Список ненависти Чуи Накахары

      Они отправились в магазинчики Йокогамы на следующий день. Погода была хорошей, хотя, нет, снег был мокрым. Такой снег был ещё одной вещью, которую Чуя ненавидел больше всего на свете. Очевидно, что ненависть была не к свежему снегу, хрустящему под его ногами, а к грязи, которая покрывала Йокогаму. Коричневый и серый, мокрый и грязный, и это было невероятно отвратительно, когда машины проезжали через него и обрызгивали пешеходов на тротуаре. И, хотя Чуя постоянно использовал гравитацию, чтобы снег не касался его, ему все равно было противно.       Снег, конечно же, имел свою красоту, которая ценилась лучше всего среди высоких гор Японии, за которыми желательно наблюдать в доме, рядом с пылающим огнем. Чуя никогда не скучал, когда бывал в зимней Японии, всегда находя время понаблюдать за Фудзи под снегом. Даже Йокогама теперь, если смотреть не на улицы, была хороша. Храмы и деревья, одетые во все белое, весь город приглушен белым сиянием — в нем действительно была какая-то красота.       В каждом магазине игрушек были рождественские елки, на ветвях которых весело мигали огоньки электрических гирлянд, когда они вошли внутрь, чтобы купить немного игрушек. Они решили купить настольные игры, чтобы студенты могли хотя бы повеселиться, проводя дни в лазарете. Ну, и Дазай решил, и Чуе все ещё нужен был намек на то, что купить для Мотоджиро, и он согласился на это.       Закончив все покупки, Дазай потащил его в кафе на поздний обед. Он заказал плотное рагу, в то время как Чуя заказал пирог Шепарда. После обеда у них был горячий кофе, чтобы приготовить их к холоду на улице.       — Если ты закончил тащить меня по Йокогаме, не мог бы ты наконец поделиться секретом, которым будет наслаждаться Каджи Мотоджиро? — спросил Чуя, грея холодные руки горячим стаканчиком.       — А что ты думаешь? У тебя должна быть идея…       Чуя на мгновение уставился на Осаму, а затем нахмурился:       — Ты искренне веришь, что я сижу здесь, если бы знал хоть одну подсказку, что ему нравится?       — В самом деле? — Дазай посмотрел на него. — Ты учишься у Каджи в последние… Сколько? Девятнадцать лет? И ничего?       Накахара безразлично пожал плечами. — Химия никогда не интересовала меня. Я… Мы… Учитель-Ученик, понимаешь? Мы никогда не были близки. Хм, ты случайно не знаешь все о профессорах и своих сокурсников?       — В определенной степени, конечно, знаю.       — Что бы ты подарил мне? — неожиданно спросил Накахара. И тут же пожалев об этом, стал разглядывать кофе в стаканчике, словно оно было самой интересной вещью в мире.       Суицидник злорадно ухмыльнулся над своим стаканчиком:       — Набор химии.       — Ты, высокий… — Чуя проглотил последнюю часть оскорбительной цитаты, когда официант подошел и бросил чек на стол.       Осаму оплатил счет, и вскоре они вышли из кафе, прогуливаясь по грязным улицам. Чуя чувствовал, как холод медленно просачивается под его плащ. Не было таких слов, чтобы описать, как сильно он ненавидел холод.       — Знаешь, — задумчиво сказал Дазай, — тебе нужно немного пообщаться. Познакомься с людьми, с которыми ты живешь. Возможно, ты удивишься тому, что найдёшь на дне их души.       — Я знаю людей, с которыми живу, настолько, сколько мне удобно, — сказал Чуя — Не делай предположения, основываясь на одногом профессоре.       — Кендзи Миядзава? — неожиданно спросил Осаму.       — Проблемы с доверием? — Накахара ухмыльнулся. — Легко. Комнатные растения.       — Медсестра Йосано? — следующий вопрос не заставил себя долго ждать.       — Ты проверяешь меня, Мумия?       — Да. этотидиотухмыльнулся       — Тогда, по крайней мере, это лёгкий вызов. Сборка и коллекционирование миниатюр оружия. Сейчас собирает русское. Далее?       — Я? — спросил Дазай, останавливаясь посреди улицы, пристально глядя на Накахару.       В тот момент, когда они стояли на улице, в его глазах было что-то, что Чуя не мог расшифровать. Свет от вывески бара вспыхнул в этом теплом взгляде. Что-то всколыхнулось в памяти Чуи. Ночь много, очень много лет назад… И потом, после… Бутылка с янтарной жидкостью… Два граненых бокала…       — Вино… — тихо прошептал Чуя, его глаза тонули на множестве бутылок, представленных на витрине магазина.       — Что? — пробормотал Осаму в замешательстве. — Я не пью вино, это ты хлещешь его как не в себя!       — Не ты, а я, — теперь ухмыльнулся Чуя. — И Мотоджиро!       Осаму несколько секунд смотрел на магазин, а затем и на Чую, проследил взглядом за ним и, наконец, понял, что имел в виду Накахара.       — О, да, кстати, вот почему мы здесь. Это его любимый магазин.       — Он коллекционирует вино. Канджи рассказал мне об этом пару лет назад. Он угостил меня несколькими стаканами на мой день рождения. — Чуя с любовью вспомнил о дымном вкусе во рту. Мотоджиро имел хоть и очень отчетливый, но превосходный вкус в напитках.       Изумленный, Осаму схватил его за руку и остановил, прежде чем он смог войти внутрь:       — Откуда он знает про твой день рождения?       Чуя улыбнулся ему:       — Тебе стоит немного пообщаться, Осаму. Познакомься с людьми, с которыми ты живешь.       Накахара сказал это так приторно, а затем вошел в магазин. Неподвижный Осаму просто запнулся о порог, входя следом, и пробормотав что-то себе под нос.       Чуе потребовалось полчаса, но бутылка красного полусухого вина была самым совершенным подарком, который он мог найти. Чуя почувствовал, как покраснел его щеки, когда владелец, увидев его острый интерес, подарил им небольшую дегустацию. Это был восхитительный опыт для Чуи, и совершенно противоположный опыт для Осаму, который не любил этот напиток.       Поездка в автобусе сразу после вина не очень хорошо отозвалась Чуе в животе, и он на секунду схватился за Дазая, чувствуя головокружение.       — Ты в порядке, Накахара? — заволновавшись спросил Осаму.       — Да, — сказал Чуя, открывая глаза и леветируя их покупки в университет способностью.       Дазай был все еще рядом с ним, он мог уловить слабый запах его одеколона. Этот запах был также свеж, как утренний океан. Чуя почувствовал головокружение, но на этот раз это было не из-за алкоголя. Уже было темно, но во многих окнах университета мерцал свет.       Они были одни. Тишина почти оцепенела. Она сильно давила на уши Чуи, заставляющее биение его сердца казаться громким, как барабаны.       Обеспокоенные ореховые глаза продолжали наблюдать за ним.       Чуя поспешно отступил, и под его ногами хрустел свежевыпавший мягкий снег. Он бы сделал еще один шаг назад, но снег заставил заскрипеть его шаг в тишине между ними, предав Накахару и его трусливое отступление. Не было таких слов, чтобы описать, как сильно он ненавидел этот снег прямо сейчас, даже если он был свежим и мягким.       К счастью, у него не было времени подумать о том, что он хотел сделать, потому что снежный ком ударил ему в лицо. Чуя впился взглядом в лицо Дазая, но, конечно, это не мог быть он. Он не видел никакого человеческого движения.       Чтобы подтвердить это, Осаму поднял перепачканные в снегу руки, притворно сдаваясь, стараясь изо всех сил не смеяться.       — Это был не я, клянусь!       — Кто бы это ни был… — Чуя не смог закончить угрозу, когда в него бросили еще один снежок. Он ударился о его шею, и весь снег ушел под рубашку. Ледяная вода медленно текла по его груди. Накахара зашипел, как рассерженный кот, чувствуя каждую каплю, которая текла дальше вниз.       Дазай громко рассмеялся, затем прикрыл рот рукой, словно надеясь скрыть этот звук.       Чуя нахмурился, затем щелкнул пальцами, и снежный сугроб свалился на затылок Осаму.       — Ой! — парень заплакал, но там, под его пальто, должно быть, тоже таял снег, потому что внезапно его глаза округлились, и он начал танцевать странный танец, пытаясь вытащить остатки ледяной воды из-под пальто и рубашки.       В Осаму прилетел еще один снежок, потом еще один, а потом сразу три, и вдруг Чуя почувствовал, как тело Дазая столкнулось с ним и сбило его с ног. Они упали вместе в мягкий снег, став, возможно, самым странным снежным ангелом из всех, которые были на этом снегу.       — Зачем ты это сделал? — Чуя снова зашипел на Осаму, пытаясь стряхнуть с него мягкий пушистый снег.       — На нас напали снежки! — Дазай сказал ему это так медленно, как будто ситуация ускользала от Чуи до этого момента.       — Ну, хорошая работа, держи снег подальше от нас, Дазай, — усмехнулся Чуя. — Действительно хорошая работа.       Он был полностью покрыт снегом. Чуя чувствовал, как холодное вещество застряло между их телами, оно было повсюду на его волосах, было на его шее, медленно превращаясь в ледяную воду. Это было и на его лице, на его губах медленно таял снег. У него было немного снега на ладони, и вокруг руки Чуи сжались онемевшие пальцы Дазая.       Накахара немедленно ударил Осамку с горсткой снега.       Дазай сел на колени, с полным неверием уставившись на Чую. Снежный ком опять ударил его по голове, но Дазая это не волновало. Он только изумленно посмотрел на Чую.       — Не смей. — сурово сказал Дазай.       Но Чуя осмелился, и в следующий момент Осаму почувствовал снег у себя во рту. Он оттолкнул Накахару от себя, а затем, схватил его грязные и мокрые рыжие волосы, прижал его лицом к белой земле. Он отпустил его лишь на мгновение, и Чуя уже поднялся, вслепую отбрасывая его назад в снег гравитацией. Его лицо было красным и обмороженным, пальцы превратились в сосульки, как у Дазая, но они продолжали сражаться.       Это была самая нелепая вещь, которую Накахара совершил за всю свою жизнь, и если кто-то когда-либо спрашивал его об этом, он все отрицал.       Дазай смеялся как сумасшедший, извиваясь в снегу, пытаясь прикрыть голые шею и лицо, но тщетно. Чуя безжалостно распространял снег по этим обнаженным местам, независимо от того, как сильно хихикал Дазай.       Он оседлал тело Дазая, пытаясь удержать его между своих бедер. Он уже прижал одну руку Дазая к земле, когда он вскрикнул от смеха.       — Будь милосерден! Помилуй меня, о величайший боец! — чуть дыша умолял Дазай.       Накахара, тяжело дыша, остановился, упав в снег рядом с Осаму. Они лежали под звездным небом несколько минут, пока их дыхание медленно выравнивалось.       — Я замерзаю, — пробормотал Дазай и сел, протягивая свою руку Чуе.       Накахара взял его руку, и его пальцы онемели, но он все еще ощущал, как холодна рука Осаму. Он знал, что его одежда полностью испачкана, она вся влажно прилипла к его телу. Чуя даже чувствовал влажную грязь в ботинках, а его волосы выглядели так, словно он только что вышел из душа.       И все же он не замерз. Пока Чуя сидел там, и рука Дазая все ещё держала его руку, он не чувствовал ничего, кроме странного огненного тепла, распространяющегося в его теле.