«Nekoma Afterlife» — мир, в котором хочется остаться. *Гостевое посещение Nekoma Afterlife оплачивается по специальному тарифу, стоимость которого не является фиксированной и колеблется в зависимости от спектра услуг.
За неделю Кенма стал специалистом в области имплантов: он знал, чем они напичканы, как они вживляются и как хранятся после смерти носителя. Имплант Куроо, например, находился на специальной базе Nekoma Afterlife в Сендае, где был подключён к системе. Случись в здании взрыв или начнись землетрясение, Куроо пришёл бы конец. На этот раз — безвозвратный. У Кенмы так и зачесались руки похитить Куроо. Он чувствовал себя драконом с острой необходимостью подгрести под себя своё самое ценное сокровище, чтобы защитить и уберечь. А ещё Козуме категорически не доверял Nekoma Afterlife, которую взломал даже такой самоучка, как он. Вопрос был только в том, что делать с имплантом Куроо дальше, ведь без загробной виртуальности он просто перестал бы существовать. Перед сном, ворочаясь в постели, Кенма подумывал о новом, революционном типе посмертного хранилища. Таком, в который люди могли бы загружать своих близких абсолютно бесплатно. Таком, где не было бы ни рекламы, ни премиум-аккаунтов, ни доплат за плохую погоду и острые ощущения. На воплощение столь масштабного замысла ушли бы годы и потребовались бы сотни людей, только если… Только если система не создавала бы себя сама. И Кенма думал не только о нейросети или даже ИИ, нет, он размышлял о том, как бы выдать инструменты самим жителям нового рая. Если бы каждый человек, загруженный в такое хранилище, смог бы сам выстраивать себе идеальное посмертие… Могло ли это сработать?.. Без гектаров, заставленных серверами, пришлось бы использовать новый принцип хранения информации: каждый компьютер, каждый телефон, каждое устройство с минимальным объёмом памяти и выходом в интернет стало бы частью бесконечно расширяющейся базы данных. Это могло бы сработать. Это перевернуло бы мир, но… Не воскресило бы Куроо. С этим дела обстояли сложнее. Имплант с загруженным, слившимся воедино сознанием невозможно было повторно внедрить в другого человека. Кенма прошерстил закрытые, защищённые сотнями паролей форумы и понял одно: до него уже пытались. Человеческий мозг не выдерживал перегрузки. Смерть наступала почти мгновенно. В редких случаях несчастные оставались живы, но они больше не были людьми. Сердце билось, лёгкие сжимались, качая воздух, но взгляд был устремлён в пустоту. Так писали, но Кенма не нашёл ни одного подтверждения, а потому временно отбросил беспочвенные слухи в урну форумных легенд. В любом случае убивать кого-либо он точно не собирался. Другим вариантом было внедрение сознания в андроида. Пока что подобные опыты были строго запрещены, но в теории возможны. Если выкрасть одну из новых моделей, стоимость которой на чёрном рынке измерялась в миллионах долларов, можно было, конечно, и попробовать, но… Даже допуская возможность этого нереального ограбления, нельзя было исключать множество рисков. В конце концов, импорт человеческого сознания в робота мог закончиться так же плачевно, как попытка установить ИИ на блендер. Имплант мог безвозвратно повредиться, а Кенма не собирался так рисковать Куроо. У него не было ни пробной попытки, ни права на ошибку. Надо было искать новый, никем ещё не протоптанный путь. Возможно, ключом к этому был Owl.home. Судя по всему, они отважились сделать то, на что больше никто из индустрии не решался. И у них получилось. Каким-то образом имплант с человеческим сознанием был помещён в дом и подключён к локальным системам, и Кенме не терпелось покопаться в начинке этого чуда. Но первое, что он сказал Куроо в ответ на новости, было: «Это абсолютно незаконно». При этом… Это всё объясняло. До этого все странности, о которых Куроо говорил, наводили Кенму на скептические предположения: или Тецуро привирает, или его друг обладает слишком уж большой фантазией. Но теперь всё сходилось: и вышедший из-под контроля эксперимент, и невозможность снести ИИ, который даже им и не являлся. — Это значит, что они убили настоящего парня — Акааши? — спросил Куроо прямо и серьёзно, но Кенма в ответ лишь пожал плечами. — Это может значить всё, что угодно: от элементарной кражи импланта до синтезированного сознания. — Синтезированного? Это возможно? — Всё возможно, — пробормотал Кенма. Куроо хмыкнул и промолчал. Со вчерашнего вечера он был особенно задумчив и непривычно тих. Хотелось растормошить его, вытащить из этого серого состояния, и у Кенмы была одна идея. Ему и самому надо было отвлечься от своего расследования хотя бы на один вечер. — Сегодня я приглашаю тебя к себе, — сказал он, внимательно вглядываясь в лицо Куроо на экране. С тех самых пор как он впервые установил за ним слежку, вкладка с Nekoma Afterlife никогда не покидала его рабочий стол. Иногда он сворачивал её, иногда она была завалена другими открытыми окнами, иногда маячила небольшим квадратом в углу. Но Куроо всегда был с ним, а он — с Куроо. Представить свою жизнь иначе Кенма уже не мог. — Мне, конечно, очень приятно, но если я не пропустил начало зомби-апокалипсиса, то вряд ли смогу прийти, — усмехнулся Куроо. Он лениво развалился в гамаке, натянутом над живописным ущельем, и читал какой-то второсортный романчик, который Кенма для него взломал. Зажравшиеся капиталисты требовали за эту сомнительную порнографию три тысячи иен или тридцать секунд рекламы каждые две страницы. — А, то есть в обличье безобразного кровожадного монстра ты бы сразу потопал ко мне? — Конечно, — нагло заявил Тецуро, и Кенма мстительно раскачал его верёвочный гамак. Куроо ожидаемо не испугался, хотя в пропасти под ним не было видно дна. — И почему сразу «безобразного»? Я был бы очень горячим даже в виде зомби. И укусил бы я тебя за шею очень нежно… — мурчаще продолжил он. — Так, ладно, я понял, — прервал его Кенма. — Но вообще, я не о том. Я смоделировал свою комнату в свободном пространстве Nekoma Afterlife. Лазейку удалось прорубить только в подсобке главного ресторана, так что… — Уже лечу! — заявил Куроо и перекувырнулся через гамак, сиганув в пропасть так, словно за спиной у него были крылья или как минимум парашют. И хоть Кенма прекрасно знал, что в загробном мире умереть невозможно, сердце его болезненно ёкнуло. Чёртов Куроо сведёт его в могилу.***
В подсобке приятно пахло старой сухой древесиной, и Кенма решил, что всё же стоило отдать разработчикам Nekoma Afterlife должное: к мелочам они имели особый подход. Наверняка в этой тесной комнатке он был первым гостем, да и никакой практической ценности она не представляла. В раю не нужны были уборщики и повара. Однако даже узкая пустая каморка отдавала каким-то замкнутым уютом. Проторчав здесь несколько минут в ожидании Куроо, Кенма так и не понял, почему проектировщики виртуального мира её оставили: то ли забыли убрать, скопировав чертежи с реального ресторана, то ли решили выделить мёртвым парочкам место для уединения. Запахи и чувства в симуляции даже в режиме полного погружения сильно отличались от настоящих. Они были правдоподобными, яркими и узнаваемыми, но при этом ощущались иначе. Это сложно было объяснить, но, например, свежая выпечка пахла не собой, а запахом свежей выпечки. Сакура пахла духами с ароматом цветущей вишни, а лаванда — декоративными свечами нежно-фиолетового цвета. Все ощущения тоже были искусственными, скопированными с копии, подделанными подделками. Кенме они чем-то напоминали старые 3D-экраны, сулящие ожившую картинку при надевании специальных очков. Но ни персонажи фильма, ни летящие в лицо обломки метеоритов не казались при этом по-настоящему объёмными. Как нельзя было спутать 3D-фильм с реальностью, так нельзя было в виртуальном мире забыть о том, что всё происходящее — фальшивка. Когда Куроо шагнул в темноту подсобки и приветственно провёл по плечу Кенмы рукой, имплант послал в мозг Козуме информацию о текстуре, температуре и силе нажатия пальцев Куроо. Кенма понял, что его коснулись и понял, как. Но это не было полноценным касанием. Если бы его телу были знакомы прикосновения живого Куроо, если бы нос помнил его запах, а язык — вкус, мозгу легче было бы воссоздать эти ощущения. Если бы Кенма знал Куроо во плоти, он лучше бы чувствовал его после смерти. Но он не знал. Часами, бесконечно растянутыми бессонницей, Козуме изводил себя предположениями о том, как бы всё сложилось, напиши он Куроо раньше. Он так долго откладывал установку SoulMate, уверенный, что у него в запасе целая жизнь, что упустил время, которое могло стать воспоминаниями. Иногда Кенма давал трясине фантазий утянуть себя на самое дно: он представлял, что Куроо был бы более осторожен, зная, что дома его ждёт Кенма. Он, как карты на игральном столе, раскладывал у себя в голове варианты событий, в которых Тецуро не погибал той злосчастной ночью. В этих гипотетических этюдах Куроо пропускал смену из-за их совместного отпуска (поход, палатка на краю света, трещащий во тьме костёр), из-за болезни их общего кота (подавился рыбной косточкой, но всё обошлось), из-за переезда в новую квартиру (две комнаты, одна кровать) или из-за необъяснимого тревожного предчувствия и тихого умоляющего: «Не уходи» утром в постели. И не было ничего страшнее образов их счастливого, недостижимого «если бы»: прошлого, которого никогда не было, и будущего, которое никогда не наступит. — Эй, ты там завис, что ли? — голос Куроо подействовал как обезболивающее, и Кенма, несколько раз заторможенно моргнув, мотнул головой. — Ну и где твоя Нарния? — Закрой дверь, — сказал Кенма. Куроо дёрнул на себя дверную ручку, отсекая подсобку от остального загробного мира. Стало темно, по-настоящему темно. Мрак вокруг не был отсутствием света, он был присутствием густой и бархатистой тьмы. Кенма вдыхал темноту и выдыхал тишину, душную от близости с Куроо. — Иди уже ко мне, — шепнул Тецуро. Кенма замялся всего на секунду и открыл дверь. Вместо ресторана за ней оказалась его комната. Куроо зашёл в неё следом, с ленивым любопытством оглядываясь по сторонам. Казалось, он вовсе не был обижен таким беспощадным игнором, вот только у Кенмы всё ещё отдавалось эхом в голове: «Иди уже ко мне». — Примерно так я себе это и представлял, — хмыкнул Куроо, подходя к заваленному столу с двумя мониторами и голо-экраном. Кенма отсканировал свою комнату и выстроил в виртуальности такой, какой она была на самом деле, не исправляя ни штриха. Даже нестройную крепость из грязных кружек оставил и ворох одежды на стуле. Со стен, поникнув плохо закреплёнными уголками, на гостя смотрели постеры игр, а полка над столом была уставлена старыми фигурками, запутавшимися в проводах и микросхемах. Свидетельства его прошлых увлечений с отколовшимися детальками и пыльными пластиковыми головами утопали в рабочем хламе от разобранных старых приставок и новых компьютеров. Незастеленная кровать приглашающе распахивала одеяло, и Куроо завалился на неё, раскинув руки, словно проходил тест на доверие: закрой глаза и падай. — Так странно видеть тебя здесь, — заметил Кенма, наблюдая, как Куроо потягивается в его постели. Край его футболки при этом коварно пополз вверх, обнажая полоску кожи с едва намеченными в расслабленном состоянии кубиками пресса и дорожкой волос, уходящий под чёрную джинсовую ткань штанов. «Он это специально», — понял Козуме. Такого уровня небрежной эротичности можно было достичь исключительно нарочно. — Не вписываюсь в твою повседневность? — растягивая звуки сладкой нугой, улыбнулся Куроо. — Наоборот, — ответил Кенма, нерешительно застывая в углу. Куроо вписывался настолько идеально, что он побоялся не узнать свою комнату без него. Нет, не так. Не любить свою комнату без него. Куроо глянул на него лукаво и мягко. «Иди уже ко мне». Тест на доверие: закрой глаза и падай. Кенма сделал шаг вперёд. Куроо одним плавным движением сел на кровати. Вспомнились школьные задачи: два человека одновременно движутся друг к другу из пунктов А и Б; через сколько времени они встретятся, если скорость одного диктует болезненно сжимающееся сердце, а второй уже год как безнадёжно мёртв? Что будет с ними дальше? Будет ли вообще? Куроо чуть наклонил голову набок и протянул руку. «Иди уже ко мне». Кенма шагнул к кровати, позволяя взять себя за руки и притянуть ближе. Возможно, он должен был сексуально забраться Куроо на колени, но он лишь застыл, неловко опуская ладони Тецуро на плечи. Тот ссутулился, уткнулся носом ему в живот и крепко обнял за талию. Кенма погладил его по волосам, чувствуя сквозь ткань футболки горячее дыхание Куроо над своим пупком. Молчание резонировало в голове сотней «спасибо» и тысячей «прости». Немой и надломленный, Куроо продолжал источать силу и тепло. Кенма взял в ладони его лицо и приподнял, заставляя взглянуть в глаза. Наверное, надо было что-то сказать, но ничего не шло в голову, кроме пошлых банальностей и вымученных обещаний. Глаза Куроо показались ему переполненными влажной тьмой, готовой расплескаться через край в любой момент. Тецуро сидел перед ним, но будто бы стоял на коленях, и всё же побеждённым чувствовал себя Кенма. — Иди уже ко мне, — шепнул он, и слова, вложенные в его губы несостоявшимся в подсобке поцелуем, сорвались с них теперь с поразительной лёгкостью. Куроо встал, и от минуты слабости не осталось и следа. Он выпрямился и ухмыльнулся, без остатка забирая у Кенмы власть. Ну и пусть. Не жалко. — Наконец-то, — сказал он, дразняще застывая в нескольких сантиметрах от губ Кенмы. — Заткнись. И пока Куроо не ляпнул что-то очевидное и идиотское вроде: «Ну так заткни меня», Козуме приподнялся на носочках, накрывая его губы своими. Комната вздрогнула, лишившись разом всего кислорода. «Закрой глаза и падай», — подумал Кенма. Поцелуй, медленный и чувственный, растворялся во времени. Время растворялось в поцелуе. Козуме слышал, как стучит его сердце сразу в двух мирах: здесь, рядом с сердцем Куроо, и там, в далёкой реальности. Это как фокус с зеркалами. Две одинаковые комнаты, но Тецуро только в одной. Для всех — магия исчезновения, а для фокусника — простой обман. — Не думай об этом, — выдохнул Куроо в поцелуй, большим пальцем стирая со скулы Кенмы слезу. Там, в другой комнате, капля сползла по щеке к подбородку, оставляя влажный след. Там, в другой комнате, никто не целовал искусанные губы. — Не могу. Всё это ненастоящее. Тебя нет. — Неправда, — сказал Куроо, прижимая его к себе так крепко, что заныли рёбра. — Ты такой лгунишка, Кенма. Вот же я, здесь. Ты видишь меня, слышишь и чувствуешь. Как же меня может не быть? — Ты умер, — произнёс Кенма сипло, словно дыхания не хватало, словно Куроо забрал всё себе. — Совсем чуть-чуть, — сказал он и улыбнулся краешком губ. Кенма, полгода не позволявший себе ни слезинки, шмыгнул носом, отводя взгляд и пряча лицо за волосами. — Ну и чего ты нюни развесил? — усмехнулся Куроо, убирая двухцветную прядку за ухо. — Плакать будем или целоваться? М? — Целоваться, — пробормотал Кенма, рукавом вытирая лицо. — Чёрт, а я надеялся, что плакать… Кенма пихнул Куроо в бок, и тот хрипло рассмеялся, обнимая его и утягивая за собой в кровать. Они упали на постель неловко и грузно, но не успел Козуме выпутаться и улизнуть, как Куроо уже навис над ним, отрезая пути к отступлению. Чужое тело приятной тяжестью вдавливало в матрас. — Не здесь, — попросил Кенма, сам не узнавая свой голос. — Мне в этой кровати ещё спать. — Я, конечно, польщён и заинтригован, но не думаю, что мы её сломаем, а даже если так, в реальности твоя койка останется невредимой. — Я не о том, — цыкнул Кенма, решительно упираясь ладонями Куроо в грудь. «Мне в этой кровати ещё спать без тебя», — подумал он, но промолчал, не желая нарваться на шутку о своей сентиментальности. — Ты не хочешь совмещать реальность и виртуальность? — догадался Куроо и легко перехватил запястье Кенмы, прислоняясь к нему губами. — Не хочешь думать обо мне каждую ночь, засыпая в своей постели? Это была провокация чистой воды, и игривый огонь в глазах Тецуро говорил о том, что он прекрасно осознавал степень своей наглости. «Что за тактика, Куроо? — упрямо сощурившись, думал Кенма. — Собрался засмущать меня? А вот хер». — Я и так думаю о тебе каждую ночь, — упрямо собрав всё своё хладнокровие в кулак, проговорил он, но щёки предательски залились жаром. — Вот как? — деланно удивился Куроо. — И что я делаю там, в твоих мыслях? — Ты… — Кенма задохнулся, хватая ртом воздух, потому что Тецуро вдруг прильнул к его шее. — Я делаю так? — Нет… — А вот так? — эти слова Кенма ощутил дыханием у ключиц. Язык Куроо медленно очертил их контур, поднимаясь выше. Игривый укус застал Козуме врасплох, и он тихо охнул, комкая в свободной руке ткань футболки на груди у Куроо. — Н-нет. — Что же я тогда там делаю? — поцелуй у основания шеи, у линии челюсти, у мочки уха… — Неужели бездарно трачу время? Ни за что не поверю. Или мне лучше спросить: что ты делаешь, пока думаешь обо мне перед сном? — Ничего я не делаю. И ты ничего не делаешь, — с трудом контролируя слова и мысли, пробормотал Кенма. — Бездельники, — укоризненно покачал головой Куроо, опускаясь ниже и забираясь Кенме под футболку. Его ладони казались широкими на тонкой талии и впалом животе. Козуме не первый год как закончил школу, но всё ещё был сложён как подросток. Когда первый весомый поцелуй пощекотал нежную кожу, натянутую на рёбрах, Кенма вздрогнул и стыдливо попытался одёрнуть майку. Ему одновременно хотелось провалиться сквозь пол и вознестись к потолку. Оттолкнуть Куроо и прижать к себе. Положить конец этому безрассудству и броситься в омут с головой — тихий омут с громкими чертями. Когда прикрыть оголённый живот не получилось, а Куроо неумолимо двинулся вверх, касаясь губами чувствительных мест, Кенма понял: сопротивление бесполезно. Более того, нежеланно. Куроо чуть прикусил его сосок, лаская затвердевшую от возбуждения бусину, и Козуме рвано выдохнул раскалённый воздух, вдруг вспоминая, что у него, вообще-то, тоже есть руки, и этим рукам можно найти куда более занятное применение. Он оглаживал тело Куроо с осторожностью слепого, впервые изучающего новый предмет. Тонкими пальцами он перебрал волосы на его затылке, пересчитал выступающие на шее позвонки, спустился к лопаткам, чувствуя, как двигаются сильные мышцы под тонкой тканью. Хотелось прижаться кожей к коже, но пока Кенма не решался раздеть Тецуро, так что лишь переместил ладони туда, где его футболка чуть задралась. Он трогал Куроо робко и смазанно, словно не был уверен, что вынесет полноценное чувственное касание. Словно боялся отдать всего себя, без остатка и никогда уже не вернуть обратно целиком. Куроо же, напротив, смелел с каждым новым суматошным вдохом и тяжёлым выдохом Кенмы, как-то незаметно избавляя его от одежды. Затянувшаяся прелюдия разжигала огонь в его глазах, добавляла в движения хищную грацию, плавную, тягучую страсть. Поцелуи становились глубже, игривые укусы болезненнее, а невинные касания кожи губами превратились в красочные отметины. Кенма подумал: будь это его настоящее тело, убил бы. А в следующую секунду пожалел, что в реальности меток Куроо не останется на его шее и груди. — Стой, — попросил Козуме почти жалобно. Возбуждение дребезжало в нём натянутой струной, парило жаром у поверхности кожи и растекалось волнами мурашек там, где Куроо касался его — нарочно или нет. — Подожди… Тецуро поднял на него поплывший взгляд, при этом продолжая тянуть вниз резинку трусов. Бёдра горели от новых засосов, и Кенма боялся, что не выдержит, если Куроо не даст ему хоть небольшую передышку. Голова кружилась, загустевший кисельный мир расплывался вместе с дыханием. Ещё одно касание — и передоз. Хватило одного взгляда на Куроо, чтобы понять: ни слушаться, ни ждать он был не намерен. Разгорячённый, сексуальный, опасный, он застыл не для того, чтобы дать Кенме перевести дух. Нет, это был взгляд маньяка или художника, остановившегося, чтобы полюбоваться своим творением. Безумие в его взгляде смешивалось с нежностью, и этот взрывоопасный коктейль Кенме хотелось испить до дна. Осознав, что никакой поблажки ждать не стоит, он притянул Тецуро к себе за ворот футболки («Чёрт, какого хрена ты ещё одет?!»), врезаясь в его губы поцелуем. Козуме кусал его губы, целовал со злостью, выкопченной в тлеющем желании. Секунда — и оно вспыхнет, разгорится и выжжет его изнутри. Куроо простонал что-то в поцелуй, и этот низкий гортанный звук прошёлся по телу сладкой дрожью. Робость и осторожность догорели внизу его живота, ничего не осталось. Кенма выгнулся, переламывая себя, подстраиваясь под Куроо, и наконец сдёрнул с него футболку. Тецуро вжал его в кровать, утопая в близости, а когда отстранился, Кенма потянулся за его прикосновением всем телом, как намагниченный. Когда ладонь Куроо опустилась на его пах, Кенма охнул и невольно толкнулся ему в руку. Даже нарушенное тканью, смелое прикосновение бросало в дрожь. Козуме закрыл лицо руками — слишком стыдно, слишком красиво, слишком… слишком. — Ну нет, в прятки мы с тобой уже наигрались, — шепнул Куроо, одной рукой сгребая его запястья и заводя их Кенме за голову. Его голосом, хриплым и глубоким, можно было покорять империи. Козуме зажмурился и уткнулся лицом в локтевой сгиб, загнанно дыша. Его член болезненно ныл от желания, и он ёрзал в постели, вздрагивая от особо чувствительных моментов трения. Когда Куроо коварно убрал руку с его паха, с губ Кенмы сорвался сокрушённый, полный разочарования стон, и Тецуро слизнул его нарочито медленно. — Хватит уже… издеваться… — взмолился Козуме. — Ещё чуть-чуть, — попросил Куроо обманчиво ласково и прикусил кончик его уха. Можно подумать, святая невинность. В следующую секунду он закинул бёдра Кенмы себе на талию, вжимаясь в него пахом. Сквозь ткань трусов, влажную от естественной смазки, Козуме чувствовал твёрдый шов его ширинки. Он болезненно поморщился, но всё равно прогнулся в пояснице, умоляюще елозя. Хотелось до одури, до тёмных пятен перед глазами. Похоже, на этот раз захлестнуло и Куроо, потому что его пальцы сильнее сжали запястья Кенмы, а поцелуй оборвался резко и влажно. — Всегда хотел сделать так, — сказал он и вдруг разорвал неплотную ткань трусов прямо на Кенме. Жест этот был таким вульгарным и пошлым, что в обычное время Козуме не преминул бы его выстебать, но сейчас лишь глухо застонал, прикусывая губу. — Но в реальности меня бы за такое убили и заставили покупать новое бельё. — Я тоже тебя… убью… — выдавил Кенма, но как-то неубедительно. — Ты допустил пару ошибок в слове «люблю», — склонившись над его ухом, Куроо улыбнулся. Он произнёс это так тихо, что Кенма не был уверен, не послышалось ли ему. — Заткнись. Господи, просто заткнись и войди в меня. Куроо самодовольно усмехнулся, но Кенма не поверил ему ни на миг: маска вальяжности и вседозволенности сползала с Тецуро подтаявшим воском, обнажая истинные эмоции — одни на двоих. Возбуждение и влюблённость. Истомлённый, взъерошенный, раскрасневшийся Куроо с ненасытной нежностью целовал его щёки, губы, скулы… Ничего искреннее этой фальшивой реальности в жизни Кенмы никогда не было. «И не будет», — понял он. И не надо. — Смазку, — сказал Куроо, и Кенма не сразу понял, что он обращается к системе. Пока он, словно сквозь лихорадку, пытался вспомнить, давал ли обслуживающим программам доступ в этот виртуальный карман, в руках у Куроо уже появился заказанный тюбик. На самом деле, это было даже не обязательно: боль в симуляции не была такой уж ощутимой, ведь Кенма не устанавливал мазохистские коды. Боль чувствовалась, скорее, как во сне — приглушённо, периферийно. Но Тецуро погрузил в него пальцы до дрожи медленно и теперь растягивал неподатливые мышцы так пленительно и чутко, что Кенме ничего не оставалось, кроме как отдаться ощущениям и снять своё наслаждение с якоря. Будто сквозь пелену Кенма услышал, как Куроо расстегнул ширинку. Ещё один плюс виртуального секса: им не нужен был никакой презерватив, и когда Куроо, убрав пальцы, приставил ко входу головку, Кенма почувствовал весь жар налившейся желанием плоти. — Поцелуй меня, — попросил он. Или только подумал? Сознание плыло по течению, неизбежно двигаясь к водовороту. Куроо разжал пальцы на его запястьях и погладил по щеке с щемящей нежностью. Пользуясь свободой, Кенма обнял его за шею, притягивая ближе. Мягкий, почти целомудренный поцелуй отозвался тихим стоном, когда Куроо толкнулся внутрь. Лизнул губы Козуме, будто извиняясь за свой размер, и медленно вышел, чтобы снова с пьянящей неторопливостью погрузиться в жаркое, тесное нутро. На этот раз его член вошёл наполовину, и Кенма сам подался навстречу, нетерпеливо насаживаясь до упора. Горячая твёрдая плоть распирала его. Козуме откинулся на подушку, выдыхая сквозь зубы. От чувства заполненности было так хорошо, что хотелось выть, но Кенма сдерживался, запекая это чувство внутри до румяной хрустящей корочки. — Тш-ш-ш… — прошелестел Тецуро теплом у него над ухом. Глупый, он подумал, что Козуме терпит боль. Замер внутри него, позволяя привыкнуть. Кенма не стал торопить его: слишком приятно было чувствовать всю длину Куроо в себе. Впрочем, надолго выдержки Куроо не хватило, и он начал медленно двигаться, продолжая целовать Кенму, терзая губы мучительно невинной лаской. Но постепенно нежная плавность его движений сменилась страстными и рваными рывками. Коротко рыкнув, он притянул Кенму к себе, садясь на кровати и резко насаживая его на свой член. Козуме ахнул, хватаясь за плечи Куроо, неосторожно царапая лопатки и мстительно покусывая его за шею. Кровать чуть слышно поскрипывала под ними в такт шумному дыханию и пошлым шлепкам плоти о плоть, когда Куроо, приподняв Козуме за талию, с силой опускал его обратно. В таком положении член Кенмы ощутимо тёрся о живот Тецуро, дразня близостью разрядки. Движения Куроо становились всё более размашистыми и частыми, и Кенма, прижавшись грудью к его груди, чувствовал, как вибрацией отзываются его низкие стоны. — Кончи… в меня, — выдохнул он, запнувшись посреди фразы от того, насколько глубоко Куроо толкнулся. Даже расфокусированный от головокружения, он был красивым, таким красивым, что хотелось посвятить ему оду, или хокку, или жизнь. Кенма зарылся пальцами в его волосы и поцеловал, чувствуя, как член Куроо пульсирует у него внутри, изливаясь вязким горячим семенем. Лишь обхватив пальцами член Кенмы, Тецуро довёл до оргазма и его, заставив судорожно хватануть ртом воздух, выгнуться и обмякнуть у себя на плече. Они рухнули в постель: выжатые, выживше-усталые. Лёгкая простынь прохладным компрессом прижалась к раскалённой влажной коже, а подушка показалась набитой облаками под звенящей головой. Нестройное дыхание они делили на двоих, вяло обмениваясь поцелуями. И хоть их тела плавились от удушливого жара, Куроо всё равно обнял Кенму, а тот прижался поплотнее. — Если я засну, — Козуме сглотнул вязкую слюну, съёживаясь от липкого холодного страха, расползающегося по остывающим после горячки внутренностям, — меня выкинет в реальность, и я очнусь полностью одетым у себя в кресле. Воображение живо нарисовало онемевшие от долгого отсутствия движения конечности, бледный свет экрана, бьющий в лицо, и катастрофическое отсутствие Куроо. — Тогда не засыпай, — шепнул Тецуро. — Побудь со мной. Кенма кивнул, утыкаясь лбом в его плечо. Куроо по-прежнему не имел ни запаха, ни вкуса, но Кенме показалось, что можно едва-едва различить какой-то оттенок его индивидуального аромата, если провести носом вдоль шеи. Закутавшись в невесомый шёлк этого несуществующего запаха, Кенма закрыл глаза, чувствуя, как он тяжелеет, становится ярче и насыщеннее, пока не заполняет его лёгкие до краёв. «Это сон. Такое бывает только во сне», — понял вдруг Козуме и проснулся. На экране Nekoma Afterlife Куроо спал один в точной копии его кровати, сжимая простынь там, где ещё не растворилось тепло лежавшего рядом тела.