Comfort for two geniuses

      Дазай волновался. Он сделал это в тайне от своего одноклассника: взял и купил два билета на праздник и даже не делал никаких намёков своему возлюбленному о том, что на эти выходные у них совершенно нет свободного времени на проводы их с друзьями. Два дня они точно проведут вместе. Но зная натуру Фёдора, шатен рискует облажаться по полной. Фёдор по натуре не столь людим, предпочитает тихие обстановки. Это у нас Осаму юла, которая вертится среди людей.       –Ты уверен? — Осаму нервно покусывает ноготь большого пальца, поглядывая на своего лучшего друга как на какого-то пришельца, который ничего совершенно не знает о его партнёре.       –Ой, да не дрейвь ты, а, Скумбрия. Всё будет нормально! — старается, по крайне мере, подбодрить его Накахара и дружественно хлопает по плечу, направляясь с этим негодником в сторону библиотеке, где сейчас наверняка зависал русский со своими товарищами. Дазай остановился подле двери и перевёл несколько неуверенный взгляд, поправляя воротник и пряча за ним бинты на шее.       –Но всё ж.       –Завали своё хлебало и вперёд с песней. Не для этого я выпрашивал Анэ-сан достать эти сраные билеты как можно дешевле, — открывая дверь, Чуя с яркой улыбкой на лице толкает длинноного в помещение, желая шёпотом перед этим удачи.       Дазай даже не ожидал такой подставы со стороны друга, но что поделаешь? Уже никуда не сбежишь. Проходя меж столов и книжных рядов, его взгляд вскоре натыкается на знакомую фигуру и легко улыбается. Подобравшись поближе к Достоевскому, Осаму положил ладонь, привлекая на себя внимание, но получает лишь недовольное шиканье. Фёдору даже не надо смотреть, кто это, ведь только по одному жесту и хватке руки можно понять, кто стоит позади него.       –Занят на выходных? Если да, то придётся все планы отменить, — старшеклассник пожимает плечами и присаживается на место рядом, подпирая голову ладонью. Тот снова учится. Неудивительно. Ученикам по обмену бывает тяжело учиться. Фёдор не относился к тем, кому сложно. Но предпочитал усердно трудиться, а не пропускать время впустую.       –И почему?       Достоевский даже не смотрит на этого клоуна, спокойно продолжая писать свои конспекты, попутно перекидываться парой фразочек с Колей или Гончаровым. Но лучше бы Федя не спрашивал, потому что чем дальше говорит Дазай, тем больше хочется его ни то ударить, ни то сделать ещё что. Ему не хочется идти на эти массовые мероприятия. Да, из рассказа Осаму звучит весьма заманчиво. Фигуры, фонари. Но больше никаких подробностей. Они спорят. Однако приходят к общему решению.       Разговаривать на эту тему было весьма страшно. Нельзя сказать, что бинтованный был весьма спокоен. Нет. Внутри то и дело всё бурлило. А сердце билось так, словно вот-вот откажет или сломает рёбра. Это действительно было напряжно. Тем более, когда русский ещё принялся как-то отказываться и находить множество причин. Но всё же его взяла и они идут с Достоевским на мероприятие.

***

***       Достоевский был жутко недоволен тем, как поступил Дазай, но отказать тем щенячьим глазкам никак не смог. Но и не только глазкам. Всё же парень мастер своего дела в плане влияния на людей. И сейчас они идут по одной из площади, Осаму радостный, что-то рассказывает, всё никак не замолчит, однако это даже к лучшему. Почему-то с болтовнёй шатена ему куда легче переносить всё это, чем если бы его парень молчал. Благо, что это последний день.       –И из чего эти фонари делают? — около пяти лет в Японии, а брюнет даже знать не знает некоторые традиционные праздники; их традиции и обычаи. Историю создания и прочее. И сейчас, когда они на этом странном празднике, ему неожиданно становится всё же интересно.       –Фонари? Мгхх. Дай-ка вспомнить. Если не ошибаюсь, то из бамбука и бумаги, на которой рисуют мифологических существ. А ты слышал вообще, как появился этот праздник? — Дазай откусывает кусочек от такояки и протягивает их Фёдору попробовать. –Ну как?       «Мгх. Неплохо.» — Достоевский немного стушевался. Осаму видя это, легко улыбается и уводит возлюбленного на одну из открытых крыш зданий, по пути рассказывая о том, что эти фонари были придуманы в VII–IX веках как обманный манёвр, с помощью которых прогнали войска варворов. И тем самым это стало праздником, а фонари — символом. Фёдор слушал внимательно и даже не смел отвлекаться, ведь Осаму рассказывал весьма интересно. Да, иногда его драматизм и дурачество неуместно, но именно сейчас, когда русский чувствует тревогу и ему совершенно неуютно тут находится… Дурачество этого паренька очень хорошо снимало напряжение.       –Правда красиво? О-о-о, а это Богиня Идзанами и её муж Идзанаги.       –… Так понимаю, это как у нас Адам и Ева, только у вас божества?       –Мххх, угум! — Дазай увлекался японской мифологией и, пускай пока не до конца её дочитал и изучил, что-то ему да известно. Они проводят это время весьма интересно. Осаму продолжал не затыкаться, начиная ни с того ни всего вновь говорить, стоит заметить очередное чудище или знакомого бога на платформе. Федя восхищался тому, как это всё же эффектно выглядело. А главное не страшно (пускай среди фигур и были уродства.       А день кончается внезапно. Шатен молча куда-то ведёт куда-то Достоевского за собой, на вопросы совершенно не отвечает, только иногда смотрит на него с улыбкой, уводя как можно дальше от этих людей. Он вывел его куда-то на безлюдную дорожку и предложил присесть на траву. На вопрос всё также не отвечает. Но буквально пять минут и вскоре в небе раздаются взрывы и зажигаются цветные огни, что ворожат обоих. Осаму не отпускает руки любимого, а другой обнимает и прижимает к себе, целуя в висок и благодаря за прекрасные два дня. Парень плавно касается лица Фёдора и осторожно поворачивает к себе, накрывая чужие губы своими в лёгком и нежном поцелуе, шепча в них слова любви.