х х х
Луи муж Гарри, а Гарри муж Луи. Они семья. Они любят друг друга. И конечно же показывают это не только словами. С рождением Хейли секс стал довольно праздничным событием, потому что у них не хватало сил. Ты растишь ребенка, параллельно пишешь альбомы, а еще концерты, интервью, другие страны и города. Постель стала райским местом для сна, утратив былое предназначение. Но в одну из ночей, когда они уложили Хейли спать и спустились в студию, чтобы отредактировать звуковые дорожки нового сингла, все пошло не по плану. И губы смешались с зубами, руками, языками, кислород разделился на порции для двоих. Как прелестно, что шумоизоляция здесь идеальна. Страстный, грязный, жесткий секс на потертой от постоянной работы аппаратуре. Аудиомикшеры, давящие на позвоночник. Провода, отпечатывающиеся красными нитями на голых телах. Это было горячо. А еще были слова, мокрые поцелуи с лязгами от толчков друг друга. И море засосов, рассыпанных по всему телу. И на утро Хейли их конечно заметила. Но никто из двоих родителей даже не подумал о том, что их ребенок – любопытная почемучка, которая будет вытягивать из них ответы на происхождение сине-фиолетовых пятен от зубов. - Это фто? Ветлянка у взлослых? Стыд и переглядывание за завтраком. Стеклянный стол, овсяная каша с клубникой в тарелках. Солнце, заплетенное в тонюсенькие помятые ото сна прядки. - Ты о чем, милая? - Это. Маленький пальчик, тычащий прямо по синяку на шее. Взгляд, обводящий десяток таких синяков везде на телах у Гарри и у Луи. Ветрянка у взрослых. Ну да, маленький Джимми Нейтрон, а не Хейли. - Нет, малыш. Твои папы здоровы. Это не ветрянка. Ешь свою кашку, пока не остыла. Смотри, моя ложка как самолет. Попробуй, у папы Гарри из тарелки каша вкуснее. Он зачерпывает овсянку, поднося ложку по извилистой траектории к маленьким пухлым губкам. Заливистый смех и ворчание головой. Конечно же, она не хочет кашу. Она хочет знать, что это за странные цветные круги на их телах. - Это укусы. Луи встревает в разговор. Он прямолинейный отец, который считает, что детям нужно говорить правду, а не сказки. Без подробностей, конечно, но не выдумывая истории на простые вопросы. Гарри ненавидит его за это. Они все еще яро спорят на тему о том, как будут рассказывать Хейли о том, откуда берутся дети. И Стайлс верен варианту про аистов и капусту, на что Луи всегда закатывает глаза. - Укуфы? Кто вас покуфал? - Никто, милая. Папа Лу шутит, да, папа Лу? Грозный зеленый взгляд. Луи пожимает плечами, хмыкая. - Такие укусы означают любовь, малыш. Ты можешь кусать того, кого любишь. Ты как бы говоришь таким образом, типа «я люблю тебя». Стайлс закатывающий глаза, вытирающий салфеткой размазанную кашу по детским щекам. Хейли внимательно слушающая папу Лу, а потом внезапно кусающая Гарри за руку со всей силы, - - Ай! Хейли! - Люблю па Гарри! Хочу укуфить па Лу! Заговорщический шепот, летящий из губ Гарри прямо в Луи. - Что.ты.наделал. Луи весело встающий с кресла и подбегающий к дочери, хватая ее на руки. Аккуратно прижимая молочную кожу зубами. Сиплый смех сверху крохотных ямочек на щеках и криках о том, что щекотно. - Дай! Тепель я! Зубки, впивающиеся в подбородок. Луи смеющийся в ответ на хохот. Укусы Хейли, визгливо сидящей на руках и кусающей его всего подряд. - О боже. Почему мой муж такой идиот? Явно недовольный Гарри, который позже отчитает Луи за эту выходку. Ну и Луи, который просто посмеется, заявляя, что он всего-то повеселил свою дочь и выставил их пошлые отметины – безобидным действом. - Когда она вырастет, то ее детская психика будет разрушена, придурок! - Это будет потом, она еще тысячу раз успеет об этом забыть, Хазз. Просто расслабься. Только вот никто не забыл. И ритуал кусаний отцов стал любимым занятием Хейли. Гарри тысячу раз пытался ее отучить, но как можно отказать своему ребенку в том, как она проявляет свою любовь? - Хейли, прекрати! Папе неприятно. Перестань так делать! - Но я люлю папу Гарри! И хотю куфать, фтоб он знал, что я его люлю! - Ты превратил нашего ребенка в дракулу, Томлинсон! Очередной смешок в ответ на очередное замечание. А после, ночью, очередной секс с очередным кусательным проявлением любви.х х х
Так что да. Когда Луи рассказывает Гарри про сон с укусами, Гарри снова становится невыносимо. Он опять просит Лотти прийти. Конечно же, Лотти только рада. Они очень быстро нашли общий язык с братом, просматривая архивные видео, времен где Луи был школьником, или, когда он только появился на свет. Лотти много рассказывает ему о маме, о том какой чудесной она была и как сильно гордилась бы им. На смену ей иногда приходят близняшки, или мама Гарри, или приезжает Дэн, привозя с собой Дорис и Эрни. И вот же оно. Семья. Луи в восторге, Луи счастлив, Луи нравится проводить с ними время, открывая себя с разных ракурсов и узнавая о себе все больше. Пока однажды Гарри не уходит на всю ночь, понимая, что обещал Луи не оставлять его и нарушил свое обещание. Но он не может. Он уговаривает своего охранника вывести его через эвакуационный выход и отвезти домой. Он хочет побыть один. Побыть убитым горем отцом, а не актером с дешевой ролью мужа, полного счастья и любви. В Гарри вообще не осталось ничего из этого. Он соткан из мыслей о смерти, о боли и о страхе. Страхе того, что его жизнь просто катится вниз по прямой безвозвратно. В этот раз он один в большом особняке. Лотти вернулась к себе в квартиру. И Гарри совершает самый ужасный поступок. Поддается истерике. Все ломается под его руками. Дом сотрясается от ударов по мебели, посуде и зеркалам. Кулаки, кровоточащие раны и злость. Так много скопившейся злости от чувства несправедливости к нему. Так много разрушенных мечт. Сломанная жизнь. Кровь, как ртуть из градусника, стекающая и разъедающая все на своем пути. Разум, прожженный агрессией, как кислотой. Разорванные рисунки Хейли, содранные с холодильника. Разбитая пиалка с сердечками и единорогом на дне. Разорванная плюшевая мышка, приклеенная к ножке настольной лампы. Раскромсанные упаковки от дисков с любимыми мультфильмами. Разрушенный Гарри, лежащий среди обломков в зале, мечтающий утонуть в слезах и порезах. Перья от подушек, прилипающие к небритому лицу. Хаос везде. Вихрь безумия, влетевший в мозг. Гарри, сидящий в детской спустя два часа. Пытающийся склеить скотчем рисунок, где нарисованы ромашки желтым и лиловым фломастером. Девять утра, перемотанные бинтом ладони. Хейли мечтала о собаке, которую хотела назвать Плутто, прямо как пса Микки Мауса. Гарри, едущий в приют для животных с железным решением приютить щенка. Распоротая поперек швов судьба. Вибрирующий в кармане телефон. Мама. - Да. - Милый! Милый, ты где? Джемма рожает! Она в том же госпитале, что и Луи. В перинатальном крыле! Дорогой, я не знаю где ты! Тебя нет в палате Лу! С тобой все в порядке? Гарри хочет уехать на кладбище и закопать там себя живьем. Гарри мечтает взять дурацкую собаку. Гарри едет по трассе и желает, чтобы кто-то свернул с встречной полосы и сбил его ренж ровер с моста в Темзу. Гарри, который хочет вернуть свою мертвую дочь и мужа, который забыл его. - Гарри! Дорогой, ты здесь? Гарри, который сильно любит свою сестру. Гарри, который нарушил обещание перед собственным мужем. Гарри, который мечтает увидеть малыша Джеммы. Гарри, который слышит беспокойный голос матери на том конце провода и хочет ее успокоить. Гарри, который снижает скорость и разворачивается на дорожной развилке, направляясь в больницу. - Да. Я еду, мам.х х х
Маленькое красноватое тельце в белом конверте. Сонная Джемма в операционной рубашке в мелкий горошек. Спокойствие и очарование наполненное в комнате, как сосуд, который можно нарушить всего одним словом. Поэтому все молчат, созерцая как новая жизнь чмокает губками и ерзает во сне, шевеля крохотными розовыми ножками. Плачущая от радости Энн, завороженный муж Джеммы – Майкл, и Гарри. Гарри, который разрывается от чувств. Он бесконечно счастлив за здорового новорожденного племянника, но. Он вспоминает. Конечно же параллельно с этим его разум играет в злую ностальгию. Фишки домино, падающие не в том порядке. Нокаут за нокаутом обрывки памяти, когда родилась Хейли и точно так же они с Луи стояли у постели Меган не в силах оторвать взгляд от их крошки. Гарри помнит, как сторожил сон их суррогатной матери после родов, как лепетал над стеклянным боксом, где посапывала его дочь. Он помнит и так хочет это забыть. Гарри устал. Ужасно устал изо дня в день носить в себе ту часть его жизни, которая покинула этот мир. Его рука в кармане джинс нащупывает белый бумажный квадрат. Свернутый рисунок с ромашками, который он склеивал из десятков частей сегодняшней ночью. Как резко меняется жизнь. Несколько часов назад он крушил все вокруг и орал как оголтелый на весь дом. А теперь боится пошевелиться или вздохнуть, дабы не нарушить то царство и таинство рождения, которое он наблюдает. Нет, он не может. - Какой же он маленький. Боже мой. Как прекрасно. Шепот новоиспеченной бабушки, аккуратно держащей краешек синего одеяльца. - А мне наоборот кажется, он такой большой. Как он только в тебе помещался, Джемс. Майкл, хмыкающий от счастья. Целующий жену в макушку. Гарри, выходящий вон. - Простите. Ему срочно нужно найти Луи. Он мудак, но его семья все поймет, да? Он пытался, но он лишний на этом празднике жизни. Как будто его полотно взяли и замалевали черным цветом. Из пестрых картин Ван Гога в Малевича. Гарри хочется, чтобы все цветы вокруг завяли. Гниль, земля, черви. Все это проникает в мозг. Он думает насколько комфортным они выбрали гроб. Как жаль, что Хейли никогда не увидит своего двоюродного брата. - Гарри? Гарри, стой! Голос Майкла, останавливающий тяжелый силуэт. Гарри из человека превратился в тень. Такое случается с людьми. Они сливаются с мраком, оставаясь черным сумраком на стенах. Не более того. - Мне жаль, Майк. Я не могу. Ссутуленная спина. Опухшие глаза. Замотанные бинтами раны на кулаках после драки с интерьером детской комнаты. Помимо этого, Гарри ночью умудрился рассечь колени, упав рядом с осколками того самого виски, выпитого пару недель назад перед разговором с Лотти. Боже. Со дня смерти прошло три недели. Почти месяц. Как так? - Подожди. Мне нужно сказать. Мы с Джемс, мы долго думали над именем и хотим назвать сына Хейзел. Но только если ты согласен на это. Если нет, то он будет Бен. - Что? Гарри хочет остановить планету. Она слишком быстро вращается вокруг, внутри, он как будто поскользнулся на проигрывателе патефона и его распяли иглой, скребущей по играющей пластинке.х х х
- Да ты спятил, Гарри! - Если это будет мальчик, мы назовем его Чендлер! - Иди к черту со своей зависимостью сериалом «Друзья»! Нашего сына никогда не будут звать Чендлер Стайлс! Звучит, как просроченный сорт итальянского сыра. - Хорошо, и что ты предлагаешь? - Кевин? - Очень смешно, Лу. Поговорим о твоей зависимости фильмом «Один дома»? Или о голубях? - Ладно. А что если девочка? - Дарси? - Пиздец. Ну хоть не королева Виктория! Размахивающие руки посреди гостиной. Ссорящиеся мужья в поисках имени своего первенца, пол которого они еще не знают. Гарри уверен, что это будет девочка. Луи же настаивает, что первым у них должен быть мальчик. Но Гарри знает, что Луи хочет мальчика только чтобы ему было с кем играть в футбол во дворе, так как Гарри в этом сплошное разочарование. Да и за свою жизнь, деля дом с пятью сестрами, Луи хочется воспитывать парня. Быть отцом мужчины. Стать мужчиной в квадрате. - Хорошо, давай так, - - Почему мы каждый раз ссоримся, Хазз? Это же просто имя! Мы же не ссорились, когда выбирали кличку нашему псу! - Ты серьезно? Гарри на взводе. - Ты серьезно сравниваешь кличку собаки и имя нашего будущего ребенка? Томлинсон, что с тобой не так? - Я пытался пошутить, ясно? Все равно Клиффорд был ужасным именем. Спасибо твоей ассистентке, что приютила это чудовище, иначе он бы сожрал весь наш дом, пока мы были на гастролях. - Юмор – не твой конек, Луи. Смирись. - Да что ты? Кто бы говорил, мастер шуток «кто там?» Напряжение, накаляющее кислород. У них завтра ранний вылет в аэропорт. На часах почти полночь. И вместо упаковки чемоданов они ссорятся из-за имени. В очередной раз. Невыносимо. - Я предлагаю один вариант, Лу. Давай просто включим телек и какое имя там произнесут первым, так оно и будет. - Издеваешься? - Нет. Луи истерически смеется с этой затеи. Нет, ну конечно. А вдруг первое имя там будет Гермес или Алькатрас? Или Пенелопа? Гарри отдает самый важный выбор в руки цифровому ящику. Но Луи всегда был азартным идиотом, так что, - - Ладно, включай гений. Не дай бог первое имя там будет Адольф или Пикачу. Я тебя уничтожу, Стайлс. - Если нам не понравится первое имя, тогда мы будем смотреть до тех пор, пока не появится то имя, которое нам понравится. - Тогда в этой затее нет никакого смысла. Но Гарри пропускает эту реплику мимо ушей, нажимая на кнопку «вкл». Луи молится всем богам. Какие же они идиоты. «И наш сегодняшний гость – звезда сериала «Зачарованные» и «Теория большого взрыва», несравненная Хейли Куоко!» - Хейли. - Хейли? - Хейли. Мне нравится. Луи хочет повыпендриваться и смеяться с того, как глупо было затевать эту провокацию с телеком, но ему тоже вдруг нравится. Правда, нравится. Хейли Томлинсон-Стайлс. Звучит. - Значит, Хейли? - Да? - Мне нравится имя Хейли. В нашем доме будут мистер и миссис Эйч. Но, Гарри, а если у нас будет сын? - Хейзел? Интерпретируем имя Хейли в мужское? - Как твой любимый гитарист? - Крис Хейзел, точно, да. Как он. - Мне нравится, Бу. - Правда? - Угу. Объятия, ищущие взаимных рук. Двадцать пальцев на двоих, переплетающихся между собой. Скрепляющий согласие поцелуй. Лоб прижимающийся к лбу. Луи, тянущийся на носочках, чтобы оставить клевок на кончике носа Гарри. - Да. Хейзел или Хейли. Это хорошо звучит, малыш.х х х
Майкл не шутит. Он смотрит на Гарри, ожидая реакции. - Хейзел, это как…? - Джемма рассказала мне, что так вы хотели назвать своего ребенка, если бы у вас был мальчик. Если бы родилась не, - Прости, приятель. Это наверно глупая затея? Гарри как будто вместо линолеума стоит в болоте. - Нет. Да. Хорошо. Ладно. Его правда будут звать Хейзел? - Правда. - О боже. И Гарри падает в объятия Майкла. Цепляет кольцами черную футболку и накинутый сверху белый халат. Благодарит его в плечо за то, что они подумали о нем. Подумали о Хейли. Они отдают память его дочери, называя своего сына ее альтернативным именем. В горле комкуются слезы и Гарри не помнит за эти недели ни одного дня, когда бы он не плакал. Ему грозит смерть от обезвоживания, но сейчас это его не беспокоит, Потому что – Хейзел. С этими мыслями Майкл возвращается в палату к Джемме, а Гарри плетется из акушерского отделения в стационар травматологии. Он расскажет Луи о Хейзел. Даже если Луи не знает, что значит это имя.х х х
Луи сидит вместе с Лотти, Фиби и Дейзи. Они второй день подряд приходят в несусветную рань, и рассматривают детские альбомы, которые недавно привез Дэн. Смех отскакивает от занавесок и приоткрытого окна, впускающего ясный летний день. Укутывая Луи и его улыбку. Гарри такой антипод на их фоне. Он как снежная туча, накрывающая зацветший весенний сад. - Гарри? - Ну как? Ну что? - Ты его видел? - С Джеммой все хорошо? Четыре вопроса с первых секунд. Растерянное зрение. - Да, все хорошо. Простите, вы можете оставить меня с Луи ненадолго? - У нас есть еще один брат! Как круто! Да, конечно, Луи ты не против? Луи кивает им теплой улыбкой. Он как молоко с медом. Гарри переминается с ноги на ногу, пока сестры Томмо собирают вещи по палате. - Энн здесь? Нужно пересечься с ней, прогуляемся до ближайшего кафе, чтобы обсудить украшение квартиры к выписке малыша. Столько дел! Лотти закрывает глянцевый толстый альбом в горчичном переплете, оставляя его на прикроватной тумбе. Близняшки следуют к выходу, поочередно целуя Луи в щеку и обнимая Гарри. Воркуя и повторяя, как здорово, что Джемма родила. Лотти взлохмачивает его кудри и тоже выходит вслед, говоря Луи, что завтра они вернутся навестить его. Любезно и по-семейному прощаясь. - Как дела? Голос Лу гораздо бодрее обычного. Он в восторге от новостей про Джемму и ее сына. Он безумно хочет с ним познакомиться и так же встретиться с самой сестрой Гарри. Она очень хотела, но ни разу его не смогла навестить, потому что на последних неделях ей было очень трудно передвигаться из-за сильных болей в спине и отекших ног. - Я хотел бы, я хочу кое-что тебе показать. Запинающийся предательский голос Гарри. Сердце колотится как оголтелое. Его словно вывернули наизнанку и забыли на дряхлой полке, которая скоро рухнет. Ладонь в кармане, сжимающая белый сложенный в четверть лист, потеет. Луи не понимает в чем дело. - Все хорошо? - Не знаю. Может это тебе что-то напомнит. - Хорошо. Показывай. Надеюсь это не мое очередное фото на горшке. Моя мама обожала меня фотографировать голым во всех случаях. Очень смешно и стремно. Гарри хотел бы восстановить способность смеяться на шутки Луи. - Нет, это не твое фото. И не фото вообще. - Окей. Мне не нравится твое выражение лица, но я готов. Знал бы Луи к чему он готов, тогда готов бы не был. Гарри трясущейся рукой вытаскивает бумагу из джинс. Луи замечает бинт. - Что с твоей ладонью? Ты ведь опять ушел сегодня ночью, да? - Да, прости. Но Гарри почему-то не жалеет об этом уходе. - Это ничего. Когда я проснулся, здесь уже была Лотти, а потом пришли близняшки. Так что скучно мне не было. Я просто хочу знать, что ты в порядке? - Я не в порядке, Лу. - Почему? Потому что я все еще ничего не вспомнил? - Из-за этого тоже. - Так что с твоей рукой? Морщинки у глаз, разглаживающиеся при серьезном взгляде. Гарри замечает, что у Луи сняли пластырь, который был наклеен на шов поверх рассеченной брови. Луи выздоравливает. Это хорошо. Но Луи может ничего не вспомнить. Это плохо. Это реальный пиздец, если быть честным. - Я просто подрался с мебелью. Нужно было выпустить пар. И я даже хотел сегодняшним утром приютить бездомного пса, но позвонила мама и я приехал к Джемме, когда она начала рожать. - Мне жаль, что из-за меня ты страдаешь. Тоска, плавающая в голубых глазах. Небо, отражающееся в синеве. Гарри пожимает плечом. - В общем, вот. Пока не поздно. Пока не передумал. Гарри быстро отдает рисунок с ромашками в руки Луи. Почти бросает. А затем сразу же отходит к окну, отворачиваясь. Смотря на больничный двор. Вылавливая взгляд назойливого журналиста с фотокамерой, прячущегося за кустом. Закрывает форточку, опуская жалюзи. Гарри стоит спиной к Луи. Он не хочет видеть реакции. Он просто ждет ответа. Помнит или нет. Узнает или нет. Поймет или нет. Никакого пути назад. Он слышит шелест бумаги и кроткое сглатывание. Еще чуть-чуть и атлантический океан перельется за край. А потом Луи произносит спокойным голосом. - Хейли. Одно слово. Два слога. Пять букв. И всё. Шестеренки в поржавевших часах начинают бег. Велосипеды мчатся сами по себе на спринте в сотню километров. Гарри падает с небоскреба в сто этажей и остается жив. Он поворачивается к Луи. Неужели? Взгляд, цвета пальмовых листьев встречается с взглядом, наполненных незабудок. Какая ирония. Незабудки в глазах забывшего Луи. Или? - Т-т-ты? Помнишь? Шепот, сотрясающий все галактику. - Я прочел. Тут подпись в углу. Карандашом. Что это? Что за Хейли? Небо, роняющее звезды и планеты на дно желудка. Высотка в сто этажей, с которой спрыгнул Гарри, падает на него пластом. Это был его последний шанс. Гарри вспоминает номер похоронного бюро, чтобы заказать себе место для кремирования на послезавтра. Потому что ему кажется, что до завтра он не доживет. Потому что он не знает, как ответить на вопрос Луи. «Это рисунок нашей мертвой дочери, которая погибла в той самой аварии, где ты пострадал. Ах да, ты еще был за рулем автомобиля. А теперь живи с этим». Гарри не может так поступить. - Ничего. Забудь. Он вырывает лист из рук потерянного, как котенка, Луи, и выбегает из палаты со скоростью света. Гарри хочет спасти своего мужа. Конечно же хочет. Но ситуация в том, что его мужа больше нет. Есть только тело человека, которое он любил. Но самого Луи внутри него нет. Гарри становится отрицательным междометием. Бесконечность, не видящая смысла в собственном продолжении.