Там, где за слёзы платят смехом

— Что значит «не так быстро»?! — взвился Джексон. — Мы сделали то, что вы хотели! Отправляйте нас домой, немедленно! — А ты хочешь появиться на глазах у изумленной публики прямо в рваных доспехах, окровавленный, немытый? — притворно ужаснулся Шеогорат. — Вот это смелость! Конечно, вас, скорее всего, сразу же заберут стражи… как там они у вас называются? Полицейские? Но вам же так нравятся приключения! — Мы взяли с собой нормальную одежду, — вмешался Джинён. — И сейчас переоденемся, если позволите. — Пожалуйста, не стесняйтесь, — милостиво предложил Принц, поднимая посох, ставя его на ладонь нижним концом и начиная балансировать. — Мне ваши раны неинтересны, но зелья, равно как и всё прочее, придется оставить. Вот только вы так хотели избавиться от Островов, что наверняка не захотите брать на память сувениры? — Вот уж нет, — фыркнул Джексон. — Мне вот этого сувенира хватило! Он помахал в воздухе искалеченной рукой и начал бинтовать бок, а Шеогорат протянул: — Отлично, значит, минус один претендент! Кто-нибудь еще желает отказаться от награды? — Награды? — опешил БэмБэм. — А как глаза-то загорелись, о-ой, — лукавый голос и хитрый взгляд. — Но награда лишь одна, не буду же я разбрасываться ценными вещами, чтобы наградить каждого за столь великий подвиг? Тем более, вы ведь как одно целое, не так ли? Не передеретесь за дар Даэдрического Принца? — Да очень надо! — фыркнул Бэм, демонстративно отворачиваясь. — А вот и «минус два»! — провозгласил Безумный Бог. — Остался лишь самый корыстный. Ну что ж, вот, держи! Твоя награда! Идеальное попадание: дар тому, кто и так был мною изначально одарен! Трость вдруг упала на пол, но замерла вертикально, а в руках Принца появился длинный деревянный посох, неровный, темный, местами покрытый давно впитавшейся кровью, с вырезанными на вершине тремя кричащими головами. — Ваббаджек, — шокировано пробормотал Джинён, вспоминая этот артефакт. Уродливые картины прошлого взорвали сознание, желудок скрутило рвотным позывом, и он резко дернулся назад, но в то же мгновение посох настойчиво коснулся его ладони, заставляя взять себя. — От даров Даэдра не отказываются, — многозначительно протянул Шеогорат, и Джи, судорожно вздохнув, сжал пальцы. — Зачем нам эта дурацкая палка? — фыркнул Бэм, надевая рубашку. — Бить по голове прохожих? Больше она ни на что не годна! — Можно и так, если любишь оказываться в тюрьме за хулиганство, — пожал плечами Принц, начиная перекатываться с мыска на пятку. — А можно вспомнить, что любой вещи возможно найти применение, если немного подумать. Конечно, при условии, что есть чем думать. А красивые мальчики ведь обычно в детстве другие части тела развивают, не так ли? И зачем я подарил вам столь ценный артефакт! Будет пылиться в темном углу. Какой ужас… Ну что ж, тогда посмотрим, что же там хотел подарить мой несчастный, отравленный жизнью придворный маг, вдруг у него найдется что-то получше? Да наверняка! Он ведь в последнее время стал столь решителен, что это невероятно забавно! Так же забавно, как ты, Пак Джинён. А я люблю забавные вещицы… Ответить никто не успел: по щелчку пальцев Даэдрического Принца в комнате появился Сирэль, всклокоченный, нервный, явно бегавший туда-сюда, потому как его переместили прямо посреди шага, и он пробежал еще несколько, прежде чем остановиться. Вместе с ним переместилась небольшая стопка книг, связанных атласной белой лентой. — Живы! Прекрасно! — крикнул он и зарылся пальцами в собственные волосы, а затем закружился с огромной скоростью и, с силой продолжая тянуть светлые пряди вниз, забормотал: — Все расчеты, все теории, это всё так размыто, когда речь идет о людях, а не о формулах! А верить так сложно, так сложно! Сидишь как на иголках и не знаешь, сообщат ли тебе дурные вести, а если и сообщат, то когда? И надеешься на хорошие, а их всё нет и нет… Почему так долго?! Он резко замер прямо напротив ученика и покачнулся, ноги в высоких черных сапогах споткнулись одна о другую, и маг полетел вниз. Секунда полета, и его подхватили, чтобы поставить обратно, поморщившись от боли, но всё же не проронив ни звука — сейчас подобная мелочь казалась Джи абсолютно незначительной. Маг нахмурился, что-то пробормотал, его руки дрогнули, но упали вниз: залечивать раны победителей, даже единственного друга, ему явно было нельзя. Синие глаза ярко вспыхнули, губы скривились, белый сюртук, изукрашенный драгоценными камнями, безнадежно сбился, упав с левого плеча, но никто не стал его поправлять. — Так вышло, — пожал плечами Джинён, и маг всплеснул руками. — «Так вышло»! Я на стены готов был лезть, думал, конец! — Нет, это только начало, — протянул Шеогорат, ехидно усмехаясь, и Сирэль резко к нему обернулся. Грациозный, полный почтения и холодного расчета поклон, а затем заведенная за спину рука взмыла в воздух, и, повинуясь ей, книги перелетели на кровать. — Вот, твое учебное пособие, как я и обещал. А еще Лорд Шеогорат милостиво согласился позволить тебе взять с собой камень связи. Конечно, на таком расстоянии работать он не будет… но не смей оставлять его здесь. Просто не смей. — Спасибо, Сирэль, — улыбнулся Джи, застегивая рубашку. За эти месяцы парни заметно развили мускулатуру, и теперь худощавыми принцами их назвать было бы довольно сложно, ведь рельеф мышц недвусмысленно указывал на силу, скрытую под загорелой кожей. — Когда выучу все эти заклинания, попробую придумать свои. В конце концов, сдаваться, не попробовав — не наш стиль, так что я буду стараться. — Очень на это надеюсь, — усмехнулся маг. — Я тоже, кстати, продолжу заклинания оттачивать, — подал голос БэмБэм. — Они полезны. Никогда не знаешь, что случится, так что хорошо иметь козырь в рукаве. — Нечестно играть — это так хаотично! — всплеснул руками Шеогорат. Трость покачнулась, но привычно осталась стоять. — Поддерживаю. Хаоса должно быть как можно больше! А что может быть веселее, чем пойманный за руку шулер? — Мы не будем просто так использовать магию на людях, — поморщился Джинён. — Только в крайнем случае, если выбора не останется. — Кто знает, кто знает, сила, знаете ли, развращает… — Значит, будет еще один стимул вырабатывать силу воли, — хмыкнул Джек. — Кто же спорит? Впрочем, она у вас и так неплоха, раз вы не спрашиваете, жив ли Ауриэль. Слова камнем рухнули на воздух, придавив людей к полу. Все замерли. Джексон покачнулся и вцепился в край пиджака, Бэм закусил губу, Джинён печально посмотрел на Шеогората и прошептал: — Но вы ведь не скажете. И наверняка запретили Сирэлю говорить. Это наша кара, да? За отнятые жизни. — Слишком глубокий смысл ты ищешь, — хмыкнул Принц. — Кара? Я не караю людей, мне до их грехов дела нет. Я лишь подкидываю на их пути испытания. Справятся — молодцы, не справятся — ну что ж, бывает. Главное, они старались. А человек, который старался, навсегда останется в памяти других как сильный и смелый, достойный подражания герой, даже если он превратился в маленькую кровавую лужицу, не так ли? Джинён закрыл глаза. По телу пробежала едва заметная дрожь. Он понял, всё понял, и губы отчего-то вдруг расползлись в широкой, благодарной улыбке. Удар сердца, один, другой — так тихо, спокойно, уверенно… Всегда надо просто идти вперед, что бы ни случилось, неправда ли? Даже если хочется встать на колени, рыдая… Вот только жизнь — изменчивая штука, и в первую очередь надо помогать тем, кому можешь, а потому надо было как можно скорее решить еще один, наиважнейший вопрос. — Нина. Она в саду, связанная. Позаботьтесь о ней, хорошо? И, если можно, не прогоняйте из садовников, она хорошо работает, — тихо попросил Джинён, пытаясь заполнить пустоту в душе хоть чем-то, пусть даже это будут отголоски прежних эмоций. Сирэль закатил глаза, Шеогорат почесал бороду и протянул: — Всё интереснее и интереснее! Вы хотите помочь той, кто помогла вам, но при этом совершенно не беспокоитесь о других соотечественниках. Ой, какой эгоизм! — Просто всех оставить тут невозможно, — ответил Джинён, отстранено отметив, что голос Принца доносится будто сквозь вату, кажется чем-то лишним, ненужным… неуместным. А может, беспощадно верным? — И вы спешите возвести свою помощницу в ранг героя, чтобы выгадать для нее лучшее будущее! Что ж, я ей помогу! — Бэм и Джексон радостно воззрились на Принца и разулыбались, тот же поспешил стереть улыбки с их лиц: — Или нет. Проведем лотерею! Кому повезет, тот сможет остаться в городе, кому не повезет, пусть ищут себе другой дом: я зажгу маяк, как только вы уйдете, и возродившиеся Стражи мигом выметут сор из избы! Мне ведь, в отличие от вас, интереснее те, кого сюда призвал лично я: за ними куда интереснее наблюдать! Хотя их конфликты с вашими соплеменниками могут стать приятным бонусом. Вам ведь тоже нравятся конфликты, не так ли? Иначе с чего бы вам просить одарить лишь одного человека, зная, как его возненавидят все остальные? Вкрадчивый голос, лукавая усмешка, и парни потупились, в который раз поражаясь тому, с каких разных углов можно посмотреть на ситуацию, ведь Нину и впрямь могли затравить бывшие коллеги: возвысь ее Безумный Лорд, все поняли бы, что именно она причастна к изменению порядка, а значит, и к их изгнанию из безопасного города… — А почему нельзя всем помочь? — проворчал поправлявший пояс Бэм, отлично зная ответ, но не в силах промолчать. — А почему ты не отдаешь все свои накопления нищим? — и полная наигранного интереса улыбка, заставившая потупиться вновь, а затем игривое: — Людей много, прямо как тараканов! Разве уследишь, кто какие крошки растаскивает? Вот и приходится выметать их, пока всё не растащили! Вот и давайте-ка, сдавайте всё, кроме подарков! — А затем Принц обратился к Джинёну, смотревшему в пол, кусая губы: — Клык тоже сдавай, но знаешь, он ведь довольно верное создание, хоть по нему и не скажешь, так что не переживай, Сирэль о нем позаботится. Не так ли? — Несомненно, — кивнул маг, протягивая руки, и Джи поднял с кровати ножны, но внезапно замер. Отдавать артефакт не хотелось — нет, не просто не хотелось, это было… больно. Словно приходилось отдать верного друга, с которым прошел огонь и воду, предать его! Предать, предать, предать! Как же так можно?! Но если иного выбора нет, порой приходится даже идти на предательство, пусть сердце и рвется на кровавые лоскуты… «Прости меня», — мысленно прошептал Джинён, зная, что его услышат. «Ты был занятным хозяином, — ответил хриплый голос в глубине души. — Не пропадай». «В смысле? — озадачился Джи, но ответа не последовало, а потому он просто улыбнулся и подумал: — Ты тоже, что бы это ни значило». Ножны легли в протянутые руки, и с губ сорвался тихий вздох сожаления. Всё было неправильно, уродливо, искаженно, как в кривом зеркале, но это было, и от этого невозможно было ни спрятаться, ни сбежать, ни победить в сражении. Джексон поглаживал эфес шпаги, прощаясь с ней, а Бэм смотрел на свои заметно поредевшие запасы Звёзд и кусал губы, а затем тихо спросил: — Даже одну нельзя взять? На память! — Мы вас и так задарили, — отмахнулся Принц. — Правда, лишь одного из вас, а это несправедливо, но где же вы в жизни видели справедливость? Хотя ладно уж, раз ты так просишь, подарю кое-что еще — не память. Хаскилл, неси всё! Они справились с заданием без потерь, так что я просто обязан дать им какую-нибудь дополнительную безделушку! — Прошу, мой Лорд, — отозвался тихий голос мгновенно появившегося из ниоткуда человека в черном. — Раздай перстни, — повелел Шеогорат, и парни с удивлением обнаружили, что на серебристом подносе в руках камердинера стоит знакомая золотистая чаша с обвивающимся вокруг ножки змеем, а рядом лежат три одинаковых перстня. Крупный алый овал, на котором застыли в безмолвном крике три безумных серебристых лица, притягивал взгляд, словно обещая что-то… — Это подарок, — прошелестел тихий, вкрадчивый голос, и все невольно посмотрели на его обладателя, чьи глаза сейчас казались затягивающими воронками в бездну. — Дар Принца Безумия очевиден, как очевидно и то, что у его дара есть обратная сторона. Вы все мечтали об известности, о славе, но это такие мелочи. Талант — вот что определяет ценность человека искусства. Люди могут признать бездарность, не имеющую ничего общего с искусством, а могут презирать гения, творящего невероятные шедевры, просто потому, что тот мало кому известен или у него нет ноги. Что же я предлагаю вам в награду за ваш променад? Свой дар. О, нет, не волнуйтесь, ничего слишком уж страшного, лишь легкое расстройство, что вы уже обрели и теперь не сможете от него избавиться! Вот только если вы примете, на самом деле примете этот дар и наденете кольца в знак подтверждения этого, пробудится вторая сторона. Нечто очень важное, прекрасное, бесценное. Принять ли медаль, у которой две стороны, или пытаться бороться с даром, глотая таблетки, лежа в больницах, изводя себя неприятием своей сути с надеждой когда-нибудь затолкать собственную особенность подальше в душу, с глаз долой? А может, она и правда скроется? Затаится? Не будет мешать? Чтобы однажды выпрыгнуть неожиданно, как бешеный зверь, и разорвать так долго травившего ее хозяина… Что же выбрать?.. Джинён улыбнулся. Сердце бешено колотилось, дыхание рваными лепестками слетало с губ, ладони вспотели. Выбор был очевиден. И не из-за какого-то таланта, что обещали в награду, а просто потому, что самого себя Пак Джинён наконец-то принял и сейчас мог доказать это всему миру. Руки коснулись кольца, Джексон что-то крикнул, но он с улыбкой, счастливой, искренней, надел перстень на палец. Ничего не произошло, ни магических вспышек, ни дикой боли, лишь отчаянно захотелось создать из капелек воды в воздухе радугу, но такого заклинания Джинён, к сожалению, не знал. Пока не знал… Бэм судорожно сглотнул, глядя на счастливого, буквально сияющего друга, и подумал о том, что все эти приступы депрессии и кошмары по ночам не сумеет прогнать ни одна таблетка, не сможет растворить в небытии ни один психолог или психиатр, ведь они не были здесь, они не видели. Следовательно, можно попросту не тратить время на бесполезные занятия, сосредоточившись на том, что действительно важно — на музыке, на семье, друзьях и самом себе. А значит, пора принять произошедшее в этом мире, принять себя таким, каким стал в итоге… Резкое движение, и пальцы хватают перстень, а затем быстро, судорожно надевают его на безымянный палец правой руки, словно боясь передумать. Выдох. Бэм почувствовал такое облегчение, будто сбросил с плеч огромную ношу. «Вот он я, Канпимук Бхувакуль, такой, какой есть. Прошу любить и жаловать! Или отойти подальше. В конце концов, я такой, вместе со всем своим прошлым, настоящим и будущим. И есть люди, которые любят меня именно таким, а значит, гори оно всё синим пламенем! Я просто буду жить дальше, не пытаясь стереть из памяти то, что невозможно стереть. Пусть всё будет как будет, кошмары — это плата, а сила, которую я здесь получил, — награда. Всё правильно. Всё так и должно быть». Отчего-то в этот момент в голове вдруг замелькали рифмы, строки возможных песен, мелодии, и БэмБэм улыбнулся. Джексон смотрел на друзей и понимал, почему они так поступили, но не мог сделать того же, просто не мог! Ведь это значило бы признать власть на собой Безумного Бога — того, кого он ненавидел. Но почему-то сейчас, глядя в глаза Шеогората, бесконечно мудрые, смотрящие одновременно в прошлое, настоящее и будущее, он вдруг вспомнил улыбку Мин, ее смех, ее неуклюжее, но веселое пение — пение двенадцатилетней девочки, отказавшейся расти, застыв в возрасте семи лет, но наконец сумевшей сделать шаг вперед, в неизвестность. И ему показалось, что это стоило того. Ведь, в конце концов, может, он и не герой, но если есть шанс спасти ребенка, он им воспользуется, а пальцы… что ж, всё имеет свою цену. И детский смех тоже. Главное, он сумел его защитить… Подойдя к подносу, Джексон небрежно взял кольцо и надел его на палец, а затем бросил: — Вы не имеете над нами никакой власти. Мы спасли ребенка, это единственное, что на самом деле важно. — И этот мир, — вздохнул Сирэль, закатив глаза, а сползший с плеча сюртук наконец окончательно упал с руки, но этого словно не заметили. А Джексон подумал, что мир Шеогорат мог спасти и сам, но вот ребенка спасти он не мог. Просто не справился бы. И именно поэтому нужны были герои, что пройдут все круги ада, чтобы донести до девочки, не верящей в фальшь и сказки, одну простую истину — ты должен бороться за свое счастье сам, иначе ничего не выйдет, но, если есть рядом те, кто протянет руку помощи, сражаться будет в разы проще. И он наконец впервые улыбнулся Безумному Богу, развлекавшемуся за чужой счет, но не считавшему человеческие жизни бесполезным хламом. По крайней мере, сейчас Вану Кайе так казалось… — А теперь возьмитесь за чашу и… прощайте! — театрально взмахнув руками, повелел Шеогорат, и друзья в измятой, порванной местами одежде, подошли к подносу. Тусклый свет пробивался из маленьких окон, лишившихся защиты от ветра, что врывался в зал, насыщая его сладковатыми ароматами цветов из сада и ядовитой вонью краски. Лениво играя волосами всех, кроме Безумного Бога, ветер скользил по коже, зарывался в складки ткани, переливался на изящных нитях вышивки и путался в неровных швах заплат на истертой, некогда модной одежде. Золото чаши тускло светилось во мгле, и она казалась призраком слишком далекого, такого родного, но отчего-то столь непонятного теперь прошлого. Память услужливо подкинула радостные и грустные моменты такой чуждой сейчас мирной жизни, присыпая солью незакрывающиеся раны, а в душе начало расцветать бешеное, дикое, выматывающее волнение. Три сердца невольно замерли от предвкушения и страха, пальцы задрожали, но их сжали в кулаки, отгоняя постыдную слабость. Герои ведь не могут пугаться награды! — Прощайте, мой Лорд, Хаскилл, — улыбнулся Джинён. — Мы всегда будем друзьями, Сирэль, не забывай об этом. И спасибо за всё. — «За всё», заметь, — усмехнулся Шеогорат, обращаясь к магу, и тот поморщился: — Я не буду прощаться. Просто пожелаю удачи. — И тебе, — кивнул Джинён. — Точно, удачи, — отозвался БэмБэм и добавил: — Ну и… знаешь, я тебя всё-таки простил. Маг лишь пожал плечами, показывая, что в прощении не нуждается, и Бэм прыснул. — Вот же ты язва! А вот всё равно: прощаю! — И я тоже, — кивнул Джексон, а затем все трое коснулись чаши. Дыхание замерло на губах, сердца забились с бешенной скоростью в ожидании. Вот только чего? Чуда или же приговора? — Улыбайтесь чаще, — прошептал Сирэль. — Искренне. — Прощайте, — равнодушно проговорил Хаскилл. — И да пребудет с вами истинный хаос! Вкрадчивые, полные скрытого намека слова Безумного Бога были последним, что уловило сознание перед падением в бездну. А затем темнота, тишина и черное Ничто, растворявшееся в Нигде, заполненное светом мириада звезд, тонущее в красочном хаосе бесконечности. Вечность заполняла всё их существо, распыляла на атомы, но собирала заново, показывая, сколь много миров сокрыты в бездне за пределами скудного понимания смертных… Друзья упали так неожиданно, что не успели сгруппироваться и попросту повалились на грязный асфальт, но тут же вскочили, готовые отразить любое нападение, вот только нападать было некому: они стояли посреди замусоренного тупикового переулка, рядом с мусорными баками и огромной лужей. Впрочем, их вид этому месту как раз соответствовал: всклокоченные, грязные, окровавленные, с начинавшей пробиваться щетиной, в изорванной мятой одежде, некогда модной, а сейчас больше напоминавшей половые тряпки, и красивых ботиках, не пострадавших от времени, поскольку их не использовали — ботинках, будто снятых с богатых прохожих бомжами-грабителями. Бэм прыснул, держась за бока и согнувшись пополам, Джексон хмуро оглядывался, Джинён морщился, прижимая к груди бесценные книги, крепко держа в одной руке Ваббаджек, а в другой — камень связи, который он отчаянно боялся потерять. Таинственного кубка же нигде не было, но его и не искали — он вернулся на свое место, чтобы, возможно, однажды снова кого-то похитить… — Да! Мы это сделали! — наконец возликовал Бэм, вскинув руки, правда тихо: кричать его отучили уже давно. — Мы выбрались! Спаслись! Всё, обязательно набью себе татуху «Покоритель Островов»! — Тогда уж «победитель», — фыркнул Джек. — Покорить их вряд ли возможно, разве что уничтожить, и то не факт. — Тоже верно. И «победитель» звучит отлично! А еще набью какой-нибудь тематичный знак, пока не знаю, какой! — Гриб, — хмыкнул Джексон, и они негромко рассмеялись. Никто еще не знал, что через год Канпимук Бхувакуль сделает напротив сердца тату с тремя кричащими лицами и витиеватой фразой «Победитель Островов», но не в качестве трофея, а как дань памяти тем, кому повезло меньше. Вот только одного человека происходящее не слишком обнадеживало. Осматриваясь по сторонам, карие глаза выискивали признаки обмана, и наконец, когда друзья закончили обсуждение ерунды, он пробормотал: — Надо понять, точно ли мы попали в наш мир, а то от Лорда всего можно ожидать… — От «твоего» Лорда, — протянул Бэм язвительно, закашлялся от проникших слишком глубоко в легкие выхлопных газов и поморщился. — От нашего, — парировал Джинён с коварной ухмылкой, недвусмысленно показывая другу перстень на безымянном пальце правой руки. Бэм фыркнул, но от дальнейших препирательств их спас Джексон: — Значит, надо просто выйти из подворотни и посмотреть на вывески. — Не только, — поморщился Джи, пряча камень во внутренний карман пиджака и тщательно удостоверяясь в его надежности. — Я тщательно обдумал всё еще на ферме, и у меня есть план. — Выкладывай, ты же наш стратег, — усмехнулся Джексон, и стало ясно: ничего не изменилось, роли не поменялись, равно как и отношения. Всё осталось прежним, сменились лишь декорации, мишура, о которой можно не волноваться. Джинён улыбнулся. — Значит, так. Мир может быть лишь похож на наш, так что необходимо поговорить со знакомыми, причем с самыми близкими. Ваши родители далеко, так что предлагаю пообщаться с моими, но на своей территории: позвоним им и пригласим в мою квартиру, она ближе всех от этого места, ведь, судя по тому, какие вывески я отсюда вижу, нас вернули почти туда, откуда забрали, только не внутрь помещения, а рядом с ним. — А можно ко мне? — всполошился Бэм. — Знаю, до моей квартиры идти гораздо дольше, а в транспорт лезть… черт, совсем не хочется, тем более, пока не поймем, дома ли мы! Но у меня кошки… Надо их проверить, понимаете? Как они там без меня? Всё ли в порядке? — Боюсь, их давно забрали, — пробормотал Джинён, но, поймав потерянный взгляд друга, сдался: — Впрочем, ладно. Вдруг не забрали? А так мы сможем получше осмотреть город. Но идти далеко, а мы устали. Все справятся? — Я справлюсь, — с готовностью кивнул кошатник, не пытаясь скрыть отчаянную надежду. — Куда ж я денусь, — хмыкнул Джексон, не разделявший столь страстную любовь друга к пушистым хитрецам, но понимавший его беспокойство. — Тогда решено. Идем к Бэму, вызваниваем моих родителей, если они действительно те, за кого себя выдают, звоним парням из группы, друзьям, а потом топаем в полицию, чтобы заявить, будто нас похитили. Но это мы с вами уже обсуждали: нас похитили, заманив на склад обещанием продать мистическую безделушку, которую хотел получить в подарок Бэм, вырубили распыленным наркотиком, заставляли сражаться на арене за свои жизни в гладиаторских боях, а после победы нашей команды в качестве награды отпустили, и мы понятия не имеем, ни где нас держали, ни кто, поскольку перед тем, как бросить нас в этом переулке, они нас вырубили. Доказать, что мы убивали, они не смогут, значит, бояться нечего, просто будем это отрицать, настаивая, что ограничивались ранениями, так нас не смогут посадить. Звучит как бред, но хотя бы более правдоподобный, чем похищение божеством иного мира ради спасения безумного царства. Нас в дурку отправят, если мы что-то подобное ляпнем, так что не забывайте детали легенды и не попадитесь… — Знаем, знаем, — отмахнулся БэмБэм. — Сто раз повторяли, даже репетировали! Зря, что ли, мы артисты? Справимся! — Не сомневаюсь, главное — не расслабляться. Но раз со всем разобрались, идемте. Джексон кивнул и первым выглянул из переулка. Машины гудели, люди сновали туда-сюда хаотичными толпами, радостно улыбались с плакатов лица фотомоделей, призывно звучала где-то неподалеку знакомая мелодия огромного торгового центра. И вдруг Бэм, заметивший напротив магазинчик с сувенирами, пробормотал: — Куплю себе кучу сюрикенов. Думаю, их бросать ненамного сложнее, чем Звёзды, а оружие всегда пригодится. — Это точно, — кивнул Джексон. — Я без ножа себя чувствую как… будто голый! Кошмарное ощущение. Хоть сейчас беги в супермаркет за первым попавшимся кухонным, пока нормальный не смогу купить. — Если что, я прикрою магией, но оружие точно стоит купить, — кивнул Джинён. — Без ножа как без рук, а о том, чтобы соваться в общественный транспорт, даже думать страшно… Кошмар, что с нами эти Острова сделали! — И не поспоришь, — фыркнул Бэм. — Но вот насчет магии не уверен. Давай-ка сначала проверим, прежде чем куда-то топать. Все трое проверим. — Хорошее предложение, — кивнул Джи, и парни вернулись к мусорным бакам в глубине. Резкая вонь не вызывала ни желания поморщиться, ни слез на глазах, ее вообще словно не заметили, а полумрак и тишина переулка отчего-то казались куда более привлекательными, нежели гул толпы. Парни сосредоточились, сделали выверенные, идеально заученные пассы руками и прошептали магические формулы. На этот раз заклинание далось с таким трудом, что на лбу невольно выступили капли пота, но огненный шар, довольно крупный, всё же разгорелся на ладони Джинёна. Бэму не так повезло, его огненный снаряд оказался куда меньше, а Джексон и вовсе не смог зажечь свет, впрочем, этого на дорогу домой должно было хватить, вот только… — А теперь за кухонными ножами, — скомандовал Стратег, и Избранные Шеогората поспешили в ближайший супермаркет, точно зная, что иначе спокойно до дома они не дойдут: слишком сильно грызла душу неясная тревога — тянущее, тяжелое чувство, от которого, они знали, вряд ли получится избавиться. К счастью, деньги и прочие личные вещи им удалось сохранить нетронутыми, а потому покупка не стала чем-то невероятным, вот только гудение машин, толпы народу и жуткая суета дико раздражали, заставляя мечтать закрыть глаза и оказаться в поле с потрясающе чистым, наполненным ароматами трав воздухом, а затем посмотреть на горы вдалеке и улыбнуться… Город давил. Пропитанный выхлопными газами воздух рвал легкие, периодически вызывая кашель, в каждом прохожем виделась скрытая угроза, заставляя шарахаться от них как от прокаженных, а внезапные сигналы автомобилей и общий грохот бешеной жизни одновременно вызывали ностальгию по бурному прошлому этого мира и желание вернуться в иной, такой тихий и неторопливый. Но здесь же были друзья, родные, значит, этот мир априори лучше! И здесь никто не попытается их убить! Но всё же… Вооружившись кухонными ножами, парни заткнули их за пояса, спрятав под пиджаками так, чтобы легко достать в случае чего, а Бэм долго язвил по поводу шокированной продавщицы, с нескрываемым подозрением продавшей три ножа оборванным окровавленным парням, вот только пора было двигаться дальше, и он вскоре умолк, ведь наступила его очередь высматривать опасность. Путь был долгий, изматывающий, куда более напряженный, чем путешествия по полям и лесам, поскольку здесь опасность мог представлять любой человек в толпе, и это вызывало практически приступы паранойи. В каждом прохожем виделся враг, каждое резкое движение вызывало желание встать в защитную стойку и приготовиться к бою, а в душах медленно, но верно, будто снежный ком, нарастала паника. Дышать было нечем, головы разболелись, сердца бились так бешено, будто парни пробежали марафон на скорости спринтеров — казалось, еще немного, и они просто не выдержат! Но они выдержали. Смогли. Справились. Темный холл квартиры БэмБэма встретил их пустотой, тишиной и одинокой запиской, прикрепленной к зеркалу: «Бэм, твои кошки у меня. Если вернешься… Когда вернешься! Позвони. Они по тебе скучают. Мы все скучаем, слышишь? Возвращайся скорее! Джебом». Паника отступила, накатила апатия и желание обнять весь мир, пульс начал выравниваться, сбившееся дыхание — восстанавливаться. Они рассмеялись, чувствуя, что всё становится куда проще, куда легче, куда понятнее, ведь только их Джебом мог написать что-то подобное, и потому Бэм сразу кинулся звонить ему, подключая телефон к зарядному устройству, но Джинён его перехватил. Выхватив мобильник из рук парня, он резко нахмурился и съязвил: «Вернулся, и сразу все планы стали не важны?» Бэм опустил взгляд, закусил губу и поднял руки, сдаваясь. «Прости, просто… кошки». «Лучше матери позвони», — фыркнул Джексон, и парни разбрелись по разным комнатам, вооружившись выданной хозяином квартиры техникой — каждый отправился звонить своим родителям, чтобы понять, правда ли это родной мир… и не похоронили ли их еще самые дорогие люди. БэмБэм смеялся. Много. Долго. Звучно. Словно готов был полностью лишиться кислорода, лишь бы не потерять это чувство — возвращение к дорогим людям. Мать включила видеосвязь, мгновенно соединив всю семью в один чат, и из комнаты лились звуки женских слез и мужского смеха. Канпимук Бхувакуль пообещал, что скоро приедет домой. Джексон говорил тихо, подавлено, словно извинялся за причиненные неудобства, но вскоре понял, что его никто ни в чем не винит, и начал говорить всё быстрее, быстрее, рассказывая матери, как сильно ему помог спорт, любовь к которому она прививала ему с самого детства, как выручили его ее уроки и тренировки, а точнее, заверения в том, что сколь бы сложной ни была тренировка, она обязательно принесет свои плоды, надо лишь дождаться. Джинён смеялся сквозь слезы, не зная, что чувствует, просто радуясь тому, что вернулся, и желая вырвать сердце из груди, чтобы оно перестало наконец болеть. Но родители и сестры, рыдавшие навзрыд на том конце провода и постоянно переспрашивавшие, точно ли он в порядке, цел ли, не нужно ли вызвать «скорую», делали груз на душе намного легче. Разговоры завершились нескоро, а приехать родные Джинёна не смогли — все они были у родственников в другом городе, но тут же заказали обратные билеты и на следующий день должны были вернуться. Повесив трубку, он молча смотрел на белый, ничем непримечательный потолок, пытаясь отыскать паучков, бегущих по своим делам, но их здесь попросту не было, и ощущение давящей неправильности вместе с облегчением прочно поселилось в душе. «Звони насчет кошек», — крикнул Джексон, бросая телефон БэмБэму, связывавшемуся с родителями через ноутбук, а оба своих мобильника одолжившего друзьям, благо, говорить можно было прямо во время подзарядки. И Джинён подумал, что наконец-то всё вернулось на круги своя: они дома, на родине, смогли поговорить с родными… вот только они изменились, и ничего уже не будет как прежде. Он осознал это еще тогда, в переулке, отчаянно паникуя в отсутствие верного Клыка Дагона. И, наверное, им никогда уже не стать прежними, да и нужно ли это? Отчего-то ему казалось, что нет. Он не хотел возвращаться на старт, пройдя столь долгий путь, даже если от воспоминаний о нем сердце сдавливали раскаленные щипцы. Но, может быть, когда-нибудь у него получится найти баланс между чувством вины и желанием стать счастливым?.. Бэм влетел в комнату с воплем радости, сообщая, что Джебом был дома и уже везет ему кошек, а по пути вызвонит остальных парней, и скоро все будут здесь. «Не вышло встретиться с твоими родителями, зато с парнями увидимся!» И стало ясно, что Бэм уже поверил в реальность этого мира, но не может нарушить заранее заготовленный план. Джинён рассмеялся. — Да ладно, ладно, мы все уже поняли, что попали домой, не переживай. Пусть Джексон идет в душ, ему надо раны обработать, у него они самые серьезные, потом моя очередь, а ты последний, потому как у тебя ран вообще нет, ты зелье выпил. — Пришлось, — поморщился Бэм и, не желая продолжать разговор на эту тему, не желая вспоминать, как под конец в который раз ошибся, помчался в спальню, искать одежду друзьям. Джексон закрылся в ванной минут на двадцать, а вышел посвежевшим, распаренным и удивительно счастливым. Впрочем, причину его счастья Джи очень скоро понял, самолично оказавшись под струями горячей воды, с хорошим шампунем вместо еле пенящегося мыла и чистой одеждой, которую не нужно было стирать вручную. Бинты и пластырь из аптечки Бэма были изъяты подчистую, и парни порадовались, что сам хозяин квартиры вылечился еще до отправки домой, вот только тот в восторге от этого явно не был и говорил, что это нечестно, быть единственным целым бараном в пощипанном волками стаде, но его никто не слушал. Оказалось, что у Джексона на левом локте довольно серьезный, правда, небольшой ожог, а также множество царапин, синяков и колото-резаных ран, к счастью, неглубоких, разве что на левом боку красовался длинный и прежде обильно кровоточивший порез, сейчас покрывшийся кровавой коркой, благодаря чему решено было не ходить в больницу, по крайней мере, до встречи с друзьями; у Джинёна же обнаружился тот же самый набор, разве что без ожога и большого пореза, и оба пожалели, что нельзя было выпить перед отправкой зелье, всё же Джексона, как бойца ближнего боя, в тот день ранили слишком часто, потому он использовал чересчур много снадобий здоровья, а Джинён постоянно пил зелья маны, а значит, отравление было где-то совсем рядом. Бэм же отделался меньшим количеством ранений, да и ману тратил не так сильно, потому мог позволить себе еще парочку склянок, но чувства гордости у него это не вызывало, напротив, он жалел, что так оплошал в конце, вот только если пару месяцев назад непременно бы впал в самобичевание надолго, сейчас решил отнестись ко всему философски и просто смириться с тем, что ловкости ему пока недостает, а значит, надо продолжать упорные тренировки. Все трое знали: программу тренировок, придуманную Ауриэлем, они ни за что не бросят, потому как тело в любом мире надо держать в форме, иначе враг сможет воспользоваться твоей слабостью, и это казалось настолько же естественным, как необходимость дышать. Сидя в спальне, босые парни, одетые в спортивные штаны и футболки, смотрели на привычную обстановку и невольно прижимались друг к другу, будто боясь остаться в одиночестве, вспарывающем души осознанием необходимости возвращения старых привычек, сгинувших в небытие, но мерное молчание, заполненное невеселыми думами, давило. Обычно им было комфортно молчать друг с другом, но не здесь, не сейчас, не в такой момент — не на распутье. И Джексон, вдруг поёжившись, пробормотал: — Черт, Бэм, я не знаю… Ты хочешь один остаться? Я как подумаю, что надо вернуться домой… Да, я не один живу, с другом, но, чёрт… Как спать, не положив нож под подушку?! Я с ним даже в ванной расстаться не смог, меня аж передернуло от мысли, что придется его за дверью оставить! И обычная жизнь… Меня не поймут. Я всё думаю, думаю, и чем больше думаю, тем яснее понимаю, что он не примет всех моих странностей! Потому что он не видел. Он не поймет. А смотреть в полные жалости глаза… Нет, надо съезжать. Но и одному оставаться… Черт, как подумаю, что останусь один в пустой квартире, а за окном будет гудеть, выть, жужжать что-то, мне аж плохо становится! Короче. Я сейчас внесу предложение, а вы подумайте. Может, съедемся? Знаю, это больше похоже на попытку убежать от реальности, спрятаться в кусты, но ты ведь сам говорил, Джи, на всё можно смотреть с разных сторон. И я точно знаю, что, сидя в пустой квартире, куда больше изведусь из-за волнения о вас, чем из-за грохота. Не хочу выпускать вас из поля зрения, мало ли что… — Я тоже не хочу, — поморщился Джинён. — Тем более, нож не всегда будет под рукой, а вот магия всегда при мне. И съехаться… Мы столько времени жили в общежитии всей группой, что нам это надоело, потому и разбежались, хотелось личного пространства, но вот сейчас в него возвращаться никакого желания нет. Там пусто, одиноко… там нет вас. А у меня ощущение, что если вас не будет рядом, кислород исчезнет. Ты уже один раз ушел, Джек, и… я не могу, просто не могу и не хочу. Так что я «за», всеми руками и ногами. — А мои кошки? Вы не будете против них? — осторожно спросил Бэм. — Я тоже только «за» идею совместного проживания, мне с вами спокойнее и легче, а то и правда, когда Джек ушел… Но кошки! — Да что ж мы, изверги какие, твоих пушистых изгонять? — фыркнул Джексон, чувствуя, как с сердца падает гигантский камень. — Аллергии у нас нет, так что будем жить толпой, опять всемером, только на этот раз с четырьмя котофеями вместо людей. Бэм прыснул и с облегчением провел ладонью по лицу. — Спасибо, парни. Я просто правда безумно их люблю. — Знаем, — кивнул Джинён и потрепал друга по волосам, а Джексон, сидевший в центре, крепко обнял друзей и прижал к себе. Положив подбородок на макушку Джи и закрыв глаза, он тихо спросил: — Ну так что, съезжаемся? — О, да, — кивнул Бэм. — Но нам понадобится квартира побольше, чтобы у каждого была своя комната! А пока можно и у меня перекантоваться. — Отличный план, дорогая кухарка, — подколол друга Джи. — Побольше уважения, если хочешь, чтобы мастер Бхувакуль и дальше вам готовил! — ехидный взгляд и коварная ухмылка. — Я, как истинный шеф-повар, требую уважения к своему мастерству! Они рассмеялись, чувствуя, как часть страхов разлетается на осколки, и дышать становится намного легче, а комната с огромной кроватью уже не казалась чем-то чуждым, непонятным, начиная понемногу дарить уют. Трель дверного звонка раздалась неожиданно, как гром среди ясного неба, и парни, нервно дернувшись от непривычного, пусть и хорошо знакомого звука, поспешили открыть. Напряжение вмиг захватило души, сдавливая их тисками неуверенности, волнения и отчаянной надежды. Дверь распахнулась. Все были здесь: Джебом, растерянный, с красными глазами, но улыбавшийся от уха до уха, Марк, с не менее красными глазами, готовый бежать хоть на край света, лишь бы проверить, как друзья — его вырвали прямо с репетиции, но он об этом совершенно не жалел, Ёндже, робко улыбавшийся, будто не смея поверить в чудо, и Югём, теребивший рубашку так сильно, что нижняя пуговица оторвалась и исчезла, никому уже ненужная, одинокая, брошенная… — Живы! Живы, чтоб вас! — закричал Марк, кидаясь на шею Бэму, и тот похлопал друга по спине, сдавленно захрипев: — Задушишь, член секты Тугов! — Да плевать, главное, ты живой! — блеснул нелогичностью Марк и кинулся обнимать Джексона. Хриплый стон стал ему наградой, равно как и мгновенно выступившая на футболке кровь. Все замерли. — Что… Что это?.. — едва слышно пробормотал Ёндже. Округлившиеся глаза, полные панического ужаса и неверия смотрели с каждого из четырех лиц на медленно расползавшееся по белой ткани уродливое багряное пятно — маленькое, незначительное, но скрывавшее под собой боль дорогого человека. — Травмы, — поморщился Джексон, махнул рукой, приглашая парней войти, и двинулся в зал. Светлая комната, такая родная, привычно уютная, но запущенная, покрытая слоем пыли, вызывала одновременно и радость, и тянущее, монотонное чувство вины, но гости, казалось, не замечали странностей помещения, в нетерпении ожидая рассказ. Они занесли переноски с кошками, выпустили зверей, тут же кинувшихся к хозяину, и пока Бэм возился со своими мохнатыми сокровищами, парни расселись на полу, теребя одежду, зарываясь пальцами в волосы, кусая губы — их явно разрывало от желания услышать правду, вот только та была слишком опасна, и потому Джинён решил пойти по пути наименьшего сопротивления — рассказать сказку, лживую, но куда более реалистичную, чем фантастическая правда. Вот только он никак не ожидал, что эта сказка вызовет столь резкое отторжение, неприятие, возмущение. Марк и вовсе ударил кулаком по полу, а затем крикнул: — Ты нас за дурачков держишь? Да мы вас как облупленных знаем! Видно же, что вы врете! Что на самом деле случилось, где вы были? Кто с вами это сделал? Порой ложь во спасение просто не срабатывает, и что же тогда делать? Они синхронно вздохнули и переглянулись. Бэм один раз моргнул, Джексон отвел взгляд в сторону, но тоже моргнул, говоря, что он сомневается, но согласен с решением Бэма, и Джинён, поморщившись, потер пальцами переносицу. — Это сложно объяснить. То, что с нами произошло, куда более странно и необычно чем наша версия для полиции. Нас запихнут в психушку, если мы расскажем правду властям, так что не уверен, будете ли вы… — Джинён, мы ваши друзья, — перебил его Джебом. — Неужели ты думаешь, что мы можем вам не поверить? — А в такое поверить практически невозможно, — вздохнул Джи, но вдруг почувствовал привычную абсолютную апатию и, махнув рукой, бросил: — Мы попали в другой мир, мир магии, и там пришлось попросту выживать, пока не нашелся способ вернуться домой. Повисла тишина, звенящая, напряженная, полная растерянности и непонимания: друзья видели, что он не лжет, но поверить в такое?.. В три сердца разом вонзились осколки чужого неверия, заставляя терять кровь и искать поддержки у тех, в ком больше никогда не усомнятся. Привычный обмен взглядами, и стало легче, ненамного, но этого хватило, чтобы взять себя в руки и успокоиться. — Ладно, покажу доказательство, — пожал плечами Джинён, вставая, а Бэм, тут же подскочив, крикнул: — Подожди! Помнишь, мы фоткались у гриба в первый день? Давай с этого начнем. — Перестраховщик, — тяжкий вздох и понимание во взгляде, а БэмБэм тем временем открыл на телефоне последние фото, демонстрируя, как Джексон лихо ловил рыбу и как парни позировали на фоне гигантского гриба. — Больше похоже на декорации, — пробормотал Марк, вот только уверенности в его голосе не было. — Такого просто не бывает. Бэм насупился, но от потока сарказма и обвинений в недоверии всех спас хмурый, как предгрозовое небо, Джинён. Пасс рукой, и на ладони вспыхнул небольшой, но явно не собиравшийся исчезать огненный шар. Пламя дрожало, клубилось, озаряя комнату вокруг рассеянным мягким светом, а впервые встретившиеся лицом к лицу с невозможным певцы во все глаза смотрели на невиданное чудо. Чудо, в которое просто невозможно было поверить. Как же так, неужели фантастическая история — не выдумка, и магия в этом мире всё же существует?.. Марк, резко вскочив, с бешеным взглядом, полным неверия и отчаянной надежды, рванулся к другу и схватил того за руку. — Обожжешься! — крикнул тот и резко дернул руку назад, мгновенно заставляя шарик исчезнуть, но Марк, снова схватив его за ладонь и начиная ее разглядывать, забормотал: — Это же фокус? Какой-то фокус, да? Огонь же не может из воздуха взяться, не может! Как ты это делаешь? — Это магия, причем простейшая, — поморщился БэмБэм, а Джексон тяжело вздохнул и пожал плечами, словно сообщая: «Ну, я же говорил!» И лучшие друзья печально кивнули ему в ответ. Диалоги без слов за последние месяцы стали нормой, но парни и не подозревали, насколько сильно это поразит остальных участников группы. Те переглянулись, словно спрашивая друг у друга, что происходит, но задать вопрос вслух не решились — поняли, что за эти месяцы произошло нечто, сильно изменившее и их друзей, и отношения между ними, а значит, не стоит ждать от них чего-то привычного — придется заново их узнавать. — Но всё-таки… Какая магия? Ну правда? — простонал Марк, ощупав ладонь и предплечье Джинёна миллиметр за миллиметром. — Настоящая, — закатил глаза тот, старательно подавляя накатывавшее волнами яростное раздражение, но раз за разом повторяя себе, что обвиняли во лжи его, а не друзей, ведь показывал чудо и сообщил правду именно он, значит, надо держать себя в руках изо всех сил. — Я покажу еще раз, но не трогай сам шар: он очень горячий. Смотри, но не приближайся. Только мне надо сначала пасс сделать, иначе магические контуры не замкнутся, так что сразу меня не хватай. — Ну, о'кей, — пробормотал Марк с сомнением, и его товарищ взмахнул рукой, после чего на ладони сразу же загорелся небольшой рыжеватый шарик. Парень схватил друга за предплечье, ощупал ладонь снизу, а затем ткнул указательным пальцем прямо в рыжий манящий бочок яркой сферы. Короткий вскрик и ругань, последовавшие за этим, заставили всех троих закатить глаза и покачать головами, но они этого ждали, а потому нисколько не удивились, в отличие от тех, кто видел магию впервые. Товарищи подскочили к Джинёну, осматривая его ладонь, но не решаясь повторить подвиг Марка и коснуться живого пламени, а удивленные взгляды постепенно переходили в восторженные, и маг, последовав непонятному порыву, другой рукой направил на шар небольшое количество воздуха. Огонь затрепетал, будто шелковый занавес на ветру, и языки его рванулись в сторону, создавая прекрасный цветок. Воздушный поток переместился вниз, следуя за ладонью фокусника, и шар, сместившийся на раздвинутые пальцы, обернулся крошечным костерком, живым, трепещущим, нежным и прекрасным — смертельно опасным, как укус кобры. — Чудо… Настоящее чудо! — прошептал Ёндже, а затем вдруг громко, пронзительно рассмеялся. Друзья, отвыкшие от его смеха, невольно передернули плечами, но улыбнулись — им нравился его смех, такой узнаваемый, такой уникальный, неповторимый, единственный в своем роде. — Серьезно, другой мир? — пробормотал Джебом, восторженно глядя на шарик, а затем схватил со стола записную книжку, вырвал листок и ткнул его углом в пламя. Джинён раздраженно фыркнул, но Бэм пробормотал: «Спокойно, Джи, спокойно», — и тот глубоко вздохнул, явно с трудом сдерживаясь от желания запустить шариком как минимум мимо уха товарища. Всё же Бэм и Джексон тоже говорили об ином мире, а значит, и их обвиняли во лжи… Но надо было снова учиться держать себя в руках, да и пугать товарищей не хотелось, не говоря уже о том, чтобы причинять им боль, а потому, хоть и с трудом, Джинён всё же сумел заставить столь родную ярость утихнуть. На всё это понадобилась лишь пара секунд, за которые магическое пламя обратило угол бумаги в пепел, быстро расползаясь по всему листу. — Вот черт! — вскрикнул Джебом, когда пламя почти коснулось его пальцев, и выронил остатки листа, а Джинён сразу же погасил огонь. На пол упал совершенно безобидный пепел. — Получается, вы теперь как Гарри Поттеры, только без палочек? — протянул Югём. — Бэм, а ты можешь что-то такое сотворить? — У меня хуже получается, маны меньше, — поморщился парень, но всё же прошептал заклинание, залившее комнату ярким белым светом. Восторженный вздох стал ему наградой, и Бэм довольно ухмыльнулся. Странное чувство расцветало в груди — радость от того, что магическое искусство может нести не только смерть, но и веселье, вместе с осознанием неправильности происходящего, ведь это не фокусы, а средство выживания… — Расскажете подробнее? — уточнил Джебом, усаживаясь на пол. — Что всё-таки с вами случилось? Что за мир, что вы там делали, как очутились? И как научились колдовать? И откуда раны, вы вообще в норме? Вам не сильно досталось, надеюсь? — Это долгая история, — вздохнул Джексон, и у него заурчало в животе, а Бэм тут же подскочил: — Сейчас что-нибудь приготовлю!.. Стоп, а здесь из продуктов хоть что-то осталось? — Вот что пять месяцев без цивилизации делают, — подколол его Югём, — превращают буйного парня в домохозяйку, хлопочущую, как курица-наседка. Сейчас пиццу закажем, повариха! — Домашнюю похлебку пиццей не заменишь, особенно если удалось мясо ревшига добыть, — со знанием дела хмыкнул Бэм, вспоминая любимое блюдо. — А уж если его еще и запечь на второе с овощами… — Прекращай, я сейчас слюной захлебнусь! — простонал Джексон. — Ревшига еще попробуй поймай, юркий, зараза! Деликатес, чтоб его… Вкуснее мяса в жизни не пробовал! — Ага, главное, самому не стать его деликатесом, — хмыкнул Джинён, непрозрачно намекая на тот случай, когда двуглавое нечто, отдаленно напоминавшее пса размером с пони, чуть не оттяпало Джексону ногу. — Я выкрутился, — ухмыльнулся тот и показал другу язык. — Ребят, мы ничего не понимаем, — осторожно вставил Ёндже, обнимая подушку и укладывая на нее подбородок. Сейчас он был похож на огромного плюшевого медведя, несчастного, брошенного маленькой хозяйкой на лавочке парка, и друзья невольно рассмеялись, но тут же посерьезнели. — Долгий рассказ. И не самый приятный. — Но мы ведь с вами, — улыбнулся Джебом. — Значит, наверное, вы сможете всё это вспомнить? — Пожалуй, — ответил Джек, пожав плечами, и подумал, что отчего-то вспоминать всё это нетрудно, хоть и больно. Словно Острова навсегда остались неотъемлемой частью его жизни, вечным спутником. Рассказ длился долго, периодически его прерывали возмущенные крики парней, их ругань, сочувствующие объятия, а когда Джексон вкратце рассказал, что лишился пальцев, к нему кинулись четверо готовых разрыдаться друзей — они попросту не замечали его травму до тех пор, пока он ее не продемонстрировал. Джебом не удержался и расплакался, Марк мстительно что-то бормотал, шмыгая носом, Ёндже закрывал руками рот, покачиваясь взад-вперед, а Югём смотрел на травмированную руку неверяще и с невыразимым ужасом, как на анаконду, готовящуюся к броску. — Да как же так?.. — это всё, на что его хватило, но Джексона подобное внимание лишь раздражало. Он не считал себя калекой и смирился с произошедшим, а еще его злила, невероятно злила жалость. Он не заслуживал ее. Он гордился этой травмой, полученной в схватке не на жизнь, а насмерть, и не хотел, чтобы в ней видели какое-то уродство! А ведь на Островах те немногие жители, с которыми он общался после получения травмы, — те, кто приносил Сирэлю продукты, смотрели на его кисть как на нечто само собой разумеющееся, разве что иногда в глазах самых младших мальчишек вспыхивало восхищение храбростью воина из иного мира… — Я сражался и победил. Это всё, что имеет значение, — бросил он, а Джинён тут же продолжил рассказ, сменив тему на еще более волнующую — проникновение в замок, за что получил благодарный взгляд друга и полные ужаса вздохи тех, кто наконец оторвался от его ладони. Лишь в два часа ночи история наконец-то завершилась. Грязная посуда горкой лежала на столе, чай и газировка стояли на полу рядом с насытившимися друзьями, а часы мерно тикали, отсчитывая секунды, убегающие в никуда, растворяясь в вечности. Они сидели, не в силах вымолвить ни слова, пораженные, потрясенные, раздавленные, но только лишь Бэм собирался пошутить, чтобы разрядить обстановку, как Марк подскочил и, начав бегать по комнате, зло затараторил: — Ничего себе игры! Это не Принц, а садист какой-то! Он же мог вас просто провести в тот замок! Да как он посмел?! Увижу — прибью на хрен! — Его здесь нет и не будет, — мирно ответил Джексон, подумав: «И слава богам, а то от тебя бы мокрого места не осталось». — Очень жаль! Очень! — крикнул Марк, взмахнув руками, и ушел на очередной вираж, оббегая товарищей по кругу. — Ему бы стоило зубы пересчитать! — Успокойся, — поморщился Джинён, — у Лорда всегда и на всё есть причины. — Ну, конечно! — ощетинился парень, замирая напротив дивана. — Причин так издеваться над людьми просто не может быть! — Мы стали сильнее, и только благодаря этим испытаниям сумели уговорить Мин вернуться. — Ага, конечно! Вы бы и так ее уговорили! Совсем этот Принц охренел! А тот маг? Еще один садист! Как можно было заставлять Бэма делать выбор?! Он совсем спятил?! Мощный порыв ветра буквально впечатал Марка в диван, и Джинён, медленно поднявшись, двинулся к нему. Словно гигантская змея, он плавно, изящно, грациозно скользил вперед, а воздух вокруг дрожал от едва сдерживаемой магической энергии и ауры холодной беспощадной ярости. Бэм закрыл лицо руками, Джексон закатил глаза, качая головой с видом «послала судьба идиотов на мою шею!», а Марку казалось, что на него надвигается сама Смерть. Пустые глаза, обжигающе холодные, затягивающие, безжалостные, совершенно равнодушное выражение лица и подрагивающие пальцы, по которым струился едва различимый голубой свет — было в этой знакомой фигуре что-то чуждое, давящее, заставляющее мурашки бежать по коже, покрывая ее холодной испариной. — Не оскорбляй моего друга. Есть вещи, которые нельзя говорить. — Ты… ты с ума сошел? — пробормотал Марк, вжимаясь в диван, и Бэм с Джексоном резко поднялись, мгновенно хмурясь. Встав рядом с лучшим другом, за которого готов был уничтожить сотню миров, Джексон холодно произнес: — Тебе уже сказали: есть слова, которые не стоит произносить. Здесь нет больных, нет спятивших, все абсолютно адекватны, по крайней мере, куда адекватнее тех, кто вешает ярлыки, не задумываясь, насколько сильно может ранить слово. Мы друзья, Марк, и ты просто должен понять: иногда лучше держать язык за зубами, а если не получается… никто не виноват в последствиях. — Не смейся на тем, что нам дорого, — подытожил БэмБэм. Все смотрели на них с ужасом, подавленно, растерянно, абсолютно не понимая, как эти люди, нет, эти опасные, страшные, на самом деле страшные мужчины могут быть теми самыми парнями, что всего несколько месяцев назад весело шутили и балагурили вместе с ними. Сейчас посреди комнаты застыли три солдата, вернувшихся из горячей точки, прошедшие огонь и воду, закаленные, но настолько искалеченные, что их раны уже не залечить. И стало ясно: эти люди по-настоящему опасны. Вот только они не причинят боли тем, кто им дорог — если те не нападут первыми. — Из… извините его, — пробормотал Ёндже, подходя к Джинёну и кладя руку ему на плечо. — Мы не знали, что те люди вам настолько дороги. — Ауриэль и Сирэль спасли нас. Если бы не они, мы бы давно погибли, — тихо ответил Джи, и тут же вновь стал самим собой — мирным, спокойным, немного печальным, но совершенно не страшным. — Ладно, проехали. Просто не обижайте моих друзей, и всё будет хорошо. — А Шеогорат — тоже твой друг? — уточнил Джебом настороженно. Все трое разом фыркнули, три абсолютно одинаковые саркастичные усмешки расползлись по столь разным губам. — Дружить с Принцем Безумия — это как-то слишком фантастично звучит, — ответил Бэм, вновь усаживаясь на пол. — Хотя он Лорд. Лорд Джинёна, да-а! Не подколоть друга по этому поводу он просто не мог. — Как и твой, — приторно-ласково улыбнулся тот, помахав рукой с перстнем. — Просто я признаю очевидное, а ты от этого открещиваешься. Не стоит прятаться от правды, она всё равно тебя найдет, и лучше раньше, чем позже! Вот ты чувствуешь его дар? Какой талант он тебе послал? — Вообще, да, — призадумавшись, ответил Бэм. — В голове столько рифм, так и хочется песню написать, но серьезную, а не что-то обычное. Хочется написать нечто глубокое, со смыслом, чтобы за душу трогало. — Вот и у меня так же, — кивнул Джексон. — Только почему-то не хочу писать рэп, наоборот, тянет сваять что-то большое… даже не знаю. Мюзикл, что ли! Или даже какую-нибудь оперу. Что-то масштабное. А тебе он что подсунул? — Кажется, меня одарили в магическом плане, — пожал плечами Джинён. — Столько идей для экспериментов, ужас просто. — Не самое полезное умение в этом мире, но тебе подходит, — рассмеялся Бэм. — Это точно. — И вы что, так просто согласились принять безумие как само собой разумеющееся? — пробормотал Югём. — Нет, серьезно, это же как добровольно себя руки лишить! — Да не лишали мы себя ничего! — фыркнул БэмБэм. — Просто признали очевидное. И мы не безумны, просто немного отличаемся. Или что, чокнутые друзья тебе не по статусу? — Да иди ты! — обиженное, насупленное выражение лица и вмиг поджавшиеся губы. — Я-то пойду, но вот вопрос: пойдешь ли ты со мной? — и лукавая усмешка. Югём фыркнул, обида мгновенно испарилась. — Куда ж я от тебя денусь? Ты заноза в моей филейной части! — Зато там мягко и уютно, — проворковал Бэм. — М-м, так ты всё же успел опробовать его филейную часть? — протянул Джинён, и в него полетела крошечная подушка, но снаряд был успешно отбит. — Завязывайте, дети малые, — простонал Джексон. — И вообще, я отрубаюсь, давно уже спать пора, мы и так двое суток на ногах. — Предлагаю всем заночевать здесь! — вмешался Джебом. — Черта с два я отсюда уйду, не убедившись, что вы в норме и раны не опасны, так что завтра с утра топаем в больницу. — Да, кстати, насчет больницы, — нахмурился Джи. — Можешь узнать, где лежит Мин? Надо навестить ее. И буду очень благодарен, если вы пойдете с нами. — Конечно, пойдем. Обязательно познакомимся с этой бедной девочкой! — И споем ей, — улыбнулся Ёндже. — Купим большого плюшевого медведя! Все девочки любят плюшевых медведей, — кивнул Югём. — И конфеты, — вздохнул Марк, наконец отошедший от шока. Признавать, что был не прав, он не любил, еще больше не любил осознавать, что кто-то сильнее него и запросто победит в драке, но видеть друзей такими было не обидно и не раздражающе — это было больно. И он подумал, что просто должен помочь им стать прежними — заботой, вниманием, ненавязчивыми разговорами… просто находясь рядом. Может, он и не психолог, но разве помощь друзей не лучшее лекарство? — Она только вышла из комы, не уверен, что ей можно конфеты, — поморщился Джинён. — Но вот цветы были бы кстати. С ними палата будет куда более живой. — Значит, завтра с утра позвоню паре знакомых, — кивнул Джебом. — Но сначала вы: надо сходить в больницу, а потом в полицию. Боссу я уже позвонил, так что после полиции надо будет зайти в агентство, но он был очень рад новости о вашем возвращении, поэтому не думаю, что возникнут какие-то проблемы. — Спасибо, — кивнул Джи. — И за моих котеечек спасибо, — улыбнулся Бэм, весь вечер тискавший довольных зверей. — Всегда пожалуйста, — рассмеялся Джебом. — Как я мог бросить твоих хвостатых в беде? И… парни, знаете… Спасибо, что вернулись. — Спасибо, что выжили, — прошептал Ёндже. Семь улыбок, искренних, светлых, немного минорных. Ничто уже не будет как прежде, это знал каждый, но вступать в новую эру с улыбкой куда лучше, чем со слезами на глазах, не так ли?