Великолепный век: Мустафа

      Октябрь 1554. Стамбул. Топкапы       Армия султана Мустафы покинула Стамбул, направляясь в поход против Ирана. Шах Тахмасп должен заплатить за то, что сделал. Не сносить ему головы! Тахмаспа нельзя назвать сильно порядочным, но заказывать убийство какой-то наложницы он не стал бы, даже зная ее происхождение. Мустафа сделал вид, что поверил в ложь Валиде Султан. Подобно отцу много лет назад, султан пожалел своего сына.       Махидевран не находила себе места. Злость и разочарование смешались в душе. Ее сын решил, что во время похода Михримах должна управлять гаремом. Возмущению и обиде Валиде не было придела.       Султанша луны и солнца гордо шла, поглаживая уже большой живот, где развивался ее ребенок от Яхьи. Думая об этом, Михримах улыбнулась. Кто бы мог подумать, что все сложиться так? За ее спиной шла Айше Хюмашах, которая временно решила жить в Топкапы, чтобы помогать маме и быть рядом.       Махидевран, поборов гордость, пришла их встречать.       — Дорогу, Михримах Султан Хазретлири! — провозгласил Давуд.       — Тетя Михримах! — Радостный Мехмед кинулся к Михримах.       — Я тоже очень рада видеть тебя! — султанша приобняла Мехмеда и посмотрела на Ибрагима, мирно спящего на руках матери, — Какие красивые у нас шехзаде, слава Аллаху!       — Для нас честь приветствовать вас во дворце, — сказала Эсманур.       Эсманур Султан вспомнила разговор с Яхьей. Она уже поняла, что султанша нацелилась на Джихангира и Дениз, и раз Великий визирь, ее муж, протягивает руку, как не ответить? Думая об этом, Эсманур коварно улыбнулась. Михримах не заметила ее улыбки. Все ее внимание было направленно на Махидевран. Они гордо и с вызовом смотрели друг другу в глаза.       Эсманур крепче прижала к себе сына. Их обоих хотели убить много раз, смерть удалось пережить. Теперь хасеки обдумывала план сладкой мести, но сейчас, наблюдая за уязвленной Валиде, приняла другое решение.       Лагерь. Эдирне       Дойдя до Эдирне, армия остановилась отдохнуть. Впереди долгий путь и нужны силы. Мустафа решил не селиться во дворце, а быть со своей армией.       — Мне очень страшно за падишаха, Тугрул! — сказал Яхья, сидя перед огнем.       — Знаю, ты не доверяешь шехзаде Джихангиру, но он очень предан Мустафе.       — Так ли предан? Сейчас у него прекрасная жена, которая еще и ждет ребенка, благосклонность народа и близость дворца. Такое легко голову вскружит!       Мустафа вышел из палатки. Разрывая воздух, в него летела стрела. Заметивший ее слабый блеск, молодой янычар оттолкнул султана так, что стрела пролетела рядом, поцарапав щеку Давлета-аги. Янычар даже не поморщился от сгжучей боли.       Все кинулись к повелителю. Мустафа опешил. Он молча смотря на стрелу, приходя в себя.       — Ты спас мне жизнь, ага!       — Разве мог я иначе, повелитель! — скромно поклонился Давлет.       — Мустафа... Повелитель! — сердце Яхьи безумно билось, — я отправил стражу на поиски стрелка, но, думаю, он будет уже мертв!       — Шаху так просто меня не испугать! — Мустафа посмотрел на своего спасителя, — проси что хочешь, ага!       — Мне ничего не надо, повелитель, кроме вашей милости и долгой жизни!       Атмаджа посмотрел на Ташлыджалы. Во взгляде Великого визиря так и читалось «а шах ли это»?       Мустафа приказал наградить своего спасителя и зашел в палатку, следом за ним Яхья. Не выдержав, наплевав на правила, визирь крепко обнял друга. Как бы ни горели огнем Шайтана глаза Мустафы, как бы визирь ни шел против клятвы, пока султан держал клинок у его горла, Яхья был очень сильно предан и не мог допустить смерть друга.       Мустафа, немного опешив, обнял Яхью в ответ.       — Ты так реагируешь на простую стрелу, Ташлыджалы?       Яхья уткнулся лицом в его плечо, ожидая, когда подступившие слезы уйдут. Это была не просто стрела, это были ночи, в которых повторялся один и тот же кошмар раз за разом, не давая поэту успокоиться.       — Даже простая стрела не должна в вас попасть, мой повелитель!       Стамбул. Топкапы.       Эсманур Султан с опаской гуляла по саду, крепко держа на руках сына. Но беспокоиться ей было не о чем, по приказу Яхьи-паши за султаншей смотрел Ахмед-бей. Молодой воин приглянулся Ташлыджалы еще в Амасье.       Проявив неосторожность, Ахмед врезался в другую султаншу, решившую прогуляться по саду.       — Простите меня! — Ахмед стоило бы потупить взгляд, уперев его в землю, но он этого не сделал.       — Что вы, ничего страшного не произошло! — Айше Хюмашах слегка ему улыбнулась.       Ахмед улыбнулся в ответ. От матери Айше забрала красоту, от отца пронзительный глубокий взгляд. И все, кто смотрел на госпожу, ни могли с этим поспорить. В Айше Хюмашах стать и изящество династии считались с простотой крови отца, вышедшего из рода свинопасов. Такое сочетание вышло невероятно красивым.       — Что вы тут делаете? — спросила султанша.       — Выполняю некоторые поручения, оставленные Великими визирем! — уклончиво, не соврав, ответил Ахмед.       Ахмеда тоже Аллах не обделил красотой. Даже небольшие шрамы на лице не отпугивали, предавая молодому бею больше мудрости и таинственности. Он внимательно смотрел на султаншу, боясь взглянуть в сторону Эсманур. Его напряженность не скрылась от Айше.       — Тут не безопасно стало гулять, госпожа, позволите ли вы проводить вас до дворца?       Айше Хюмашах чуть подумала. Султанша совсем не была против его компании. Надев платок, она пошла вперед. Ахмед шел чуть за ней, поглядывая издалека на Эсманур. Словно почувствовав это, Айше быстро перевела все его внимание на себя.       Лагерь. Эдирне       Юсуф-бей передал гонцу письмо, которое должно было прийти в руки Махидевран. В нем кратко излагалось обо всем, что пока происходило, и высказывались наилучшие пожелания султанше.       Через пару минут в палатку зашел сераскир Атмаджа. Его грозный взгляд резко стал ласковым. Вся злость на ослушавшихся янычар ушла при виде сына.       — Отец! — Юсуф слегка поклонился.       Атмаджа налил себе немного шербета. Из его головы не выходило случившееся нападение — вдруг Яхья прав? Но что же будет тогда?       — Я так устал быть пашой, Юсуф. Хотя даже ничего серьезного еще не произошло. Просто все это давит, понимаешь, Юсуф. Одно только, не действует так, как на Яхью.       — Ты справишься, Атмаджа!       Атмаджа благодарил Аллаха, что тот подарил ему Юсуфа. Этот мальчик, что так назойливо пристал, оказался для оплакивающего родного сына, убитого по его вине, отца, настоящим спасением и упокоением души.       Юсуф сел рядом с Тугрулом.       — Я тут тоже чувствую себя не на своем месте! Знаешь, что я понял в Амасье? Меня пленит море – холодное, бескрайнее. Одинокое. Его шум, даже запах. — Юсуф мечтательно улыбнулся, вспомнив, как брат Нисы взял его на свой корабль, они проплыли всего немного, но это были лучшие дни, — там мое место. Не здесь.       Они оба были не из тех, кто ведет душевные беседы и рассказывает о своих чувствах. Оба они привыкли все держать в себе. Только лишь Юсуф был более открыт. Лишь слегка.       — Я рад, что ты поделился этим со мной! — признался Атмаджа. — Если хочешь, когда к нам присоединиться Искандер-паша, я попрошу его взять тебя реисом на один из флотов?       — Правда? — Вдруг всегда строгий взгляд Юсуфа стал радостным, — спасибо!       Атмаджа похлопал сына по плечу. Перед ним сидел мальчик, чьего родного отца он убил, и теперь этот мальчик называл его отцом, и смотрел так гордо и преданно.       — Лишь бы ты был счастлив, Юсуф!       Стамбул. Топкапы       По приказу Михримах из старого дворца был прислан Зюмрют-ага, который должен был стать ее ушами и глазами в гареме, так как она уже давно начала понимать, что Давуд-ага не принимает сторон. Но евнух помнил, как султанша обошлась с ним, и не собирался забывать.       — Госпожа, я так рад вас видеть! — Зюмрют поцеловал руку Михримах.       Михримах видела в его глазах, что верность все еще не угасла. Зюмрют клялся, что верность стала лишь сильнее.       — Я понимаю, вы не могли поступить иначе!       — Надеюсь, ты и снова не подведешь меня, Зюмрют!       Михримах не заметила, как евнух сжал кулаки до побелевших костяшек. Жизнь в Старом Дворце стала для него Адом. Он был изгнан с позором, хотя говорил всем, что станет главным евнухом гарема в Топкапы. И даже не был виновен! Жизнь стала скучной, тлеющей и липкой. Но теперь же все будет иначе.       Декабрь 1555. Тебриз. Лагерь       Мустафа разбил лагерь у Тебриза. Холодный воздух декабря говорил лишь о том, что пора ускоряться, если не выиграют сейчас, армию придется развернуть.Рядом с ним молча стояли визири. В платку ворвался Фархад-паша.       — Повелитель, Тугрул-паша взял соседние крепости Тебриза! Шах Тахмасп отступает. К вечеру мы сможем взять его!       — Слава Аллаху! — обрадовался Мустафа, — Локман-ага, пусть готовят броню, я буду сражаться со своим народом, как и полагается воину!       Локман надеялся. что Мустафу убьют на войне, обеспечив тем самым победу Тахмаспа. Пусть он и был верен государству, но позорная смерть Мустафы куда интереснее.       Чуть позже к лагерю прибыл и Искандер-паша. За капудан-пашой шел Юсуф. Осталась подпись султана или Яхьи, он станет командовать своим судном. А затем, с позволения Аллаха, сможет достойно сменить Искандера-пашу.       Яхья очень волновался, что Мустафа идет брать крепость. Ведь из письма Эсманур он узнал, что родился шехзаде Осман, а значит, есть все поводы убить в походе старшего брата и занять заветный трон. Тем более он не участвует в самой битве.       Вечером армия, возглавляемая султаном и Атмаджой, ринулась в бой. Сражение было тяжелым. Летели головы и стрелы, под убаюкивающую колыбельную стали. К рассвету армия Мустафы пробилась в окровавленный своими воинами Тебриз.       Шах Тахмасп так же решил сражаться рядом со своим народом, а не бежать. Как бы он ни был безжалостен и жесток, но честь правителя была для него превыше всего.       — Шехзаде Мустафа, — язвительно ухмыльнулся шах, — мы так рады видеть вас!       Мустафа грозно смотрел на него.       — Я уничтожу тебя! — яростно закричав, султан бросился на врага.       Шах ловко увернулся. Он орудовал мечом намного лучше султана и через пару минут выбил оружие из его рук, повалил на пол и прижал ногой. Кончик лезвия коснулся горла султана.       — Передавате привет своему отцу, шехзаде Мустафа!       Голова шаха полетела на пол. С ужасом в глазах Атмаджа смотрел на султана.       — Повелитель? Вы целы, — он протянул Мустафе руку.       Мустафа принял помощь, но сейчас был готов умереть. Это был позор, о котором Атмаджа должен был молчать. Народ считал, что голову Тахмаспа снес сам Мустафа. Голова Тахмаспа была у его ног. Столица Персии пала.       6 октября 1553. Лагерь. Эрегли       — Обещай мне, — закрывая рану рукой, еле выговорил Селим, — обещай!       Селима трясло. Холод пронзил тело рыжего шехзаде сотней осколков. За холодом следовал, опаляющий все живое, огонь. От судьбы было не убежать. Оставалось лишь представлять, что купол шатра — бескрайнее звездное небо, холод под кожей — ласковый июньский ветерок, жар — нежные руки любимой Нурбану.       — Вы еще верите в клятвы, шехзаде? Но я обещаю вам. Я сделаю все, чтобы искупить свой грех! — это был грех Мустафы, но сейчас поэт просто не мог разрешить себе в этом признаться.       Яхья накрыл рукой ладонь Селима, перекрывающую рану. Его губы слегка касались виска шехзаде, ощущая соленые капли пота. Яхья шептал молитву.       — На тебе нет греха, Ташлыджалы, только ты тут не желал моей смерти, пытался спасти, — Селим говорил еле слышно, силы покидали его.       Теряя сознание, шехзаде умудрился улыбнуться. Яхья увидел в этой улыбке простого парня Селима — доброго, любящего, испуганного, но все же гордого, не желавшего трон и власть. Рыжий, весь в крови, словно закатное солнце, Селим улыбался, несмотря на предательство и смерть.       Пытаясь сфокусироваться, Селим посмотрел в наполненные болью и отчаянием глаза Яхьи. Больше всего он был благодарен Аллаху, что умирает не жалкой смертью в тиши, а на руках у этого человека.       — Я обещаю вам, шехзаде!       Дрожащими руками Яхья взял часть шелковой ткани и скрутил ее в тугой жгут. Он мягко коснулась шеи шехзаде. Селим одобрительно кивнул.       — Ваша смерть будет достойна! — Яхья не мог поступить иначе, особенно после того, что услышал, — Аллах ждет вас, — веревка затянулась на шее.