Там, где за слёзы платят смехом

Приход обеда никто, кроме Ауриэля, не заметил: свет, даруемый небом, был одинаков с самого рассвета и до заката, а потому определять время чужеземцам было крайне затруднительно, вот только обеда этого они очень сильно ждали, и потому, как только норд объявил, что пора передохнуть, буквально повалились на землю, вернее, БэмБэм упал на траву возле огорода и растянулся, не переставая стонать, что жизнь несправедлива, а сельским хозяйством должны заниматься привычные к этому люди, друзья же его уселись рядом, смахивая ладонями пот со лба и отчаянно пытаясь отдышаться. С самого утра они пололи грядки, причем Ауриэль повелел присаживаться рядом с каждым сорняком, а затем, вырвав его, вставать, относить к компостной куче, и идти за следующим, и эта тренировка довела их ноги до ужасного состояния. Бэм говорил, что лучше было бы поселиться в спортзале, чем заниматься огородом в полном боевом облачении, к которому, как сказал норд, необходимо было привыкнуть как ко второй коже, однако выполнял задание тщательно, не пытаясь уклониться, разве что высказывания его под конец успели всех утомить. Ауриэль тем временем полил весь огород, и потому послеобеденное время обещал посвятить «настоящим тренировкам». БэмБэм их уже заранее ненавидел. Обедом послужила всё та же похлебка — оказалось, охотник всегда с самого утра готовил провиант на целый день, чтобы потом не отвлекаться, и Бэм съязвил, что теперь у них появился личный повар, благо, обидчивый норд его не слышал, поскольку сказано это было уже после трапезы. Но что было даже важнее похлебки, Ауриэль немного рассказал об этом мире и добавил, что, если ребята планируют путешествовать самостоятельно, лучше бы им добыть карту. Джинён с тяжким вздохом сказал, что в «базовый комплект» ее не положили, а где можно отыскать подобное он понятия не имеет, на что был получен вполне обыденный ответ. «Купить». Оказалось, картографы до сих пор работали, и за пять серебряных у них можно было приобрести вполне неплохую карту — без тщательно прорисованных подробностей, но довольно точную. Джексон спросил, как же они смогут ее купить, если в город им дорога заказана, и Ауриэль предложил себя в качестве посредника, вот только уточнил, что деньги они должны заработать сами. — Но у нас есть один золотой! — обрадовался Бэм, довольный тем, что спасение садовницы оказалось настолько удачным — и тренера они нашли, и денег получили достаточно для важнейшей покупки. Вот только Ауриэль его восторга не разделил. — Хех, Нина щедрая, ничего не скажешь. Оценила свою жизнь в один золотой. Жадность смертных всегда губила, ведь благодетели в следующий раз могут и не захотеть спасать, зная цену. И из-за этого лишатся чего-то важного, что мог предложить лишь погибший. Порочный круг. Но раз жизнь уже спасена, зачем же лишаться денег, что делают ее лучше? Ему никто не ответил, лишь звук поглощаемого супа разрушал тишину, а свет врывался в настежь распахнутые окна игривыми яркими лучами, обещая, что всё будет хорошо. Он лгал. И потому на него не обращали никакого внимания. Наконец трапеза завершилась, и норд предложил для начала проверить базовые навыки учеников. Первым под руку попался Джексон, а может, его выбрали специально, но в результате осмотра его оружия и демонстрации фехтовальщиком пары выпадов, Ауриэль протянул: — Только тренировочный бой может показать уровень способностей. Не бойся нанести мне рану, выкладывайся на полную — я твои удары совершенно точно парирую. Вперед. Мгновенно обнаженный меч заставил Джексона принять боевую стойку, а его товарищей — поспешно отойти в сторону. БэмБэм пробормотал что-то о том, насколько глупо они будут выглядеть на месте товарища, когда придет их время, но ему не ответили: Джинён с восторгом наблюдал за началом схватки. Не обремененный необходимостью защищать друзей, страхом перед невиданными монстрами и психологическими барьерами, Джексон выкладывался на полную, словно в спортивном зале, готовясь к Олимпийским играм: ловко уклонялся от атак, парировал их небольшим круглым щитом, делал выпады, правда, неудачные, но изящные — он словно танцевал, и отчего-то Джинёну вспомнился «Танец с саблями» из знаменитого балета. К саблям шпага и меч не имели никакого отношения, однако движения китайца и впрямь напоминали танец — грациозный, плавный, полный достоинства и благородства. А вот движения его противника, скупые, текучие, заставляли вспоминать больших кошек, лениво запрыгивавших на крепкие ветви раскидистых деревьев, и почему-то возникало ощущение, что ему совсем не сложно отражать атаки человека, входившего в сборную страны, регулярно попадавшей в тройку лидеров по количеству медалей. — И это всё? — расстроенно, а не иронично уточнил Ауриэль, с легкостью уходя от атаки, и Джексон замер. Шпага блеснула мириадами цветов, пронзив воздух в последний раз, и вдруг словно поблекла. — Я не могу вас достать, — пробормотал китаец растерянно. — Вообще не могу. — А я мог достать тебя уже пару десятков раз. Плохо. Очень. Одни уколы, никаких рубящих ударов, совсем, хотя лезвие заточено целиком. Но это не главное. Ты совершенно не умеешь сражаться против мечей. Полагаю, против шпаги ты был бы хорош, но с мечами явно никогда не сталкивался. Если противников будет несколько, можешь рыть могилу. — Я знаю! — вспыхнул Джексон. — Против мечей драться сложно, нормально не парируешь, а щитом я никогда не пользовался! Равно как и шпагой: я с рапирами работал, а у них заточка только на конце, не то, что у старинных шпаг! — Уймись, тебя никто не порицает, — махнул на него рукой Ауриэль, не стесняясь в выражениях. — Просто констатирую факт: ты ужасно сражаешься. Надо учиться почти с нуля. Однако базис есть, значит, работать будет несложно, ты быстро вникнешь, уверен. Впрочем, оружие ты выбрал себе действительно неудобное. Шпага против меча довольно слаба, разве что с тяжелыми доспехами она справляется лучше. Хорошо хоть, тебе выдали отменный экземпляр: это явно творение древних мастеров, потому как прочность и гибкость впечатляют. Не артефакт, конечно, но в бою точно не сломается, если не сглупишь. Что ж, будем концентрироваться на уклонении, работе со щитом и уколах, ведь их мечом отбить тоже не так-то просто, врагам придется попотеть, если научишься грамотно вести бой. Фронт работ определен, следующий! — И это всё?! — Джексон рывком стащил с себя шлем и шагнул к учителю, явно из последних сил сдерживаясь, чтобы не полезть в драку. — Ни разбора слабых и сильных сторон, ни советов, ничего, только слова о том, что всё ужасно? Ты вообще учитель или нет?! — А у меня не один ученик, — усмехнулся Ауриэль, отворачиваясь и манерным жестом подзывая Бэма. — И работать с каждым из вас я буду индивидуально, но лишь после того, как оценю всех. Не мешай. «С ним точно будет сложно», — подумал Джинён и, кинувшись к другу, потащил того за руку «к зрительным рядам». Джексон, пыша яростью, сжимал шпагу так, будто мечтал раздавить рукоять, и в глазах его застыло абсолютное непонимание, злость, обида, а еще острое чувство неудовлетворения, но исправить ситуацию никто не мог — надо было привыкать, что у норда свои взгляды на обучение, и что вежливым с гостями он точно не будет. Какая ему разница, кем в «прошлой жизни» были его ученики? Их старые заслуги здесь ничего не значат. И придется начинать с чистого листа, с самого низа протаптывая себе дорогу к уважению окружающих — вновь из низов пробиваться наверх. Один раз они это уже сделали, но смогут ли повторить, учитывая, что на этот раз брать придется не вокалом и актерским мастерством, а умением сражаться за свою жизнь? Ответа никто не знал, но понимал, что скоро его придется выяснить. А тем временем, пока Джинён пытался успокоить явно оскорбленного друга, БэмБэм, мученически закатив глаза, «шел на заклание». — Оружие неплохое, но ты его неправильно держишь, — вздохнул Ауриэль и, противореча собственным недавним словам, помог взять вакидзаси правильно, а затем и принять боевую стойку. Джексон буквально задохнулся от возмущения, и только крепко сжавшаяся на плече рука друга остановила его от высказывания. — Просто он видит, что ты основы знаешь, потому не хочет сейчас с тобой заниматься, а Бэм совсем новичок, и, если привыкнет меч неправильно держать, потом проблем не оберешься, — примирительно пояснил Джинён, отчего-то начинавший понимать логику Ауриэля. — Да пошел он лесом! — донеслось в ответ, и сложенные на груди руки да насупленное выражение лица лучше любых слов показали, насколько Джексон жаждет поскорее научиться сражаться, и как тяжело ему осознавать, что его искусство, на которое он так рассчитывал, оказалось почти бесполезным. — Абсолютно неприемлемо, ты не знаешь даже основы, — раздался тем временем тяжкий вздох, и Ауриэль, отражавший агрессивные, но абсолютно непродуманные атаки Бэма, не двигаясь с места, возмущенно вопросил у неба: — И вот это ты считаешь Избранными? Конечно, проще взять первый попавшийся экземпляр и скинуть всю работу по огранке на богов! Мы ведь терпеливы… О, братья и сестры, пошлите мне еще больше терпения, оно мне понадобится… Раздраженный, обиженный, но в то же время пристыженный взгляд и возмущенное: «Хэй!» А в следующее мгновение Бэм нанес внезапный удар по ногам. Секунда, и Ауриэль, взмыв в воздух, грациозным прыжком перемахнул через лезвие. Еще одна, и, легко оттолкнувшись от утоптанной сухой земли, он вплотную прижался к тайцу, схватив того за грудки и приставив меч к горлу. Джинён напрягся. На секунду ему показалось, что меч не остановится, Джексон и вовсе рванулся к другу, но Ауриэль вдруг рассмеялся. Задорно, порывисто, искренне. — Хитрость есть. Значит, не всё потеряно! Может, меч и не твое, но мы посмотрим, есть ли у тебя сильные стороны, и используем их. Любопытно, что же из тебя получится… Друзья замерли, не зная, что сделать, что сказать, а норд отпустил Бэма и отошел на изначальную позицию, поманив к себе последнего из троицы. Парни переглянулись. И заметили капли пота, градом падавшие с лиц, только когда те начали застилать глаза… — Удачи, — пробормотал Джексон другу, и тот, неуверенно кивнув, с тяжким вздохом двинулся на место «казни». Ему казалось, что сейчас последует очередное унижение, и, значит, нужно приготовиться к лавине грубых, беспощадных слов, но как только Ауриэль увидел его клинок, раздался восхищенный возглас: — Быть не может! Не может этого быть! — вырвав кинжал из рук парня, норд с восторгом начал его разглядывать и буквально затараторил, позабыв обо всех своих манерах: — Это же знаменитый «Клык» Мерунеса Дагона, нет сомнений! Огненный артефакт невероятной силы! Только сильнейшие маги могут раскрыть весь его потенциал, но даже в руках новичка он представляет огромную угрозу! Неужто Шеогорат настолько расщедрился, что начал разбрасываться такими ценностями? Или он настолько в вас верит? А может, он всех так тщательно экипировал, просто им не повезло? Но это точно «Клык», его ни с чем не спутать! Как жаль, что такая ценность попала не в те руки! — А он явно помешан на крутом оружии, — пробормотал БэмБэм, но его проигнорировали или, скорее, просто не услышали, потому как Ауриэль продолжал восторгаться клинком, попавшим в его руки, а Джинён растерянно слушал эти восхваления и понимал, что окончательно запутался. Он ведь не маг, не может им быть, так почему ему достался такой сильный артефакт? А главное, почему он работал?! Если речь действительно об огненной магии, значит, те искры у костра не были случайностью или работой самого клинка! Но как же?.. — Я что, маг? — пробормотал он. — Но я не могу им быть! Это просто невозможно! У меня никогда не было никаких суперсил или чего-то подобного, даже интуиция развилась, только когда мы в тот магазин попали… Рывок, и черное лезвие мгновенно оказалось у шеи Джинёна. Вот только страшно ему, в отличие от друзей, не было — он видел глаза Ауриэля, пылавшие азартом, и знал, что тот не пустит клинок в дело. — О-о, ты маг, поверь. Иначе тебе не выдали бы такое оружие. Знаешь, что это? — Нет, — растерянность в голосе, смешанная с неподдельным интересом. — Это артефакт, созданный лично одним из Даэдрических Принцев, Мерунесом Дагоном, покровителем войн, хаоса и разрушений, одним из «злых Принцев», если можно так выразиться — добра в нем нет абсолютно. Всем известен его лучший артефакт — Бритва Дагона, меч, поражающий своими боевыми качествами. Урон, наносимый им, несравним с уроном обычных мечей — оно способно уничтожить любое живое существо, испив его крови, пусть даже каплю, если владелец знает, как пробудить артефакт к жизни, но и добыть его почти невозможно — только заслужив расположение самого Мерунеса, можно стать повелителем Бритвы. Однако были созданы и другие артефакты, один из которых — Клык Дагона. Это кинжал, олицетворяющий любимую стихию создателя — огонь. Говорят, напитав его своей яростью и магической энергией, можно вызвать огненную бурю, которая пожрет целый остров! Если, конечно, магической энергии у обладателя достаточно. А еще этот клинок питается кровью — выпивает всю, какой коснется. — Джинён дернулся, как от удара плетью. «Тогда, после атаки… Рана граммита. На лезвии крови не было». Холодный пот выступил на висках и медленно побежал вниз. Ноги онемели. — Чем больше крови Клык пьет, тем сильнее становится, правда, высвободится его мощь или нет зависит лишь от обладателя. Как только он переходит к новому владельцу, вся выпитая кровь из него сразу же исчезает, и он становится слабее, говорят, в таком состоянии его максимум — спалить одно большое дерево. Но ведь это оружие, а значит, крови оно будет пить очень много. — Ауриэль расплылся в широкой улыбке и, придвинувшись вплотную к ученику, прошептал: — Не мори красавца голодом, слышишь? Он тебе этого не простит… Безумный, насмешливый, ироничный смех, и человек с горевшими огнем безграничной радости глазами отодвинулся, а Джинёну вдруг показалось, что за этим смехом что-то скрыто, что-то, известное лишь безумному норду… — Но он не умеет колдовать, — раздался голос справа, и Джи, вздрогнув, обернулся. Друзья стояли рядом, и БэмБэм теребил пояс с таким видом, будто ему загадали неразрешимую загадку, а Джексон как обычно хмурился — в мире ярких красок это стало самым частым проявлением его эмоций. — Научим! Я не маг, но здесь необходимо всего лишь вливать в кинжал ярость и магическую энергию, ничего сложного. — Последний раз любовно осмотрев клинок, Ауриэль отдал его владельцу и, манерно подбоченившись, поведал: — Я знаю всё о легендарных боевых артефактах, а потому уверен в своей правоте, это Клык. И мы просто обязаны вытащить на свет его мощь! Обратное было бы просто преступлением! К тому же, он точно поможет в ваших замыслах. — Один раз из него посыпались искры, но я не знаю, как это сделал, — пробормотал Джинён, разглядывая кинжал в своих руках как бомбу замедленного действия. Почему-то сейчас он казался еще опаснее, еще внушительнее, еще… злее. «Этот клинок питается кровью». Ты ведь сможешь его кормить?.. Джинён мотнул головой, отгоняя неприятные мысли, и уточнил: — Я пытался воспроизвести те действия, но ничего не помогло. — Действия! — фыркнул Ауриэль. — Да кому они нужны, когда речь заходит о Клыке? Ярость, ненависть, злость — вот что ему нужно. Наверняка ты тогда разозлился, не так ли? Джинён поджал губы. Руки сами собой сжались на холодном металле, и он утвердительно кивнул — в памяти отчетливо вставала злость на никак не разгоравшийся костер, на глупые камни, на самого себя… — Вот так. Ну и попутно ты, чисто инстинктивно, направил в Клык магию. Теперь будешь тренироваться делать это осознанно! Тот факт, что пламя загорелось, равно как и улучшившаяся интуиция, говорят о том, что энергии у тебя достаточно для того, чтобы творить колдовство. Знаешь ли, в каждом есть магическая энергия, так называемая мана, но далеко не у каждого ее запасов хватит, чтобы сотворить простейшее заклинание. Маги — не редкость, но куда больше людей без этого дара. Я, увы, лишился своего, вселившись в это тело, потому могу использовать лишь несколько слабейших заклятий, но компенсировать этот недостаток физической мощью не составило труда. Ты же явно физически слаб, а потому в первую очередь должен развивать магию. К горлу внезапно подкатил спазм, пальцы судорожно сжались, кровь отлила от лица, а в душе воцарился настоящий хаос. «Да что за бред? Что за бред?! Еще и магия какая-то! Я не как этот тип, Хаскилл, я не безумный чародей! Во мне никогда не было ничего особенного! Я не житель этих Островов!» — Я никогда ничего подобного не делал! Никогда! Всегда был обычным, никаких способностей к чудесам не имел, даже интуиция была обычная. Неплохая, да, но не выдающаяся! Так почему?.. — Острова, — насмешливый голос, вызывавший сейчас лишь отвращение, внезапно начал расставлять всё по своим местам. — Как я понял из рассказов жителей вашего мира, там магии нет вообще, но в них мана присутствует, из чего можно сделать лишь один вывод — почему-то она в вашем мире блокируется. У нас такой проблемы нет, и мир не препятствует протеканию маны через тело и ее извлечению в Эфир, а потому мы можем творить заклинания, но даже для нас Острова стали катализатором. Здесь маги становятся сильнее, а те, кто имел недостаточно маны, порой обретают способности, словно что-то подстегивает ее выработку. Это ведь простая энергия, не более, энергия, тесно связанная с жизненной, и ее выработку можно усилить — тренировками, например, или особыми артефактами. Так слабые маги или вообще обычные люди порой становились колдунами в моем мире, используя катализаторы или положив жизнь на совершенствование навыков. Для тебя, как для многих, катализатором стали Острова. Запас доступной для использования маны увеличился, как и у твоих спутников, вот только у тебя ее изначально было куда больше, чем у них, видимо, потому тебе и стало плохо в «магазине»: ты чувствовал, что всё вокруг — лишь иллюзия, поскольку мана вступала в резонанс с довольно грубым заклинанием, ведь Хаскилл вряд ли стал бы тратить силы на создание чего-то сложного. А раз запас магической энергии увеличился, и ты получил к нему доступ, теперь ты можешь колдовать, то есть призывать магию Клыка. Думаешь, ты сам взял его из того сундука, о которым вы мне рассказывали? Не-ет, это он тебя выбрал. С сильнейшими артефактами всегда так, если они не хотят служить, никогда не даруют смертному свою силу. Он тебя выбрал, а значит, почувствовал, что ты сможешь повести его в бой, ведь единственное, чего он жаждет, — Ауриэль мрачно улыбнулся, — разрушений. Хаоса. Смерти. По спине пробежал холодок, сердце бешено забилось. И Джинён внезапно понял, что должен будет всё это клинку даровать… За силу ведь надо платить, не так ли?

***

На первой же тренировке, прошедшей сразу после обсуждения оружия, Ауриэль подробно, в мелочах, цепляясь буквально к каждой незначительной детали, раскритиковал способности учеников и засыпал их полезными советами. Даже Джексон перестал злиться на нелестные комментарии в свой адрес, позже сказав, что тренер в сборной был лишь немного менее остер на язык, а потому к упрекам в свой адрес он давно привык, и раз тренер дает полезные советы вместо того, чтобы пустословить, к нему стоит прислушаться. Правда, он всё еще сильно переживал из-за крайне неприятного факта: в этом мире его способности из выдающихся превратились в довольно посредственные, причем исключительно потому, что противники сражались иным оружием, но парень старался не показывать, насколько его это задевало, и изо всех сил выкладывался на тренировках. Тренировках, обучающих не просто эффектным движениям, а максимально эффективным способам попасть в самые уязвимые точки организма… Пожалуй, Джексон и самому себе не признался бы, что старается так не только потому, что ему недостает опыта в сражениях против мечей, но и потому, что спортивное состязание и реальный бой — совершенно разные вещи, и в смертельном сражении все твои способности могут стать прахом в одно мгновение, ведь права на ошибку у тебя попросту нет. Ван Кайе хотел спасти себя и своих друзей, но отлично понимал, что его навыков недоставало бы, даже окажись противники вооружены шпагами. БэмБэм выкладывался на полную, но прогресса почти не было: уворачивался от ударов он довольно ловко, а вот меч то и дело норовил выпасть из руки или застрять в растущем неподалеку дереве. И буквально через пару дней после начала занятий его интересом вдруг стала кулинария: он вставал раньше остальных и помогал Ауриэлю на кухне, упросив того научить его готовить местные блюда, а главное, разбираться в растениях и рыбах Островов. Впрочем, как оказалось, рыбы и звери здесь были съедобны абсолютно все, а из растений стоило опасаться разве что плотоядных да тех, что стреляли ядовитым газом, а еще можно было заработать несварение от некоторых видов болотных трав и не стоило есть взрослые грибы. Однако на этом Бэм не успокоился и активно изучал флору нового мира, как-то случайно обронив, что раз не может помочь в бою, создаст друзьям первоклассный быт. Только вот в глазах его накрепко поселилась грусть. Когда хочешь быть героем, а вынужден играть в кухарку, забываешь, что без пищи герои не одолеют ни единого врага. Джинён старательно разучивал удары, пируэты, блоки и прочую «жуть», как называл сражения в принципе и их детали Бэм, но, конечно же, кроме базовых навыков похвастать ничем не мог — их надо было довести до автоматизма, чтобы стать надежной опорой, а на это не было времени. Впрочем, недостаток умения можно было компенсировать боевой мощью самого оружия, вот только призывать огонь в первую неделю абсолютно не получалось. Мгновенно приходить в состояние ярости он научился в первый же день, поскольку для этого всего-навсего требовалось вспомнить Шеогората, Хаскилла, то, что их насильно вытащили из дома, забросив непонятно куда непонятно зачем, а добавив воспоминания о самых раздражающих событиях прошлого, он мог напитать Клык буквально до краев, как ему казалось. Вот только этого было мало. Необходимо было смешать ярость с магической энергией, но как сделать это, он абсолютно не понимал. По вечерам, лежа в стоге сена, переодевшись в родную одежду, чтобы дать телу отдохнуть от доспехов, и прислушиваясь к мерному дыханию мгновенно засыпавших друзей, Джи пытался сконцентрироваться на своих эмоциях, почувствовать внутреннюю энергию, но ничего не выходило. Тогда он начал цепляться за интуицию, думая, что она выведет его к искомой энергии: пытался размышлять об этом мире, разгадывать его загадки и прислушиваться к шепоту внутреннего голоса — куда он приведет, к какому ответу? Особенно его занимал вопрос, что же следует сделать, чтобы вновь увидеть Шеогората, ведь, казалось, они совершили очень многое из того, о чем он говорил! Услышали крик о помощи и прислушались к совету безумного фермера, помогая ему, удобряли огород и даже выращивали батат! Оказалось, в этом мире было три вида: сладкий, кислый и горький, но, конечно же, последний был исключительно дикорастущим, а вот первые два вида на ферме росли. Так в чем же заключалось задание? Неужто в проникновении в замок? Но этого просто не могло быть, раз первая разгадка крылась всего лишь в поедании рыбы! Джинён путался во всех этих вопросах, и, пожалуй, слова Безумного Бога — единственное, что не поддавалось анализу его интуиции. Всё остальное охотно обретало ответ, вот только нащупать ману это так и не помогло. Зато помог Ауриэль. Тренировочные бои каждый раз заканчивались синяками и ссадинами, но в этот раз норд превзошел сам себя: меч свистел в миллиметре от доспехов, заставляя отступать, не давая даже шанса парировать, и дыхания уже не хватало. Кислород закончился вместе со связными мыслями о тактике, а затем — боль. Резкая боль в груди, и Джинён почувствовал, как падает. Небо промелькнуло веселым калейдоскопом, словно насмехаясь над очередной неудачей смертного, а интуиция вдруг закричала: «Опасность!» Меч прямо над его головой, скучающее лицо норда, пустые голубые глаза, лишенные и намека на эмоции. Страх. Липкий, удушающий, пронзительный. А затем меч пришел в движение. Опускаясь прямо на Джинёна, лезвие не могло встретить сопротивления. «Я умру?..» Вот так просто? Всё закончится, не начавшись, лишь потому, что безумцу наскучила тренировка с нерадивым учеником?.. Руки сжались в кулаки. Зубы заскрипели. «Да черта с два я так просто сдохну!» Прижатая коленом к земле рука выгнулась в кисти. Разум был кристально чист, а эмоции вырывались на свободу яростным ревом. Джинён сам не слышал, как закричал, помнил только глаза, пронзительно голубые льдистые глаза, которые из отрешенных вдруг превратились в восторженные, и почувствовал, как клинок в руке дрожит. Меч опустился в миллиметре от его лица, пронзив землю на пару сантиметров. Ауриэль усмехнулся. А затем тихо-тихо, так, чтобы никто не услышал: — Запомни это состояние. Очисти разум и душу, а затем выплесни ненависть ураганом. Ураганом силы. Хотя это жалкое подобие пламени силой назвать сложно. Он отстранился и встал, а Джинён наконец увидел, что из алых прожилок на черном металле вырывается бурлящее багряное пламя. Совсем слабое, оно пролетало всего полметра, но металось так яростно, словно зверь в клетке. И жгло. Опаляло доспехи норда, который, казалось, нагреву спинных пластин лишь порадовался. Вот только стоило лишь Джинёну увидеть пламя, как оно начало гаснуть, и через пару секунд исчезло полностью. Удивление испарило злость, а вместе с ней исчезло и ее проявление, вот только странное ощущение осталось. Очиститься от мыслей, не думать — просто чувствовать… Возможно, магия — это не рычаг, который нужно найти в разуме, а эмоция, которую стоит искать в душе?.. Он не знал, что такое «магия», но с тех пор каждый день призывал огонь. Сначала это были искры, крошечные и нестабильные, но с каждым днем их становилось всё больше, а затем сноп искр превратился в огонек, слабый, уносимый ветром, но обжигающе опасный. Ежевечерние размышления Джинён заменил медитацией: стараясь отрешиться от окружающего мира, он концентрировался на своих эмоциях, расслаблялся, и в груди зарождалось Нечто, которое просто необходимо было выплеснуть наружу. Но он удерживал эту силу, стараясь преумножить, накопить, увеличить, и с каждым разом, пусть неохотно, но она поддавалась — ее становилось немного больше. А может, она не появлялась из ниоткуда? Может, она всегда была в нем, просто теперь он наконец научился ее чувствовать, концентрировать и извлекать? Интуиция шептала, что это правда, вот только верить отчаянно не хотелось. «Это всё дурной сон, а завтра я очнусь дома, на любимой кровати, и все двери в комнате будут закрыты, а за окном засияет солнце!» — глупые, странные мысли, но именно они пролетали в голове перед тем, как усталость брала верх и отключала сознание, давая столь необходимый сейчас покой. А затем наступал новый день, и Джинёну хотелось одновременно смеяться и плакать. Но это ведь характерно для больных людей, не так ли? Значит, он не может позволить себе подобную роскошь. Ведь он нормальный. Нормальный. Даже если этот мир отчаянно желает его исказить. Быть магом, владеть артефактом, тянущимся даже к крови из царапин своего владельца, восхищаться сладкой рыбой — это же не значит быть сумасшедшим! Совсем нет, точно, абсолютно… «Для этого пока рано», — как-то рассмеялся хриплый голос в груди, и Джинён подумал, что, когда мир рушится, главное, падать вертикально, ведь тогда упадешь в новый мир на ноги и не разобьешься, даже их поломав. Тренировки выматывали. Ауриэль не изменил свой график, но теперь охотился лишь на мелких животных, через день принося на ферму множество странных, размером с чау-чау, саблезубых кроликов с розоватым мехом в серебристую полоску, ведь клыкошмыгов можно было найти в больших количествах неподалеку от фермы — эти карликовые хищники охотились на грызунов, обильно водившихся в ближайшем лесу. Для гвардейцев Королевы, почти не использовавших луки, это была слишком юркая добыча, а вот Ауриэль без каких-либо проблем каждый раз набивал свою тележку доверху. Благодаря такой смене добычи, он стал возвращаться на ферму через пару часов после обеда, правда, и денег теперь получал меньше, ведь более труднодобываемое мясо ценилось выше. Еда стала более скудной, однако неизменное обилие рыбы в реке могло бы компенсировать утрату, если бы не одно «но». Одним из видов тренировки стала ловля рыбы острозаточенным палками, которые Бэм окрестил «копья рыбьей смерти», и парни заходили в воду на расстоянии десяти метров друг от друга, чтобы добыть себе ужин, ведь Ауриэль сказал, что пойманную им рыбу они есть не будут. Для него подобный метод ловли являлся обыденностью, и норд вылавливал добычу буквально за пару минут, в то время как у Джексона на поимку одной особи уходило не менее получаса — то есть всего времени, что выдавалось на одну рыбалку, и не всегда добыча оказывалась крупной, куда чаще попадались мелкие рыбешки, которых катастрофически не хватало. Впрочем, остальные вообще не могли ничего поймать, а потому приходилось смириться и питаться практически одними овощами. Нет, конечно же, и БэмБэм, и Джинён отчаянно старались выловить на ужин хоть что-то, но веры в успех у них абсолютно не было, в отличие от их друга. Сначала Джексон злился, а потому оставался вообще без добычи, но постепенно начал понимать, что главное во время охоты — спокойствие, и даже иногда повторял, заходя в реку: «Стань водой, слейся с ней». «Не один я тут медитировать начал», — ехидно комментировал это Джинён, на что Джек обычно отмахивался и заявлял, будто «став водой, он станет невидимым для рыбы» — этим секретом с ним поделился Ауриэль в первый же день рыбалки, но только теперь он это на самом деле понял. Странные высказывания перестали кого-либо волновать. Они стали нормой. Нормой стало многое из того, что раньше воспринималось как раздражающий фактор, например, надменность учителя, его манерность, а главное, боль в мышцах и синяках, постоянная, монотонная — такая родная. Выполнив разминку, парни завтракали и либо начинали работать на огороде, причем любое действие Ауриэль превращал в извращенную тяжелую тренировку, либо, в дни охоты, выполняли комплекс физических упражнений, от которых хотелось выть. «А я еще называл нашего тренера в спортзале садистом! — ворчал Бэм. — Надо будет извиниться!» Впрочем, непосильных задач парням не ставили, а комплекс был действительно действенным, не перегружавшим мышцы и связки. Ауриэль отлично разбирался в анатомии, причем как-то обмолвился, что столь глубокие знания получил уже здесь, на Островах, а прежде о человеческом теле знал намного меньше, чем о телах животных, и Джинён отчаянно отбивался от интуиции, шептавшей ответ на вопрос, почему бывший начальник тюрьмы так продвинулся в своих изысканиях. Ему был нужен учитель, а значит, к единственному доступному кандидату необходимо было хорошо относиться… Маска не вернулась на место, а раны затянулись, оставив уродливые алые шрамы. Слишком похожие на прожилки Клыка Дагона, как язвительно шептал собственный внутренний голос… Однако тренировки не ограничивались улучшением физической формы и ежевечерними попытками развить рефлексы на рыбалке: после обеда, как только Ауриэль возвращался с охоты или заканчивал с делами на ферме, начиналось самое сложное — оттачивание боевых навыков и спарринги. Пары постоянно менялись, но чаще всего Ауриэль тренировал Джексона, сказав, что навыки БэмБэма и Джинёна настолько низки, что тратить на них время было бы расточительством. Впрочем, парни всё равно выкладывались на полную, а сам учитель наблюдал за ними краем глаза и после спарринга давал ценные советы, которые те пытались применить на практике, неизменно терпя сокрушительное поражение. И всё же прогресс был. За три недели Джексон научился орудовать щитом, перестав забывать о нем в бою, запомнил большинство стандартных вариантов атаки мечом, научился часть из них парировать, от части уклоняться, а часть и вовсе переводить в контратаку, вот только почему-то, хотя во время отработки этих приемов всё было хорошо, в спарринге противник неизменно выбивал у него оружие или «наносил смертельный удар», остановив меч в миллиметре от цели. Джинён же научился вызывать пламя в любой момент боя, вот только оно было крайне слабым и пролетало максимум сантиметров сорок, а значит, ему необходимо было подойти к врагу вплотную, чтобы ранить. Зато при удачном стечении обстоятельств врага удалось бы ослепить, на чем настаивал учитель, и отчего-то с каждым днем Джинёну эта идея казалась всё менее безумной, жестокой и невозможной. Если врага всё равно убьют, почему бы не начать с глаз? Они уйдут в загробный мир первыми… Разговоры с Ауриэлем, ежедневные, ненавязчивые, больше походили на беседу с мудрым, но отчаянно отстраненным наставником, который нянчится с тобой лишь из жалости, но при этом ведет себя нарочито учтиво, помогает делом, а не словом, и знает так много всего, что его невольно хочется слушать и слушать. Легенды Нирна, мира, из которого пришел норд, мифы о богах и даэдра, предания о героях и их подвигах, сказания об артефактах и чудесах — всё это сливалось в единый калейдоскоп из ярких цветастых стекол, таких же сияющих, как сами Острова, и этот узор не хотелось разрушать, напротив, его хотелось познать, понять, осмыслить… прочувствовать. Джексон с интересом выспрашивал подробности битв, как масштабных, когда армия шла против армии, так и локальных, когда безымянный герой выходил один на один против сильнейшего дракона; БэмБэм неверяще расспрашивал о существах, населявших Нирн и Острова, постоянно бормоча, что не хочет с этим столкнуться, но вот на человека-кошку, каджита, или человека-ящерицу, аргонианина — разумные расы, жившие в мире с людьми и эльфами, посмотрел бы с удовольствием; а Джинён впитывал информацию как губка, интересуясь абсолютно всем, начиная от быта и заканчивая политикой, сражениями и научными достижениями, считая, что пригодиться может любая кроха информации. Зачастую древние сказания было трудно понять, но Ауриэль пояснял все непонятные детали со снисходительностью, будто малым детям, и они обретали смысл. Конечно, сначала все эти истории воспринимались как сказки, но, когда парни заполучили карту и посмотрели картинки в тех немногих книгах, что хранились у норда, сказки медленно начали превращаться в быль. Они много раз видели издалека странных существ, пробегавших на горизонте, а порой тех приносил с охоты их учитель; перепробовав все ближайшие растения, они поняли, что по виду о вкусе судить не стоит, и здесь улитка может оказаться кисловато-сладкой, а прекрасный цветок — омерзительно горьким; уклоняясь от огня, призываемого Джинёном на тренировках, они начали воспринимать подобные атаки как норму — чуждые вещи начинали становиться чем-то естественным. Однажды во время забега вокруг фермы им пришлось припасть к земле и буквально замереть от ужаса, пытаясь вжаться в камни, царапавшие щеки: высоко в небесах пролетела огромная птица, серая, с белой окантовкой на каждом пере, двумя парами крыльев по бокам и одной — на голове, венчавшей ее, будто корона. Четыре когтистые лапы, больше похожие на орлиные, длинная шея, огромные багряные глаза и тонкий хвост, напоминавший львиный, но оканчивавшийся тонкими изящными перьями, веером разлетавшимися по воздуху – это было попросту невозможно! Но это было. Сначала бегунов накрыла тень, затем они услышали шелест в вышине, а потом просто упали, забыв как дышать, с ужасом наблюдая, как чудовище где-то далеко впереди пикирует вниз, вскидывает огромные желтые когти, а затем камнем падает на мечущееся неподалеку существо, отдаленно напоминавшее яка. Крик боли — бока существа, достигавшего двух метров в холке, пронзают острые когти, и легко, словно пушинку, поднимают в небеса. Как же подобное может происходить?.. Как подобное может существовать?! Огромная птица беззвучно умчалась за горизонт, унося обмякшее безжизненной тряпкой тело в последний путь, не дав ответа на эти вопросы, но вечером парни узнали, что видели гигантомаха — короля оставшихся в живых чудовищ Островов, последнего из ныне живущих, и страх помог принять реальность лучше любых слов. «Если увидите его, падайте, возможно, он не сумеет вас ухватить. А еще лучше спрятаться за камнем, если таковые есть рядом» — бессмысленный совет, ведь на большее никто способен не был. Этот мир пугал, вызывал ненависть, заставлял отчаянно мечтать о возвращении домой, но он был реален. От этого невозможно было отмахнуться. И постепенно безумные Острова перестали казаться настолько уж фантастичными, истории же о них начали заинтересовывать не как хорошая книга, а как захватывающая летопись. Друзья поверили в этот мир. Поверили в невозможное. И сами не заметили, как многие странности стали обыденностью. Яркие краски уже не вызывали столь сильного отторжения, слишком быстрый рассвет заставлял мгновенно проснуться, и это стало полезным, а не раздражающим, даже определение времени стало куда более простой задачей, потому как оказалось, что звезды складываются в разные созвездия в зависимости от времени суток. Всё здесь имело смысл, надо было лишь его найти, и они эти поиски начали. Только вот вперед уходила еще очень длинная дорога… «Когда вернемся, нам никто не поверит, — как-то раз пошутил БэмБэм, — но мы-то будем знать, что стали героями настоящей сказки с драконами, рыцарями и колдунами! Кто еще может таким похвастать? Только бы вернуться поскорее, а то от сказок, оказывается, всё-таки лучше держаться подальше». Всё это время, живя бок о бок, поддерживая друг друга, иногда ссорясь, но всегда быстро вновь находя общий язык, парни поняли одну крайне важную вещь: выбраться они сумеют лишь вместе, и хотя порой их одолевали сомнения и казалось, что домой вернуться не удастся, подставленное другом плечо помогало взять себя в руки. Впрочем, никто из них ни за что бы не признался, а возможно, даже не понимал, что они всё еще не воспринимали это место всерьез. Жизнь на ферме, в безопасности, расслабляла, а истории о рыцарях, казалось, никоим образом не касались слушателей, и думать о том, что вскоре самим придется идти в бой, попросту не получалось. Мозг цеплялся за тренировки, как за спасательный круг, выстраивая стену между собой и паникой, которая обязательно возникла бы, задумайся они о том, что теперь на месте героев из сказаний оказались они сами. Но об этом помнил кое-кто другой… На исходе третьей недели, когда Джексон уже куда более уверенно ловил рыбу, Джинён перестал ронять кинжал во время боя, а БэмБэм — подставляться, забыв об осторожности, и необдуманно уклоняться от атак, Ауриэль объявил, что одних тренировок с ним слишком мало, а потому ученикам жизненно необходимо прочувствовать опасность — поохотиться вместе с ним на крупного зверя. И они без раздумий согласились.