Великолепный век: Мустафа

            Апрель 1563. Стамбул. Топкапы       В саду слуги накрыли большой шатер. Мустафа сидел во главе стола. Хасеки сидела рядом, ощущая мягкий взгляд султана. Довольно улыбнувшись, она положила руки на живот, бывший в этот раз намного крупнее обычного.       — Вы устроили нам прекрасный завтрак, повелитель! — Эсманур посмотрела на Мустафу и улыбнулась ему.       После смерти Джихангира и правды о смерти Мехмеда султан был сам не свой. Он никого не хотел видеть, ни с кем не хотел разговаривать. Мустафа приказал убрать из дворца все зеркала, чтобы никогда не видеть свое отражение. Если до этого султан лишь боялся стать похожим на отца, то печальные известия Яхьи — стражник не успел — заставили султана почувствовать на шее дыхание предков, султанов Османской Империи. Вся пролитая ими кровь, кипя, окружила султана, а отец в отражении грозно глядел прямо в испуганные глаза падишаха мира.       Он ведь думал, так наивно полагал, что не станет как отец: убийство Селима было первым звонком, чтобы спасти более любимого брата, султан приказал ослепить его, с радостью принял отречение от престола Мурада, и не знал, что второй шаг будет совершен. Одному Аллаху известно, насколько сильно он ненавидел себя.       Великий визирь с трудом заставлял султана включаться в государственные дела. Каждый раз, уходя в поход, Мустафа надеялся не вернуться, но Атмаджа-паша спасал его жизнь, раз за разом. Каждый чертов раз.       Эсманур не отходила от повелителя. Она старательно выдумывала все новые и новые способы его развеселить, но лишь изредка улыбка мелькала на его лице. И все же она растопила этот лед.       — Любимая, — Мустафа погладил свою хасеки по щеке, — ты мой луч света!       — Я всегда буду освещать ваш путь, даже если вы отпустите мою ладонь, повелитель! — Эсманур остановила его руку и слегка коснулась губами, — никогда не забывайте об этом!       Эсманур посмотрела на дворец. После отъезда Нисы многие стали называть именно ее, Эсманур, женой султана, а вскоре и он в самом деле совершил с хасеки никях. Дворец уважал и почитал благородную госпожу, которая всегда деликатно общалась со слугами и никому не давала пострадать от несправедливости. Но, главное, это именно она спасла падишаха.       У Эсманур были прекрасные мальчики — Ибрагим и Ахмед. Ибрагим — своенравный и амбициозный, но умеющий во время замолчать. Ему только девять, но по взгляду видно, шехзаде уже учится читать души людей. Эсманур не сомневалась, из Ибрагима вырастет достойный двенадцатый султан Османской Империи.       Вместе с братом Ахмедом Ибрагим погружался в книги и искусство. Ахмед, несмотря на разницу в год, видел в Ибрагиме именно старшего брата. Он немного отстраненный от людей мальчик, которому совершенно не по душе воевать. От насмешек янычар останавливал лишь грозный взгляд Ибрагима каждый раз, когда Ахмед не попадал в цель или не мог удержать меч. Эсманур надеялась, что Ибрагим не убьет брата и шехзаде Ахмед станет его верным советчиком, избежав судьбы Джихангира.       Рыжеволосый Сулейман, живший во дворце без матери, не представлял для Эсманур и ее сыновей угрозы. Сулейман вырос вспыльчивым, драчливым шехзаде. Любимое развлечение Сулеймана — драка, желательно кулаками, а вот учиться вместе с братьями он не хотел, за что часто пытался их унизить. Сулеймана очень злило, что этого Ахмеда, который и меч держать не может, ставят на место выше только из-за того, что тот родился на час раньше. Какой вздор!       Ибрагим и Сулейман дрались на матраках, а Ахмед, как обычно, внимательно следил. На каждый балл в пользу Ибрагима, младший шехзаде возмущался.       — Ты это специально! Ты мне мою победу присуждать не хочешь, завидуешь!       Ибрагим каждый кривил губы и с опаской смотрел на Ахмеда. Тому будто было все равно.       Угрозу для Эсманур представлял лишь шехзаде Мехмед, уехавший в главный санджак — Амасью. Эсманур привязалась к мальчику, и даже любила. Из-за чего отказалась от жестоких способов избавиться от Мехмеда. Султанша не хотела и боялась его смерти. Нужно было лишь вывести его из игры без подозрений.       — Жаль, здесь нет наших покойных шехзаде и султанши, — с грустью сказала Элиф.       — Да, — Зюмрют посмотрел на небо, — Аллах забрал их маленькие души, а султан и не заметил, что они были...       Но султан заметил. В тот холодный январь умерло много слуг и наложниц, но главное два его маленьких сына — семилетний Абдулла и трехлетний Касым, и дочь — годовалая Хатидже. Просто тогда Мустафа уже был в печали. Ему было трудно правильно ко всему отнестись, наоборот, он часто говорил Эсманур, как же детям повезло, что Аллах призвал к себе так рано. Султан не пришел на имянаречение, и Эсманур пришлось самой давать имена. Хрупкая, легкая девочка лежала на ее руках, так печально смотря, будто знала судьбу. Эсманур вспомнила рассказы о Хатидже, что была женой ее покойного отца и тетей Мустафы.       — Хатидже! Тебя будут звать Хатидже! — Эсманур перевела взгляд на измученную родами Ирем Султан, — так будут звать твою милую дочь!       — Какое красивое имя вы подобрали, госпожа! — Ирем слабо улыбнулась.       Ибрагим, Ахмед и Сулейман сидели в покоях отца. Служанка привела маленьких Касыма и Абдуллу. Не хватало лишь Мехмеда. И ни кто не знал, какая беда через год накроет Стамбул.       Эсманур Султан злилась, что проглядела девушек, и продуманная система действий дала сбой. Ирем была в покоях султана даже два раза, но ее улыбчивый, всеми любимый Касым, от обаяния которого не спаслась и Эсманур, и маленькая Хатидже покинули этот мир. Горе Ирем понимала лишь Мелек, мать тихого и робкого Абдуллы.       Их двоих султан приказал казнить, сам не понимая, почему так жесток. Просто в тот день было невыносимо дышать, он снова винил себя, скинув злость на матерей. Эсманур потребовалось немало усилий и помощь Яхьи, чтобы убедить отдать девушек в жены пашам, а не казнить.       — Спасибо, спасибо вам, госпожа! — задыхаясь от слез, Ирем поцеловала ее руку и прижала ко лбу.       — Аллах да благословит вас, госпожа! — спокойно сказала Мелек, который требовались ангельские усилия, чтобы не плакать так же, как Ирем. Она просто не могла себе этого позволить. — Мы будем молиться за вас!       За это еще больше гарем полюбил Эсманур Султан, но сделано все не для того. Эсманур было искренне жаль, ведь бедные матери, потерявшие своих детей так рано, так жестоко, видевшие, как те угасают, не заслужили такого исхода.       Вторая жена султана смотрела на маленькие гробы, крепко прижимая к себе Ахмеда и Ибрагима. От одной мысли, что в этих гробах могли бы быть ее сыновья, ритм сердца обрывался.       Во время пикника Яхья-паша начал совет без повелителя.       — Именем милосердного Аллаха открываю совет дивана!       — Паша, — Атмаджа протянул другу письмо, — пришел ответ от санджакбеев Буды и Египта, все готово!       Ташлыджалы взял письмо из рук Тугрула, но даже не стал читать. В случае других пашей Великий визирь бы все тщательно перепроверил, но Атмадже он безоговорочно доверял.       — Янычары будут довольны, — сказал Хасан-паша, — после похода шесть лет назад в Судан, его блистательное покорение под руководством Атмаджи Тугрула-паши и захвата Юсуфом-реисом Масауа, захвата всей Эритреи, не было больше походов!       — Им мало того, что мы взяли Красное море, — хмыкнул капудан-паша Искандер.       Юсуфу повезло, считал Искандер, ведь сам он не мог поехать в поход из-за тяжелого состояния Эсмахан Султан, его милой молодой жены, а так бы он сам покорил Эритрею и Эфиопию. Искандер еще даже не подозревал, какое счастье в виде султанши преподнес ему Яхья-паша.       — Аллаху тоже мало! — сказал Ахмед, предпочитающий молчать.       Яхья усмехнулся. Но строгий взгляд был направлен на Давлета-пашу, которого ввел в совет повелитель, когда тот вернулся в Стамбул. Последние дни после своего «возвращения» Мустафа часто проводил в компании Давлета, обсуждая политику, даже советуясь. Это очень сильно раздражало Яхью. Он не ревновал, он боялся.       — Давлет-паша, я хочу, чтобы ты поехал в Акшехир!       Давлет закатил глаза, но Ташлыджалы словно не заметил.       — Повелитель не захочет, чтобы я уезжал, паша!       — Захочет, ага, захочет!       Давлет злобно посмотрел на Великого визиря. Остальные паши почувствовали холод, пробежавший по комнате.       Амасья. Дворец шехзаде Мехмеда       Мехмед отбросил принесенные бумаги и поморщился. Он очень устал от всех этих дел, советов и подписей за прошедшие три года. Но что поделать, если хочешь стать султаном. Впрочем, в этом Мехмед не сомневался.       — Шехзаде, к вам пожаловала Рухсар-хатун! — сообщила Джемила-калфа.       — Проси! — мягко произнес Мехмед.       Джемила поклонилась, удаляясь из покоев. У нее было еще много дел, одна из которых заботиться о казне гарема, о расходах и всем прочем, что так неумело выполняла Ниса Султан, при этом еще нужно следить за девушками и порядком. Нужно отдать Нисе должное, она делала успехи.       Рухсар медленно вошла в покои и так же медленно поклонилась. Мехмед схватил фаворитку за запястье и притянул к себе. Рухсар засмеялась, от чего куча морщинок скопилось у уголков глаз. Мехмед так любил это в ней, больше всего на свете.       — Когда ты подаришь мне шехзаде или султаншу, хочу, чтобы были такие же морщинки у глаз и улыбка!       — А все остальное ваше, — Рухсар выдавила из себя улыбку.       Как ни пыталась, фаворитка никак не могла забеременеть. Повитухи и лекари уже устали от бедной наложницы. А других девушек молодой влюбленный шехзаде и видеть не хотел, что уж там продолжать род       — Вы будете еще справедливым султаном, своими завоеваниями встанете рядом с великими султанами: Мустафой, Сулейманом, Селимом, Баязидом и Мехмедом, чтобы привести нашу империю к небывалому величию! А я, ваша скромная рабыня, и куча наших шехзаде и султанш будем ждать вас с каждого похода!       Свет пробивался сквозь окна, освещая две счастливые влюбленные фигуры.       Стамбул. Дворец Михримах и Яхьи       — Я не хочу учиться, отведи меня во дворец, мы с Ибрагимом не доиграли! — требовательно попросил султанзаде Серкан.       — С Ибрагимом ты еще много раз поиграешь, сынок, но сейчас ты должен учиться! Иначе как ты сможешь служить государству и будущему султану?       Михримах Султан улыбнулась. После смерти Джихангира она была вся не своя – много болела, много грустила и не смеялась. Лишь присутствие Яхьи и детей придавлю хоть какие-то силы, но их было мало. Михримах понимала, есть только один выход избавиться от печали.       Султан, хотя и поверил в невиновность сестры, видеться с ней не хотел, но и она с ним тоже. Долго думая, Михримах отправиться в Кютахью, жить со слепым братом Баязидом и его женой Раной Султан. Подальше от Топкапы и Стамбула.       — Ты оставишь нас с Серканом? — Яхья встревожился.       — Я ведь не на всегда уезжаю!       Великий визирь обнял жену и нежно поцеловал в макушку. За время, проведенное с Михримах, он смог возродить в душе старые чувства. Сейчас они уже не были пластырем друг для друга. Они были любящими мужем и женой. Михримах была так благодарна Ташлыджалы, ставшем лучом света во тьме, ее силой выстоять, когда разрушилось все. Знала бы она это, встретив тогда в саду острого на язык поэта.       Сначала Михримах часто обращалась в мыслях к Хюррем Султан, просила прощенье за второй брак, а потом приняла. Приняла все как есть, как данность и благодать от Всевышнего. Михримах Султан была счастлива, даже когда потеряла опору из-за смерти брата, она была счастлива, собираясь уезжать к Кютахью, ведь знала, у нее есть Ташлыджалы Яхья-паша, и он ее любит и не предаст.       — Мы поедем с тобой! — решительно сказал Яхья, все обдумав, — султан на долго меня не отпустит, но мне так будет спокойнее. И Серкан пусть остается с тобой, пока вы вместе не решите вернуться.       — Может, ты сможешь там снова начать писать стихи? — мечтательно сказала Михримах.       Яхья с надеждой улыбнулся. Его печальные голубые глаза наполнились радостью и теплом.       — Дай Аллах, моя госпожа!       Могила Ибрагима-паши       Эсманур осторожно спустилась к могиле отца. Больше могила не была заброшенной и бедной. Султанша убрала высохшие цветы, убрала опавшие листья. Это занятие приносило покой, казалось, так Эсманур становилась ближе к отцу и матери.       — Давно не виделись, — Эсманур села рядом с могилой, не думая о том, что испачкается платье.       — Мустафе становится лучше, но ты и сам видишь, — Эсманур с сожалением посмотрела на надгробие, — жаль, тебя с нами нет. Ты бы помог ему раньше, чем я. Ты не допустил бы всего этого… Но ты бы сказал: «милая, ты и так отлично справилась, не дав упасть любимому, не дала упасть всему государству! Я горжусь тобой». Если бы ты так мог сказать, милый отец…       — Эсманур?       Султанша дернулась, замерев. Пытаясь сохранить лицо, она встала и развернулась.       — Ты следил за мной?       — Это ты что-то скрываешь, а я стыдиться должен? — Мустафа грозно посмотрел на нее.       Эсманур отошла так, чтобы султан видел имя того, кто покоится под землей.       — Я – Эсманур, та самая девочка, дочь запретной связи Ибрагима-паши и Нигяр-хатун!       Мустафа вздрогнул. Он хотел наорать на вторую жену, обвинить в том, что скрыла правду, после всего, но вместо этого он лишь спокойно подошел к Эсманур.       — Как ты могла такое скрыть, Эсманур? Как ты… — Мустафа был разочарован, но и совершенно другое чувство рождалось в груди падишаха.       — Простите, повелитель, я… — Эсманур Султан совсем не знала, как оправдаться, — Это единственное, что я скрывала от вас. Я так боялась рассказать, ведь тогда мне будет не место в гареме!       — Тебе, и правда, не место в гареме, Эсманур!