Город мёртвых звёзд

      Дженни просыпается резко, по зову инстинктов, которые не раз спасали ей жизнь, и её тут же слепит свет из «кухни». Кухней это, конечно, нельзя назвать, скорее небольшой стол, на котором стояли элементарные нужные вещи, типа воды и чайника.       Лиса замирает и свет от лампы создаёт на её лице причудливые тени. Девушка обхватывает себя руками, прикрывая грудь. На ней был топ и короткие шорты, но, видимо, для Пранприи Манобан и это было слишком.       — Я разбудила тебя? — робко спрашивает Лиса, и Дженни мотает головой. Технически нет, но задача Дженни защищать Лису от любой опасности, и это заставляло девушку быть в постоянном напряжении.       Дженни бросает взгляд на Бэкхёна — тот мирно спал, мило посапывая. Вид такого спокойного друга её успокаивал. Казалось, что все проблемы не так уж и страшны, пока Бэкхён может спать вот так без забот. Возможно, она не должна так сильно полагаться на одного человека, но на Бэкхёна хотелось полагаться. Хотелось доверять свою жизнь, потому что можно быть точно уверенной — Бэкхён не предаст. Никогда и ни за что.       Дженни поднимается на ноги, покрывало спадает на пол, оголяя кожу.       — Чаю? — Лиса благодарно кивает и садится на сиденье, поджимая ноги и обнимая их руками. Дженни неспешно ставит воду в чайнике, берёт две чашки и бросает туда немного чая. Садится напротив Лисы, опирается затылком в холодный металл.       — Бессонница? — спокойно спрашивает Ким, и после кивка добавляет: — Нервничаешь?       Ну конечно же нервничает.       Девочка всю жизнь жила в роскоши и заботе, она даже об атаках не знала. Небось её вообще не выпускали на улицу. А сейчас она едет в тесном автобусе с двумя незнакомцами непонятно куда, в городе вообще объявили военное положение. Дженни вообще-то на её месте тоже бы нервничала. Это сейчас она привыкла, много дней спустя. Много годов. Сейчас оружие в руках — нечто неотъемлемое. Сейчас она даже не помнит как это, когда ничего не болит.       Лиса другая.       Дженни была такой раньше. «Раньше» это когда-то очень далеко в прошлом, настолько, что иногда это кажется сном, или даже прошлой жизнью. Дженни носила платья, учила уроки и получала наказания за нарушение этикета. Сейчас Дженни убивает людей, и вряд ли для этого есть правила хорошего тона.       Лиса напугана.       Это читается во взгляде и в том, как сильно она сжимает свои колени, оставляя красные отпечатки. Дженни не знает чего точно она боится: её, повстанцев или ситуации в целом. Спрашивать как-то не к месту.       — Я не знаю чего ожидать в будущем, — вдруг выдавливает Лиса, прожигая взглядом пол. Дженни хмыкает.       — Никто не знает.       Заботиться о будущем — пустая трата времени и сил. Всё равно всё идёт совсем не так, как ты планируешь. Дженни этот урок выучила давно, и страх немного поутих.       Они все умрут, разница лишь во времени. Вряд ли это нужно было говорить Лисе, это не очень то успокаивает обычного человека, поэтому, вместо этого, Дженни поднимается и заваривает чай.       Дженни — необычный человек. Дженни не боится смерти, она находит её… спасительной. Сам факт того, что, чтобы не случилось, это в любой момент может прекратить её успокаивает. Возможно, это неправильно, но мир в целом неправильный. Дженни просто придерживается того, что облегчает ей жизнь. Мысль о том, что жизнь не вечная, помогает ей просыпаться по утрам.       Девушка подаёт горячую дымящуюся чашку Лисе и подавляет вздох. Она не мастер успокаивать людей, намного лучше с этим справляется Бэкхён или Чунмён. Она же… холодная. Почти безразличная. Это не плохо, только не с её работой. Просто работать с Лисой ей будет сложнее, чем кому-либо.       Дженни делает глоток из кружки и жидкость обжигает горло. Лиса, словно очнувшись, отпивает следом.       — Ты говорила не верить тому, что о тебе говорят на экранах… что ты имела в виду?       Дженни прикрывает глаза.       Дело не в том, что врали конкретно о ней. Политика целой страны построена на лжи и дезинформации. Расстреляли лагерь мирных повстанцев? Пресса освещает это как «борьба за спокойствие народа», а на убитых вешают все грехи мира. Повстанцы пытаются с этим бороться. Пытаются противостоять. Вот только они проигрывают по всем параметрам. Их меньше, у них меньше ресурсов. А ещё большинство людей настроены против них. Подобное происходит из-за Дженни в том числе. Это неправильно, но выхода нет. У Дженни недостаточно смелости, чтобы перейти на чужую сторону. Да и не позволят ей. Она же девочка с плакатов. Она же блядский символ. Вот только чего — непонятно.       — Я не героиня, Лиса, и тебе стоит это понять, — мрачно говорит Дженни. — Я, да и вся эта страна — не то, чем кажется. Вам всем навязали сладкую ложь.       — Так расскажи мне правду, — подаётся вперёд Лиса, и Дженни впервые замечает в чужих глазах какой-то огонь.       Правда её сломает. Дженни это понимает, а Лиса, кажется, нет.       Дженни отводит взгляд и как-то слишком тяжело вздыхает, будто старуха.       — Иди ещё поспи, Пранприя.       Лиса, так и не дождавшись, пока Дженни снова посмотрит ей в глаза, оставляет недопитый чай на столе и поднимается на ноги, уходя прочь.       Дженни сидит на месте, не шевелясь.       Как много им предстоит узнать друг о друге?       Кажется, она приходит в себя только когда Бэкхён тормошит её за плечо, а в глаза бьют огненные лучи восходящего солнца. Дженни немного отодвигается в сторону, прижимаясь к стене и давая Бэкхёну сесть рядом.       — Как ты проснулся так рано?       Вообще-то Дженни знала ответ. Они с Бэком знакомы уже очень много лет, и Бён давно научился чувствовать девушку. Это звучит невероятно, но он действительно знает, что твориться у неё на душе. Когда она не спит, когда ранена. Для других это почти чудеса, Бэкхён называет это дружбой. Дженни считает, что они больше, чем друзья. Это даже не родство, с Чунмёном у неё далеко не такие отношения.       У них как будто одна душа на двоих.       Бэкхён вдруг сжимает её руку, и Дженни цепляется за его ладонь словно за спасательный круг.       — Всё будет хорошо.       Дженни кладёт ему голову на плечо.       — Ты сам то в это веришь?       — Пока ты рядом — да.       Дженни молчит. Бэкхён всегда был оптимистом. Даже когда она его нашла сидящим на пыльном асфальте, изголодалым до смерти.       Это был один из тех частых дней, в которые Дженни сбегала из дома. Ничто не сравнится с чувством, когда ты перелезаешь огромную серую стену и, весело хохоча, убегаешь под крики охранников. Потом было не так весело.       Потом девочка бродила улицами и наблюдала бедность и голод. От этого на языке всегда появлялась странная горечь, а за богатых родителей становилось стыдно. Стыд этот был удушающим, словно морская волна, Дженни знает, Дженни несколько раз была на море. У людей, которых она видела, не было даже еды.       Бэкхён был поразительно ярким пятном в тёмном мире, что его окружал. Белые волосы были чистыми, словно облака в хорошую погоду, а кожа, несмотря на то, что он явно не голубых кровей, была бледной, словно окрашена мелом.       Дженни почему-то не проходит мимо него, и до сих пор не знает почему. Что-то заставляет её остановиться, потом опуститься на колени, игнорируя, как мелкие камешки колют кожу. Бэкхёну не хватает сил, чтобы повернуть лицо в другую сторону, так что он просто отводит взгляд.       Наверное, думает, что она будет издеваться. Богатые дети часто так делали. Дразнили, унижали. Дженни видела. Дженни бы так никогда не сделала.       — Как тебя зовут? — интересуется Дженни и мальчик хмурится. Облизывает сухие губы, выдыхает ответ так тихо, что Ким приходится поддаться вперёд, чтобы его расслышать.       — Бэкхён.       Дженни долго не думает, Дженни достаёт из кармана, украденную с обеда, немного закаменевшую булочку и протягивает её застывшему Бэкхёну.       У мальчика загораются глаза и Дженни с какой-то чистой радостью видит там жизнь. Бэкхён хватает хлеб грязной ладонью, впивается в него зубами и быстро-быстро поедает с громким чавканьем. У мамы бы подобное вызывало отвращение, но Дженни лишь широко улыбается и садится рядом с парнишкой, прямо на землю, не заботясь о пыли, что тут же пачкает лёгкое платье.       Они долго говорили, может даже целые часы. О всём. О Дженни, но больше о Бэкхёне. О том, что отец погиб зимой от холода, а мать —следом — от горя. О том, как он остался один в этом жестоком мире. О том, что не ел третий день. О том, что жизнь прекрасна.       — Как ты можешь так думать, после всего, что с тобой произошло? — интересуется Дженни и Бэк смешно пожимает плечами.       — Посмотри вокруг. Небо невероятное, солнце прекрасное. Леса, там, на окраине, города такие чудесные. И поля с другой стороны тоже. То, что происходит со мной, никак не портит красоту планеты.       У Дженни наворачиваются слёзы на глаза, поэтому она отворачивается и громко фыркает.       — Ты такой неисправимый оптимист!       Мир далеко не так прекрасен. И он не становится лучше, если игнорировать ужасы, что творятся вокруг.       Светлые брови Бэкхёна сводятся почти в одну линию и на лбу залегает морщинка озабоченности.       — Опти… кто?       Дженни зависает. Ну и как ей объяснить значение замудрённого слова, которое она выучила с братом на одном из уроков?       Девочка вздыхает и взмахивает рукой.       — Забудь, — она кусает губы, обдумывая внезапно пришедшую мысль, а потом вдруг выпаливает: — Бэкхён, пошли жить со мной!       Мальчик замирает. Широко улыбается. Кивает.       Дженни улыбается в ответ и тянет его домой.       Дома разъярённая мать, удивлённый отец и мягко улыбающаяся няня, что прячет Бэкхёна у себя в комнатушке, пока Дженни скандалит с родителями. Потом она радостно сообщает о победе, и Бэкхён бросается ей на шею, крепко обнимая. Они тайком бегут на кухню и Дженни с каким-то необъяснимым счастьем наблюдает, как голодный Бэкхён запихивает в себя еду.       Тогда началась их больше, чем просто дружба и Дженни благодарит богов за их встречу.       В ту ночь они засыпают в одной кровати.       — О чём задумалась? — вырывает её из мыслей Бэкхён. Дженни мотает головой и выпрямляется. Подносит запястье к губам.       — Чанёль, если всё чисто, сделай остановку.       Убедившись, что вокруг и правда безопасно, они останавливают автобус. Дженни будит Лису и та радостно выбегает на воздух первая. Дженни её не винит, это они привыкли к спартанским условиям, тогда как Манобан выросла в достатке. И снова это платье с ромашками. Дженни даже не может понять, что так сильно задевает её в этом чёртовом платье. Может быть контраст с реальным миром. Может то, как сильно оно идёт Лисе.       Дженни натягивает футболку, забирает у Бэкхёна часть еды и вылезает на улицу.       Там она, впервые за начало их путешествия, видит Чанёля: высокий и широкий, с оттопыренными ушами и немного растрёпанными тёмными волосами.       Увидев Дженни, Пак широко улыбается.       — Привет, Джен.       Девушка кивает ему и спешит подальше от автобуса, чтобы поставить ящик с едой. Краем глаза она видит, как Чанель о чём-то шепчется с Бэкхёном, и на лице невольно появляется лёгкая улыбка. Следом её бросает в жар, Дженни резко поднимает голову и на секунду чувствует, как внутри что-то обрывается, когда она не видит Лису. Девушка подрывается на ноги. Пранприя спустилась немного ниже по склону и увлечённо наблюдала за бабочками.       — Лиса! — злой окрик заставляет девушку вздрогнуть. — Не исчезай с чёртового поля зрения!       Пранприя быстро возвращается и извиняется. Дженни вздыхает и предлагает ей поесть.       — Это, конечно, не президентские завтраки, — пожимает плечами Дженни, доставая сыр и хлеб из ящика, Чанёль насмешливо фыркает, тут же получает обиженный взгляд от Лисы, — но, думаю, жить можно.       Бэкхён достаёт разные овощи и консервы, вяленое мясо и даже сладости. Сразу видно — госпожа президентша явно приложила руку к подготовке.       Завтракают они практически в полной тишине.       Закончив есть, они собирают продукты обратно в ящик. Чанёль, потянувшись, выдаёт:       — Вы как хотите, а я спать.       Скрутив свою куртку, он кладёт её под голову, и Дженни видит, как мгновенно он проваливается в сон. Бэкхён прикладывает указательный палец к губам, потом поднимается на ноги и стаскивает свою куртку, накрывает ею Чанёля на траве и поправляет парню упавшую на глаза чёлку. Дженни ловит понимающий взгляд Лисы.       Бэкхён тянет Лису подальше и они, словно дети малые, носятся по полю. Дженни слышит хохот и визги и на секунду позволяет себе расслабиться. Она опирается на локти и подставляет лицо лучам солнца, прикрыв глаза.       Всё должно пройти хорошо. Иначе и быть не может.       Наверное, проходит около часа, прежде чем Дженни наконец открывает глаза и потирает лицо ладонями. Нужно двигаться дальше. Она поднимается на ноги, шагает вперёд, высокая трава колет голые ноги. Лиса и Бэкхён лежат в траве, парень что-то с энтузиазмом рассказывает, Пранприя то и дело хихикает, продолжая плести венок из редких полевых цветов. Тень от тела Дженни, что падает на них, заставляет Бэкхёна замолчать.       — О чём болтаете? — интересуется Дженни. Бэкхён переглядывается с Лисой и хихикает.       — Я рассказывал, как ты в детстве бегала от свиньи.       Дженни хмурится, складывая руки на груди, а Лиса хохочет во весь голос. Она поднимается на ноги и, улыбнувшись Ким в лицо, напяливает венок девушке на голову.       — Красавица! — восклицает Лиса.       Дженни чувствует себя немного глупо. Цветы ей не к лицу, наверно. Оно у неё суровое, в шрамах и отметинах. Такие, как она, не носят украшения.       Лиса носит. Лисе бы подошло. С этими мыслями Дженни стягивает венок с головы и почти небрежно кладёт его на волосы Манобан. Лиса распахивает глаза, следом вдруг краснеет.       Бэкхён, пробормотав что-то о Чанеле, незаметно исчезает.       Девушки остаются одни. Лиса неловко переминается с ноги на ногу, Дженни вздыхает, решая разрушить молчание.       — Нам пора ехать.       Лицо Пранприи становится серьёзнее, будто она вспоминает, что на самом деле происходит. Лиса кивает, шагает в сторону автобуса, Дженни следует за ней. Видя девушек, Бэкхён бьёт уже бодрого Чанёля по руке и они замолкают.       Дженни неодобрительно качает головой.       — Прекрати распускать обо мне слухи.       Бэкхён возмущённо вздергивает подбородок.       — Эй, история со свиньёй правда! — восклицает он, и Чанёль приподнимает брови.       — Свиньёй? — Дженни закатывает глаза и даёт подзатыльник другу, что уже было хотел открыть рот.       — Поехали, а?       Они собирают вещи и залазят в автобус. Путь предстоит не близкий.