Когда что-то кончается в жизни, будь то плохое или хорошее, остаётся пустота. Но пустота, оставшаяся после плохого, заполняется сама собой. Пустоту же после хорошего можно заполнить, только отыскав что-то лучшее…
***
Юнги понятия не имел, что делать, ведь сам ничем не лучше Чимина, они оба просто маленькие дети в бесконечной войне с Жизнью, и пока что Жизнь побеждала. Он не знал, что нужно сделать, чтобы вытащить Пака из пустоты и вновь увидеть хоть какие-то эмоции у него в глазах. Прошло уже пару дней, завтра похороны. Это был всего лишь несчастный случай, как сказали полицейские, ведь виновник аварии тоже погиб на месте, предъявить обвинения было просто некому, поэтому дело закрыли. И Юнги видел, как терял Чимина, от него оставалась лишь пустая оболочка. Спросить было не у кого, кроме Джина, но он только пожимал плечами, ведь сам не знал, что делать. А Юнги будто ломался вместе с Чимином, наблюдая за тем, как младший угасал. Но ничего не мог сделать, поэтому просто ждал. И произошло что-то, что заставило Пака вынырнуть на поверхность. Случился катарсис*, после которого он, наконец, стал прежним и даже чуть более живым. Никто не знал, была ли это очередная насмешка судьбы или же она их пожалела. Это произошло когда они в очередной раз сидели на кухне Чимина и молча пили чай и кофе. Чимин ненавидел последнее, давился, морщился и корчился, но пил. Он сам толком не понимал, зачем его продолжал употреблять, ведь горький вкус на языке не был приятным, более того, от этого вкуса начинало тошнить и голова жутко раскалывалась, но сам Пак, насилуя свой организм, получал какое-то мрачное удовлетворение. Звонок телефона уже стал чем-то зловещим для них, поэтому, когда он раздался, оба вздрогнули. Чимин слышал звонок своего телефона, но брать трубку было ужасно страшно. Страшно, что там опять что-то плохое, что-то, что могло причинить ещё больше боли (хотя куда больше). Но трубку он всё-таки взял, смотря на незнакомый номер. В последние дни ему будто обрывали телефон, все считали своим долгом позвонить и выразить свои соболезнования, но делали при этом только больнее. Каждое слово о том, что его понимали, что нужно держаться, били под дых, выбивая остатки самообладания. Поэтому телефон хотелось минимум отключить, а максимум ещё раз швырнуть об стену, чтобы теперь уже он точно перестал работать. Поэтому, отвечая на звонок, Чимин уже морально готовился к тому, чтобы вновь выслушать уже знакомые слова. Но что-то пошло не так. — Да? — Чимин, это же ты? — в трубке раздался смутно знакомый мужской голос, Чимин понятия не имел, откуда его знал. — Да, кто это? — Чимин, это твой папа. Ладно, хорошо, Чимин вспомнил, откуда знал этот голос, но легче не стало, потому что этот голос вызывал воспоминания, которые делали слишком больно. Парень, ничего не обдумывая, бросил трубку. Его боль и усталость на лице сменились ужасом, потому Юнги тут же подскочил к нему и с беспокойством спросил: — Чимин, кто звонил? — Юнги тоже устал, тоже хотел закрыться в себе, но не мог, ведь перед ним был он, такой испуганный и будто сжавшийся в комочек котёнок, отчего сердце больно сжималось. — Человек, о котором я предпочёл бы никогда в жизни больше не слышать. Мой отец, — у Чимина хриплый голос и слёзы на глазах, но Юнги, обнимая его, почувствовал огромное облегчение, потому что видел хоть какие-то эмоции. — Что он хотел? — Чимин не успел ответить на этот вопрос, потому что опять раздался звонок с того же номера. Юнги схватил телефон в руку и включил громкую связь. — Чимин, не бросай трубку, я поговорить хочу, я твой отец вообще-то, — раздражённо повысили тон, отчего Чимин съёжился ещё больше. — Во-первых, это не Чимин, во-вторых, сбавьте тон, в-третьих, у вас две минуты на то, чтобы сказать, что вам нужно, — холодно и отстранённо отчеканил Мин; да, мама учила, что со взрослыми так разговаривать нельзя, но Юнги поебать. Да и вообще, ещё мама учила не общаться с мудаками, так что… — Это кто? — Минута и тридцать секунд. — Я хочу поговорить с сыном, и я имею на это полное право, — мужчина, видимо, начал раздражаться, но Юнги лишь хмыкнул и ответил всё тем же тоном: — Ваш сын не хочет с вами разговаривать, а если учесть, что вы за эти годы не удосужились позвонить хотя бы раз, то сын вам нахер не нужен, так что забудьте этот номер. После этих слов вновь воцарилась тишина, Юнги уже казалось, что за это время она стала неотъемлемой частью его жизнью. Она стала такой же неотъемлемой, как и Чимин, что обхватил себя руками и медленно покачивался из стороны в сторону, но он не выглядел, как до звонка. Он уже не находился в полной прострации, а наоборот, словно начал приходить в себя и обдумывать ситуацию, поэтому старший не собирался его отвлекать, но делать ему было нечего, поэтому он просто ушёл в гостиную и сел на диван, поглаживая дремлющего Файта за ухом. Этот кот тоже теперь был составляющей его жизни. Сам Юнги был очень удивлён, ведь он даже не подозревал, что мог так просто привыкнуть к совершенно незнакомым вещам. Он привык к удобному дивану в гостиной Чимина, к громкому топоту ног Файта по утрам, к Чимину, который сейчас тусклым пятном передвигался по квартире. На самом деле Чимин уже не раз просил Юнги оставить его одного, даже пытался сделать вид, что всё в порядке, но если его лицо и голос ещё могли обмануть, но глаза будто вырывались из-под контроля и кричали о том, что, оказавшись в одиночестве, он сломается уже окончательно. Поэтому Юнги лишь сдерживал порыв действительно всё бросить и лишь подходил, прижимая младшего к себе. Чимин брыкался и пытался вырваться, но в итоге всё равно сдавался и доверчиво прижимался к чужой груди, словно брошенный котёнок, который натерпелся от людей, но всё равно искал тепла. Поэтому старшему ничего не оставалось, кроме как прижимать его ближе и поглаживать по рыжим волосам до тех пор, пока младший не успокаивался. Так и проходили часы, время будто закольцевалось, и Юнги даже начинал сомневаться, что это когда-либо закончится. Но он был не прав. И вот Чимин уже вышел из кухни с более-менее осмысленным взглядом, не смотрел сквозь предметы. За это Юнги готов даже поблагодарить отца младшего, потому что самому ему вряд ли бы удалось встряхнуть Чимина и вывести из зоны комфорта. — Знаешь, я, наверное, хотел бы его выслушать, узнать, почему он тогда поступил так, да и вообще — просто посмотреть ему в глаза, — голос у Чимина, наконец, отдавался жизнью, когда он приземлился рядом, на диван, и чуть неуверенно, с долей недоверия, положил голову Мину на плечо. И в этот момент Юнги осознал, что пережитые вместе несчастья сближают намного быстрее и сильнее просто прожитых вместе лет. Чимин за это время стал для него действительно кем-то особенным, возможно, даже ближе, чем родители, с которыми он даже не пытался поговорить на тему своих проблем. Говорят, что родители это самые близкие люди, возможно, так и есть, но Юнги всегда было страшно даже заикнуться при них о том, о чём он свободно говорил с Чимином. Поэтому он лишь притянул Чимина ближе к себе. Мин чувствовал себя дома. Он не знал, как передать это ощущение, когда ты чувствуешь себя в безопасности в совершенно чужом месте, которое тебе даже не особо нравится, но именно это он и ощущал. — Если ты хочешь его выслушать, то, вероятно, тебе стоит это сделать, чтобы потом двигаться дальше. Но, знаешь, не хочу делать вид, что я дофига психолог, так что решать тебе. Просто знай, что ты не один. Юнги думал, что, наверное, Чимин сейчас ждал от него каких-то советов или помощи в разрешении ситуации, но сам старший понимал, что своими советами может сделать только хуже, поэтому предпочёл оставить выбор за самим Чимином. Да, возможно, Чимин и ждал от него чего-то другого. На его слова он лишь кивнул понимающе, что это значило — Юнги не понял, но предпочёл промолчать. Потому что сейчас тишина была комфортной для обоих и нарушать её ни только не хотелось, но и не было смысла. Спокойствие — это то, что нельзя описать словами, это то, что нужно чувствовать. Это когда вместо постоянной пустоты внутри себя наконец начинаешь что-то чувствовать, и это «что-то» больше не ломает кости, разрывая грудную клетку, а укладывается мурчащим котёнком, залечивая раны и согревая. Да, залечить раны полностью и заставить все шрамы исчезнуть ни у кого не получится, но разве нельзя попробовать? Попробовать довериться, попробовать хоть раз поверить в то, что, возможно, этот мир ещё не полностью прогнил, в нём есть место для кого-то, кроме тебя, кого-то беспомощного, беззащитного, и оттого, что ты понимаешь свою беззащитность, становится страшно. Страшно, что, как только доверишься, — бросят, посмеются и сделают больно. И ты вроде бы взрослый, самостоятельный парень с каменным лицом и стальным стержнем, но из-за этого страха вновь становишься ребёнком, у которого мама задержалась на работе, а сам он остался в детском саду один. Этот ребёнок сидит и смотрит лишь на дверь, никакие игрушки уже не интересуют, а лицо воспитателя резко становится чужим и каким-то зловещим, страшно, что мама не придёт совсем, но в детстве она всегда приходила, чтобы забрать тебя домой и показать, что ты нужен. Сейчас вытаскивать тебя некому — ты либо потеряешься в этом страхе, либо сам найдешь выход, но уже не будешь таким, как прежде. Вот и сейчас Юнги чувствовал себя ребёнком, который постепенно утрачивал надежду, но окончательно её потерять не мог, потому что рядом был Чимин, который тоже тонул, но как говорится «спасение утопающих — дело рук самих утопающих». Раз Чимин бороться уже не мог, Юнги будет бороться за них двоих, пока есть силы. — Спасибо тебе, — тихий шёпот возвратил в реальность, пройдясь лёгким жаром по шее. — За что? — За то, что рядом. За то, что не ушёл, несмотря на то, что пришлось возиться чуть ли не с овощем… — договорить Чимин не смог, потому что Юнги повернулся, обхватывая лицо ладонями. — Тебе не за что меня благодарить, несколько месяцев назад я был таким же овощем, вот только рядом со мной никого не было. Сокджин-хён приходил, но стоило ему услышать, что я хочу побыть один, оставлял одного. Ему казалось, что так мне будет лучше, но, нет, лучше не становилось, потому что в какой-то момент даже мысли из головы испарились. Прошло не так много времени, но я уже толком не помню, как проходили эти дни, я будто спал с открытыми глазами. Удивляюсь, как я не сошёл с ума, даже врагу бы такого не пожелал, — Юнги перестал говорить, но руки не опустил, продолжая держать лицо Чимина в ладонях, а младший, словно замер, вглядываясь в чужие глаза, словно решая для себя, что стоит сделать. Юнги позволял ему подумать, стараясь даже не шевелиться, также всматриваясь в чёрные зрачки и даже не заметил, как они оказались слишком близко. Прикосновение губ было мягким, осторожным и недоверчивым. Старший старался не двигаться, позволяя Чимину делать всё, что он захочет, природное любопытство не отступало даже сейчас. А сам Пак словно решил действительно делать всё, что позволяли, потому что движения губ становились быстрее и можно даже сказать жарче, рука уже покоилась на затылке, а пальцы игрались с чёрными волосы. Юнги не выдержал с тихим выдохом приоткрыл рот, позволяя языкам соприкоснуться, отчего по телу прошёл разряд тока. Все мысли разлетелись в разные стороны, уступая место нахлынувшему удовольствию. Чимин ощущал, как длинные пальцы вцеплялись в его плечи. Пак прикусывал чужие губы, вырывая ещё один рваный выдох. И, чёрт возьми, ему это нравилось. Нравилось настолько, что в животе узлом скручивалось нарастающее возбуждение, которое заставляло сильнее прижимать Юнги к себе. Комнату заполняла чистая страсть, которую ни один из них не испытывал уже очень давно. Звуки влажного поцелуя наполняли небольшое пространство, Юнги слышал их и старался вытащить хоть какие-то мысли из каши в голове, получалось у него не очень, поэтому он бросил это дело, полностью отдаваясь приятным ощущениям. Чимин умело вёл поцелуй, и останавливать его не хотелось, потому что слишком приятно. Природная мягкость губ сейчас будто окружала со всех сторон, не давая выбраться из этого плена, но помимо этой мягкости чувствовались трещины на губах Чимина, ведь он их постоянно покусывал, будто пытаясь сделать ещё больше. Пак откровенно плыл от происходящего, даже не пытаясь держать себя под контролем, раньше было по-другому, потому что он себя останавливал из-за страха того, что будет дальше, ведь у него под толстовкой находились белые полосы, которые он тщательно скрывал. Юнги о них знал и всё ещё оставался рядом. Это дарило ощущения, напоминающие полёт, ведь старший его видел со всеми недостатками, со всеми проблемами и со всеми шрамами, но всё равно оставался рядом, позволяя сейчас касаться своих губ и прижимать к мягкой поверхности дивана. Воздух в лёгких предательски заканчивался, будто говоря, что хорошего понемногу, и Чимин нехотя отстранился, смотря в глаза напротив, что сейчас подёрнутые пеленой удовольствия напоминали густую карамель, приторно-сладкую, но невыносимо вкусную. Дыхание было сбито у обоих, отчего они прерывисто дышали друг другу в губы, восстанавливая его. Рука Мина всё ещё покоились на плечах младшего, когда Юнги осознал, что каким-то образом оказался под ним. Он не знал, когда они успели переместиться в горизонтальное положение, но ничего против не имел. Он начал залипать на то, как язык Чимина проходился по опухшим губам, и тяжело сглотнул, готовясь повторить поцелуй, а может быть зайти дальше, но трель звонка разнеслась по квартире, заставляя отстраниться. Пак шептал ругательства себе под нос, когда шёл открывать дверь. На самом деле хотелось забить на того, кто сейчас стоял за дверью, и вернуться на диван, но звук звонка раздражал. За дверью, виновато опустив голову, стоял Тэхён, а за его спиной маячил Хосок, которого Чимин сейчас желал видеть меньше всего, он вообще никого сейчас видеть не хотел, разве что Юнги. — Чимин, я слышал о том, что случилось. Я так сожалею… — Чимина опять прошибло воспоминанием, ноги стали ватными, а коленки подкосились, но упасть не дали сильные руки, которые прижали к себе со спины. Глаза Тэхёна стали размером с пять копеек, а со стороны Чона раздалось присвистывание, и Чимин очень хотел в него плюнуть, но сил не было. — Их пригласить в квартиру или отправить подальше отсюда? — хриплый шёпот Юнги щекотал ухо. Второе предложение казалось заманчивым, но завтра на похоронах будет много людей, так что лучше попробовать пообщаться сначала с этими двумя, поэтому Пак отстранился и уже спокойным голосом проговорил: — Заходите. На кухне снова тишина, но она уже была не умиротворяющая. Тэхен сидел, виновато сжавшись, Хосоку же будто было плевать на происходящее, только иногда в его глазах мелькала искра интереса, когда его взгляд подал на Юнги, а сам Мин сейчас наливал чай в кружки. Чимин сначала потянулся к банке с кофе, но получил такой тяжёлый взгляд, что, смирившись, опустился на свое любимое место. После того, как старший поставил на стол кружки, Чимин выжидающе взглянул на Тэхёна, будто спрашивая, что он тут забыл. — Ты, наверное, не хочешь меня сейчас видеть, но, когда я узнал, подумал, что ты тут совсем один, поэтому я здесь, — Ким тараторил быстро, но смысл его фразы был понятен. Пак на это лишь вздохнул. — Этого ты сюда зачем притащил? — он кивнул на Хосока, который прожигал взглядом Юнги, когда тот спокойно пил чай. — Я просто подумал, вдруг с тобой что-то случилось, ведь ты уже несколько дней не выходил на связь. — Ну да, а господин Чон у нас первый спасатель в городе и сразу вызвался мне помочь, — голос сочился сарказмом и хотелось сказать ещё что-то обидное, но Чимин почувствовал руку Юнги на своём колене и немного успокоился, только сейчас замечая, что Тэхён опустил голову, а губы у него дрожали. — А ты, как я вижу, в спасателях не нуждаешься, или у тебя он уже есть? — откликнулся Хосок, который до этого момента молчал, Тэхен пытался его остановить, но его никто не слушал. — Ты бы рот свой не открывал, тебя, как я понял, никто не приглашал, — голос Юнги тяжёлый, но спокойный, а от взгляда холодок прошёл по затылку. — Слушай, а мы с тобой нигде не встречались раньше? — Чон резко перевёл тему и нахмурил брови, будто действительно пытаясь вспомнить. Брови Юнги тоже сошлись на переносице, в то время как Тэхён и Чимин смотрели на них с удивлением. — Вряд ли мы с тобой могли где-то пересечься. — Ну и ладно, — Хосок лишь хмыкнул, вновь придавая себе безразличный вид. А Чимин вновь перевёл взгляд на Тэхёна, который снова весь съежился под взглядом Пака. Для Кима такой Чимин казался незнакомым, эта неприкрытая ничем враждебность и боль, будто и не было месяцев дружбы. В такие моменты Тэхёну казалось, будто только он дружил с Чимином, а самому Паку было абсолютно насрать. От этих мыслей становилось ещё более неуютно, но Тэ не поддался им и наконец поднял твёрдый взгляд на друга. Эта битва взглядов, в которой скрещивались пропитанный болью чиминов и по детскому наивный тэхёнов. Ким выдержал эту битву, и Чимин первым опустил глаза. — Знаешь, Чимин, мне и вправду жаль, что с тобой жизнь так хреново обходится, но если ты хотя бы попытался сделать шаг ко мне навстречу, я бы помог тебе немного с этим справляться. Ты всегда будто был за стеклянной стеной, вроде вот ты стоишь тут, нужно только руку протянуть, но это стекло, чёрт возьми, очень прочное, а разбить его можешь только ты сам. Я очень хочу, чтобы ты мне, наконец, доверился и начал понимать, что ты не один, ты давным-давно стал для меня близким человеком. Пусть иногда ты и поступаешь, как мудак, но ты всё равно мой друг. Чимин впервые видел Тэхёна настолько серьёзным и ему даже становилось стыдно. Память прокручивала моменты, когда он добровольно отталкивал Тэхёна холодными словами, а бывало и говорил такие вещи, что за них сейчас хотелось бы врезать самому себе, но Тэхён оставался рядом. Потом рядом с Тэхёном появился Хосок, и Чимин почувствовал себя преданным, тогда он не мог разобрать этого чувства, но сейчас прекрасно понял, что ему стало обидно, что у Тэхёна появился ещё один близкий человек. Но даже когда Ким вступил в отношения, он всё равно был рядом незримой опорой, на которую Чимин мог опереться в самую страшную бурю. Сейчас рядом был Юнги, который чётко говорил о том, что не оставит, и Тэхён тоже был, просто Чимин этого не замечал, пока его носом в это не ткнули. На глазах медленно выступали слёзы вместе с приходившим осознанием. Он жалел себя и из-за этого не замечал очевидных вещей. Поэтому сейчас он поднял глаза и смотрел на Тэхёна. С губ слетело тихое «спасибо». Тэхён не выдержал и всхлипнул, заключая друга в объятия, а на губах Чимина появилась мимолётная улыбка, потому что вот Тэхён, которого он знал, такой же эмоциональный и тактильный. — Вспомнил! — атмосферу нарушил крик Хосока, который заставил всех уставиться на него. В то время как сам Чон смотрел на Юнги. — Я вспомнил, где тебя видел. На дне рождения Чонгука. Соён — твоя сестра, верно? Юнги глядел пару минут удивлённо, а потом его лицо разгладилось, и он взглянул на Хосока узнаваемым взглядом. — Так ты и есть тот долбанутый, который выдул две бутылки вискаря, а потом танцевал на столе? — на лице Юнги была злорадная ухмылка, когда он увидел покрасневшие щёки Чона. Тэхён и Чимин смотрели на них удивлённо. — Этот ебучий мир слишком тесен, — уже спокойнее сказал Хосок, на что Юнги лишь согласно кивнул.