Город мёртвых звёзд

      — Мама вообще против, чтобы мы спали в одной кровати, — сообщает Дженни, продолжая смотреть в потолок.       Они лежали на её кровати, в полной темноте, и болтали о всякой ерунде. Или считали звёзды. Дженни считала это бесполезным занятием, но Бэкхён любил смотреть на ночное небо. Как-то он рассказывал, что счёт звёзд отвлекал его от тяжёлой жизни. Дженни не спорила.       Бэкхен удивлённо поворачивает голову.       — Почему?       Девочка пожимает плечами. У её матери вообще было много бесполезных правил. Дженни они бесили, само их существование пробуждало в ней желание бунтовать. Она хотела свободы, она хотела освободиться от влияния взрослых на неё.       За непокорность её часто наказывали.       — Она думает, что мы влюбимся, и я выйду за тебя замуж.       На лице мальчика появляется недоумение, а потом он весело фыркает.       — Я люблю тебя, но не хочу, чтобы ты была моей женой.       Дженни прыскает. Она вообще не хочет быть чьей-либо женой. Для этого нужна любовь, романтическая и настоящая. Дженни в такую не верит. По крайней мере, не верит, что такая может быть у неё. Она просто не чувствует себя способной любить.       Может, она ошибалась. Может, нет.       — Любовь бывает разная, — выдыхает Дженни, — даже неправильная.       Очень часто она бывает неправильной. Просто ты влюбляешься не в того человека. Не в того, с кем ты можешь провести вечность.       И такие чувства — ошибки. Они приносят боль, обиды, раны и проблемы.       Дженни не любила ошибки, и не любила проблемы. Дженни не любила боль. Не ту, что бывает при ударах, к подобной она давно привыкла.       Дженни ненавидела тяжесть на душе и любой ценой пыталась этого избежать.       Дженни хочет либо всё, либо ничего.       Дженни не так много лет, но она знает, что чувства делают жизнь сложнее.       — Думаю, любовь — это сильное чувство, — отвечает Бэкхён, и нащупывает руку подруги в темноте. Сжимает крепко и вздыхает. — Любовь может спасти. А может убить.       Его слова звучат серьёзно и умно, не по годам. Но Дженни знает, что это правда.       Дженни хочет жить и не хочет умирать из-за какой-то там любви.       Бэкхён на подобные слова лишь смеётся негромко, и зарывается рукой в её волосы.       — Значит, ты ещё просто не любила по-настоящему.       Дженни смотрит на него хмуро, но молчит. Она не отрицает и не соглашается, она просто не знает. Это слишком сложный вопрос, чтобы хоть кто-то в мире знал единый правильный ответ.       Маленькая Дженни засыпает беспокойным сном, а взрослая просыпается с лёгкой тревогой внутри.       Она потирает лицо, смотрит на Лису рядом. Замирает.       Вчера происходило чистое безумие.       Какого чёрта они творят? Почему она это не остановила?       Весь вчерашний вечер был сплошной ошибкой. Она не должна была подпускать Лису так близко. Это просто неправильно. Нечестно. Дженни дала слабину, поддалась горячему шёпоту.       Возможно, сейчас она жалела.       Это не то, что нужно ей.       Это не то, что нужно Лисе.       Девушка осторожно встаёт с постели, пытаясь не разбудить Пранприю и, натянув одежду, выбегает из комнаты. Ну, конечно же, она убегает. Как только в жизни появляется что-то, что она не может контролировать с помощью оружия, Дженни тут же сбегает. Внутри поднимается волна ненависти к себе.       Девушка замирает у двери в комнату Бэкхёна. Оборачивается к окну и с сомнением смотрит на серое утреннее небо.       Может, не стоит никого беспокоить? Но Дженни почти в истерике, перед глазами всё всплывают события прошлой ночи и волна жара накрывает с головой.       Ей нужна поддержка. Ей нужна помощь. Ей нужен кто-то, кто успокоит, скажет, что всё хорошо.       Ей нужен Бэкхён.       Дженни неуверенно стучит несколько раз в деревянную дверь, и через пару минут на пороге появляется сонный Бён. Увидев взволнованную подругу он окончательно просыпается.       — Дженни? Что случилось?       Девушка кусает губу.       — Прости, что так рано… но мне срочно нужно с тобой поговорить.       Бэкхён серьёзнеет и кивает.       Чанёль неохотно, но послушно покидает тёплую постель и, захватив пачку сигарет, выходит из комнаты. Бэкхён садится на кровать и похлопывает рядом.       — Рассказывай.       Дженни глубоко вдыхает.       — Бэк, я такая дура. Мы целовались, я дала ей себя целовать, я сама её целовала! Она влюблена в меня, так сильно влюблена, но я нет. Я не хочу делать ей больно, но, кажется, вчера проиграла, — выпаливает девушка. Бён кивает и накрывает её руку своей.       — Прежде всего успокойся. Она сильнее, чем ты думаешь, Дженни, — девушка смотрит на него с неким сомнением, но кивает и глубоко вдыхает. — Лиса ведь первая тебя поцеловала? Она знает, что делает, — Бэкхён замолкает всего на секунду, будто и сам не верит в правдивость своих слов. — Послушай, ты не можешь дать ей любви, так дай хотя бы это. Ей в любом случае будет больно.       Бэкхён прав. Наверное, это действительно всё, что Дженни может сделать. Лиса — умная, она не будет питать ложных надежд. Не будет же?       Дженни закрывает лицо руками и глухо стонет. Ну почему всё так сложно?       Она была права, думая, что любовь — это сложно.       Но сложно не только любить. Быть любимым — та ещё ноша.       Спустя некоторое время они спускаются на завтрак, и там уже их ждёт Лиса с Чанёлем. Дженни вздыхает и садится рядом с Пранприей.       — Доброе утро, — говорит Ким, и замечает, что Лиса напряжена. — Ты в порядке? — Манобан кивает. Она берёт приборы, пару минут молча ест, а потом резко, пугая Дженни до вздрагивания, спрашивает:       — Где ты была?       Дженни отводит взгляд, и тоже принимается за еду.       — Ходила к Бэкхёну.       Несмотря на некую напряжённость внутри Дженни, атмосфера за столом довольно-таки расслаблена.       Возможно, она сама себя накручивает.       После окончания приёма пищи Дженни с Бэкхёном идут к Исину. Ким всё думает о том, что их ждет впереди. Если честно, по ощущениям ничего хорошего. Интуиция её никогда не обманывает, и сейчас кричит ей убираться домой.       Умом Дженни понимает, что это невозможно.       Мужчина их ждёт в своем кабинете, раскинувшись на мягком кожаном стуле.       — Вот и национальная героиня, — ухмыляется он, видя девушку в дверном проёме.       Уже тогда Дженни всё абсолютно не нравится.       Исин долго с разъяснениями не затягивает, сразу всё раскладывает по полочкам. И то, что происходит в городах и то, что нужно делать Дженни. И как много нужно приложить усилий, чтобы затушить огонь.       — И верхушка думает, что народный протест сможет остановить какое-то видео? — с сомнением в голове говорит Дженни.       — Ты недооцениваешь силу своего влияния, Дженни Ким.       Видимо, она и правда не.       Как её слова успокоят толпу?       И нужно ли её успокаивать?       За такие слова её могут казнить. Поэтому, Дженни не озвучивает свои бунтарские мысли.       Не то, чтобы ей хотелось останавливать бунт, но вряд ли у неё есть реальный выбор. Она не может отказаться, иначе ей поставят нож к горлу. Не убьют, она же важная персона. Она символ, людей разозлит её смерть. Не убьют, но запугают. Надавят. Причинят боль близким. Так что девушка кивает, и послушно уходит в сопровождении прислуги.       Им дают всего несколько часов, чтобы привести Дженни в пригодный вид. Её ещё раз моют, делают привычную косу. Она должна быть узнаваемой, чтобы правильно воздействовать на сознание людей.       Ей приносят одежду: абсолютно новую форму. Чёрную, чистую, красивую. Дженни надевает её и затягивает многочисленные ремни. Одежда сидит на ней идеально. Ей делают макияж, лёгкий, едва заметный, только чтобы выгодно смотрелась на экране.       Дженни дают текст, и она прочитав его хмурится. Он донельзя простой. Они думают, такая глупость действительно сработает?       Может, Дженни и правда недооценивает себя.       Девушку приводят в большой зал для съёмок: много света и камер, перед глазами бегают люди и что-то выясняют. Бэкхён сзади неё сжимает её руку. Он сниматься не будет, но пришёл, чтобы морально поддержать.       — Всё будет хорошо, ты справишься со своей работой как и всегда хорошо.       Дженни кивает, а в глубине души думает — хочет ли она справиться хорошо.       Подобные мысли немного пугали.       На что она способна? Какие ещё мысли спрятаны в её сознании?       Принесёт ли ей это проблемы? Наверняка принесёт. И Дженни не уверена, что готова к ним.       Её утягивают куда-то в середину зала, настраивают кадр и дают указания. Дженни обычно советов не любит, но тут слушает и кивает. Они начинают снимать.       С неё требуется просто быть собой.       Или же нет?       Направленные прямо на неё камеры заставляют нервничать больше, как если бы она была в бою. Дженни делает глубокий вдох и смотрит прямо в камеру.       — Я, Дженни Ким, призываю вас оставаться на стороне вашей страны! — чётко и громко произносит Дженни выученный текст. — Бунты будут приносить только ненужные жертвы! Мы должны бороться против наших врагов, мы должны бороться против повстанцев. Я призываю вас объединиться против настоящих врагов нашей страны!       «Снято!»       Дженни бледнеет и отходит к стене. К ней подходит Бэкхён с бутылкой воды.       — Хорошо справилась.       Дженни фыркает.       Она солдат, не актриса.       Девушка подходит к операторам, пересматривает ролик. Глупо и бездарно. Стреляет она явно лучше, чем играет. Надломанный, почти дрожащий голос, бледное лицо и расширенные испуганные глаза. Дженни откровенно не нравится, но все остальные члены команды дают добро. То ли им плевать на результат, то ли они просто не знают Дженни. Возможно, и то и другое.       Исин объявляет, что нужно снять ещё один ролик, и Дженни кивает. Берёт текст, на секунду теряет дар речи.       — Вы хотите, чтобы я это говорила? — ошарашено спрашивает Ким.       Это уже перебор даже для неё.       Но Исину не интересно её мнение, ему нужен результат. Поэтому, Дженни поправляет внешний вид и снова отправляют к камерам.       Одно дело убивать, но делать вид, что это во благо. И совсем другое открыто признавать подобное насилие.       — Если вы не с нами — вы против нас! — звонко говорит Дженни и сглатывает, слыша, как дрогнул голос. — Для предателей, которые перешли на сторону повстанцев, будет уготована прилюдная казнь. Вы будете расцениваться как враги и убиты при первой же возможности. Пощады не будет.       Официально это новое решение.       Фактически, казни были всегда.       — Боритесь за нашу страну, а не против неё! Поддерживайте госпожу президентшу!       Как только звучит «снято», Дженни бросает всё и выбегает из комнаты.       Она не разбирает куда бежит, и даже не знает, что именно заставило её сорваться с места. Просто она только что на всю страну сказала, что людей будут казнить. Убивать. Что это будет законно.       Теперь всё то, что раньше делалось под прикрытием, она будет делать открыто.       Она больше не спасительница, она каратель.       Холодная вода в лицо немного помогает придти в себя, Дженни стирает капли рукавами, и видит полосы косметики на одежде.       Плевать.       Всё повернуло совсем не туда. Хотя, может, так было всегда, но она только сейчас прекратила лгать себе.       Дженни вдруг впервые за много лет захотелось стать маленькой, почти невидимой. Спрятаться от всего мира, почувствовать себя в безопасности. Почувствовать себя наедине с собой. Это такая роскошь здесь.       Дженни сползает по стенке и оседает на холодный пол. Что-то в ней надломилось, что-то, что давно было неисправным.       Девушка закрывает глаза и надеется исчезнуть.       Звук шагов заставляет вздрогнуть и резко поднять голову. Лиса. Встревоженная, немного уставшая.       — Я так долго тебя искала, — выдыхает она. Дженни потирает лицо руками.       — Прости. Съёмки выбили меня из колеи.       На лице Пранприи появляется недопонимание.       — Съёмки?       Дженни замирает. Лиса не знает.       Чёрт возьми.       Дженни долго сомневается — говорить ли, но всё же решается.       — Да, съёмки. Пропаганда и предупреждение всем, кто перейдёт на сторону повстанцев.       Девушка бледнеет. Наверняка она понимает, о каком предупреждении идёт речь. И что будет после. Лиса тяжело вздыхает, а потом садится прямо на пол, рядом с Дженни. Молчит, напряжённо поджимая губы.       — Мы должны этому помешать.       Дженни от шока даже забывает о своих тревожных мыслях.       — Прости? Ты предлагаешь устроить бунт? Ты, дочь президента?       Лиса уверенно кивает, и Дженни смотрит ей прямо в глаза. Потом подаётся вперёд и шипит, крепко сжимая чужие плечи.       — Не будь дурой, Лиса, нас убьют.       Она не хочет и слышать о таком.       Какой к чёрту бунт? Это безрассудно, глупо, идиотски. Это невозможно. Дженни уходит, оставив Лису там, сидящую на полу.       Никакого бунта, они просто не могут. Да и не должны.       Дженни не хочет погибнуть.       Дженни не хочет, чтобы погибла Лиса.