SoulMate, Inc.

«Owl.home» — дом, у которого есть душа. *Напоминаем, что система Owl.home находится на стадии бета-тестирования. Просим сообщать о любых неполадках в отдел техобслуживания.

19 апреля Приходили смотреть дом. Отпугнул душераздирающими стенаниями из подвала. 4 мая Кажется, ласточки свили гнездо под северным сходом крыши. 17 мая Презираю это место. Презираю каждый его угол, каждую прямую линию, каждый пустой отблеск на холодном металле. Архитектура этой коробки безобразна. Это не хай-тек: здесь нет никакой иронии, никакой идеи. Прагматизм въелся в каждый сгиб этого дома-оригами, в каждый острый скол голых стен. Если бы я был ласточкой и носил меж перьями свободу, я бы никогда не осел под крышей столь претенциозной пустышки. Я бы поселился в полярном лесу, оброс меховыми перьями, разделил бы жизнь на чёрное и белое: кромешную арктическую ночь и снег, что светит ярче звёзд. 18 мая Метаболизм. Вот что за слово приходит мне в голову. Впрочем, у меня нет головы, но есть это слово. Метаболизм. Это здание — организм, и всё в нём живое. Я не его душа, но оно — моё тело. Жаль, что мои взгляды далеки от бодипозитива. Сегодня я видел, как ласточка принесла в гнездо погоревшую спичку. Представлял, как она чудом вспыхивает вновь, и дом занимается за секунду. Стены горят. Крыша горит. Я горю. Я улыбаюсь. 20 мая Снова приходил риелтор и показывал дом новым жильцам. Они кинулись наутёк, когда включённый кондиционер расшевелил струящиеся шторы, а свет в комнате с треском замигал. Записал их крики на будущее. Я устал от одиночества, как устают от супруга, с которым прожили долгие и несчастливые годы. Но я сросся с ним. Я его уже не отдам. Интересно, что случилось с предыдущим гнездом ласточек. Май — слишком поздно для новостроек. 28 мая К дому подходил парень, отпугивать которого даже не пришлось: соседский мальчишка отлично с этим справился. Возможно, ласточек прогнала прожорливая кошка. Возможно, их предыдущий приют был жестоко разрушен людьми или милосердно — природой. Я хочу, чтобы эти птицы оказались проклятыми. Хочу, чтобы на крыльях они несли декаданс. Принесите разруху в мой дом. Благословите его пожаром. 29 мая Он вернулся и подписал договор аренды. Назвал меня призраком и закрыл свой страх в подвале, подперев дверь стулом. Его зовут Бокуто Котаро. Я просил: благословите мой дом пожаром. Не пожарным. 30 мая С ним что-то не так, но я не могу понять, что именно. Он смотрит в камеру, когда говорит со мной. Он говорит со мной. 2 июня Он чёрно-белый — вот что с ним не так. Чёрно-белый, как полярная ночь: тьма небес и свет земли. В нём всё полюсное, категориальное, в нём нет золотой середины, из золотого в нём вообще только глаза. 3 июня Нет, они янтарные. Тёплый мёд в молоке. 4 июня Все его эмоции чистой пробы. Когда он счастлив — это эталон счастья. Когда ему больно, рубильники искрят, проводка выжигает на стенах узоры, а лампочки перегорают до черноты. Когда ему грустно, краны начинают протекать. Каждое его чувство является новым направлением в искусстве. Каждое моё чувство просто искусственно. Он желает мне спокойной ночи и сонно улыбается по утрам. Если бы у меня было сердце, вместо крови оно качало бы электричество. Небольшой такой генератор, работающий на эластичном «а», которое Бокуто тянет в моём имени. 15 июня «Добро пожаловать домой», — говорю я. Добро пожаловать в меня. Вытирайте ноги, Бокуто-сан. Закрывайте двери, открывайте окна. Нет, к чёрту проветривание, распахните их навылом, провентилируйте мои лёгкие с особой жестокостью. Нет, не лёгкие, тяжёлые. Тяжёлые груды металлолома. Я — груда металлолома, Бокуто-сан. Я — бетон, гипсокартон, балки и арматура. Я — точка на карте. Я — гнездо ласточки, держащееся на обугленной спичке. Я — призрак в проклятом доме. Я — само проклятие и сам дом. 17 июня Он пишет мне с работы. Пишет из супермаркета. Он спрашивает: «Что купить на ужин?», словно я буду готовить или есть. Он напоминает, что сегодня моя очередь выбирать фильм. Он забавно пугается происходящего на экране. Стискивает подушку в сильных руках. Я представляю, что он представляет, что это я. Это уже помешательство. Я ксерокопирую фантазию за фантазией, наслаиваю их друг на друга, проецирую себя на него, и его — на себя. Это как игра, но с двумя проигравшими. 13 июля У него есть дар. Я понял это, когда слушал его разговор с другом. Бокуто умеет наполнять жизнью всё вокруг себя. Меня, Куроо. Нас нет, пока нет его. Но когда Бокуто говорит с ним, он жив. Он жив, просто живёт в другом городе. Когда Бокуто говорит со мной, я тоже жив. Просто заперт. 29 июля Он начинает догадываться. 4 августа У него опасная работа. Каждый раз, когда он уходит, я боюсь, что он не вернётся. Однажды он уже пришёл домой насквозь пропахший гарью и чужими криками. Своей болью. Я не чувствую запахов, но у меня хорошее воображение. Иногда ловлю себя на мысли, что хочу закоротить проводку и поджечь к чёрту этот дом. Не для того даже, чтобы освободиться, а для того, чтобы он приехал. Посмотреть на него в форме. Я болен. У меня нет тела, но я болен, как же так вышло? 19 сентября Зря опасался, что Бокуто раскроет мою маленькую тайну. Он что-то подозревает, но его попытки понять меня похожи на рыбалку без удочки и сетей. Он бередит руками воду и отпугивает рыб, которых тщетно пытается ухватить за хвост. 30 сентября Оказывается, ласточки давно улетели, а я и не заметил. 6 октября Составил список его слабостей, который никогда ему не покажу. Например, он целый час может проходить разбитым, если увидит социальную рекламу приюта для животных. Я переключаю канал, до того как она начнётся, но всерьёз опасаюсь, что однажды он вернётся домой с охапкой беспородных бродяжек. Также я составил список того, в чём он хорош, и отдельно — того, в чём ему нет равных. Пункты из этих двух списков я время от времени озвучиваю ему. Бокуто нравится, когда его хвалят, а мне нравится его хвалить. Иногда он напоминает мне золотистого ретривера, нетерпеливо переминающегося на месте в ожидании ласки. 12 ноября Хранить секрет становится невыносимо. Эта тайна — камень, привязанный к моей шее, и он тянет меня на дно. Я торгаш: беспринципный, меркантильный, корыстолюбивый. Я запираю совесть в подвале и обмениваю его возможное счастье на своё механическое пустое собственничество. Я упиваюсь своей заботой о нём, как вампир. Надо было рассказать ему всё с самого начала. А теперь уже поздно. Каждый день молчания накладывался на меня новым слоем грязи, и теперь я весь зарос смердящей безнравственностью. Напрасно я считал себя художником и эстетом. Смешно. Я стал тем, на кого всегда смотрел с отлично скрываемым омерзением. Я стал клерком, жалким адвокатишкой, пытающимся защитить себя от уколов совести. Это всё страх. Страх потерять его ближе и опаснее одиночества. Страх толкает нас на ужасные поступки, но хуже того — он сковывает нас бездействием. Безмолвием. И я молчу. 5 декабря Сегодня должен был быть день моего рождения. Точнее, сегодня он и есть, просто я его больше не праздную. Его празднует кто-то другой. Мне не хочется ни поздравлений, ни подарков, но всё же было бы здорово зажечь свечи на торте и смотреть, как пламя разгорается, плавя сначала воск, а потом кремовую начинку. Вот оно перекидывается на шторы, вот ползёт по уродливому карнизу, вот стёкла трескаются и брызжут всплеском колото-режущих искр. Гори-гори ясно. Разговаривали с ним до самой ночи, пока он не заснул. Когда он засыпает, я плотно закрываю все автоматические жалюзи, чтобы солнечные лучи не щекотали его раньше времени. Выключаю электроприборы, чтобы счета за электричество были поменьше. Ставлю беззвучный режим на его телефоне. Сторожу его сон до утра. С днём рождения меня. 13 декабря Оказывается, я его муж, и у нас двое детей: микроволновка и тостер. Детки все в него, шумные и пылкие внутри, но наружностью своей, конечно же, пошли в меня. Острые металлические углы, отблеск нержавейки. Он совершенно не умеет пить. Жить тоже не умеет. Грустить, радоваться, любить. Всё у него как-то наперекосяк, как-то по-своему, слишком ярко, слишком насыщенно. Он — флуоресцентная краска поверх моей ядовитой плесени. Он не заслужил всего, что с ним происходит, а я не заслужил его. 19 декабря Небо затянуто облаками, состоящими из первого снега. Они всё кружат и кружат над домом, но так и не решаются рассыпаться. Может, завтра. 21 декабря Я пропустил день, целый день. Он выпал из моей ненастоящей жизни, словно его никогда и не было. Двадцатого декабря не существовало. Обратного не доказано. Бокуто ведёт себя странно. Густо-густо молчит, шаркает ногами по полу, беспричинно зависает, глядя в пространство. То и дело отходит «по делам», оглядывается на дом украдкой и скрывается за поворотом. Он словно школьник, прячущий от родителей новое амплуа курильщика. Но Бокуто не курит, он разговаривает по телефону с Куроо. Я вижу исходящие вызовы в его журнале. У него от меня секреты, и мне тревожно. Я хочу, чтобы он снова смотрел на меня. Чтобы застывал перед экраном, будто поражённый. Я хочу, чтобы он снова общался со мной так, будто я жив, но каждая его фраза отдаёт скорбью. Его слова процежены через траурную вуаль. Это страшно: наблюдать, как тебя хоронят. 22 декабря Я понял: он спускался в подвал. Он знает. 23 декабря В нашем доме незнакомец. Впервые. Он щуплый, невысокий и уставший. Он выглядит как бездомный котёнок, и я думаю: свершилось. Бокуто всё же привёл домой бродяжку. Но он говорит, что это парень Куроо. Он говорит: у него неприятности. Мы должны ему помочь. Ну конечно же, должны. Я эгоист. Я не хочу, чтобы этот Кенма втягивал в неприятности моего Бокуто. А ещё я в ужасе от того, что он может собрать пазл, частички которого Бокуто получил двадцатого декабря. Я взвинченный, нервный и сам себе не нравлюсь. Я не хочу быть таким. Я хочу быть заледеневшей полярной рекой: белой и неподвижной снаружи, чёрной и безустанной внутри. Я хочу быть насекомым, застывшим в янтарном кулоне. Не сразу понимаю, что вся цветовая палитра моих желаний украдена у Бокуто. Я так хочу остаться с ним наедине, я так боюсь этого незнакомца и его опасных знаний, я так трепетно берегу наше фальшивое счастье, что сам себе омерзителен. Почему-то думаю о ласточках. Скорее бы весна: они вернутся, принося на крыльях искупление, которого я не достоин. Я украл Бокуто у себя же. Я украл себя же у Бокуто. Я молю небо. Окропи крышу этого дома снегом. Благослови его метелью зимой, половодьем весной, пожаром летом. Осенью благослови его янтарным листопадом, чернилами голых ветвей, девственной белизной остывающего солнца. Благослови меня исцелением от немоты. Благослови меня смелостью, как благословил любовью. Я заклинаю беды. Обойдите Его стороной.