Там, где за слёзы платят смехом

Джинён проснулся очень поздно, перед самым ужином, и то лишь потому, что желудок активно начал требовать подпитки. Открыв глаза, парень обнаружил себя лежащим на диване в комнате Деменции, заботливо укрытым слишком большим покрывалом, явно снятым с кровати, стоявшей неподалеку: оно лежало на полу одним концом, а другим укрывало спинку дивана. Конечно, Джи сразу же подскочил, ища глазами мага, но того в комнате не наблюдалось, и он, перетащив покрывало на кровать, заправив ее и допив остатки вина из бокала, всё еще стоявшего на подлокотнике, поспешил вниз. Сирэль ожидаемо обнаружился в лаборатории: склонившись над столом с огромным количеством колб, пробирок и мензурок, он что-то записывал на пергамент, поглядывая на большую колбу с кровью, в которой мерно вырабатывалась и оседала черная пена, чье количество было постоянным. Джинён невольно улыбнулся: эксперимент наконец-то увенчался успехом. — Прости, что занял диван, ты из-за этого не смог поспать, так ведь? Сирэль фыркнул, синие глаза воззрились на ученика с легким возмущением и порицанием. — Я привык не спать по двое суток, это нормально. А эксперименты ждать не будут. Если бы я не держался на ногах, ты мне точно не помешал бы. — Ну… тогда спасибо, — пробормотал тот и, почесав кончик носа, смущенно улыбнулся, но тут же спросил: — Можно поздравить с успешным экспериментом? — О да, наконец были найдены правильные пропорции. Свойства крови — это действительно крайне любопытно, знаешь ли. — Надеюсь, ты потом со мной поделишься. Но ты ведь тоже ничего не ел с самого утра, да? Да и ребята… — Они спят. По крайней мере, спали около часа назад, когда я ходил их проведать, — отмахнулся Сирэль, дописывая последнее предложение. — Значит, пора перекусить хотя бы нам, да и, может, они уже проснулись… — Так и скажи, что хочешь есть, — хмыкнул маг, опустошая колбу с идущим в ней процессом заклинанием. — Хочу. Очень, — улыбнулся Джинён, и Сирэлю ничего не оставалось, кроме как со вздохом поплестись за ним наверх. Нет, конечно же, он мог сказать, что эксперименты важнее, и продолжить опыты, но голодный день после утомительной ночи не прошел бесследно, организм требовал подпитки, и маг в который раз за свою жизнь пожалел, что за работой забывает совершенно обо всем, начиная от еды и заканчивая сном. Поднявшись на первый этаж, он выудил из сундука провиант и пролевитировал его в комнату Мании. БэмБэм обнаружился на кровати Джексона, сидящим возле горки натащенных со столиков фруктов, а друг полусидя-полулежа устроился рядом, поглощая нечто, смутно похожее на клубок джутовой веревки, но на деле являющееся приятным кисловатым фруктом, название которого Джинён постоянно забывал в связи с его труднопроизносимостью. — Джек, как ты? — тут же спросил он, подбегая к другу, и тот, пожав плечами, кивнул на горку фруктов. — Ничего, вот силы восстанавливаю. Извини, что без тебя начали. Но подумали, ты спишь, раз еще не поднялся к нам. — Да, я только что проснулся… Прости. — Да хватит извиняться, — махнул рукой Джексон. Вторая покоилась на кровати жутким белым коконом, из которого никогда уже не появится бабочка. — Ты ни в чем не виноват. Всё вышло так, как вышло, и я бы повторил всё снова, если бы пришлось. Просто угомонись уже. Не твоя вина. Точно не твоя. Что-то странное было в его тоне, какая-то озлобленность, смешанная с обреченностью, и Джинён, присев рядом, тихо спросил: — А чья? Кого ты винишь, Джек? Тот поморщился и отвернулся. Проницательность друга, обострившаяся на этих Островах до невероятных значений, порой очень сильно раздражала, но в то же время странным образом помогала, ведь после разговоров по душам обычно становилось немного легче. — Шеогората. Зачем он дал нам это дурацкое задание? Почему нельзя было передать этой стерве амулет бесконтактно? Джинён вздохнул. Он и сам думал об этом, но ведь ответ лежал на поверхности, его только нужно было принять — принять, что за всё в этой жизни приходится платить… — Я много об этом размышлял, но, кажется, просто отказывался признать очевидное. Не думаю, что она согласилась бы на подобное, а если бы всё же удалось ее уговорить, в итоге она бы нашла нас и украла Вилку, причем не факт, что мы выжили бы. Она бы могла напасть на ферму Ауриэля, и хорошо, если бы он был в отлучке, а то мы могли подставить и его. В конце концов, теперь она отстала от нас, и вряд ли снова сунется, а вот если бы ее не припугнул Сирэль… — Можно было бесконтактно припугнуть! — Вряд ли. Она ведь до конца не верила в то, что он всемогущ, но, когда не смогла телепортировать, явно ужаснулась. Она струсила только из-за демонстрации силы, неподвластной смертным, а раньше подобного Сирэль ей не демонстрировал. Потому Шеогорат подтолкнул нас к этому решению. — Хочешь сказать, он о нас позаботился? — фыркнул Бэм, с силой сжимая нечто, смутно напоминавшее фиолетовое яблоко. — Нет, конечно. Он позаботился об успехе своего эксперимента, а боль подопытных для него значения не имеет, как и их травмы. Главное, мы можем продолжать выполнять задания. — Я вообще-то мог руки лишиться! — вспыхнул Джексон, и Джинён потупился. Чувство вины вновь вспороло сознание, и друг, заметив его состояние, тут же пошел на попятную: — Ладно, в конце концов, отделались малой кровью. Теперь вопрос лишь в том, смогу ли я драться с такой рукой… — О, несомненно сможешь! — вмешался Сирэль, до этого тихо раскладывавший ужин на столе, а теперь подошедший к кровати и приподнявший руку парня. — Сейчас сам всё увидишь. Он начал быстро разматывать ткань, а Джексон невольно отвернулся, не в силах смотреть на происходящее — слишком свежа еще была в памяти ужасная картина, от которой душа покрывалась ледяной коркой. Бэм кусал губы, нервно крутя в руках фрукт, а Джинён во все глаза смотрел на распутывающуюся ткань, ожидая приговора, мечтая отвести взгляд, но не смея этого сделать. Лента с коричневыми пятнами упала на матрас, и Сирэль склонился над кистью Джексона, внимательно ее рассматривая. Мизинца не было, как и фаланги безымянного пальца, однако кожа затянулась, образовав идеально ровные, аккуратные срезы без шрамов. — Всё зажило превосходно, проблем с подвижностью не будет, — вынес вердикт маг, пару раз согнув и разогнув податливые пальцы. Джексон судорожно вздохнул и резко обернулся. Гротескная картина уродливым росчерком жестокого пера исказила реальность. Губы задрожали. Бэм схватил друга за правую руку, Джинён опустил взгляд. — Даже без тренировок ты будешь двигать ею почти как прежде. Единственная проблема — хват на ноже несколько ослабеет, однако это можно компенсировать, тренируя оставшиеся пальцы. Сражаться хуже ты не будешь. Джексон сжал и разжал пальцы, словно впервые использовал новый кибернетический протез, помахал ею в воздухе, подбросил фрукт правой рукой и поймал левой. Усмехнулся. Ловкость, сила, скорость — всё было прежним, и это после того, как кисть превратилась в сплошную кашу! Да как же так?.. Ответ был прост и сложен одновременно, и Джексон его отлично знал. — Спасибо, — тихо сказал он, впервые с теплом и благодарностью посмотрев на мага. Тот лишь кивнул в ответ и указал на стол, взмахом руки приглашая приступить к трапезе. — Ничего не болит? — осторожно спросил БэмБэм, вынужденно отпустивший руку друга, но теперь вновь ее поймавший. — Нет, да и вообще дискомфорта никакого. Обычно потерявших конечности фантомные боли преследуют, а тут даже этого нет. Странное ощущение. Словно… словно всё в порядке, просто чего-то не хватает. Бэм явно с облегчением вздохнул, вот только чувство вины не исчезло из взгляда, а Джинён коснулся аккуратного среза на месте мизинца кончиками пальцев. Джексон вздрогнул, а друг внезапно крепко, но очень бережно сжал его ладонь в своих и, заглянув ему в глаза, тихо пообещал: — Теперь только вместе, Джек. Что бы ни случилось. — Согласен, — усмехнулся человек, успевший примириться с потерей, ведь такая плата за жизнь и здоровье друзей была на самом деле ничтожной… Или казалась ему таковой, но вера — то, что способно как убить, так и спасти, а Ван Кайе верил: главное в его жизни — дорогие люди. И он готов был защищать их любой ценой. Возможно, он слегка спятил на этих Островах? Возможно, безумие проникло и в него? А может, он всегда был таким, просто сам этого не замечал?.. — Спасибо, Джек. — Спасибо, Джексон. Два голоса слились в один, и он улыбнулся самой светлой и чистой улыбкой из тех, что возникали у него на Островах. — Не переживайте, парни. Прорвемся. — Пока ты нас ведешь, это точно, — ответил Джинён, искренне веря в сказанное, и Бэм согласно кивнул. Пара секунд тишины, мягкой, уютной, совсем не раздражающей, заполненной доверием, теплом и покоем, а затем Джексон поднялся, и за ним потянулись остальные — пора было подарить организму долгожданную подпитку. Рассевшись за столом, они накинулись на рыбу и овощи так, словно голодали неделю, и только Сирэль безразлично ковырял вилкой гарнир, положив подбородок на ладонь и задумчиво глядя в никуда. — А знаете, свежее всегда вкуснее разогретого, — вдруг подал голос БэмБэм. — Давайте попросим, пока мы здесь, приносить ингредиенты? А я буду готовить. — М-м, неплохая идея, — протянул маг, не меняя позы, из-за чего слова вышли смазанными. — Всё равно вы останетесь здесь, пока не вылечитесь, то есть минимум на неделю. Была бы неплохая плата за проживание. Парни стушевались. В прошлый раз они даже не задумались о том, чтобы как-то отплатить Сирэлю за гостеприимство, а за последние дни Джинён не раз спрашивал, что может сделать в благодарность, но получал лишь неизменное: «Учись усердно». А вот сейчас случайные слова больно полоснули по совести, и Джексон сразу же спросил: — Чем еще мы можем помочь? В благодарность за помощь. — Не стоит, я помогаю не ради оплаты, — отмахнулся Сирэль и наконец приступил к трапезе с таким видом, будто присутствовал на обеде у особ королевских кровей. — Но всё же. Мы хотим чем-нибудь помочь. — Мне не нужна помощь, хотя от готовки не откажусь: ненавижу тратить время на подобные мелочи. А если вам хочется сделать что-то в благодарность, ты, Джексон, можешь всё же научиться зажигать свет, уж поверь, это пригодится в любой ситуации и в любом мире, а ты, БэмБэм, мог бы изучить еще несколько полезных алхимических снадобий. — И снова всё в помощь нам, — рассмеялся Джинён, покачав головой. — Почему ты не просишь ничего для себя? — Потому что мне ничего не нужно, у меня всё есть. А того, чего я на самом деле желаю, дать мне не в силах никто, — тихо ответил Сирэль, и повисла звенящая напряженная тишина. Джинён попытался было взять друга за руку, но тот осторожно высвободил ее и потянулся за бокалом. Джи как никто другой знал, что в такие дни желание свести счеты с жизнью накатывает на Сирэля особенно остро, поэтому, несмотря на его вспышки ярости в «активные» периоды, любил их куда больше: видеть друга стоящим на грани могилы, полным желания сделать шаг вперед, было попросту невыносимо, но и помочь он ничем не мог. Знал, что это бесполезно. А потому решил сменить тему, чтобы хотя бы отвлечь товарища от мрачных мыслей. — А знаете, я решил продолжить изучать магию и в нашем мире, благо, оказалось, что это возможно, и раз нашу ману высвободили, обратно ее уже, скорее всего, не запечатать. Пусть это и будет лишь хобби, уверен, это будет здорово. — А я хочу попробовать силы в химии, — подал голос Бэм, решив помочь в благом начинании. — Не думаю, что она сильно отличается от алхимии, а опыты — это здорово! Да и носить в кармане какой-нибудь спрей или бомбочку будет полезно. — Это точно, — кивнул Джексон. — Без оружия лучше на улицу не выходить, мало ли что? Сколько историй было о том, как звездам сталкеры вредили, а порой и вовсе кислотой в лицо плескали! А у нас неадекватных фанатов хватает, проблемы с ними постоянно возникают — кто знает, что им в голову может в следующий раз взбрести? Лучше перестраховаться. Я, кажется, теперь нож даже во сне выпустить не смогу. — И не надо, с ножом спокойнее, — отозвался Джи. — Хотя на выступлениях точно придется разоружаться, к сожалению. Но если что, огненные шары всегда помогут, не переживайте. — Буду иметь ввиду, — усмехнулся Джексон, а вот Бэм резко сник. Парни напряглись. — Что такое? — осторожно спросил Джинён, чувствуя, что ответ ему крайне не понравится. — Честно говоря, я… — Бэм запнулся, крутя в руках вилку, а затем с силой ее сжал и, нахмурившись, пробормотал: — Я не знаю, как смогу вернуться на сцену. Каждый раз, как думаю о пении или рэпе, в памяти сразу тот зал возникает. И черт, эти крики в голове… Ощущение такое, словно я не пою, а кричу вместе с ним. Я не знаю, это… это тяжело. Очень. Я не хочу бросать группу, не хочу бросать рэп, это дело всей моей жизни, но… просто не знаю, как с этим справиться, как убрать его из моей головы! Джексон опустил голову, и стало ясно: его мысли не сильно отличаются, впрочем, Джинён и сам не знал, сумеет ли снова запеть. Вязкая, гулкая тишина окутывала зал вместе с напряжением, сомнениями и страхом, липким, холодным, как испарина на висках. Яркий свет десятков свечей мерно разливался по каменной кладке, переливаясь на золоте и тюле, такой неуместный, такой фальшиво радостный… Но Сирэль разрушил тишину — с тяжелым вздохом положив вилку, он повторил то, о чем говорил совсем недавно: — Пение для толпы — не то же самое, что пение для себя и для друзей. Просто попытайтесь, попробуйте спеть что-то в свое удовольствие. Сейчас у всех вас болит горло, вы периодически кашляете, так что песня точно получится ужасной, но это будет что-то домашнее — посиделки в кругу друзей с пением лишь для «своих», для тех, кто понимает вас и чувствует то же самое. Если не сможете спеть даже так, значит, эта часть вашей души окончательно сломалась, была уничтожена, и ее уже не исправить. Но если получится, уверен, вы сумеете вернуться на сцену. Вопрос лишь в том, хотите ли вы этого. — Я точно хочу, — кивнул Джексон, и Джинён последовал его примеру, а вот Бэм с силой закусил губу. Костяшки на пальцах побелели, и, если бы вилка была деревянной, она давно бы сломалась, но металл сломать было куда труднее. — Я не знаю… Простите, ребят, я просто не знаю. Я хочу петь, особенно с вами, но я боюсь. Боюсь, что опять услышу этот крик… Не знаю, как это побороть, не уверен, что получится. Мне просто… страшно. — И это говорит тот, кто готов был расстаться с жизнью ради друзей, — протянул Сирэль, и на него воззрились три пары раздраженных глаз, в одной из которых полыхнула ярость. — Неужто ты забыл урок? Если забыл, вспомни. Они не хотят тебя потерять, ты не хочешь потерять их, так разве твои страхи стоят того, чтобы забиться в темный одинокий угол и всю жизнь бояться сделать шаг навстречу? Или всё же рискнешь и выйдешь на свет, зная, что можешь обжечься, но переступая через собственные слабости? Ветер стучался в окна, бросая в них редкие листья, где-то далеко шумела река, унося прочь каждую секунду бытия. Облака лениво плыли по небосводу, обещая скорый дождь, а звезды постепенно тускнели, и яркое пестрое небо начинало затягиваться полотном мрака. Ярость уступила место острой благодарности, и Джинён улыбнулся. БэмБэм поджимал губы с минуту, комкая скатерть и сжимая вилку, а затем бросил ее и, подскочив, крикнул: — Да черта с два я сдамся! Всё, давайте! Прямо сейчас! Поём! Не знаю, что, но поём! Сирэлю! Он будет нашим зрителем! Он-то точно не безумный садист, хоть иногда и похож, так что, если не смогу спеть ему, значит, никому не смогу. Давайте! — Вызов принят, — усмехнулся Джексон, отставляя бокал с вином, а Джинён закатил глаза и уточнил: — Тогда что поём? — Давайте «Not by the moon», она не слишком быстрая, мелодичная, и рэпа там не много, — тут же отозвался Джексон. — Не хочу читать, почему-то настроение именно петь, так что захапаю твою партию, Бэм, а на тебя упадет весь рэп. Хотя у меня сейчас настолько хриплый голос, что бедному Сирэлю можно только посочувствовать. — Я слышал, как поёт Принц Разгула, Сангвин, когда напивается с Шеогоратом, так что меня уже ничем не смутить, — изящно махнув рукой, бросил маг, возвращаясь к ужину как ни в чем не бывало. — Ну, отлично, тогда давайте делить партии! — хмыкнул Джек, с благодарностью покосившись на мага, а Джинён подумал, что эта песня была выбрана еще по одной причине: ее не исполняли на Черном Чаепитии. Песни, исполненные там, спеть не смог бы уже ни один из них, это он знал точно… Настроение плескалось на самом дне, как придавленная корягой рыба, и попытки настроиться на артистичное пение плодов не давали, но зато получилось настроиться на простые домашние посиделки с друзьями, и это показалось неплохим началом. В уютном склепе одинокого колдуна друзья перебирали варианты исполнения, и настроение медленно ползло вверх, как всегда на подобных сборищах, а потому надежда отчаянно вскидывала голову, не желая сдаваться. Эти люди вообще разучились сдаваться, ощутив вкус собственной жизни и смерти… Пять минут, и вскоре Джинён первым вступил в игру. Горло свело судорогой, руки задрожали, он откашлялся, глотнул воды и, бросив короткий взгляд на друзей, зажмурился. «Всё в порядке, я пою для них, только для них. Для тех, кого люблю». Мягкая, нежная мелодия полилась из разрываемого болезнью горла — чуть хрипловато, чуть сипло, но так знакомо, что у парней защипало в глазах. В памяти вспыхивали чудовищные образы, смешиваясь с радостными, добрыми, светлыми, и постепенно последние начали побеждать — изгонять мглу. Голос Джинёна смешался с хриплым, но куда более чистым чем у него самого голосом Джексона, и ужас начал отступать, окончательно освобождая душу. Возвращался привычный трепет, желание радовать слушателей и просто наслаждение от того, как звуки переливаются через край, наполняя сердце светлыми, нежными, теплыми ощущениями. Он сам не заметил, как начал улыбаться и взял Бэма за руку. С другой стороны парня приобнял Джексон, и когда началась его партия, парни не замолчали, напротив, они попытались голосами создать подобие музыки, и Бэм невольно рассмеялся. — Эй, не халтурить! — возмутился Джексон и вернулся к пению, а Бэм, пробормотав: «Да, папочка», — наконец начал читать свою партию. Мелодия лилась рекой, заставляя настроение выбираться из могилы и тянуться к лучам весеннего яркого солнца, взошедшего наконец над зимой кошмарных воспоминаний. Пару раз Бэм сбивался, но парни сжимали его ладони, пихали в бок, дули в ухо, и Бэм, смеясь, продолжал. Заканчивали они все вместе, хотя первый припев БэмБэм проигнорировал, и по его улыбке стало ясно, что, несмотря на голоса, всплывавшие в глубинах памяти, петь ему всё же не противно, а значит, постепенно он сумеет преодолеть и этот барьер. Впрочем, как и все они, ведь они сильные — это была одна из истин, которую доказали им самим безумные Дрожащие Острова. И сила эта была куда важнее умения фехтовать или создавать огненные вихри… Тихий смех, веселый, радостный, но немного минорный, как, впрочем, и всегда в последние месяцы, огласил комнату, слившись с аплодисментами. Парни пихнули друг друга, подмигнули и разулыбались. Настроение каким-то чудом вернулось к отметке «неплохо», и Джинён почувствовал, как камень с души наконец-то рухнул. Они справились. Не оставили позади что-то безумно важное… — Это было ужасно, но лучше, чем пьяные трели Сангвина, так что браво, — усмехнулся Сирэль, протыкая вилкой кусочек рыбы. — Мы поем лучше Даэдрического Принца, парни! — притворно восхитившись, воскликнул Бэм. — Теперь точно нельзя бросать, ведь мы затмили полубогов-полудемонов! — Да еще как эффектно — болея! — добавил Джинён, и они рассмеялись. За окнами догорал закат, но уютная высокая башня, в которой многие отдали жизни ради будущего неизвестных им людей, сияла мерным огнем свечей и радовалась жизни. Впервые в ее стенах мечтали не о смерти, а о будущем, и Сирэлю показалось, что это не так уж и плохо — порой приглашать в свой дом тех, кто может превратить его из могилы в банкетный зал. Если, конечно, для этих людей захочется открыть дверь…