Incrementum

Холодный металл и струящийся пот, голубизна больничных стен, промозглые миазмы страха. Моделл управляет его мыслями, толкая к действиям: всепроникающее и пробирающее до мозга костей насилие. И хотя разум его полностью захвачен этим дьяволом во плоти, образ Скалли чист и светел, как святая вода. Квартира Скалли, как и она сама, пропитана знакомыми запахами свечей с ароматом ветивера (1) и чёрствого попкорна. Малдеру нравится уют ее гнёздышка: диван, похожий на большого спящего буйвола, веточка эвкалипта, привязанная к головке душа. Его зачаровывает этот темный женский мир, ставший свидетелем стольких преступлений. Мир, который она упорно отказывается покидать. Это место сулит ему удачу. — Малдер, — шепчет она и целует его словно в первый раз: уверенно, торжественно, нежно. Холодные костяшки ее пальцев скользят по его бедрам, забираются под футболку. — Малдер, — она смакует его имя, словно изысканное лакомство. Он обхватывает ее руками и склоняется все ближе, словно лоза под тяжестью спелых плодов. Она согревает его висок своим дыханием. Закрыв глаза, он вздрагивает, когда перед внутренним взором внезапно возникают вращающийся глаз камеры и холодный взгляд Моделла. — Скалли… черт, я мог бы… я почти… — шепчет он, дрожа в остервенении. — Знаю, Малдер, но ты этого не сделал. Она притягивает его, целует щедро и глубоко, и срывает с него футболку. — Не сделал, — повторяет она, скользя языком по его нижней губе, словно подчеркивая свои слова. Он физически ощущает исходящие от нее и омывающие его волны любви. Ему кажется, что он — прокаженный у целительного источника. Внезапно он подхватывает ее на руки, и ее бедра, разойдясь почти в шпагате, обвивают его талию. Жар, исходящий от ее промежности, обжигает его голый живот. Он медленно направляется в спальню, идеально чистую, как и полагается спальне дочери морского офицера. Упав на кровать, они с нарастающим нетерпением принимаются раздевать друг друга. Придерживая член пальцами, он уже собирается проникнуть в ее маленькое горячее тело, но она останавливает его, положив руку ему на грудь. — Презерватив, — спокойно произносит она и откатывается, чтобы откопать требуемое в ящике своей прикроватной тумбочки. (детектив Уайт, Бемби Беренбаум. Она же не думает, что…) — Скалли, я… я не… — начинает он, но она игнорирует его, разрывая зубами шуршащую обёртку. — Надень. В конце концов, скользить в ее лоно — это по-прежнему лучшее, что можно себе представить. Она влажная, теплая, ароматная, сильная и мягкая, и такая миниатюрная. Он не торопится, наслаждаясь ролью покорного просителя, выпевая языком, зубами, губами восторженные гимны на ее теле. Он стонет в исступлении, видя, как она извивается под ним в сладких судорогах, наслаждается изысканным изгибом ее губ, беспомощно изогнутой бровью. — Малышка, — он не в силах совладать с собой, сейчас ему хочется называть ее так. — Боже, малышка, ты так прекрасна, когда кончаешь. Переплетясь друг с другом, они засыпают. Утром он покидает ее. Как Орфей, он знает, что не должен оборачиваться. И, как Орфей, нарушает запрет. В ее окне — непроглядная тьма, и кажется, что в этой тьме никого нет.