Там, где за слёзы платят смехом

К сожалению, на обратном пути выведать еще больше информации об Островах не удалось: Нина объявила, что «бартер есть бартер» и начала расспрашивать о том, как изменился ее родной мир за те пять лет, что она провела вдали от дома, и парни вынуждены были удовлетворить ее любопытство. Правда, о Грузии они почти ничего не знали, а потому сконцентрировались на общемировых проблемах и важных событиях, но садовница всё же осталась довольна. Указав на одну из тропок, она объявила, что та ведет к дому Ауриэля и распрощалась со спасителями, выдав им крупную золотую монету всё с тем же изображением — тремя лицами, невероятно широко раскрывшими рты. На вопрос Джинёна о символе она ответила, что таков, вроде бы, был символ Лорда Шеогората, а Королева не стала переделывать монетный двор под себя, поскольку тогда бы пришлось заменять все бывшие в ходу монеты, а это крайне затратно и трудоемко, у нее же и без того хватало забот. Также оказалось, что один золотой равен десяти серебряным монетам, а та, в свою очередь, равняется десяти нефриловым — этот металл был распространен исключительно на Островах и являлся зеленым, именно потому и стал основой для самой мелкой монетки: золото Мании и зелень Деменции всегда были противоположны, что отразилось и в монетах, а серый блеск серебра их якобы уравновешивал. Распрощавшись с садоводом, парни поспешили к ферме очередного чудака, однако тяжкие раздумья одолевали всех. Настроение было хуже некуда, а в души вгрызались сомнения, от которых просто невозможно было скрыться, ведь от себя не убежишь, особенно от своей совести. Парни шли молча, угрюмо — от недавнего веселья не осталось и следа, просто потому, что на прощание Нина бросила: «Если понадоблюсь, меня иногда можно найти вне дворца на сборе материалов, чаще всего в старом саду за пределами города. Правда, там рядом частенько граммиты околачиваются, но не толпами, так что вы с ними справитесь. Если, конечно, добивать научитесь». «Добивать». Такое простое и понятное, легкое и естественное слово. Невозможно отвратительное. Если еще пырнуть мечом врага в бою так, что тот погибнет, Джинён мог, по крайней мере, надеялся, что мог, то вот добивать раненого… Эти мысли поглотили всех, и, несмотря на жару, усталость, дикую, разрывавшую горло на куски жажду, медленно наползавшие сумерки и желание поскорее оказаться в безопасности, Джексон вдруг остановился. А затем прошептал: — Я не смог. Просто не смог. Смотрел, как она это делает, и… просто не мог. Даже в бою бью так, чтобы не убить, сам понимаю. Так глупо! Это маразм какой-то! Какое нам дело до этих жаб? Они вообще монстры! — Только человекоподобные, — поморщился БэмБэм, и все опустили глаза. Пыльную тропинку окантовывала сочная, яркая трава, никем не примятая. Деревья и грибы, росшие не слишком плотно, открывали вид на окруженный мощными крепостными стенами величественный замок с высокими шпилями, узкими окнами и отчего-то не горевшим маяком в центральной, самой высокой башне. Вот только думать о том, зачем в замке нужен маяк, не хотелось: на душе скребли кошки, и лекарства от этой боли не существовало. — Не переживай, Сын-и, — потрепав друга по плечу, вымученно улыбнулся Джинён. От обращения по такому далекому сейчас, но вместе с тем столь родному прозвищу Джексон невольно вздрогнул и перевел взгляд на товарища. — Раз не смог, значит, пока рано. Мы ведь… никто из нас даже не охотился на кого-то крупного, не то, что убивать нечто антропоморфное. А эти существа… Они носят доспехи, используют оружие, живут примитивной, но цивилизацией, значит, они разумны. Как убить разумное существо? Это сложно, очень сложно. Я понимаю, почему твоя рука в последний момент отклоняется от цели. — Джексон поджал губы. — Но, боюсь, когда-нибудь нам всё же предстоит пройти через это. Вот только не надо спешить, слышишь? Когда сможем, тогда и сможем… — Из-за моей слабости мы все рискуем! — взвился Джексон, всплеснув руками и начиная бродить туда-сюда. Он раздражено сжимал кулаки, а во взгляде застыла злость — злость на самого себя, но поделать с ее источником он, к сожалению, ничего не мог. — Я думал, у меня получится, думал, смогу. Но когда увидел, как Нина это делает… Да там кровища во все стороны летела! А они стонали. Смотрели на нас так, словно ненавидели больше всех на свете, и… умирали. Не закрыв глаза. Всё проклинали и проклинали… Он перешел на шепот, а Джинён почувствовал, как по спине пробегает стройный ряд мурашек: раз не ему одному казалось, что на них падает проклятие, возможно, так оно и было?.. И, возможно, это проклятие уже не отпустит их с островов безумия?.. От таких мыслей его пробрало холодом, но закрываться сейчас в мрачных думах было попросту нельзя, ведь друг нуждался в поддержке. Вот только как это сделать, как вытащить его из пучины самобичевания?.. И тут голос подал молча хмурившийся до сих пор БэмБэм. Стащив шлем и мученически посмотрев на небо, он буквально простонал: — Да за что ж нам всё это, а? В маньяков нас превратить хотят? Видимо, этому их Лорду мало местных живодеров, хочет побольше армию собрать, а потом пойти завоевывать соседние миры. Маньяки-то с радостью за ним побегут туда, где жертв побольше! Но мы не поведемся! Обломает зубы! Мы не психи какие, чтобы как эта Нина с ухмылкой кого-то резать, пусть даже монстра. Знаешь, хён, я думаю, тут фишка не в том, что ты делаешь, а в том, как ты это делаешь. Вот если ты будешь убивать жаб с ухмылкой, я тебя бояться начну, а если будешь их жалеть, но в пылу битвы убивать или же ранить и оставлять — я буду знать, что это ты, наш Ван Кайе. Звуки собственного китайского имени заставили губы напряженного парня едва заметно дрогнуть, рождая на свет легкую печальную улыбку. — Бэм прав, — кивнул Джинён, осознав, что вот оно — то, что он так отчаянно искал. — Если не можешь убить, нанеси ранение, но так, чтобы они не смогли нас преследовать. Дальше справимся. Просто убежим. Но раз тебя так волнует, что ты их щадишь, постарайся контролировать эмоции. Вспоминай те черепа на кольях, — все невольно помрачнели, — и бей, не думая, попадешь в жизненно важную точку или нет. Если получится, хорошо, если нет, не кори себя, мы точно не станем. Мы поможем. Мы ведь тоже не смогли того граммита убить, даже ранить не вышло, так что от нас вообще пользы почти нет, но мы постараемся. И ты постарайся. Мы ведь к этому привычны, правда? Выкладываться на полную, держать себя в руках, тщательно контролировать эмоции и желания — мы это умеем, надо только постараться, как обычно. Только на этот раз в новой сфере. Давай, Сын-и, ты сможешь, поверь в себя. Поверь так же, как мы в тебя верим. — Я боюсь, что из-за моей нерешительности вас ранят… — Тогда не будь нерешительным, истреби в себе этот сорняк, — внезапно раздался спокойный, величественный, полный уверенности в своей правоте голос, хриплый, низкий и совсем не похожий на аристократический. Парни резко вытащили оружие, проклиная себя за беспечность, и начали лихорадочно осматриваться; послышался раскатистый смех. Из-за толстого одеревеневшего ствола огромного гриба вышел крепко сложенный, высокий, мускулистый и явно очень ловкий мужчина с короткими светлыми волосами, глубоко посажеными голубыми глазами, мясистым носом и грубыми чертами лица. Весь он был словно высечен из камня неумелым резчиком, но почему-то внушал невольное уважение — в каждом движении сквозила сила, ловкость и смертельная опасность. Кожаные доспехи дополнялись металлическими пластинами, особенно тщательно укрывавшими грудь и спину, в руках незнакомец держал изящный золотистый лук. К счастью, стрела не была приложена к тетиве, а руки воина не тянулись к полному колчану за спиной, и это позволило парням хоть немного расслабиться. «Местный житель. Но кто? Из дворцовых? Вряд ли, они ведь „карты” носят», — озадачился Джинён, внимательно и явно оценивающе разглядывая незнакомца. — Спокойно, если бы я хотел вас убить, вы бы этого даже не заметили. Я умею стрелять тремя стрелами сразу, — не скрывая гордости в голосе произнес мужчина, но его слова произвели обратный эффект: парни напряглись еще сильнее и инстинктивно приблизились друг к другу. Нервы были на пределе, и так похожие на доменные печи гло́тки окончательно пересохли, пальцы задрожали. В воздухе повис острый, едкий аромат страха и недоверия. — Неужто я такой страшный? — печально вздохнул незнакомец. — Не бойтесь, божества не причиняют вред смертным, если те сами не вынуждают их. «Да ладно! Быть не может! Это Ауриэль?!» — опешил Джинён, а Бэм, видимо, на эмоциях, фыркнул: — Сплошные божества кругом! То хамские Принцы с маньячными наклонностями, забывшие о приличиях, то люди с оружием, мимоходом угрожающие пристрелить… — Терпения мне, братья и сестры, — с тяжким вздохом мученика изрек Ауриэль, подняв глаза к небу. — Простым смертным неведома учтивость, а порой и простая вежливость. — Простите, но вы Ауриэль, не так ли? Бог эльфов? — осторожно спросил Джинён, стараясь сгладить оплошность друга, но тот поспешил ее ухудшить: — Ага, эльфов! Поэтому он человек… — Бэм, заткнись! — рявкнул Джексон, хватая друга за плечо и оттаскивая назад, подальше от безумца. — К сожалению, мне пришлось вселиться в это тело, — таким тоном, словно жевал лимон, явно в тысячный раз объяснило «божество». — После потери бессмертия и гибели в теле эльфа, пришлось искать замену, но первая же возможность оказалась довольно печальной — мне досталось тело норда. Надеюсь, в дальнейшем мы избежим недоразумений, связанных с этим. Он держался величаво, царственно, но видно было, что стать эта не была впитана с молоком матери. В отличие от Шеогората, в котором по малейшему наклону головы легко читался аристократ, Ауриэль явно учился так себя вести, к тому же, периодически проскальзывали вполне обыденные для простых людей жесты и интонации, а потому образ был больше комичным, нежели вызывающим восхищение, вот только смеяться не хотелось. Лук и сила этого человека фальшивкой явно не были. — Простите нашего друга, он на взводе, — поспешил вмешаться Джинён, загораживая собой стушевавшегося товарища. — Мы недавно наткнулись на граммитов, они пытались поймать Нину, садовницу. — А, знаю эту смертную. Неужто она опять вышла из замка одна? И почему люди никогда не слушают моих мудрых советов?.. Бессмысленный вопрос. Что ж, вы ей помогли? — Безусловно. — И, видимо, она рассказала вам обо мне? — Да, и посоветовала обратиться к вам за помощью. — Оригинально вы просите о помощи — попытками унизить. Джексон пнул Бэма в щиколотку, и тот, сдавленно охнув, поспешил принести извинения: — Прошу прощения, это всё нервы. С самого прибытия они у нас ни к черту. — Неудивительно. Что ж, в любом случае смеркается, скоро здесь станет небезопасно, так что позволю вам переночевать у меня. Правда, в дом не пущу, не обессудьте, времена нынче опасные, так что поспите в сарае. — Большое спасибо! А еще можно будет набрать у вас воды? Мы с самого обеда ничего не пили… — Джинён знал, что просить надо в первую очередь самое необходимое, а уж о замке поговорить можно будет и потом, раз Ауриэль позволил им провести ночь на ферме. — У меня рядом с домом как раз река бежит, набирайте вдосталь. Только предупреждаю: испортите что-нибудь на ферме — я вас убью даже несмотря на то, что вы призваны Шеогоратом. Мне он не указ. — Призваны? — опешил Джинён. — Откуда вы знаете? — Это очевидно, — пожал плечами Ауриэль. — Все новички прибывают в замок и надевают костюмы карт, стражники же носят доспехи с нашивками этих самых карт, а раз вы не из замка, значит, очередные призванные Шеогоратом. Он развернулся и, махнув рукой, словно призывая следовать за ним, отправился куда-то во мрак. Тьма уже сгустилась, перекрасив небо и затопив мир неясным сумраком, и тот потускнел, словно зачах, лишь очертаниями напоминая о собственном ярком безумии. Прохладный ветер приятно холодил разгоряченную кожу, сухость царапала горло, распухшие языки ворочались неохотно, но сейчас слишком важно было говорить, равно как и совсем недавно, с Ниной, и потому Джинён продолжал задавать вопросы. — А много было призванных до нас? — Вы ведь имеете ввиду тех, кого призвали из вашего мира? Не знаю, но, вроде, всего несколько. Одного убили граммиты, двух других — гвардейцы Королевы. О прочих не слышал, но, возможно, они были, просто не пересекались с моими знакомыми. «Ну, точно. Трое пропавших парней из тех двух групп! Как я и думал. Но… это значит, что они уже… Мы были знакомы лишь поверхностно, но черт! Это так… жутко. Как же так?» — А они были внешне похожи на нас, не знаете? — Первый был, я-то его труп и отбил как раз. Ох, и разделали его! — Ауриэль усмехнулся, но тут же взял себя в руки и принял царственный вид. — Кхм. В общем, я нашел его возле временного лагеря граммитов, они его варить собирались — успели раздеть и на куски порубить, правда, большие, так что я всё сумел забрать и отдать кладбищенскому сторожу. — Парни судорожно сглотнули и почувствовали, что замерзают. Только сейчас, в эту секунду они наконец осознали, насколько близко от них прошла Ее Величество Смерть. Страшная, кровавая, чудовищно болезненная… — Голова почти нетронута была, так что точно могу сказать, кожа смуглая, глаза узкие — ваш типаж, что странно: зачем Шеогорату призывать «героя» из вашего мира, а не из нашего, раз вы настолько слабы? Ну да неважно. Он безумец, что с него взять. — Думаете, это бессмысленно? — тщетно стараясь скрыть дрожь в голосе, спросил Джинён. Его друзья мрачно смотрели под ноги, явно не в силах смириться с услышанным — они ведь тоже помнили о «похищениях», а потому сложили два и два, но узнать о столь страшной смерти коллег, пусть и не являвшихся друзьями, оказалось куда сложнее, чем могло представиться… — Ах, боги и даэдра никогда не совпадали во мнениях, — явно наслаждаясь любимой темой разговоров, пафосно ответил Ауриэль, быстро шагая во тьме, но не плутая, хотя дорогу было видно не очень хорошо. — Мы — созидание, они — разрушение. Даэдрические Принцы всегда были воплощением хаоса, пороков и тьмы, потому заглянуть в их мысли я попросту не могу — это невозможно так же, как день не может заглянуть в ночь. Шеогорат же — безумец. Он страдает всеми видами психических заболеваний, а потому они уравновешивают друг друга, и он кажется относительно адекватным, однако это заблуждение — он безумнее кого бы то ни было на свете. Впрочем, нельзя отрицать его заслуг: он покровительствует творческим людям, поскольку считает, что творческий дар — еще одна грань безумия; он придумал музыку, вдохновил множество художников, писателей и музыкантов, но в этом суть Даэдрических Принцев: они «тьма», но и во тьме сияют звезды. Они не зло в чистом виде, в ком-то из них зла больше, а добра почти нет, в ком-то добра столь много, что лишь жесткость и беспощадность делают их сродни другим Принцам. Шеогорат же — есть суть равновесие, в нем зло и добро сплетены так же тесно, как все болезни, и никогда не знаешь, доброе дело он задумал или злое. Впрочем, чаще всего на поступки его толкает безумие, потому искать в них смысл обычно бесполезно. Джинён шел вперед, жадно впитывая информацию, но не забывая оглядываться по сторонам, вот только последний вывод Ауриэля отчего-то вызвал у него резкое отторжение. С того самого момента, как он оказался в серой комнате, распавшейся затем на мириады прекрасных бабочек, его интуиция усилилась в разы, и Джинён начинал подозревать, что она дальний родственник безумия, именно потому столь явно усилилась в этом месте, ведь оно, возможно, ей попросту покровительствует. И не доверять своей интуиции он совершенно не хотел. — Возможно, но, с другой стороны, также может быть, что у Шеогората есть некий план, пусть безумный, но всё же план, ведь он сказал нам, что мы должны спасти Острова. — Он так сказал? — Ауриэль резко затормозил и обернулся, неверяще воззрившись на них. В голубых глазах читались сомнения и сарказм, а лицо приобрело надменное выражение. — Вот он, тот, кто никогда ни у кого не просит помощи и лишь хамит, просил спасти его мир?! — Нет, он не просил, — поморщился Джинён. — Он загадывал непонятные загадки и словно мимоходом бросил, что мы должны спасти Острова. Будто задание дал. — Ах, ну, это на него похоже, — тут же приходя в обычное состояние, кивнул норд и царственно махнул рукой, разворачиваясь. — Идемте. В конце концов, что-что, а приказывать Шеогорат любит. Когда я жил в Скайриме, меня считали безумцем, бросали вслед камни, потом и вовсе выставили из города, так что я стал вольным охотником. Но жизнь в пустошах тяжела, а у меня отказывались покупать добычу, поджигали лагеря… И однажды я вдруг оказался здесь, в этом мире, перед троном Шеогората. Он сидел со скучающим видом, но оживился, когда увидел меня, сказал: «Наконец-то! Сам Ауриэль почтил нас своим присутствием!» Сарказм, конечно, но он признал то, чего не хотели признавать другие, и это единственная причина, почему я не шел с ним на конфликт. Хотя нет, была еще одна — его царство помогало тем, кого не ценили в их мире, и потому я согласился стать главным тюремщиком, несмотря на нежелание работать на даэдра. Впрочем, Шеогорат отнесся ко мне уважительно: не приписал ни к Дому Мании, ни к Дому Деменции, а поставил начальником тюрьмы над обоими ее крылами. Вот только его «шуточек» это не отменяет. «Сам Ауриэль в моей скромной обители! Это же так весело! Интересно, что скажут остальные боги, когда услышат? Надеюсь, им понравится»… Вечно он надо всеми смеется, но такова уж его суть — хохочущий безумный Лорд. То впадает в ярость, то дарит помилование невероятному грешнику. Звезды мерно сияли в вышине, разгоняя тьму, деревья шептались с травой, отправляя послания с ветром, где-то вдалеке слышался шум бегущей в неизвестность реки, а ночные животные заставляли вглядываться во мрак, стараясь разглядеть малейший признак опасности, вот только без толку. Нервное истощение было уже близко, и парни лишь чудом держались на ногах, а разговор с нордом выматывал не меньше, чем попытки определить, не затаился ли в кустах хищник, и потому организмы были уже на пределе. Но наконец судьба всё же сжалилась: они подошли к высокому крепкому забору, Ауриэль открыл ворота и пропустил парней внутрь. Те с опаской оглядывались по сторонам, но ничего необычного не видели, если, конечно, можно считать обычным круглый дом с крышей из листьев, больше похожей на часть сферы. Рядом с домом протекала довольно широкая, но не бурная река, и парни мгновенно кинулись к ней, разве что Джинён уточнил, можно ли им набрать воды. Хозяин лишь манерно махнул рукой, и друзья буквально бегом помчались к спасительной влаге, забыв о собственной усталости, а он царственно прошествовал за ними. Сейчас, когда не надо было постоянно находиться в состоянии боевой готовности, он явил миру всю свою манерность, и в любое другое время подобное рассмешило бы парней, но в данный момент их волновало лишь одно — вода. Упав на колени, Джексон зачерпнул холодную, почти ключевую воду в ладони и двумя огромными глотками осушил их. Бэм склонился прямо над рекой и, зачерпывая в пригоршню живительную влагу, пил так быстро, будто боялся не успеть — лишиться реки на веки вечные и умереть от жажды. Джинён пил порывисто, жадно, иногда давясь и захлебываясь, а в голове царила пустота, и лишь ликование затопляло сердце — наконец-то спасение от жажды! Он и не думал, что настолько измучился, ведь в дороге, когда взять воду было попросту негде, каждый из них говорил себе, что должен потерпеть и пытался отвлечься, просто не думать о разрывавших горло крупным наждаком спазмах. А вот теперь влага приятно холодила глотку, и хотелось запеть — просто потому, что голос наконец-то перестал быть хриплым и каким-то чужим. — Ну всё, мы больше не прокуренные алкоголем наркоманы или бомжи, — усмехнулся Бэм и попытался взять пару нот — получилось неплохо. — Браво, младшенький, — ухмыльнулся Джексон и спел пару строк из последней песни. — «Младшенький, младшенький», — фыркнул Бэм. — Вообще-то всё начиналось как день моего рождения, так что я сейчас всего на два года младше вас. И вообще, это вы мне такой офигительный подарочек сделали! Джинён почувствовал, как в сердце вонзается раскаленная игла. БэмБэм прав, это они потащили его за покупками, вот только… — Но ты сам выбрал тот магазин и кубок, — огрызнулся он на автомате, и таец прикусил язык. — Спокойно, никто никого не обвиняет, вляпались все вместе, виноваты тоже все, — примирительно протянул Джексон. — Перегнул палку, пардон, — пробормотал Бэм, неотрывно глядя на воду. — Ты тоже извини, — вздохнул Джинён и, стянув шлем, ополоснул лицо. — О, отличная идея! — воодушевился Джексон, и друзья повторили процедуру омовения. Шлемы валялись на земле рядом с перчатками, позабытое оружие покоилось в ножнах, а Ауриэль стоял неподалеку, прислонившись спиной к стене собственного дома, и думал о том, как же глупы и наивны смертные того мира — лишь только добравшись до сомнительно спокойного места, полностью забыли об осторожности и даже не думают о том, что временный союзник на самом деле может оказаться врагом. Но он-то подобной ошибки не допустит, вот уж нет! Этим мальчишкам доверять нельзя. Но раз уж они должны спасти Острова… что ж, пока можно потерпеть их присутствие. Если, конечно, от них будет хоть какая-то польза. А уж потом… Хотя нет, загадывать рано. Кто знает, что это за люди; если их и правда призвал сюда Шеогорат, возможно, прок от них всё же будет. Друзья плескались в воде, наполняли фляги, смеялись, не замечая, как внимательно наблюдала за ними пара льдисто-голубых цепких глаз.

***

Утро подкралось незаметно, заглянув на сеновал искристыми сияющими лучами слишком яркого, быстро наступающего рассвета. Сумерки в этом мире длились довольно долго, а вот рассвет пролетал почти незаметно, и это в очередной раз доказывало чуждость безумного мира. Парни спали, зарывшись в сено, и их окутывало тепло, мягкость да нежный, удивительно приятный аромат, вот только расслабиться полностью им всё равно не удалось, а потому сон был тревожным и часто прерывался. Но поспать подольше им не удалось: с первыми рассветными лучами на сеновал зашел Ауриэль, вежливым покашливанием давая знать о своем прибытии. Парни резко подскочили, трава хрупким дождем посыпалась вниз. Ауриэль ухмыльнулся. Такие беззащитные, такие доверчивые — как мог Шеогорат избрать их? Правда, бдительности можно научиться, вот только жизнь предпочитает очень жестокие уроки… — Доброе утро. Надеюсь, вам хорошо спалось. Идемте, накормлю вас завтраком, а вы расскажете, какое задание дал вам Шеогорат, и чего же именно вы хотите от меня. Но помните: божества не помогают всем просящим подряд, ведь иначе те не смогли бы стать сильнее самостоятельно. Будет справедливо, если вы окажете мне услугу, а заодно докажете, что сумеете справиться с заданием Безумного Принца. — И чего же вы хотите? — сонным голосом, еще не до конца проснувшись, но уже стараясь мыслить как можно яснее, уточнил Джексон. — Это будет зависеть от того, насколько сложное задание вам дали. Идемте. Парни переглянулись и пошли на выход, попутно стряхивая с себя сено — оставляя неаккуратный след из скошенной травы, которую потом придется убирать. Кому-то. Не им. Но они даже не заметили, каким холодным взглядом смотрел на это их предполагаемый спаситель. Умывшись в реке и даже сумев ополоснуть торсы (устраивать заплыв они не решились), парни внимательно осмотрелись вокруг. Небольшой участок был огорожен высоким забором, больше напоминавшим частокол, возле сеновала обнаружилась конюшня с единственной лошадью, причем почти обычной, разве что грива была длиннее, да серая шкура отливала серебром. Небольшой дом странной формы находился почти у воды, а за ним расположился огород, просторный, аккуратный, но не слишком большой — видно было, что на продажу он мог выставить не много, ведь должен был еще и обеспечивать своего владельца. К счастью, в реке плескалось довольно много рыбы, а судя по словам Нины, Ауриэль был отменным охотником, потому он явно не бедствовал — все постройки были добротные, крепкие, даже сараи казались надежными приземистыми блокгаузами, а не складами для сельхозинвентаря. Здесь всё дышало прагматизмом и минимализмом, а потому никаких украшений, даже банальных, вроде занавесок на окнах, видно не было, зато наличествовали крепкие, мощные ставни, и ферма показалась парням надежным укреплением, лишенным всякого вкуса. Пройдя в дом, они лишь подтвердили собственные наблюдения: массивный очаг, аккуратно заправленная узкая кровать с единственной тонкой подушкой, круглый стол в центре, окруженный тремя крепко сколоченными, но совсем не изящными стульями, будто их делал начинающий столяр, пара навесных полок с книгами, да три больших сундука, стоявших вдоль стен — вот и вся обстановка. На стенах не висели картины, на подоконниках не стояли вазы с цветами, и лишь травы сушились под потолком, делая его больше похожим на истлевший ковер. Ауриэль, склонившись над очагом, разливал по тарелкам какую-то похлебку, и, не оборачиваясь, бросил: — Захватите с собой небольшую колоду, а то кому-то места не хватит. Джексон поморщился, но кивнул и вышел, а Джинён уточнил, не нужно ли в чем-то помочь. — Не стоит. Считайте это милостью свыше, — пафосный ответ заставил Бэма закатить глаза, но гневный взгляд товарища отбил у того охоту язвить. — Лучше расскажите, чего же вы от меня хотите. Джинён кивнул, и они с Бэмом уселись за стол, а вскоре вернулся и Джексон, тащивший на плече одну из колод, лежавших у поленницы. Поблагодарив хозяина за угощение, парни накинулись на еду, только сейчас осознав, насколько же были голодны, Ауриэль же ел царственно и манерно, с насмешкой глядя на позабывших об этикете гостях. Но о каком этикете может идти речь, когда желудок словно тянет вниз от неумолимого беспощадного голода, заставляющего мышцы сжиматься в спазмах при виде совсем неаппетитной серой густой похлебки? Вот только сутки без еды — не такая уж страшная участь, всё могло быть намного хуже, и каждый присутствовавший это отлично понимал, а потому Джинён, утолив голод хотя бы отчасти, принялся за рассказ. Ауриэль слушал внимательно, пристально и словно оценивающе разглядывая собеседников, отчего тем становилось не по себе, но взгляды они не отводили — почему-то это казалось слабостью. Но разве это сравнится с настоящим проявлением слабости, таким, как побег с поля боя? Об этом они не думали. Просто упорно смотрели в льдистые серовато-голубые глаза, словно пытались самим себе доказать что-то. Возможно, собственную смелость? Наконец, похлебка закончилась, равно как и рассказ друзей о прибытии и разговоре с Безумным Принцем, Ауриэль же хмыкнул и, закатив глаза, покровительственно изрек: — Шеогорат весь в этом — его слова кажутся бессмыслицей, однако по прошествии некоторого времени понимаешь, что они есть суть концентрированный смысл, просто выраженный в странной форме. Боюсь, в трактовке его загадок я вам не помощник: божествам помыслы даэдра неведомы, однако ясно одно — вам необходимо попасть в замок, потому вы и пришли ко мне, надеясь, что я укажу путь. Вынужден разочаровать: вы не сумеете пройти по тюремным катакомбам. Джинён почувствовал, как пол уходит из-под ног, и вцепился в столешницу. «Нет-нет-нет, не попробуешь — не узнаешь!» Он открыл было рот, чтобы возразить, как Джексон сделал это первым: — Не недооценивай нас! Мы должны хотя бы попытаться! — И окончить жизнь так же, как трое до вас, — равнодушно пожал плечами Ауриэль, облокотившись на стол и положив подбородок на сцепленные пальцы. — Вы не умеете убивать, плохо сражаетесь и совершенно не представляете, что ждет вас внизу. Думаете, граммиты — самый большой ужас этих земель? Позвольте. Раньше их населяли куда более страшные создания, вот только они отчего-то почти все пропали, буквально через полгода после того, как соприкоснулись наши миры. Вернее, пропали с лица земли. Однако глубоко внизу, в руинах, они всё еще водятся. Я несколько раз спускался в самые безопасные катакомбы, охотился — за тамошние ценности сейчас дают хорошие деньги. И монстры прошлого там были, а значит, есть они и в проходах под замком. С вашей же подготовкой идти туда сейчас — все равно что самолично отсечь себе головы. Не делайте Королеве подарок, не стоит. Поступите мудрее. — Тоже посоветуешь нам податься в фермеры? — фыркнул Бэм и бросил ложку в деревянную миску. Послышался глухой стук, ведь та уже опустела, и Джинён пнул друга под столом в щиколотку. БэмБэм поморщился и гневно воззрился на старшего товарища, Ауриэль же рассмеялся, расчесав пятерней короткие светлые волосы. — Неплохая идея, Нина знает, о чем говорит. Но, боюсь, вы не согласитесь. Слишком уж вы боевые, что, впрочем, не так уж и плохо. Но в то же время вы безрассудны, а это как раз проблема. Потому предложу иной вариант: научитесь драться. Потренируйтесь, наберитесь опыта, а когда будете готовы, штурмуйте замок, я покажу проход. — У нас нет времени! — возмутился Джексон. — Нас ждут родные и друзья! — По-твоему, будет лучше, если вы вообще не вернетесь? — усмешка и снисходительный взгляд, остудившие лучше любых слов. Парни и сами понимали, что сейчас с чудовищами справиться не смогут, а потому, опустив головы, погрузились в раздумья. Бэм крутил в руках грубую металлическую ложку, Джексон рассматривал собственные ногти, поджимая губы и хмурясь так, что брови почти сошлись на переносице, Джинён теребил пряжку пояса, стараясь держать лицо, но получалось откровенно плохо. Ногти Джексона были грязными и изломанными, от былого маникюра не осталось и следа. Ложка в руках Бэма приятно холодила кожу, не нагреваясь даже от его прикосновений. Джинён скользил взглядом по грубо обтесанной столешнице и видел не привычные узоры, обычно испещрявшие дерево, а странные, будто зазубренные мелкие завитки, сплетавшиеся в огромную спираль. Всё здесь было чужим, непонятным, раздражающим и пугающим; так хотелось поскорее вернуться к привычной жизни и забыть произошедшее как страшный сон… но стоит ли так рисковать? Стоит ли безрассудно бросаться в пропасть вместо того, чтобы закрепить страховочный трос? «Они его варить собирались — успели раздеть и на куски порубить». Воспоминание прокатилось по мышцам судорожным спазмом, заставив с силой закусить губу и сжать кулаки так, что костяшки пальцев побелели. «Нет, нельзя быть настолько самонадеянными, — сказал себе Джинён, не без труда заставляя руки разжаться. — Мы не справимся. Этот человек прав, нам нужно время. И учитель. Но где же их взять?» — Но где же найти того, кто поможет с тренировками, научит нас сражаться? — прошептал он, и Ауриэль усмехнулся, откидываясь на спинку стула. — Я могу взять на себя эту роль. Все трое удивленно посмотрели на собеседника и переглянулись. Что-то явно было не так, Джинён чувствовал, что это больше похоже на западню, ведь… — «Божества не помогают всем просящим подряд», — процитировал он недавние слова Ауриэля, и тот кивнул. На сердце похолодело. — Что вы хотите взамен? — Помощь моя будет велика, а значит, и плата должна быть соразмерна, не находите? Принесите мне подношение, достойное богов, вот моя цена. «Вилка Щекотки». — Что? — раздалось сразу три ошарашенных голоса, и Ауриэль рассмеялся, замахав на себя руками, как манерный актер из дешевого кино. — Ах да, вы же не знаете о местных достопримечательностях! Что ж, поведаю вам об одном занятном артефакте. Когда-то Шеогорат зачаровал вилку, превратив ее в мощнейшее оружие, способное с одного удара убить горного тролля. Казалось бы, безделица, но сила, сокрытая в ней, впечатляет. По этому миру давно ходили слухи о ней, однако я никак не мог заполучить сей дивный артефакт, потом она и вовсе оказалась в тронном зале Шеогората, так что забрать ее не было никакой возможности, а вот недавно стало известно, что она объявилась в коллекции Шляпника и Мартовского Зайца. Они страстные коллекционеры, особенно любят вещи из родного мира, но и артефактами этого не брезгуют. Проникнете на Черное Чаепитие и заберите из их нечистых лап достояние Дрожащих Островов — это и будет ваше испытание. Сумеете пройти его, значит, шанс пройти катакомбы целыми у вас есть. Не сумеете — увы. — Но как же нам добыть эту штуку, если мы еще не готовы к катакомбам? — возмутился Бэм. — Вы сами себе противоречите! — Вовсе нет! — полный злости и неприятия крик заполонил комнату, а затем повисла звенящая тишина. Парни переглянулись. Ауриэль сжимал край стола так, что пальцы побелели, а кожа под ногтевыми пластинами налилась кровью, глаза выкатились из орбит и полным немой ярости взглядом сверлили обидчика. БэмБэм поёжился, опуская голову. Смелости на продолжение игры в гляделки всё же не хватило, ведь сейчас на него смотрел не мирный «бог», а хищник — опасный, беспощадный, свирепый. И инстинкт самосохранения буквально кричал, что на этот раз шутка может привести к куда более серьезным последствиям, нежели расквашенный нос. — Простите, мы не хотели вас обидеть, — примирительно вмешался Джинён, стараясь говорить как можно мягче. — Просто мы вас, видимо, недопоняли. Не могли вы объяснить нам вашу позицию подробнее? Прошу. Глубокий вдох, медленный, судорожный выдох. Воздух покидал легкие неохотно, с трудом, будто преодолевая сложнейшее препятствие, и наконец полностью растворился в комнате, залитой ароматами неимоверно вкусной, чуть кисловатой похлебки. Веки норда смежились, скрыв глаза с лопнувшими сосудами, пальцы разжались, он медленно осел — с момента вспышки он держался в паре сантиметров над стулом, готовый атаковать в любой момент. «Вот о чем говорила Нина, — отрешенно подумал Джинён. — Мы совсем забыли, потому что он вел себя так гостеприимно, но ведь это мир безумцев, причем не простых, а избранных самым безумным существом на свете, так что эти люди могут быть опасны, даже самые на первый взгляд безобидные. Надо быть настороже и следить за языком… особенно за языком Бэма!» — Прошу прощения, — еще мягче произнес Джинён и улыбнулся фирменной благожелательной улыбкой. А в следующую секунду Ауриэль криво усмехнулся и буквально выплюнул: — Боги не верят фальшивым улыбкам, смертный! Уголки губ Джинёна дрогнули, улыбка померкла. В карих глазах застыла растерянность, а на задворках сознания путались странные, совершенно неуместные мысли. Его главным оружием всегда были язык и внешность: сарказм отбивал у окружающих желание злословить, а миловидная внешность располагала, улыбка же и вовсе заставляла девушек томно вздыхать, а мужчин — терять бдительность, думая, что от такого безобидного мальчонки ждать подвоха не следует. В свои двадцать пять он выглядел максимум на девятнадцать, а фанатки постоянно твердили, что он невероятно милый, и даже мама порой шутила, что он всё еще совсем ребенок. За этой маской было удобно прятаться, ведь люди куда реже причиняют боль тем, кто их умиляет, а если уж найдутся такие, можно будет убрать щит и пустить в ход копье — острозаточенный ядовитый язык. Эта жизненная позиция въелась в него, как ржавчина в старый винт, ведь хотя поначалу причиняла боль, потом стала настолько привычной, что без нее он уже не представлял своего существования, потеряв собственное «я» в лавине фальшивых «щитов» и «копий», которыми можно было отбиться, к сожалению, далеко не от каждого обидчика. Он уже не мог иначе, просто не мог, сплавившись с подобным поведением в единый монолит, и вот внезапно конструкция пошатнулась, потому что винт дал трещину. В этом мире его улыбки ничего не стоили. Особенно фальшивые. Всё всегда было просто и одновременно с тем раздражающе: странные шоу, заставляющие вести себя как клоун, выматывающие тренировки, встречи с фанатами и интервью, где надо следить за собой максимально внимательно, ведь любое неосторожное слово — и газеты вцепятся в тебя, разрывая на клочки… Единственной отдушиной была музыка и подлинная благодарность фанатов за подаренное им творчество. Только это заставляло улыбаться искренне, да еще шутки друзей, но маска из добродушной улыбки была так удобна (или болезненна, как нарыв?), что практически срослась с лицом, ведь, надев ее в раннем детстве, он никогда не пытался что-то изменить. А вот сейчас ее безжалостно сорвали — одним рывком, без подготовки. И отчего-то в душе разливалось странное, тоскливое опустошение, а в виски стучалась насмешливая, печальная мысль: «А может, попробуешь быть честнее? Пусть тебе страшно, пусть ты с детства забыл, что значит быть собой, может, попробуешь показать хоть немного того, что скрыто в глубине души? Этих людей не так просто провести. Они чуют. Чуют твое настроение, как звери — запах добычи, в то время как ты понять их не можешь. Логика безумцев? Кажется, вот она. Их ведут чувства и особые мысли, которые нам не понять, но ведь чувствуют все одинаково, разве нет? Значит, можно хотя бы попытаться…» Джинён нахмурился, тяжело вздохнул, потер лицо руками, а затем четко, уверенно сказал: — Прошу простить нас, Ауриэль. Мы не хотели вас оскорбить. И снова тишина, и снова напряжение, готовое взорваться фонтаном ярко-алых брызг, а затем норд вдруг рассмеялся, откинулся на спинку стула, махнул рукой и бросил: — Божествам не пристало гневаться на смертных из-за их глупости. Я стал слишком вспыльчив в этом теле — это всё нордская кровь, не иначе. Что ж, о чем мы говорили? — он рассеяно огляделся, будто что-то искал, а затем вдруг уставился на шпагу Джексона и кивнул. — Ах, да! Чаепитие. Я и не собирался посылать вас туда прямо сейчас, напротив. Предлагаю вам потренироваться здесь, у меня на ферме, поохотиться со мной, чтобы развить навыки, а когда будете готовы, принесете мне Вилку. — Но как же мы сможем оплатить свое пребывание на ферме? — деловой тон вместо благожелательного, пытающегося расположить к себе, отчего-то сработал куда лучше — в глазах Ауриэля промелькнула нотка удовлетворения. — Будете помогать. Я живу по графику: один день охочусь, один — слежу за овощами, так и урожай не пропадает, и мяса можно добыть достаточно, чтобы обеспечить себе безбедное существование. Гвардейцы Королевы неплохо платят за мясо, ведь сейчас охотиться довольно сложно: хищные монстры исчезли, а вот травоядные вполне себе остались и расплодились, только убить их не так-то просто, и гвардейцы попросту бояться с ними связываться. Вы будете помогать мне в охоте, получится хорошая тренировка боевых навыков, а также по ферме. Конечно, основной упор будет на тренировки, но физическими упражнениями пренебрегать нельзя, и вместо бесполезного поднятия тяжестей вы будете, к примеру, грядки полоть. Увидите, это вас быстро выносливее сделает, особенно вкупе с моим комплексом упражнений, который я разработал для самого себя. Парни вновь переглянулись, и Джинён вежливо, но довольно твердо спросил: — Мы можем это обсудить? — Конечно. Ваше право, мне мороки меньше, если не согласитесь, — хмыкнуло «божество», порой ведшее себя как обычный вояка, и парни одновременно поднялись из-за стола. Настроение было на нуле, но сейчас необходимо было взять себя в руки и сосредоточиться на обсуждении будущего, а потому Джинён постарался абстрагироваться от собственных эмоций и, оказавшись на улице, тихо спросил: — Что думаете? — Надо соглашаться, — тут же отозвался Джексон. — Он явно отличный воин, это видно сразу, по движениям читается. Одно то, как он ходит — вы заметили? Мы топочем как слоны, ветки под сапогами хрустят, а он так ноги ставит, что ни звука не раздается. Уверен, он многому может нас научить. Проблема в том, сколько времени это займет. — Вот именно! — возмутился БэмБэм, всплеснув руками. — Нас же ищут! Родители наверняка с ума сходят, ребята тоже, нас же точно в розыск объявили! — Но как пройти подземелье, если мы даже с четырьмя граммитами еле справились? — вздохнул Джинён. БэмБэм поджал губы и отвернулся. Ответа он не знал, да и в глубине души с самого начала понимал, что выбора у них нет, но это было настолько несправедливо, обидно, больно… Почему всё так сложилось? Почему он, почему сейчас, за что? Чем он провинился?! — Да за что ж нам всё это? — в виде стона прорвались на свет тяжкие мысли, и парень несильно стукнулся головой о стену сарая. Ладони лежали на теплом шершавом дереве, и почему-то вдруг захотелось стоять так вечно, вдыхая приятные древесные ароматы и не думая ни о чем на свете. Не замечая мира вокруг… — Хороший вопрос, надеюсь, когда-нибудь Шеогорат на него ответит, — поморщился Джинён. — Боюсь только, если не захочет, вытрясти не получится, — усмехнулся Джексон, однако в карих глазах застыла тоска. — Он странный, может даже показаться смешным, когда вспоминаешь, но вот когда мы рядом стояли, у меня по спине мурашки бежали. Он чертовски страшный, парни. Не знаю уж, «темный бог» он или нет, но он до ужаса опасен. Ауриэль — просто человек, хоть и сильный, опасность от него исходит, но она понятная, а тот тип… он одним своим присутствием подавляет. Честно говоря, я хотел попробовать обойти его с фланга, но только сделал шаг — он, не прекращая нести околесицу, бросил на меня мимолетный взгляд и… Черт, я не трус! Но сдвинуться не мог. Один взгляд, мимолетный, а меня как будто парализовало… — Может, гипноз? Или эта дурацкая «магия»? — вмешался БэмБэм, не отстраняясь от сарая. — Нет, — поморщился Джек, складывая руки на груди. — Это как смотреть питону в глаза за секунду до того, как он тебя сожрет. Меня от страха парализовало впервые в жизни! Он реально опасен, точно вам говорю. — Значит, пойдем дипломатическим путем — попытаемся его разговорить, а не выбивать правду, — пожал плечами Джинён, полностью согласный с такой характеристикой Даэдрического Принца, пусть и не испытал на себе «замораживающий» взгляд. — Попытаться в любом случае можно, но это сейчас не главное. Важнее, что будем делать с предложением Ауриэля? — Надо соглашаться, даже несмотря на просьбу о какой-то там «Вилке». В конце концов, он местный, и если он считает, что ее достать проще, чем попасть в замок, значит, скорее всего, так и есть. — А может, ему просто эта штука нужна, а мы для него — расходный материал? — возмутился Бэм. — Тоже вариант, — кивнул Джинён, не испытывавший заблуждений касательно мнимого благородства мотивов псевдо-божества. — Проблема в другом. Если мы откажемся тренироваться, он может всё равно потребовать «Вилку» за указание места входа в катакомбы. Так что я думаю, надо воспользоваться предложением. Он использует нас — мы его, бартер. В конце концов, если узнаем что-то ужасное об этом Чаепитии, попытаемся найти другой путь в замок или поищем еще кого-то, кто знает, где находится вход в катакомбы. — Откуда такой цинизм? — удивился Джексон, оценивающим взглядом окидывая друга. — На тебя это не похоже. Джинён поморщился. Настроение было странное, совсем не привычное — скрывать чувства в глубине души, стараясь не нагружать окружающих собственными проблемами и откровенно паршивыми эмоциями отчего-то не получалось, они словно гной выливались из нарыва, оставшегося на месте сорванной улыбки. — Сам знаю. Но как-то меня всё это из колеи вышибло… Он не лукавил. Использовать других, лгать, играть в темную, цинично продумывать план по обману того, кто им доверился — всё это было совсем не в его характере. Единственным обманом, который сопровождал его всю жизнь, были улыбки и доброжелательная вежливость, неизменные, вечные, ставшие второй натурой и маскировавшие от мира всё, что было на душе. А вот теперь маску сорвали, и на причиненную боль организм отреагировал привычным выбросом яда, только почему-то его количество многократно возросло — он полился из ран, словно пытаясь их закрыть. — Держись, друг. Все сейчас в раздрае, но мы справимся. С собой тоже, — подбодрил его Джексон, потрепав по плечу, и Джинён тяжело вздохнул. Джек тоже постоянно носил улыбчивую маску, только вот она к нему не прилипла — он с легкостью ее сбрасывал, как и Бэм, легко шел на конфликты, мог вспылить, не думая о последствиях, как Бэм мог съязвить почти любому, позабыв об инстинкте самосохранения. Нет, они не лезли на рожон, но и не старались показать миру почти идеальный образ, скрывая большинство негативных эмоций… «А может, ну всё к черту? — внезапно подумал Джи. — Может, хоть здесь не буду пытаться всем понравиться? Я крайне рациональный, язвительный, саркастичный, не очень общительный и ненавижу клоунаду — может, попробовать хоть здесь побыть самим собой? Почему-то начинает казаться, что так будет проще. Но… я смогу? Хах. — Он мысленно ядовито усмехнулся. — Почему-то сейчас мне совершенно не хочется быть милым. Значит, точно получится. Пошло всё к черту, я устал играть роли! Я хочу выбраться отсюда и помочь выбраться друзьям, это всё. Не так уж много, но и немало. Значит, надо быть максимально эффективным. Появится тот, кого надо будет очаровать — попытаюсь, а пока нужно хотя бы успокоиться. Логика — вот что самое главное. Логика, а не улыбки. Так что давай, Пак Джинён, возьми себя в руки и прекращай маяться дурью!» Он хлопнул себя ладонями по щекам, с силой потер их и посмотрел на небо. Бесконечное, глубокое, ярко-безумное, оно показывало, что не оправдывать ожидания не всегда плохо — порой это может породить нечто куда более чудесное. И Пак Джинён улыбнулся. Искренне и от всей души — с болью. — Будем держаться, ребят. Спасибо, Сын-и. Так что, соглашаемся? — А куда деваться? — вздохнул Бэм и еще раз ударился головой о стену сарая. Джексон усмехнулся, подошел к «младшенькому» и потрепал того по волосам, словно говоря, что всё будет хорошо. Хорошо пока ничего не было, но надежда — очень живучая тварь, которая заползает в сердце и жалит его до тех пор, пока ты не упадешь замертво. Она гонит к безумным поступкам или томительному ожиданию в бездействии, заставляет верить в чудо или в самого себя, и порой оправдывается, но куда чаще рассыпается в прах. И какая часть тебя рассыплется вместе с ней — большой вопрос. — Ауриэль, мы согласны! — Правильный выбор. Иначе я не показал бы вам вход в подземелье. Не хочу, чтобы ваша кровь была на моих руках. «Хорошо, что я его услышал», — подумал Джинён, усмехнулся и поймал лукавую усмешку в ответ.