Закон Сопротивления

— Что ты сказал ему тогда, в классе? Лёвка нетерпеливо скакал вокруг друга, то и дело пытаясь заглянуть ему в глаза. — Сказал, что он лгун, — незаинтересованно ответил Мотя, зевнув. — Подлый, гадкий, мерзкий лгун. Надеюсь, он сломает себе ногу, когда будет возвращаться домой, и я не увижу его ближайший месяц. Перепады настроения. Довольно интересная штука. Трудно контролировать. Неожиданные последствия могут испортить в конец твою жизнь. Но сейчас ученик мало беспокоился об этом. Сегодня нет допов, а это значит, что можно спокойно прожить день, пусть и с ужасным душевным состоянием. — Не понимаю… — пробормотал Макаров, разглядывая свои кеды, которые, казалось, только каким-то чудом все ещё продолжали существовать. — Вы ведь раньше так хорошо ладили! Он относился к тебе почти как к сыну! А теперь ты его так люто ненавидишь… Неужели, он на дополнительных даёт тебе настолько сложные задания? — Да… Крайне сложные. Ты просто не представляешь, насколько, — злобно пробубнил Матвей. — Пойдем…к тебе. Я ведь в прошлый раз отказался поиграть, а теперь захотелось. Ты же не против, так? — Нет, я только за! — весело воскликнул парень и, подхватив Матвея под руку, потащил его по улице в сторону своего дома. — Там такой охренительный геймплей! Тебе понравится! А эта физика… Игра просто великолепна! — Ауч… Не тащи так сильно. У меня все болит, — парнишка усмехнулся. — Скажи… Раз тебе нравится Рита… Почему она тебе нравится? Что в ней такого? Лёва немного сбавил скорость, задумавшись. — Ну… Она красивая и… Ну, интересная… — наконец ответил он, и его выражение лица как-то скисло. Видимо, других причин, по которым Макарову могла бы нравиться Рита, он найти не мог. — Ну… Довольно весомые причины, согласен. Да не волнуйся ты так. Любовь… — штука странная. Вот мне нравится Алёна… А она… Мы с ней даже не общаемся, а вот раньше дружили. — Ой, точно! — оживился Лёвка, но вскоре лицо его снова приобрело озадаченный вид. — Я, кстати, так и не понял, почему вы перестали общаться… Почему я всё время пропускаю момент, когда меняется твоё отношение к кому-то? А что, если я не замечу, как ты и со мной общаться перестанешь? — Не думаю. Ты же мой лучший друг. Иногда ты бесишь, но это не значит, что мне хочется перестать с тобой общаться… А с ней мы перестали общаться… Ой, мы поссорились из-за чего-то. — Не помнишь, из-за чего? Лёвка развернулся и пошёл спиной, озорно улыбнувшись. На солнце его рыжие волосы казались ещё ярче, от чего он сразу же превращался в маленький ходячий пожар. Впрочем, даже если бы его голова на самом деле загорелась, он бы, скорее всего, не обратил на это внимания — так уж сильно ему был интересен ответ Матвея. — Не помню. Говорил же я, Лёв. Го-во-рил. Столько времени прошло. Прекрати уже допытываться. Парнишка опустил голову и пнул камень, лежащий на дороге. — Ты не замечал странного поведения Сергея Юрьевича? — Странного? — мигом переключившись на другую тему, Лёвка наклонил голову на бок, как это иногда делают щенки, не понимающие команду хозяина, — да нет, вроде… Хотя, если считать то, что он такой классный и понимающий, то да, для учителя это довольно странно… Матвей выдохнул. — Ну да. Ты прав. Для учителя это очень странно. Почему некоторые «злодеи» выглядят, как добрые, совершенно нормальные люди? Никто другой, кроме жертвы, не видит, насколько ужасен этот «злодей». А злодей остаётся безнаказанным. — А почему ты спрашиваешь? — всё так же безмятежно спросил Макаров, принявшись на автомате накручивать на палец порядку волос, провожая взглядом пролетевшую прямо над их с Матвеем головами ласточку. — Хотелось узнать твоё мнение. Ты же мой лучший друг. Надо знать, что ты думаешь о человеке, которого я терпеть не могу. М-да, получается, ему бесполезно что-либо рассказывать. Он не поверит. Ну, а кто же поверит… Оторвавшись от созерцания птиц, Лёвка шёл какое-то время молча, уставившись себе под ноги. Улыбка его стала меркнуть, а лицо снова стало задумчивым. — Моть, я всё ещё не могу понять. Тебя словно подменили! Ненавидишь того, с кем так хорошо общался раньше, стал мрачным, молчаливым, в игры играть отказываешься… Ты сказал, что не можешь мне этого объяснить, и я уважаю твоё желание. Но есть ли шанс, что я могу как-то помочь тебе? — Такие речи толкаешь… Как психолог какой-то, — Нежданов позволил себе улыбнуться, глядя на Лёву. — Да не думаю, что тут можно помочь. Ты точно не сможешь помочь. У меня слишком странная и серьёзная проблема. — Откуда у тебя вдруг серьёзные проблемы? — не выдержал паренек, негодующе всплеснув руками. — Что такого случилось в твоей жизни, что я не заметил этого, а? Мотя, милый, может, все же поделишься? — Делиться моей проблемой так же бесполезно, как и носить сменку весной, Лёв. Смысл, если это ничего не поменяет? — А вдруг поменяет? Откуда тебе знать? Может всё, что тебе нужно, это просто рассказать? — на последнем слове Лёва сделал акцент. Его взгляд вдруг стал каким-то взрослым, но при этом не менее заботливым. Как… Как у Сергея Юрьевича, до того, как Матвей всё узнал. Мальчик сделал глубокий вдох. — Значит, если я скажу, что меня насилуют, ты мне поверишь? — неожиданно для самого себя выпалил он. Матвею снова хотелось плакать. Плакать и делать себе больно, чего он не делал раньше, чтобы заглушить боль душевную. Первые пару мгновений лицо Лёвки выражало абсолютное недоумение, но вскоре оно сменилось обидой. Он сложил руки на груди и отвернулся. — Ну и пожалуйста. Не хочешь — не говори. Я к нему со всей душой, а он… — буркнул он и прибавил шагу, оказавшись на метр впереди Матвея, тем самым демонстрируя свое нежелание продолжать этот разговор. — Чего и следовало ожидать. Ну я же говорил, что ты не поверишь. Слёзы остановить он не сумел, поэтому быстро принялся вытирать их руками, пока друг не смотрел на него — А ты хотел, чтобы я поверил в эту чушь? Это что-то типа проверки у тебя такой? И я должен был её пройти? Ну прости уж, видимо, друг из меня никакой, — раздраженно отозвался Лёва. Он вдруг стал звучать как-то по-взрослому, будто вдруг неожиданно вспомнил, что ему 16. Но, несмотря на это, под конец его голос дрогнул, и он, подняв плечи, словно нахохлившийся воробей, пнул валявшуюся на дороге смятую банку из-под газировки. — Нет-нет. Это я никудышный человек. Ерунду, видишь, говорю, — Матвей остановился и безмолвно сел на холодный бордюр. Сергей был прав в том, что никто не поверит. Ни друг, ни родители, ни полиция. — Не никудышный ты. Просто… Просто слишком скрытный в последнее время… — уже спокойнее сказал Лёва и, оглянувшись на Нежданова, замер, перестав хмуриться. — Прости, я не хотел унизить тебя или что-то такое! — воскликнул он вновь по-детски умоляющим тоном и, сев рядом с Матвеем на бордюр, заискивающе заглянул ему в глаза. — Я не должен был так говорить. Просто я нечаянно сорвался… Я ведь не понимаю, в чем дело! — Да ничего страшного. Все хорошо, — мальчик прижался к другу и крепко его обнял. Лёва мог почувствовать, что Матвей неровно дышит, а его сердце очень быстро бьётся. — Давай быстрее пойдём. И тему надо сменить, иначе мы поссоримся. — Да, давай, я согласен, — воскликнул Лёвка, вскочив на ноги, и активно закивал головой, приобретая таким образом сходство с болванчиками, которых нередко можно встретить в машинах.