Под ночи холодом я пытаюсь спрятать себя, От страха не засыпая, Но неужели тот космос виден лишь тем, кто на дно упал? Совсем один среди вспышек света стою я как маяк… Ты показал причины полюбить себя! Вздыхая, я представляю, как пришёл сюда. Сегодняшний и завтрашний, вчерашний я Учусь, как полюбить себя…
***
Юнги буквально чувствовал затылком удивлённый взгляд Чимина, что сейчас наверняка ничего не понимал, но он был погружён в водоворот воспоминаний. Это был последний день рождения Чонгука перед смертью Соён. Сестра очень долго уговаривала Юнги сходить туда, поэтому, немного поломавшись, он согласился. Народу было много, мелкий оказался дофига общительным человеком, так что Мину удалось смешаться с толпой и спокойно пить колу в уголке (потому что Гуки ещё маленький, чтобы пить алкоголь). Вечеринка проходила спокойно, в стиле подростков, пока не пойми откуда не появился странный парень, который явно был старше остальных присутствующих. Только потом выяснилось, что это старший брат Чонгука, и он, видимо, решил отпраздновать по полной, потому что в руках он тащил несколько пустых бутылок, которые неплохо долбанули в голову. Парень растолкал присутствующих и станцевал пьяный брейк прямо на столе. Чонгук же краснел и извинялся перед друзьями. Всё это хранилось в дальнем уголке памяти Юнги, потому что вместе с этими воспоминаниями шёл заливистый смех сестры, аромат её духов, её уговоры. На этом дне будто большой печатью наставили надпись «Соён, Соён, Соён»… Встретить здесь, в квартире Чимина, частичку прошлой жизни было странно. Ведь Юнги разделил свою жизнь на «до» и «после», он даже и не думал, что эти два мира могут хоть где-то пересечься, но, похоже, он глубоко ошибался. — Юнги, может, вы перестанете молча пялиться друг на друга, и ты наконец расскажешь, как так получилось, что вы знакомы? — голос Чимина был уже не столько удивлённый, сколько раздражённый. Ему не нравилось то, что Хосок мог быть знаком с Юнги раньше него, нет, это не собственнический инстинкт, это просто давняя обида, а ещё страх того, что Хосок мог забрать вслед за Тэхёном и Юнги. — Его младший брат встречался с моей сестрой. У него на дне рождении и сталкивались, — Мин наконец начал отмирать, кинул вновь безразличный взгляд на Чона и снова взял в руки кружку с чаем. — Я думаю, что мы лучше пойдем, и так заявились без приглашения. Чимин, ты только больше не пропадай, ладно? — Пак кивнул и проводил друга до выхода из квартиры. — Завтра похороны, так что если ты хочешь… — Слова давались с трудом, поэтому Чимин не договорил и опустил глаза. — Я приду, — Тэхён похлопал друга по плечу и ушёл, утаскивая за собой и Хосока. Чимин возвратился на кухню и присел за стол. К нему на колени тут же прыгнул Файт, будто чувствуя настроение хозяина. Теперь кухню заполняло хотя бы мурчание кота, потому что тишина после хоть и недолгого разговора давила на барабанные перепонки, раздражая и вызывая ужасный дискомфорт. Чимину хотелось, чтобы старший заговорил, не важно о чём — просто заговорил своим хриплым и твёрдым голосом, разбавляя эту тишину и сразу делая квартиру оживлённее. — Почему у тебя такая неприязнь к этому Чону? — Юнги будто слышал мысленные мольбы Чимина и действительно задал вопрос. — Мы учились в одном классе. — Он был одним из тех, кто издевались над тобой? — Нет, но общался с ними, да и сейчас наверняка общается. Я не знаю, мне будто страшно с ним находиться, словно я всегда жду от него удара в спину. Пак обхватил себя руками и поёжился, пытаясь согнать побежавшие по спине мурашки. Парень не мог описать того чувства, которое он испытывал рядом с Хосоком, тот выглядел вполне безобидно; да, иногда шутил тупые шутки и слегка обидно подкалывал, но ведь никакого реального вреда он не причинял. Страх поглощал полностью, не давая спокойно реагировать на присутствие Чона. Чимина же охватывало липкое чувство того, что он что-то упускал, какую-то важную деталь, которая помогла бы ему разобраться с прошлым, и эта деталь была неразрывно связана с Хосоком, вот только как — Чимин понять не мог. Прикосновение холодных пальцев Юнги вызвало забег новых мурашек, но на этот раз они приятные и будто успокаивающие. Хотелось прижаться к старшему спиной и снова, как полчаса назад, забыть обо всём, хотя бы на время, но Чимин знал, как его тело реагировало на малейшие прикосновения к спине, поэтому удерживал себя от этого опрометчивого поступка. — Тебе нужно поспать, Чимин-а, завтра сложный день, и мы не знаем, как ты всё это перенесёшь, тем более я уверен, что твой отец туда придёт. Будет много народу, которые будут делать вид, что им жаль, что они сожалеют, хотя в мыслях у них будет как бы побыстрее свалить домой. Тебе надо быть сильным, чтобы не показать им, насколько тебе плохо, — голос старшего успокаивал, снимая нервное напряжение и заставляя расслабиться. Юнги не залечивал раны на душе, но по крайней мере был сильным обезболивающим. Постель приняла его в свои объятия с радостью, и Чимин впервые за несколько дней действительно выспался. Сон ничто не тревожило, не было постоянных кошмаров, которые заставляли просыпаться в холодном поту, сейчас он знал, что не один. Перед тем, как провалиться в сон, парень услышал, как приоткрылась дверь, и в комнату зашёл Юнги, присаживаясь на кровати и поглаживая кончиками пальцев по голове. Он перебирал между пальцев рыжие волосы, а Чимин, проваливаясь в сон, был готов замурлыкать как котёнок. Умиротворение витало в комнате, заставляя ближе прижиматься к тёплому телу рядом и уснуть глубоким сном.***
Смерть это не то, что может обойти тебя стороной. Рано или поздно тебе приходится с этим сталкиваться, потому что это жизнь. В детстве ты теряешь домашних животных, чувствуя боль утраты, даже не подозревая о том, что бывает ещё хуже. Настолько хуже, что казалось бы уже некуда, будто на живую вспарывают грудную клетку и вырывают оттуда частицу тебя. И только в такие моменты ты понимаешь, как много бы хотел сказать этому человеку, сделать приятный подарок или же просто посидеть рядом, уткнувшись носом в родное плечо и получая поддержку. Сколько бы раз ты ни встречался со смертью, к ней нельзя привыкнуть точно так же, как и нельзя быть к ней готовым. Она всегда наступает внезапно, тогда, когда казалось бы жизнь начинает налаживаться, она берёт и спихивает тебя с небес на землю лицом прямо в грязь, заставляя вспомнить, что это всё ещё жизнь и ей на тебя плевать. Она просто дёргает за ниточки. Ниточки чужих судеб, у кого-то она прочная, а у кого-то рвётся от одного касания длинных костлявых пальцев, а вслед за ней опасно натягиваются и связанные с ней. «Мы не ценим того, что имеем, пока не потеряем» — чистая правда. Имея что-то, мы даже не задумываемся о его ценности. Каждый миг принимаем как данность, даже не следя за тем, что срывается с наших губ, хотя, вероятно, именно эта фраза станет эпитафией на вашем надгробии. Возможно, звучит пессимистично, но это всё ещё жизнь. Жизнь, которая порой не даёт нам шанса сказать даже простое «прости меня», которое мы будем повторять, стоя над холодной могилой и роняя слова в никуда, в надежде быть услышанными теми, кто замолчал навсегда. Это коснётся и тебя когда-нибудь, если ещё не коснулось, поэтому нужно просто ценить момент, хотя в суете этой грёбаной жизни ты забываешь даже о том, как тебя зовут, не говоря уже о близких. Она даёт надежду на то, что времени ещё много, когда на деле твоя обычная жизнь закончится через минуту. Минуту, которая накрепко засядет в памяти, не давая дышать спокойно. Всего минута, которая потом заставит тратить бешенные деньги на психологов, пытаясь стереть эту минуту из памяти. Чимин стоял возле могильной плиты, священник говорил свою бессмысленную речь, а сзади доносился шёпот присутствующих. В основном это были люди, которые работали вместе с его матерью. Где-то там, в толпе, стоял и отец Чимина, взгляд которого прожигал дыру в спине Пака и вызывал желание развернуться и сказать, что хватит уже пялиться, но это сделать мешали правила приличия и рука Юнги, которая практически не уходила с его лопаток весь день. Где-то рядом находился Тэхён, который тоже очень помогал, перетягивая внимание и принимая большую часть сочувствий на себя, — Ким старался не подпускать к Чимину слишком много людей. Слёз уже не было, они остались в прошедших днях, сейчас глаза были даже слишком сухими, будто в них песка насыпали. Хотелось одного — чтобы это всё поскорее закончилось. На кладбище холодно. Это первое, что почувствовал Чимин, заходя за огромный железный забор. Тебя словно сразу окатило ведром ледяной воды, хотелось развернуться и уйти, но Чимин упрямо шёл вперед. Толстовка под расстёгнутой курткой не грела от слова «совсем», поэтому у Пака даже зуб на зуб не попадал. Рядом с Чимином, прямо за его спиной, стояли две женщины, которым уже минут десять хотелось или дать в наштукатуренные рожи, или плюнуть в эти же рожи. Потому что парень отчётливо слышал громкий шёпот, будто они и не пытались ничего скрыть. — Ты видишь его? Даже слезинки у него не видела, мать родную хоронит. — Я слышала, что он стоял на психиатрическом учёте какое-то время. — Не удивительно, весь в папашу пошёл — что тот козел, бросил жену с ребенком, что этот. — Этот, наверное, похлеще будет, смотри как липнет к тому, что рядом стоит. — Кстати, кто это? — Я не знаю, но, похоже, такой же ненормальный. После этих слов Чимин почувствовал, что на удивление тёплая рука пропала с его талии. Внезапно стало ещё холоднее, потому что Юнги отстранился. Мин повернулся всем корпусом назад, обходя этих женщин, которые увлечённые своим разговором даже не заметили этого. Он быстро оказался у них за спиной и теперь уже им на ухо зашептал, так же громко, как и они: — Уважаемые, если вы пришли сюда для того, чтобы за спиной обсуждать человека, который пережил ужасную утрату, то можете прямо сейчас уйти. Вы не знаете, через что он прошёл, не знаете того, что происходит в его жизни, не знаете, по какой причине он состоял на этом самом психиатрическом учёте, а вы работаете с людьми, у которых моральные травмы. Так что если я услышу ещё хоть слово, то вы вылетите отсюда, и не только отсюда, но и с работы. Имя — Мин Сонволь вам говорит о чём-то? — Юнги говорил вкрадчиво и спокойно, но именно тем тоном, от которого мурашки бежали по спине. Женщины испуганно замерли, их глаза расширились, а лица под огромным слоем макияжа побледнели. — Я надеюсь, вы поняли то, что я вам сказал. Закончив, Юнги вернулся к Чимину и демонстративно опустил руку на талию. Пак лишь краем глаза посмотрел на него, но внутренне расслабился. Рука, тепло которой Чимин чувствовал даже через куртку и толстовку, помогала держать себя в руках. — Мин Сонволь — твой отец? — тихо уточнил, чтобы не услышал никто, кроме Юнги, ухо которого было совсем близко. — Не люблю это афишировать, но да. Об этом даже в универе никто не знает, да и кто бы подумал, что сын знаменитого бизнесмена будет учиться в обычном универе, ещё и на литературном факультете. Тебя этот факт как-то напрягает? — Нет, просто немного удивлён, вы с ним совершенно не похожи, — Чимин всё также говорил тихо и спокойно, обжигая горячим шёпотом ухо Юнги. — Я полная копия мамы. Отец любит пошутить на тему того, что он не причастен к моему рождению, но так как я был запланированным ребенком это невозможно. — Соён тоже здесь похоронена? — вопрос Чимина сбил Юнги с толку. — Да, только в другой стороне. Брюнет с удивлением заметил, что впервые его голос не дрогнул при упоминании сестры, но не обратил на это сильно внимания. Похороны шли слишком долго по меркам Чимина. Шёпот, что постоянно был за спиной, раздражал и выматывал, не говоря уже о взглядах. Они были разные: некоторые сочувствующие, некоторые откровенно скучающие, некоторые напряженные — но все они лишали энергии. Когда священник наконец закончил свою речь, Чимин выдохнул с облегчением, сам он бы с удовольствием отказался от этих формальностей, но его мать была верующей, поэтому пришлось заткнуть свои желания. Тэхён с Хосоком прощались с пришедшими от имени Пака. На удивление даже Чон вёл себя спокойно и не показывал никакого недовольства, он просто находился рядом со своим парнем и выполнял всё, о чём его просили. Как только все разошлись, Чимин устало упал на скамейку, что стояла рядом. Он только что попрощался с Тэхёном, который пообещал пока прикрыть его в универе. Пак прикрыл глаза, расслабляясь, насколько это было возможно в таком месте. То, что Юнги присел рядом, Чимин скорее почувствовал, чем услышал. Старший молчал, но его присутствие всё равно ощущалось. На самом деле парень понятия не имел, как пережил бы этот день, если бы Юнги не было рядом. Старший сделал всё сам: занимался организацией, оповещал знакомых. Сам же Чимин не сделал ровным счётом ничего, от него ничего и не требовали. Чимин всё ещё презирал судьбу и жизнь, но, видимо, он задолжал им благодарность за то, что тогда он пришёл на крышу именно в тот момент, когда Юнги накрыл приступ. Как бы смешно это не выглядело, но эта встреча действительно стала судьбоносной. Это не было похоже на фильмы, где встреча главных героев делала их жизнь сказкой и все проблемы исчезали, нет, проблемы всё ещё были, как и ворох психологических травм, но сейчас эти травмы были не только у него. Старший тоже был исполосован шрамами, тоже всё время балансировал на грани, тоже не знал, что делать дальше. Они дополняли друг друга. Математика гласит, что минус на минус — плюс, и теперь Чимин в шаге от того, чтобы ей поверить. Парень погружался в какое-то странное состояние, напоминающее дремоту, но услышал приближающиеся шаги. Юнги, на плече которого лежала голова Чимина, заметно напрягся, что заставило младшего с неохотой открыть глаза. К ним уверенной походкой приближался отец Пака. Время оставило на нём заметный отпечаток: осунувшееся лицо, синяки под глазами, седина, серебрящаяся на потускневших рыжих волосах. Чимин был очень на него похож, только глаза отличались. Его глаза были вечно наполнены эмоциями, и нет значения, что это за эмоции, эти глаза были отражением души, искромсанной и забитой души. Глаза же Пака старшего, хоть и были того же цвета, но напоминали камень — холодные и ничего не выражающие. Мужчина приближался быстрым шагом. Подошёл и посмотрел на то, как сидел Чимин, и в его взгляде промелькнуло что-то похожее на презрение, но он быстро вернул себе равнодушный вид. — Здравствуй, сын. — Я перестал быть твоим сыном пятнадцать лет назад, если бы я действительно был тебе нужен, ты бы за эти годы хоть раз бы поинтересовался, как у меня дела. Чимин всё же поднял голову с плеча Юнги, теперь уже смотря на отца прямо. — Твоя мама была против… — Её сюда не приплетай, не смей даже слово в её адрес говорить, после того, что сделал, — с пренебрежением и зарождающейся злостью перебил парень. — Так с чего ты решил про меня вспомнить? — Чимин, я твой отец, прояви хотя бы немного уважения. Юнги видел в глазах Пака-младшего бомбу, фитиль, который так непредусмотрительно сейчас зажёг мужчина, и, наверное, нужно было как-то сдержать его, но Мин был полностью на стороне Чимина и хотел дать ему выговориться, поэтому всё ещё не влезал в разговор. — Уважение? Ты не проявил ни капли уважения, когда твоя любовница пришла к нам домой. И как ты можешь называть себя моим отцом, если тебе было абсолютно плевать на меня эти годы, скажи мне? Вы с мамой могли разлюбить друг друга, могли развестись, но ты не имел никакого права забывать про меня. Это, блять, твоя обязанность. Чимин в порыве эмоций встал со скамьи и теперь стоял перед ним, в его голосе слышались злость, обида и, возможно, какая-то детская боль. Всё это смешивалось в ядреный коктейль эмоций, который не давал мозгу сохранять спокойствие. Ребёнок, который давно умер в Чимине, которого он похоронил ещё вместе с бабушкой, сейчас заливался слезами и молил, чтобы его пожалели и взяли на ручки. — Так, ладно, я вижу, что спокойно ты сейчас разговаривать не можешь, поэтому просто скажу, зачем пришёл. Твоя мать после развода подала на алименты, я их не платил, и теперь меня ждёт суд. Это неприятное событие можно предотвратить, если ты сейчас оставишь свою подпись вот на этом документе, здесь сказано, что ты добровольно отказываешься от этого. — Мужчина достал из сумки лист бумаги с напечатанным текстом и печатями. — Я не буду ничего подписывать. Если ты так не хотел столь неприятных событий, то нужно было либо не бросать семью, либо учиться пользоваться презервативами. Что произошло дальше, Чимин не успел понять, потому что всё случилось очень быстро. Вот он видел разозлённые глаза отца, а в следующий момент увидел, как к его лицу летел кулак. Парень успел лишь зажмуриться, он почувствовал даже то, как его лица коснулся воздух от кулака, но удара так и не ощутил. Открыв глаза, он заметил рядом Юнги, который стоял напряженно, закрутив руку мужчины за спину. Выглядел старший всё ещё спокойным, но в глазах были напряжение и злость, они же просачивались в его голос. — Ещё раз руку в его сторону поднимешь — вызову ментов, тогда в суде будет подниматься ещё одна статья, — сказал, отпуская. Мужчина отошёл на пару шагов и взглянул со злостью. — Что, защитника себе нашёл? Небось, ещё и спишь с ним, да? Стал таким же как мать-проститутка. Юнги дёрнулся вперёд, но его остановила твёрдая рука Чимина, что удерживала за плечо. Мин смотрел недоуменно на то, как младший опустился, поднял с земли упавший документ с ручкой и поставил свою подпись. После этого Чимин пихнул его в руки отцу и отчеканил с металлом в голосе: — Не появляйся больше в моей жизни. На лице Чимина снова была непроницаемая маска, когда он взял Юнги за руку и увёл к выходу с кладбища. Он выглядел уверенным, но дрожащие руки выдавали с головой, поэтому стоило им отойти подальше, Мин прижал рыжеволосого к себе, позволяя уткнуться носом в плечо. Никто из них ничего не говорил. Они просто стояли вот так, ощущая тепло друг друга. Чимин наконец позволил себе расслабиться и выдохнуть, только сейчас понимая насколько замёрз. В объятиях было тепло, это тепло окутывало со всех сторон и помогало дышать ровнее. Сколько они так простояли, никто не знал, но отвлёк их вновь звонок телефона, что вызвало какие-то истеричные смешки у обоих. Наверное, ещё пару раз и у них разовьется фобия на собственные рингтоны. На этот раз звонил Сокджин, который уже третий день был в командировке. Старший безумно переживал за брата, который впервые за столько времени остался без него. Юнги его не винил, потому что и сам переживал о том, что в один прекрасный момент затишье закончится и его накроет очередным приступом, но пока обходилось без этого. Юнги быстро сказал Джину, что перезвонит позже, ещё вызвал такси, и уже через десять минут они сидели в прогретом салоне. Чимин тихонько посапывал, всё также лежа у Мина на плече. Он вымотался за эти дни так, как не выматывался, наверное, даже за последний год, поэтому ему просто жизненно необходим был отдых. Этот день, скорее всего, стал облегчением для обоих. Да, боль Чимина всё ещё была с ним, и раны даже не думали затягиваться, но зато теперь можно было идти вперёд, пытаясь избавиться от них.