — Впустить! Стража немедленно поспешила открыть огромные тяжёлые двери, впуская очень знакомого высокого мужчину, от вида которого у Изуку в груди что-то неприятно сжалось. Вот он. Прямо там, внизу, даже не подозревает, что его сын здесь, просто наблюдает. На лице старшего Мидории, на удивление, ничуть не просматривалась какая-то грусть или печаль характерная тому, у кого единственный сын находится в плену. Он не был измотан. Наоборот — выглядел свежим и довольным. Медленно проступая по всему залу, он подходил всё ближе к Бакуго, чей взгляд был точно не добрым. — Приветствую, король Бакуго. Благодарю, что согласились на аудиенцию, хотя бы теперь. Я полагаю, этому что-то поспособствовало? — Ничуть, — скучно промолвил Кацуки, оглядев комнату. На секунду его взгляд зацепился на том самом балконе, где притаился Изуку, но потом он быстро перешёл осматривать другие детали тронного зала. Неужели заметил? Но почему тогда никак не отреагировал? — Мне интересно, что такого важного, что Вы так усердно просили этой встречи. — Тебе ведь не нужен этот ответ, я прав? — Хисаши вдруг грустно усмехнулся, чётко смотря на Бакуго, которому, точно не понравилось такое неуважительное обращение. — Я приехал, чтобы узнать, как тут освоился бывший кронпринц. Я считаю, ему следует оставаться здесь и дальше. Ты ведь не против? — С чего такие выводы? — огрызнулся Кацуки, сверкнув глазами. — Изначально я согласился помочь только потому, что мне было выгодно это. Нет нового короля — нет новых проблем. По вашим законам, до следующего года он королём стать не сможет, поэтому с какой стати мне и дальше его удерживать здесь? — Я не предлагаю его здесь просто так держать. Я в курсе, что тебе это не в твоих интересах. — Тогда повторю вопрос: с какой целью Вы здесь? — голос Бакуго не дрогнул ни на секунду. Лицо выражало искреннее недовольство происходящим. Какое право имеет этот заяц, чтобы так нахально напирать на волка в его логове? — Я хочу, чтобы ты не выпускал его до самой моей смерти. В противном же случае, если он вернётся на мою территорию, моя стража сразу же убьёт его, не разговаривая. А его смерть будет скинута на твоих солдатов, из-за чего я смогу объявить тебе войну. Мы ведь оба этого не хотим? — Вы хотите убить собственного сына? — Кацуки поднял одну бровь. — Но тогда на престол взойдет кто-то не из королевской семьи, а это намного хуже для обеих сторон. — Это уже дело. Если это нужно, чтобы сохранить власть, я без раздумий устраню и Изуку тоже. Ещё слишком рано для того, чтобы он стал королём. После этих слов сердце Мидории младшего больно сжалось. Его отец, который всегда был на его стороне и который так любил его и заботился на протяжении всех 18 лет, сейчас готов его убить, говоря это чётко, словно уже давно это решил. Как он мог так поступить? Так легко… неужели его мама считает точно так же? Почему она не пыталась остановить отца? Не может быть, чтобы она была согласна с ним! Сердце бешено колотилось, хотелось кричать, но приходилось сдавливать порывы. К счастью, дверь на балкон была распахнута, как и все остальные. Не желая больше слышать и слова теперь такого далёкого отца, Изуку сорвался с места и побежал по длинному коридору, игнорируя какой-либо шум и возгласы служанок. Позабыв все планы и расчёты, парень просто бежал напролом к выходу прислуги, где стражи, способной его задержать, не было. Он не знал, куда направится теперь. Главное — покинуть это место, чтобы никогда больше не видеть ни Кацуки, ни Хисаши. Не разбирая дороги, Мидория выскочил из дверей прислуги, оттолкнув молодых девушек и парней в стороны, где-то за дворцом, где уже начинался густой лес в перемешку с сизыми горами. Изуку было неважно, куда он бежит и зачем, неважно, что острые ветки царапают нежную кожу, и уж точно неважно, что будет дальше. Важнейшим желанием было сбежать. От отца, от Кацуки, от какого-то другого или даже от себя как можно дальше в глушь, чтобы его точно никто не нашёл среди этих вековых деревьев.