Там, где за слёзы платят смехом

Обратная дорога, на удивление, была куда менее выматывающей. Лишь только зайдя в лес, друзья договорились «дежурить» посменно, приблизительно по часу, и на этот раз им это удалось: несмотря на острое желание всмотреться в горизонт «не в свою смену», им удавалось сохранять более или менее расслабленное состояние, и в результате за день продвинулись они дальше, а вымотались куда меньше. В первый вечер решено было не охотиться, так как завтрак был довольно плотным, а время терять не хотелось, и в итоге заночевали друзья в лесу на голодный желудок. Следующим утром первым делом они отыскали следы клыкошмыгов, водившихся в лесах повсеместно, и даже сумели убить троих: с помощью огненного хлыста Джинёну удалось подогнать зверей достаточно близко к Джексону, чтобы тот сумел нанести смертельный удар. И на этот раз кроме смутного сожаления в его груди не возникло ни единого чувства. Свежевали тушки все вместе, и крупные, размером с чау-чау гротескные подобия зайцев были разделаны и приготовлены довольно быстро. Этот неприятный процесс вызвал тошноту и отторжение, заставляя нахлынуть воспоминания об убитом двуроге, однако позавтракать друзья себя всё же заставили. Голод ведь куда страшнее чувства вины перед несчастной добычей. Вечером решено было остановиться в ложбине и развести костер лишь для приготовления пищи, а затем сменить место дислокации, чтобы те, кто заметил дым, не сумели найти путников. Огонь мерно потрескивал, облака лениво плыли по темному небосводу, скрывая от земли свет далеких звезд, а друзья весело перешучивались, довольные прогрессом, который наступил так быстро, всё же они совершенно не рассчитывали усилить еще и атаки Джинёна, а теперь им доступны были даже заклинания! Конечно, поначалу друзья шли довольно настороженно и хмуро, ведь поведение Джи вызывало у остальных смутные опасения, а сам он пребывал в задумчивости, гадая, как же теперь будет проходить обучение, однако за время путешествия стало ясно, что он почти не изменился, разве что стал более жестким и резким, словно зачерствел, да порой проскальзывали в его речи непонятные высказывания, но это можно было списать на влияние атмосферы и странного мага, о котором парень слишком уж тепло отзывался, словно и впрямь записал в товарищи. А еще он показал им камень и рассказал о стремлении продолжать обучение, и хотя сначала это вызвало острое недовольство, чуть позже БэмБэм сказал, что это может быть полезно и для него, ведь хён сможет спрашивать совета, если тренировки со Звёздами зайдут в тупик, а Джексон признал, что магия может оказаться довольно полезна, поскольку разжечь костер небольшой искоркой теперь не было проблемой, а огонь из Клыка бил довольно далеко, и хотя хлыстом это пока назвать было сложно, огнеметом работать вполне могло. Плюсы перевесили минусы, и друзья дали добро на общение с магом, вот только Джинён так хитро усмехнулся, что они невольно поморщились. Стало ясно: в их позволении он абсолютно не нуждался… Мерное рыжее пламя нежно лизало неспешно погибавшие ветки, темнота окутывала путников, поджаренное на углях и завернутое про запас в особые листья мясо источало горьковатые ароматы, а спокойная веселая атмосфера, заставлявшая сытых и довольных друзей улыбаться, собирая вещи, почему-то напоминала о доме. — Ах, как хорошо погреть руки у огня! Мгновенная реакция — вытащенные из ножен клинки, прыжок в сторону, боевые стойки… но напряжение в ожидании атаки тут же сменилось иным — ожиданием приговора. У костра, примостившись прямо на воздухе, будто на невысокой табуретке, восседал Шеогорат, как обычно вызывавший смутные опасения, хитроглазый, улыбчивый и невероятно опасный. Трость покоилась у него на коленях, а руки с крупными ладонями и отчего-то очень длинными пальцами, украшенными странным кольцом, тянулись к огню. — Добро пожаловать, — первым отреагировал Джинён, и друзья ошарашенно на него воззрились: он убирал Клык в ножны и явно говорил искренне. — Я думал, Вы придете раньше… — Ощущение, будто я гонец, а не его хозяин, — протянул Принц. — Может, в следующий раз стоит телепортировать вас ко мне, а не наоборот? — О нет, Вы ни за что не покажете, где обосновались, оставив замок. Не смею и рассчитывать на подобную милость. — А ты стал языкаст… — протянул Принц и всплеснул руками. — Общение с моим придворным магом даром не прошло! Поверил его словам? Хитрый прищур тигриных глаз и усмешка, заставляющая сердце сжаться: Принц знал абсолютно всё. И Джинён невольно поежился. Вот только сдаваться он не собирался. — А почему нет? Доверять людям — хорошая черта характера, как мне кажется, особенно если эти люди тебе симпатичны. Вопрос в другом, не ошибся ли сам Сирэль? — О, конечно же нет! Он ведь знает меня как облупленного! Или думает, что знает… Но для него эти слова истинны, тут уж не поспоришь, ведь он явно проникся к тебе теплыми чувствами, что, вообще-то, происходит с ним впервые. Хотя, возможно, в том моя вина: я выбирал для выполнения заданий грубых бойцов с черствой душой, а не тонко чувствующих людей искусства, вот он и не мог найти кого-то близкого по духу. Но ведь мной руководил исключительно прагматизм: хрупкие люди искусства на моих заданиях обычно держатся недолго… — Мы продержались уже больше месяца, — хмуро бросил Джексон, всё же убирая шпагу. — Ну конечно, нет сомнений. Вероятно, число «три» было лучше «единицы» и «двойки». Да и как там говорится? Одна голова — хорошо, две — еще лучше, а три — подопытный некроманта, не так ли? А творения некромантов ой какие живучие! До сих пор на Вратах Островов страж стоит, за несколько тысяч лет его так никто убить и не сумел, потому как его создательница покинула свою бренную оболочку и теперь он практически неуязвим. Возрадуйтесь, что вас закинуло прямо сюда, а не в Предел — небольшую территорию на крошечном полуострове, куда обычно попадают личности, случайно забредающие в мои порталы! — Вы что, разбрасываете порталы по миру, как ту чашу?! — опешил БэмБэм. — Нет, зачем же? Я периодически открываю двери для моих дорогих безумцев, но туда заодно забредают и всякие искатели славы, приключенцы и прочий мусор, жаждущий нажиться в новых землях. Выйти они не могут, а пройти из Предела на сами Острова не способны из-за Стража, полуостров ведь отделен от Островов непреодолимой стеной, да и на лодке ее не обплыть: они, понимаете ли, все отчего-то тонут, — Лорд довольно покивал, коварно глядя на парней, и причина катастроф стала более чем очевидна. — Мои последователи же, тщательно отобранные Хаскиллом за интересные деяния, проходят внутрь без проблем, ну а те, кто мне не интересен, остаются в Пределе коротать свой век. Вот вы бы точно остались там, но что поделать, сложные времена требуют совершенно безумных мер! Мы с Хаскиллом даже пробовали поломать тоннель, связующий два мира, засыпав его! Но это оказалось столь же неэффективно, как и вызов Избранных, знаете ли. Правда, еще и приключенцы на работах мёрли будто мухи… В итоге приключенцы закончились, а тоннелю хоть бы что. Занятно, неправда ли? — Вы пытались избавиться от «приключенцев», которые могли стать лишней проблемой в и без того непростое время? — предположил Джинён, подходя ближе к костру, и губы Шеогората расплылись в хищной, беспощадной улыбке, а тело склонилось вперед, к огню. «Словно тигр перед броском», — промелькнуло у парня в голове, но он не отвел взгляд. — А тебе и впрямь пошла на пользу небольшая передышка от физических нагрузок. Видимо, общение с умными людьми даже чайку способно образумить, превратив в рыбку. Только помни, что чайки сильнее рыб, а одним разумом орла не победить. — Но его можно победить магией, сила которой в разуме. — Или пасть жертвой своих амбиций, сгорев в огне, рожденным собственной душой. Некоторые костры лучше не разжигать, если не хочешь обратиться в пепел. — Ради помощи друзьям можно рискнуть. — Да кто же спорит! — и снова усмешка, и снова взмах рук, а трость скатилась с колен и зависла в воздухе, после чего вернулась на место сама собой, но теперь подобное чудо не вызвало у друзей абсолютно никаких эмоций. — Чем больше вы привязываетесь к этому миру, тем выше шанс на выполнение задания! Вопрос лишь в цене, но раз вы настолько щедры, что готовы сделать высочайшие ставки, я, как грамотный распорядитель, просто не могу их не принять! Да и потом, ты ведь уже дал обещание… Правда, его так легко забрать! Если, конечно, совесть позволит. Но ты ведь у нас натура тонкая, ранимая, на подобное точно не пойдешь, даже осознав последствия. Но как же глупо заключать сделку, не узнав ее условий! Впрочем, не мне об этом говорить, ведь от сделки со мной вы не в силах отказаться… — О чем вы? — нахмурился Джинён, снова чувствуя, как беспокойство, рожденное данным Сирэлю обещанием, поднимает голову. — О глупости, конечно. И о честности, — развел руками Шеогорат, хитро щурясь. — Ценное и абсолютно бесполезное качество. Как бриллиант в пустыне. Впрочем, от размеров бриллианта может зависеть, разведешь ли ты костер… Видел бриллианты в моей сокровищнице? Есть огромные, прямо-таки с кулак размером! Вот это линзы! Впрочем, зачем их так огранили, никто не знает, насколько я помню, ювелир просто был зациклен на полусферах, считая, что это — истинная форма мира. А ты знаешь, как нехорошо зацикливаться на чем-то? Особенно на сокровищах. — Смотря что является сокровищем. Для кого-то это бриллиант, для кого-то — дорогие люди. — И, конечно же, «дорогим» человек может стать исключительно из-за эмоций! А они вредны, о-ой вредны… Вы еще увидите. Но пока рано. Пока вам надо всего лишь тренироваться, много тренироваться, очень много! А то, боюсь, с нынешними навыками от настоящего задания вы потеряете головы. Впрочем, на улучшение ваших способностей до приемлемого уровня понадобилась бы целая вечность! Но давать безграничное количество времени было бы нелепо: у вас его попросту нет. Поэтому лучше положиться на так любимые вами бессмысленные рамки. Вот назови свое любимое число, — обратился он к Бэму, и только тот отрыл рот, чтобы дать ответ, как был мгновенно перебит: — Ах, нет, не отвечай, это слишком банально. «Три»! Чем не идеальный выбор? Это ведь должно быть ваше любимое число, по крайней мере, у меня в гостях! Бэм возмущенно фыркнул, Джексон усмехнулся, а Джинён подумал было, что это очень мило, и слабо улыбнулся, как Принц поспешил разбить иллюзию: — Это несомненно! Вы ведь начали с того, что покалечили троих граммитов. Бэм мученически закатил глаза, Джексон раздосадовано поморщился, а Джи почувствовал, что слегка улучшившееся настроение падает обратно во тьму, и подумал, что Лорд Шеогорат — отличный манипулятор, умеющий как подбодрить, так и спустить с небес на землю, вот только мотивы его поступков и манипуляций абсолютно непонятны. — Итак, ваше задание — тренировки в течение трех месяцев. Видите, как я щедр? Хотел было придумать вам какое-нибудь особенное задание на этот период, но потом посмотрел на сегодняшнюю охоту, и стало ясно: Сирэль расстроится, если я таки это сделаю. А оно мне надо? Он же зануда страшная, когда что-то не по его идет! Конечно, можно было бы сделать твое чучело и подарить ему, но он вряд ли оценит. А зря, чучела — существа молчаливые… Вот потому и не оценит. Да и не смогут чучела пробраться в замок, если уж так поразмыслить… Потому даю вам время! У меня-то его много, а вот у вас… Занятно будет посмотреть, как вы всё больше привыкаете к этому миру и страдаете по своему. — Или просто вам очень нужно, чтобы мы проникли в замок, а тратить время на новых «избранных» творческих людей — значит, начинать всё с нуля, — усмехнулся Джинён, складывая руки на груди. Костер плясал у него за спиной мягкими сполохами, привычно окрашивая мир в рыжину, а настроение металось, будто птица в клетке, не зная, на какой отметке застыть. — В точку! — обрадовался Шеогорат, вставая. — Вот видишь, как хорошо ты понял суть? Раз за разом начиная одну и ту же игру с нуля, устаешь. А если эта игра мне наскучит, я просто сломаю всех кукол, что участвовали в постановке. — Но почему вы этого до сих пор не сделали? Почему сами всё не исправили, не наладили? — Ну что ж мне, тараканов руками ловить, что ли, когда есть метла? — Но вы ведь сделаете это, если у «избранных» ничего не выйдет! — Кто сказал? — Принц погрозил парню пальцем и протянул: — Отлавливать тараканов поодиночке и просто засыпать пол ядом, травя всех вокруг — вещи разные. И пока я не хочу травить всех, ведь под раздачу попадут даже те, кто в нашествии насекомых не виноват. Но если я устану, кто знает, что придет мне в голову? Никто не знает, даже я. Только вот обычно я всё же хватаюсь за яд. И, знаешь ли, мало кому это приходится по душе. — А почему нельзя принимать безумцев с обоих миров? — О-о, какой занятный вопрос! Сирэль тебе не рассказал? Он тщательно изучает эту проблему! Но — только не говори ему, он обидится! — ответ прост. Психическая сила одного существа в вашем мире была столь сильна, что, когда миры соприкоснулись (а они соприкасаются раз в сколько-то там тысяч лет), мощный выброс проделал тоннель, связавший наши миры. И сюда посыпались те, кто случайно попал под воздействие этой энергии — ваши безумцы. Вот только мой мир устроен так, что вмещает лишь определенное их количество, о чем я пока никому не рассказывал. Гордитесь! Больше-то гордиться нечем… В общем, так уж я решил на заре времен, чтобы не расширять царство, но тсс, это секрет! Пусть Сирэль сам догадается, а то начнет выедать мне мозг чайной ложечкой, и придется мне опять переломать ему почти все кости, что будет крайне неудобно — замедлит его занятные исследования. — Джинён вздрогнул, а Шеогорат продолжил как ни в чем не бывало: — Вот и весь секрет! В результате период развития Островов сменился периодом стагнации, как только ваши безумцы начали чересчур активно прибывать, а мои из-за этого перестали. Но тараканов терпят лишь до тех пор, пока они не начинают наглеть. Вот я и взял в руки метлу. — Но почему тогда не изменить правила Островов? — Ради мира, который не имеет к моей вселенной никакого отношения? Занятное предложение. Ты отрубишь себе руку ради того, чтобы накормить неизвестного тебе голодного человека? — Джинён отвел взгляд. — То-то и оно! Да и не забываем о кармическом балансе, Хермеус Мора что-то мне недавно об этом вещал, требовал поскорее разобраться с аномалией, но это было бы слишком скучно. — А почему бы вам просто не вернуть правление в свои руки, оставив на «Избранных» разрыв тоннеля? Ведь все говорят, что раньше здесь было лучше! — Лучше. Хуже. Кому решать? — поднявшись и начиная перекатываться с мыска на пятку и обратно, протянул Лорд. — Червонной Королеве при моем правлении явно не понравится! Из правителя в служанки — где это видано? И будет плести интриги. А ее придворные? У-у, придворные вечно ни на что не способны, их держат лишь для повышения самомнения короля. И им совершенно точно не по душе будет стать нищими. — А у вас придворных нет, потому что самомнение и так зашкаливает? — фыркнул Джексон, и Бэм опасливо на него покосился: свежи еще в памяти были разряды тока и дичайшая боль, последовавшие за неосторожными словами… Но Даэдрический Принц не разозлился — лишь мрачно усмехнулся, поставил трость прямо перед собой, оперся о нее руками и загадочно, почти весело изрек: — Я во всем непревзойден и абсолютно самостоятелен. Иногда. Но всегда самодостаточен. А вот вам недостает многого, поэтому вас трое. Но, думаю, до цифры «семь» я сумею дойти, не охладев к игре. Все поежились. Хотя от тона Принца не исходило угрозы, она настолько явно читалась в словах, что становилось ясно: перейдешь грань — и тебя уже ничто не спасет… А Джексон к ней опасно приблизился, и потому Джинён поспешил сменить тему, спасая друга: — Значит, наше задание — просто тренироваться в течение трех месяцев? — О, нет! Не просто! — возмутился Шеогорат, махнув тростью. — Вы обязаны будете минимум раз в неделю уничтожать логово граммитов. Не имеет значения, крупное или мелкое, но каждый из вас должен уничтожать хотя бы одного граммита в неделю, это и станет вашей тренировкой. Она отлично дополнит комплекс упражнений Ауриэля! Потом не забудьте сказать мне «спасибо» за столь дельный совет, ведь там, куда вы отправитесь после, этот навык ой как пригодится… — Умение убивать? — нахмурился Джинён. — Умение смотреть, не морщась, — загадочно ответил Шеогорат, а в следующую секунду не было у костра ни трости с алым глазом, ни человека в фиолетовом камзоле, ни его ауры, подавляющей, гнетущей, так не соответствующей образу веселого эксцентричного артиста, что он так любил. — «Эти дороги столь неизведанны, что день за днем я боюсь, смогу ли среди них найти свою», — пробормотал Джинён, цитируя собственную партию из не так давно записанной песни. — Мне иногда кажется, что этот мир под ту песню идеально подходит: никогда не угадаешь, что ждет за поворотом, а уж на развилке и вовсе можно стоять часами. Интересно, к какому итогу мы придем? Ему никто не ответил. Облегчение, после ухода Лорда пришедшее на смену напряжению, также исчезло, оставив десятки вопросов и дурное предчувствие. Лишь костру были безразличны терзания смертных — он пожирал последние ветви, судорожно ища, что еще может поглотить, чтобы выжить, но ничего не находил и медленно погибал. Но этого никто не заметил: каждый всегда больше всего поглощен своими проблемами.

***

Возвращение на ферму прошло без происшествий, разве что пришли друзья не вовремя: Ауриэль как раз отдавал мясо стражникам из города, но на вопрос, кто это такие, ответил, что переманил знакомых из одной деревеньки, решив слегка увеличить добычу мяса. Это известие стражу обрадовало, и они умчались в город, воодушевленные увеличением поставок ценного продукта. Рассказав о своих злоключениях наставнику, парни были озадачены вопросом: «Ну что, теперь понимаете, почему я не люблю этого типа?» Джексон с Бэмом проворчали, что и сами его терпеть не могут, но вот причину нелюбви Ауриэля они не знали, Джинён же высказал предположение: — Потому что он безразличен к страданиям тех, кого забирал из тюрьмы для экспериментов? — Не совсем, — поморщился охотник. — Я тоже вскрывал тела заключенных, чтобы лучше разобраться в анатомии, и порой проводил эксперименты. Просто я считаю, что либо ты жалеешь всех, либо не жалеешь никого, а говорить, что хочешь спасти людей, но при этом тащить на заклание тех немногих, кого Лорд приговорил к этому, и всяких приключенцев, отловленных специально для таких целей, причем без капли эмоций — это лицемерие. Ненавижу лицемеров. — Зависит от точки зрения, — пожал плечами Джинён. — У каждого ведь своя история, свой жизненный путь, и что одному кажется нелогичным, для другого — единственная норма. — Философия тебя не спасет, если ему захочется поставить на тебе опыт, — усмехнулся Ауриэль, раздраженно притоптывая, и Джинён примирительно пожал плечами, завершив разговор: — Если потащит, я буду отбиваться, пусть это и бесполезно. Зато мы добыли то, что искали, да еще и получили «бонус», так что поход явно удался. С этим норд спорить не стал и лишь тяжело вздохнул, решив составить новые комплексы упражнений с учетом повеления Шеогората и полученных парнями способностей. Так, в «фермерские дни» они по-прежнему проводили время до обеда на огороде, а во второй половине дня оттачивали каждый свое умение: Джексон сражался с Ауриэлем, разучивал новые движения, отрабатывал старые, БэмБэм старательно метал незаколдованных ежей в мишени, причем это оказалось довольно сложным, но под чутким руководством охотника движения парня вскоре стали куда более точными и выверенными, а процент попаданий постепенно увеличивался, Джинён же тренировал заклинания и, в первую очередь, владение огненным хлыстом, на удивление поддававшиеся без особых проблем благодаря ежевечерним сеансам связи с Сирэлем, дававшим полезные советы и отвечавшим на все возникающие вопросы. И парни в который раз убедились, что самое ценное в любом мире — это товарищи, готовые прийти на помощь, ведь без тех, кто согласился стать их учителями, не получая от этого почти никакой выгоды, они никогда бы не сумели добиться таких высот. Впрочем, они забывали, что в первую очередь обязаны своим успехам собственному упорству, ведь работали на износ. В «дни охоты» один из них уходил с Ауриэлем в леса и оттачивал навыки, загоняя или добивая дичь, а по возвращении на ферму снова принимался за боевые упражнения. БэмБэм по вечерам так же пытался учиться контролировать ману и наколдовывать свет — самое простое заклятие, которое поначалу совсем ему не давалось, но к концу месяца начало получаться, равно как и вызов маленького огненного шарика, урон от которого был невелик, зато поджечь одежду нападавшего или просто ослепить его мог без проблем. Джексон за это время настолько наловчился ловить рыбу шпагой, что теперь на столе каждый день было настоящее изобилие, а у Бэма оказался неплохой запас так необходимой ему чешуи. Надо сказать, всё свободное время тот варил зелья и вымачивал выловленных со дна реки морских ежей, и вскоре его запасы превзошли все ожидания, но останавливаться он не собирался, и мешок боевых снарядов пылился на сеновале, в то время как второй активно расходовался на охоте. Джинён же освоил защитные заклинания, позволявшие ставить перед собой прозрачный щит, оберегавший от физических атак, и его подобие, призванное защитить от атак магических, вот только объединить щиты или растянуть их, чтобы закрыть еще и друзей, пока не выходило, но он не отчаивался и старательно тренировался, равно как тренировался и в других, менее полезных на взгляд его друзей, заклинаниях. С Ауриэлем отношения у парней явно наладились, и даже Бэм перестал подкалывать учителя, лишь изредка беззлобно подшучивая. На вопрос Джексона, почему он не плюется ядом в ответ на особо пафосные выпады норда, Бэм сказал, что «порой приходится просто токсично промолчать», и выразительно подвигал бровями. «Ты слово не перепутал?» — рассмеялся хён, однако парень пожал плечами и ответил, что хорошо знает корейский. Примечательно, что каждому из них казалось, будто все вокруг говорят именно на корейском — по словам Сирэля, так произошло потому, что именно этот язык друзья использовали, впервые оказавшись на Островах, и те приняли его за их родную речь. Даже когда Джек и Бэм пытались перейти на другие языки, Джинён слышал корейский, однако на это никто внимания давно уже не обращал: привычка — на самом деле страшная вещь. Месяц пролетел незаметно, оставив после себя легкий флер тоски по беззаботному прошлому: каждую неделю друзья брали у Нины самое простое задание и зачищали небольшой лагерь граммитов, оставляя после себя выжженную пустыню: Джинён всё так же сжигал их яйца, но, казалось, теперь и остальные могли сделать это, не испытывая угрызений совести. Убийство стало нормой. Рутинной работой, которую они выполняли, не задумываясь о том, что чувствует враг, когда его тело пронзает холодная сталь, расщепляет взрыв или сжигает пламя, ведь на охоте они постоянно натыкались на граммитов и вместе с Ауриэлем уничтожали их патрули, а потому указание Шеогората казалось довольно бессмысленным: убийства начали входить в привычку. И лишь Джинён задумывался о том, что, зачищая лагеря, они были нападающими, а не защищались, как при встрече с конвоем, и, возможно, именно поэтому Безумный Лорд дал именно такое задание, но, казалось, изменений в их характеры это почти не принесло. Они просто не замечали, что стали куда жестче, не замечали, как начали без тени сомнений забивать дичь на охоте и перестали пугаться, находя разорванные зверьми тела местных жителей, лишь сочувствуя погибшим, но не ужасаясь от произошедшего… Смерть перестала шокировать, стала нормой, но этого никто не заметил. А время бежало вперед, перелистывая страницы календаря, и закупившие через Ауриэля всё необходимое друзья, наконец сумевшие привести себя в порядок, в итоге накопили достаточно денег, чтобы купить довольно крупную, по их меркам, партию зелий, кои за этот месяц им пришлось использовать всего девять раз, и то лишь для лечения незначительных ран. Решено было направиться в деревню Деменции, славящуюся качеством зелий и скоростью их приготовления, причем на этот раз к походу присоединился Ауриэль — ему нужно было забрать амулет, заказанный у местного мага. День пути, и Мания сменилась Деменцией, а привыкшие к походам парни вновь почувствовали отвратительное дуновение темного мира без капли радости. Еще день, и на горизонте появилась деревушка, а ночлег в гостеприимном доме старичка-мага, аскетичном и очень простом, напомнил о нижних помещениях башни Сирэля, только вот тот казался куда менее надежным, ведь деревянная лачуга насквозь прогнила, а пол скрипел так, словно готов был в любую секунду провалиться, но старичка в монашеской робе это нисколько не волновало: он, совершив обряд самобичевания и восславив Шеогората, выдал Ауриэлю амулет, приманивающий крупных диких зверей при прочтении простейшего заклятия, и удалился спать. Ночь на жестком полу — не лучший подарок организму, но за месяц друзья привыкли к отдыху на голой земле, а потому наутро синяков у них не появилось, да и выспались они неплохо. Этот мир изменил их, а они не заметили, но если бы кто-то указал им на изменения, они бы не сказали, что те плохи… Выйдя на площадь, если можно так назвать небольшое пространство, окруженное тринадцатью лачугами, испещренными заплатами и заросшими мхом, друзья тяжело вздохнули. Сторона Деменции вызывала уныние одним своим видом, не говоря уже о том, что здесь тяжело было находиться даже чисто физически, однако местные жители, погруженные в мрачные думы, казалось, не обращали на тяжесть воздуха и болотные испарения никакого внимания — те их попросту не волновали, как не волновала и ветхость жилья, ведь, по их собственным словам, большего им было и не нужно. Здесь жили люди и пара босмеров — невысоких, по плечо остальным, существ с сероватой кожей и длинными острыми ушами, в остальном ничем не отличавшихся от соседей, но разглядывать их было бы неуместно, а потому пришлось осматривать деревню, вот только ничего интересного, а уж тем более приятного в этом не было. Зеленоватый полумрак, вечно сплетенные ветви кряжистых деревьев, гибкие лианы и ползучие растения, обвивавшие даже дома, для местных жителей являлись нормой, как заболоченное озеро и огороды, буйно заросшие растениями, ненавидевшими яркий свет, а потому жившими исключительно на этой стороне Островов. По кромке берега расположились единственные вещи, что были в идеальном состоянии — лодки и сети, о которых местные явно заботились куда больше, нежели о своих домах и мебели в них или одежде да утвари, разве что мотыги да плуги могли составить конкуренцию в ухоженности, но тот факт, что многие из них лежали под навесами, набросанные кое-как, заставлял призадуматься о том, как же их сохраняют в целости. Настроение было на нуле, а ждать мага, отправившегося варить зелья, предстояло до самого вечера, и парни попросту не знали, чем себя занять. — Тренируйтесь! — фыркнул Ауриэль, подходя к ним со спины, и, что интересно, на этот раз Джексон почувствовал его приближение, а потому был единственным, кто не вздрогнул. — Стоите рассуждаете, что делать, словно занятия нет! — Но тренироваться прямо здесь было бы опасно, мы можем ненароком задеть местных, — ответил Джинён, коря себя за то, что так и не научился слышать бесшумную поступь охотника. — А уходить из деревни не хотелось бы: мало ли, что случится, мы ведь здесь впервые. — Нет в вас исследовательской жилки! Я бы в вашем возрасте все закоулки сразу же облазал, — хмыкнул Ауриэль, и вдруг за его спиной раздался пронзительный высокий мальчишеский голос: — Неужто божеству свойственно любопытство? Норд нахмурился. Плотно сжатые губы, насупленные кустистые брови, мгновенно скользнувшая на рукоять меча ладонь — всё это о многом сказало тем, кто не раз видел его в подобном состоянии после неосторожных слов, которые любому показались бы безобидными, но отчего-то задевали охотника. — Я тебе не раз повторял, Тройн, — медленно обернувшись, процедил он, — не провоцируй меня. — Вот именно, — вмешалась мрачная женщина лет сорока, проверявшая сети. Грязное коричневое платье, покрытые мозолями руки, мешки под глазами и общая бледность — ей явно жилось непросто даже по местным меркам, ведь другие жители деревни выглядели менее изнуренными. — Сколько раз тебе говорить, не смей задирать господина Ауриэля! Он тебе жизнь спас, между прочим. Напомнить, что именно он отбил тебя у монстров? — А папа с мамой погибли! — крикнул парнишка лет тринадцати, резко обернувшись к женщине. Растрепанные русые волосы мелкими завитками липли к налитым кровью щекам, худое, но явно не изможденное голодом тело терялось в чересчур широкой одежде с чужого плеча, а кожа подростка казалась слишком уж мягкой и гладкой. — Почему он не спас их, раз он бог?! Почему пришел так поздно? Потому что никакой он не бог! — Замолчи, Тройн! Что на тебя нашло? Ты в последнюю неделю всех достал! Да, тебе не дали пойти в город, и что с того? Сам знаешь, там свирепствует стража! Уймись уже, или придется тебя выпороть! — бросив сеть и уперев руки в бока, она выговаривала ему, словно учитель нерадивому ученику. Селяне не смотрели на спорщиков, не прислушивались к словам, словно давно уже привыкли к подобным сценам, а мрачный мир вокруг лишь подчеркивал гротескное уродство ситуации. Всё здесь было блёкло-зеленым или серым, затянутым мутной болотной дымкой, и деревья, казавшиеся давно мертвыми и лишь каким-то чудом продолжавшие свое существование, сейчас выглядели будто стражи, замершие в ожидании решения кого-то всемогущего. Может быть, божества?.. — А ты мне не мать! — крикнул паренек надрывно, а в следующую секунду схватил крупный камень, валявшийся на берегу, и бросил в женщину. БэмБэм нахмурился, Джексон сжал кулаки, Джинён неотрывно смотрел на Ауриэля. Напряжение повисло в воздухе тонкой нитью, натянутой паутиной, готовой вот-вот порваться под грузом добычи. Или всё-таки жертвы?.. Женщина вскрикнула, по бледной коже запястья, которым она успела закрыть лицо, побежала алая струйка. Никто из селян не обернулся, всех поглотила рутина, и эта уродливая сцена, казалось, тоже была ее частью. А мальчишка, размахивая руками, будто пытаясь что-то кому-то доказать, продолжал кричать: — Так что не смей мне указывать! Вы все меня бесите, все, все! И ты, и этот тупой «бог»! — Закрой рот, Тройн, и извинись перед Ивеной, — процедил норд. Шаг, еще шаг вперед… Джинён не заметил, как руки задрожали, ведь взгляд был неотрывно прикован к грациозной, будто лев перед броском, фигуре. Чуять опасность — главное средство выживания. И остается лишь пожалеть тех, кто не выучил это правило… — А то что? Что ты мне сделаешь? Ты ничего не можешь, кишка тонка! Только угрожаешь! — В последний раз я дал тебе слово, — буквально прошипел Ауриэль, и Джинён застыл, не смея сделать вдох. — Извинись перед Ивеной, она уже три года воспитывает тебя как своего, и больше не открывай на меня свой поганый рот, что только и может, как исторгать мерзости. Ты никому за эти годы не сказал доброго слова. Думаешь, ты один здесь несчастен? Пойми уже, что… — Заткнись, лжебог! — еще один камень в руке, ненависть в налитых кровью серых глазах. — Не смей мне указывать, потому что ты не бог, ты просто псих! Резкий полет второго камня, еще один вскрик, и багряные капли с предплечья женщины упали на истоптанную землю. Алый дождь, не способный вернуть истощенную землю к жизни… для этого всё же нужно несколько больше. Но где его взять? Остается лишь ждать. А может, ждать придется недолго?.. Интуиция Джинёна буквально взорвалась криком, но он не сумел двинуться с места. Джексон рванулся вперед, но… что сто́ит скорость львенка перед быстротой льва? Молниеносный выпад, и тихий хрип. Сталь, окрашенная в багрянец, полный ненависти и презрения взгляд. — Смертельные оскорбления можно смыть лишь кровью, мальчик. Я тебе это обещал… Тихий голос, набатом разнесшийся над деревенькой, погребальная тишина. Только волны бились о мостки, накатывая неспешными бурунами, да ветви шелестели бледной зеленью в истлевшем болотном воздухе. А мальчик стоял, неверяще глядя в глаза палача, и дрожащими пальцами пытался схватиться за меч, пронзивший его насквозь. По серой грязной рубашке расползалось багровое пятно, столь неуместно яркое в этом прогнившем мире. — Па… па… Колени подогнулись, тело безвольным мешком рухнуло вниз, соскальзывая с лезвия меча. На серой земле спешило возникнуть новое озеро — чарующе багряное, отвратительно яркое. Женщина закрыла рот руками, селяне замерли, побросав инструменты, Джинён почувствовал, как подкашиваются ноги. Джексон стоял в паре метров от Ауриэля, не в силах пошевелиться, БэмБэм дрожал как осиновый лист, а в расползающейся, словно чернильное пятно по бумаге, луже крови, лежал ребенок. Согнутые ноги, неестественно вывернутые руки, посмертная маска абсолютного неверия на худощавом грязном лице. Светлые локоны, пропитавшиеся алым, серые глаза, пустые, словно окна заброшенного дома, абсолютная тишина. А затем глухие шаркающие шаги, да надрывный кашель. — Сколько раз ему твердили: когда-нибудь нарвешься на меч, если не научишься следить за своим языком, — прохрипел маг, подходя к телу. — Но нет, вот ведь неугомонный… Всех извел, и вот результат. Есть слова, которые нельзя произносить, ведь слово порой ранит куда сильнее меча… Пойдем, Ауриэль, заварю тебе травяную настойку, поможет успокоиться. Забудь о его словах, ты отомстил, не нужно больше злиться. Отпусти. Ивена, а ты позаботься о теле. Надо позвать смотрителя, завтра проведем обряд. Голдин, сбегай за ним. Высокий черноволосый мужчина кивнул и скрылся в одной из лачуг, Ивена сделала первый шаг к телу ребенка. Джексон во все глаза смотрел на труп, не в силах сказать хоть слово, БэмБэм закрывал рукой рот, подавляя приступы тошноты, а Джинёну казалось, будто темное море расползается слишком быстро и скоро поглотит его самого. Это море пугало, вызывало паническую дрожь, заставляло ёжиться и мечтать провалиться сквозь землю… Алое марево затуманило взгляд. Алое-алое-алое! Но если тебе что-то мешает, его эффективнее всего будет просто уничтожить, не так ли? Клык Дагона радостно блеснул в туманном свете и впился в землю. Прямо в алое море, рассекая его волны! А в следующую секунду блики кармина пропали — даже рубашка ребенка казалась девственно чистой. Джинён выдохнул, не заметив, что задержал дыхание на целую минуту. Сердце бешено билось где-то в горле, пальцы дрожали, на губах расцветала улыбка облегчения. Уничтожать то, что тебя пугает — не так уж неправильно, так ведь?.. — Ты что делаешь?! — крик Джексона и последовавшая за этим тряска заставили его моргнуть и ошарашенно воззриться на землю перед собой. Землю с вонзенным в нее кинжалом и хрупкое тело, так удивленно смотревшее в никуда, словно спрашивало: «Почему всё это происходит?» — но не могло найти ответа. Стало страшно. Очень страшно. Джинён рванулся в сторону, схватился за голову и замотал ею со страшной силой. Нет, он этого не делал, он не спятил… Не спятил, не спятил, не спятил! — Эй, тише, тише, друг, — знакомый успокаивающий голос и прикосновение к плечу — легкое, мягкое… такое болезненное. Джинён рванулся в сторону и, опершись о землю руками, хватал ртом воздух. Солнечные зайчики на сетчатке выводили одним им понятный бликующий узор, дыхание перехватывало, словно сквозь вату доносились слова мага: — Спокойно, не обращайте внимания, мальчик не привык к подобному. Зато тело от крови очистили, да и площадь — уже хорошо. Брэй, Грод, унесите тело в дом, пусть Ивена о нем позаботится, надо поскорее с этим разобраться, а то в последний раз не успели вовремя обмыть травами, так пока смотритель пришел, уже запах по всей деревне несся. Давайте, поскорее, поскорее. «Это какой-то сумасшедший дом. Сумасшедший дом! Здесь убивают детей просто за то, что они грубят, и реагируют на это так, будто подобное в порядке вещей!» В памяти вдруг вспыхнул вопль БэмБэма, огромные синие глаза, горящие ненавистью, и крик: «Мерзко! Мерзко, мерзко, мерзко!» «Ты не бог, ты просто псих!» А кто давал право бросаться оскорблениями так просто, словно это нечто само собой разумеющееся? Кто давал право бить прямо в душу человека, всю жизнь видевшего от людей лишь унижения, самым страшным, самым мерзким, самым обидным словом? Слово может не только ранить, но и убить. Так почему на удар словесный нельзя ответить ударом физическим? Потому что первый удар нанес ребенок? Но ведь его предупреждали!.. Нет, ему обещали. «Ненавижу лицемеров». Ауриэль — бог, может, и не настоящий, но он верит в это, а боги не лгут. Никогда. И всегда выполняют обещания, даже самые страшные… Убить ребенка. Да, бог может убить ребенка, если тот осквернит алтарь и бросит камень в женщину, ставшую ему матерью. Ведь удар был нанесен не после слова, а после броска… Одно наложилось на другое, оскорбление и собственная боль смешались с болью женщины, которую Ауриэль хотел защитить, ведь он бог, и он защищает смертных. Так просто и вместе с тем так сложно… но, черт возьми, как же страшно! Можно ли понять подобное? Глупый вопрос. Он уже понял. Но можно ли принять?.. Джинён обернулся и посмотрел на тело, которое двое мужчин тащили в дом, тихо о чем-то переговариваясь. Он не знал ответа. — Эй, друг, слышишь меня? — раздался неподалеку знакомый голос, и он с удивлением увидел Джексона, стоявшего на коленях неподалеку. — Джек?.. — Ты меня слышишь! — воскликнул тот, и губы задрожали, то рождая на свет улыбку облегчения, то теряя ее. Парень шумно выдохнул и подполз к другу, осторожно, словно боясь его реакции. — Давай, Джи, приходи в себя, всё уже кончилось. Кончилось. — Да… всё кончилось, — повторил Джинён на автомате и посмотрел на собственный кинжал. Тот мерно поблескивал алыми прожилками, будто наслаждаясь недавней трапезой. Смеялся над сомнениями, страхами и растерянностью хозяина, ведь знал: всё в итоге превратится в прах… А если всё в итоге приходит к смерти, важна не она сама, а как ты умрешь, разве нет? «Это можно принять. Потому что мир не такой, каким нам казался. За свои слова люди должны нести ответственность не меньше, чем за дела, как тогда Бэм, так теперь и этот мальчик. Никто не смеет причинять боль другим без причины, а если причинил, будь готов к ответному удару, вот и всё. Око за око, зуб за зуб — эта истина древнее всех. И, возможно, это не так уж неправильно. Нельзя понять не тех, кто бьет в ответ, нельзя понять тех, кто наносит первый удар расчетливо, а не по глупости. А защита себя и тех, кто дорог — это правильно, даже если никто не поймет». — Всё закончилось, — выдохнул он и закрыл лицо руками. Его плеч коснулись большие крепкие ладони, и прикосновение вызвало смутное отторжение, но в то же время захотелось хоть ненадолго почувствовать, что одиночества не существует… И Джинён откинулся назад, зная, что его обнимут в ответ.