Список ненависти Чуи Накахары

      Почему он не пошел в свою комнату, было за пределами его разума. Возможно, его мозг был также заморожен, как и все его тело, и он слепо последовал за Дазаем. Или, может быть, это беспорядочное дазаевское «Н-нам нужно ч-что-то выпить, ч-ч-чтобы согреться», заставило его повернуть за ним. Но, как бы не удивлялся Чуя, факт оставался фактом: он следовал за Осаму по пустым коридорам, после чего они оба вошли в его, Дазая, комнату.       Когда Чуя вошёл в комнату, загорелись яркие рождественские огни, как будто почувствовавшие их присутствие.       Чуя ненавидел эти красочные, сказочные огни, он считал их слишком показными. Он всегда предпочитал огни тёплых, медовых или приглушенно-голубых цветов в детстве, но его отец настаивал на ярких.       Осаму, похоже, тоже любил яркие огни. На подоконнике они вились в сосновых ветвях, и еще одна группа огоньков мерцала на перилах винтовой лестницы, ведущей в спальню. Они едва мерцали, и этого было достаточно, чтобы осветить комнату, но недостаточно для того, чтобы Накахара увидел детали в ней.       Он знал планировку комнаты, жил в такой же комнате почти девять лет. Слева от них была ванная, но Осаму не свернул туда. Он пошел прямо к подоконнику. Чуя тоже шел туда, его шаги были медленными, словно не полностью осознанными. Он был слишком осведомлен о присутствии Дазая, как будто все его чувства были настроены на другого человека.       Осаму снял свое тяжелое, пропитанное влагой пальто и позволил ему упасть на землю. Жилетка под ним, которая, как помнил Чуя, была темно-красного, почти бордово-орехового цвета, теперь, в неярком свете, напоминала черный шелк, приложенный к широким плечам и тонкой талии. Чуя не позволял своим глазам опуститься еще ниже, но, разумеется, мозг Накахары все ещё почти не соображал, Чуя потерял контроль над своим собственным телом. Он увидел ключицы Осаму, не закрытые рубашкой, которые прогнали остатки холода от его несчастного, насквозь замершего сердца.       Дазай оглянулся через плечо, огоньки вспыхнули в его глазах, и он сказал тихим и напряжённым голосом:       — Сними свой плащ и шляпу и высуши нас, наконец!       Осаму все еще трясся, пытаясь снять рубашку. Он даже не подозревал, что Накахара был далёк от замерзания, что его тело тает этого жгучего тепла, которое бушевало внутри. Но Накахара послушно собрал большую сферу воды гравитацией и затем отлевитировал её в ванную, открыв чёртову ручку всё той же гравитации.       Как будто, чтобы доказать, насколько Осаму плевать на все, он начал расстегивать рубашку, его движения были торопливыми, он стремился выбраться из отвратительно холодного материала. Он позволил ей упасть на землю, а затем прислонился к подоконнику, осторожно избегая веток с блестящими огнями. Руки и грудь Дазая были замотаны бинтами.       Чуя, все еще на пару шагов позади Осаму, просто смотрел, донельзя смущенный. Когда Дазай стоял прямо перед подоконником, свет огоньков освещал только его анфас, его спина была бы, если бы сказочные отсветы сверху на перилах не освещали его. Красочные пятна света подчеркивали гладкую кожу, непрерывно мерцая. Когда огни мерцали или Дазай двигался, казалось, что Осаму находится под водой.       Дазай обернулся, но свет остался на месте, переместившись на забинтованную руку и грудь, плоский живот.       — Тебе не холодно? — спросил Дазай, все ещё совершенно не замечая странных мыслей Чуи, и слава богу.       — Нет, — тяжело вздохнул Чуя, надеясь, что вздох этот прогонит безумие из его разума и погасит огонь в его теле. Но вздох был только топливом для огня, когда Чуя почувствовал запах сосны и океана, шагнув к Дазаю. Осаму слегка отпрянул, это было бы незамеченным в любой другой момент, но чувства Чуи, казалось, были на грани. Накахара мог только представить, с каким голодом он мог пялиться на него, так, что это напугало самого Дазая.       Он почувствовал напряжение в воздухе между ними, и это заставило его разум наконец проснуться.       — Согревающее обаяние у тебя, Дазай, — легко соврал Чуя и пошел к креслу.       Внезапно Дазай спросил:       — Какая у тебя тайна?       Чуя приподнял бровь, что надо было трактовать как «Что-о-о?»       — Расскажи какой-нибудь свой секрет? Мне скучно. — терпеливо повторил Дазай.       — Мой секрет? — Чуя опять вздохнул. — О, у меня нет ни одного.       Дазай рассмеялся.       — Хах, да, так я и поверю. Ты самый открытый человек в мире!       — Достаточно открытый, — тихо прокомментировал Чуя. — Итак, какова была твоя ставка, Мумия? Что-то темное и опасное? Что-то мерзкое?       Осаму просто небрежно махнул рукой.       — Не бери в голову, и, нет, я не заключал пари с Акутогавой. Я не должен был тебя спрашивать.       — Что заставляет тебя так говорить?       — Я знаю, в чем твой секрет, Чуя. — сказал Дазай с уверенностью. — Зачем разрушать мое веселье?       — Как ты мог знать, какие зловещие мысли возникают у меня в голове, а, Дазай?       Ухмылка на лице Дазая была опасно острой и похожей на оскал.       — Ты бы удивился, Шляпник!       Чуя фыркнул, отворачиваясь и, надеясь, что скрыл румянец от этих слов на своём лице.       Дазай протяжно зевнул и отодвинулся от подоконника.       — Уже поздно, ты должен идти спать, Чуя. — тихо сказал Осаму.       При этом в его глазах сквозило… Сожаление? Тоска? Этого Чуя точно не знал.       Чуя посмотрел на него, неосознанно глядя на обнаженную кожу, теперь еще более яркую в свете танцующих, меркнущих огней.       — Если, конечно, — начал говорить Дазай, и Чуя снова покраснел, когда он подумал, как закончить это предложение. Но, конечно, эти последствия были только в его голове, и Дазай закончил, улыбаясь:       — Ты хочешь помочь завернуть все подарки завтра, чтобы мне не пришлось рано вставать!       — О боги, нет! — чуть не задохнулся Чуя от возмущения. Он встал, поднял свой влажный плащ со спинки кресла и подошел к двери.       — Спокойной ночи, — сказал Чуя.       — Спокойной ночи, — услышал он тихий голос Дазая, когда за ним закрылась дверь.       Размышления Накахары после душа по поводу влюблённости в Дазая собственной ориентации были прерваны, когда кто-то постучал в дверь его комнаты.       Дазай стоял у порога, небрежно прислонившись к косяку. Он слегка покраснел, как будто только что пришел с холода.       — Блудный сын возвратился, — холодно сказал Чуя, увидев этого невозможного парня.       — Привет, — как ни в чем не бывало улыбнулся Дазай, и плевать ему, что сам пару минут попросил его пойти спать.       — Могу ли я войти, Чуя?       — Если ты хочешь… — сказал Накахара, отступая, но оставив дверь открытой для Дазая.       — Что бы ты подарил мне, Чуечка, будучи моим Тайным Сантой? — спросил Дазай, оставаясь в дверях.       — Плащ, — небрежно заметил Накахара, хоть где-то на грани сознания звучало: «Свое сердце, душу и руку. Да черт! Я бы подарил всего себя тебе, Дазай!»       Чуя подошёл ближе к Дазаю.       — Уходи сейчас, а? Я спать хочу.       Сунув руки в карманы, Дазай какое-то время смотрел на землю, затем пристальные глаза уставились на Накахару.       — Правда? Плащ? Это твоя лучшая догадка? — разочарованно протянул Осаму, — Я думал, что ты умнее других.       И, закрыв дверь, ушёл, не зная, что Чуя, сдерживаю слезы ненависти к самому себе, прислонился к двери и накрыл голову руками…