***
Нацу вздохнул и крепко обнял Люси. Он чувствовал, как она утыкается лицом в его шарф, оставляя легкий поцелуй на его шее. Комфорт объятий его жены был подобен успокаивающему тонику, поэтому он расслабился, наслаждаясь ее прикосновением всего на мгновение. — Меня не было так долго, Нацу, — пробормотала Люси ему на ухо. — Все в порядке? Нацу хмыкнул. — Сейчас. Она вернулась, как и обещала. Лаксус привел их в гильдию как раз в тот момент, когда они с Леви вышли из подвала с книгами в руках. Увидев, что она стоит у дверей гильдии, целая и невредимая, в обрамлении благоприятного сияния западного солнца, Нацу бросил свои книги, шагая по гильдии. Она простерла к нему руки, и он заключил ее в крепкие объятия. Он взглянул на Грея через ее волосы. Он и Джувия казались серьезными, тихо наблюдающими, но отстраненными от всех остальных, как выцветшая картина. — Как прошло? — спросил он, отпуская Люси. — Марлоу говорил? — Он сделал это благодаря Джувии. — Грей ласково подтолкнул женщину локтем. — Мы в долгу перед ней. А ты? Леви задержалась за плечом Нацу. Она подняла его упавшие книги, золотая филигрань их тисненых кожаных названий поблескивала между ее пальцами. — Да, у нас тоже есть кое-что, — сказала Леви. — Нацу был тем, кто нашел это. В промежутке между словами Люси уставилась на него. Зубы Нацу сверкнули в самодовольной ухмылке. — Видишь ли, я же говорил тебе, что у меня хорошо получается проводить исследования. — Нацу не пропустил, как ухмыльнулась Леви. Но она молчала, и он ценил это. — Давайте отнесем это в мой кабинет. — Лаксус взмахнул руками, направляя их к задней части гильдии. — Не нужно обсуждать все в открытую. Хэппи, найди Гажила, Эрзу и Венди. Они тоже часть этого. Не так уж много времени потребовалось, чтобы все собрались вместе. Эрза и Гажил только что вернулись с проводов свадебных гостей домой, в то время как Венди наблюдала за младшими девочками гильдии, а именно за Аской и близняшками, Соней и Бьянкой. Они собрались в маленьком кабинете, все вместе, как будто были в парилке Полюшки. Хотя в воздухе не было пара, Люси чувствовала всю глубину опасений каждого. Лаксус сцепил руки на столе. — Итак, кто хочет начать? Люси выпрямилась на стуле, глубоко вздохнув. Она захватила комнату своим присутствием, решимость отразилась в изгибах ее плеч. — Я думаю, нам всем лучше знать всю историю целиком, — сказала она, Грей и Джувия согласно кивнули. — Все это гораздо глубже, чем мы думали. Лаксус протянул ей приглашающую ладонь. — Продолжай, Люси.***
Марло вел Конзу сквозь деревья, густая крона горного леса заслоняла солнце над головой, даже когда его тепло оседало на его плечи. Пот струился по его позвоночнику, оставляя на спине прохладный след, когда он взмахнул алебардой через кусты, сбивая густую листву. Конза задержалась позади него, вытирая лоб, светлые волосы были завязаны сзади. Ее голубые глаза, казалось, тускло светились, контрастируя с окружающей их зеленью. Ее лицо раскраснелось от жара и напряжения, и то, как дрожали ее колени, не ускользнуло от его внимания. Марло спросил, не против ли она продолжать. Конза моргнула, глядя на него, затем улыбнулась. Волнение и радость сверкнули из ее зубов. — Конечно, я в порядке. Они продвигались вперед, поднимаясь все глубже и глубже в горы. В конце концов, день перешел в полдень и растворился в вечере. За свое упорство они не были вознаграждены ничем, кроме холмов крутых схваток и ям колючих кустарников. На самом деле не должно быть так сложно найти стабильное, скрытое место для убежища. Возможно, эти горы были неправильным выбором — слишком опасными, слишком дикими. Но Конза настояла на том, чтобы они продолжали. Еще пять минут, повторяла она, еще пять минут поиска, и они найдут то, что искали. Марлоу на самом деле не понимал этого, но он знал, что не сможет уговорить ее расстаться, и он не оставит ее одну ночью в лесу. Солнце уже садилось за горизонт, когда гора превратилась в поляну. Они знали, что нашли хорошее место. Несмотря на трудности, несмотря на неудачи, они смогли добиться этого. Костер полыхал в темной ночи, тепло и безопасность пылали от углей. Марло и Конза обедали при его свете, отдыхая уставшими от долгого дня телами. Конза вздохнула и откинулась на спинку кресла, глядя на звездное небо над головой. На этот раз ночное небо было ясным, и его не заслоняли огни города или ветви Джунипер-Хиллз. Было тихо. Сквозь деревья стрекотали сверчки, создавая атмосферу уединения и общности в одном лице. Это было умиротворяюще, должен был признать Марло, безмятежный побег, с которым он редко сталкивался в свои годы. Конза говорила праздно, почти сама с собой. — Правильно ли мы поступили? Марлоу посмотрел на нее, вздохнув через нос. — У нас были добрые намерения, — ответил он, — и это должно что-то значить. — Он уже говорил это бессчетное количество раз. — Верно, — согласилась Конза, — но, учитывая, что гильдия разрослась, не пора ли подать заявку в совет и сделать это официально? — Мы пытались это сделать, напомнил ей Марло. Но на этот раз они смогут показать им, что объединенная гильдия может работать. Конза серьезно наклонилась вперед. — Может теперь они увидят… Они увидят, что была создана гильдия без разрешения совета, что темная гильдия скрывается в Фиоре у них под носом. Их посадят в тюрьму без суда. Конза нахмурилась и выпрямилась. Марло знал, это было лишь началом ее чрезвычайно страстных — и, возможно, нереалистичных — диких амбиций. — Нам нужно держать головы опущенными, — рявкнул он, прежде чем она успела что-то сказать. — Вести себя сдержанно, не шумно, и совет оставит нас в покое. Или ты хочешь выбросить все, над чем так усердно работала? Марло смотрел, как она поникла, понимая, что он был прав. Это была суровая правда, как часто бывает со многими. Хотя Рубиновая Мантикора бралась только за почетную работу и помогала нуждающимся, когда законы запрещали бы это, они все равно оставались темной гильдией. В Фиоре было множество официальных гильдий наемников, не говоря уже о множестве гильдий волшебников. Честно говоря, им было бы намного проще просто присоединиться к заведению своей специальности и довольствоваться этим. Но они не хотели быть довольными. — На данный момент не имеет значения, что думает о нас совет. — Конза смотрела на огонь, прислушиваясь. — Гильдия была чем-то большим, чем причудливым листком бумаги, декларирующим наш статус, — продолжал он, — и для того, чего мы достигли, она нам не нужна. Совет может пойти к черту. Конза рассмеялась. Ее веселье звенело в ночи, как колокол. Даже сверчки смягчали свою симфонию, чтобы услышать. Конза вздохнула и ухмыльнулась. Марлоу разделил ее ухмылку и подбросил еще одно полено в огонь. Искры взметнулись в воздух, полил дождь, струящийся дымом и пламенем. — Ты тоже мастер, — напомнил ей Марло. Конза напевала, подперев подбородок руками. Ее глаза опустились. Почти тишина ночи снова окутала их, и Марло почувствовал, как его усталость сжимает его разум. Вскоре наступил сон, желанная передышка после тяжелого рабочего дня. Словно щелкнув выключателем, оглушающая тишина прорезала тьму, когда все стрекочущие сверчки разом прекратили свои песни. Огонь погас. Он не знал, что произошло дальше. Кто-то… что-то пронеслось по их лагерю, и следующее, что вспомнил Марло, это то, что они с Конзой бежали. Усиленная тьма леса помешала их бегству. От чего они вообще пытались сбежать? Он не мог вспомнить, но зияющей раны на его плече было достаточно, чтобы бежать. Конза потащила его за собой, волоча сквозь мучительное оцепенение, и они, спотыкаясь, покатились вниз по коварному склону холма дальше в долину. В конце концов, они сделали это… в другом месте. Осыпающиеся стены. Древняя магия. Прекрасный в трагичном смысле, город костей и цветов. Но хоть убей, Марло не мог вспомнить, как они туда попали или как ушли. Заброшенный город не умер. Старые обереги, мощные, как выдержанное вино, срабатывали везде, куда бы они ни поворачивались. Его раны множились. Даже Конза, несмотря на его попытки защитить ее, цеплялся кончиками пальцев за ее слабеющую выносливость. Ее нога была залита кровью, изрезанная в клочья зубами голодного подопечного. Каждый ее шаг оставлял ярко-красный след на пестрых камнях. По правде говоря, обереги были наименьшей из их забот; клыки, сверкающие в свете звезд, тьма, которая двигалась и преследовала. Ужасы, таящиеся в расщелинах потерянных мечтаний и ожидающего отчаяния — чудовища крови и ужаса, о которых Марло хотел бы забыть совсем. Но Конза продолжала идти, ее отчаяние, а может быть, надежда подтолкнули ее еще на один шаг вперед. Всего еще пять минут. Если бы они могли продержаться, они могли бы выбраться. Марлоу последовал за ней, как всегда… как он всегда думал. Он едва мог вспомнить помещение. Место пустоты и беспокойства, тихое и, казалось бы, безопасное от ярости кошмаров, бродящих по пустынным улицам. Они наткнулись на него из последних сил, но даже Марло мог сказать, что им там не рады. Прижавшись друг к другу в темноте, Марло и Конза цеплялись за то немногое драгоценное время, которое у них осталось, пока их кровь заполняла бороздки на кафельном полу красной паутиной, запутанной страхом и сожалением. Это не должно было случиться таким образом. Марло повернул к ней голову, борясь с тошнотой и шоком, чтобы увидеть маленькие слезы, тихо сверкающие в ее глазах, как далекие звезды. Она захныкала извинениями, задыхаясь от собственной боли. Она была причиной того, что они оказались в этом беспорядке. Марло попытался покачать головой, но даже при такой попытке сквозь его кости пробежали электрические разряды. Сейчас было не время обвинять. Конза прикусила губу и перевернулась на бок, ее крик заглушался желчью в горле, когда она нежно задрала подол своей сорочки. В тусклом свете звезд, сиявших сквозь щели в куполообразном потолке, Марло наблюдал, как ее кожа разорвалась, как молния, а кровь текла по ее разорванному животу многоуровневым водопадом алого и разлагающегося. Инстинктивно Марло прижался к ней, его рука потянулась, чтобы заполнить промежутки пропасти, прорезавшей ее, — его пальцы не слушались, скрученные, как мертвые насекомые, и свисали с окровавленных прядей того, что осталось от его ладони. Конза ахнула, ее глаза были на грани потери сознания, когда она попыталась сесть. Щелчок ее запястья, и хрустальный шар замерцал в воздухе комнаты. Преломленный свет разбрасывал по комнате прерывистые лучи, маленькие точки разбитых лун рассыпали по полу и стенам. Только теперь Марло увидел тонкий пепел, висевший в тишине, как снег, застывший во времени, вкус острой копоти давно потухших костров на его языке. Маленькие звуки, как игла, протыкающая ткань в быстрой последовательности, и Конза переместилась, ее разрезы затянулись и сочилась кровью, когда она отдыхала на коленях. Когда она упала навзничь, чтобы рассмотреть Марло, крошечные мерцающие звездочки мерцали на месиве крови и плоти на ее животе. Тьма сгустилась в впадинах под ее глазами, яркая, юношеская синева исчезла. — Мы все еще можем это сделать, — сказал Марло. Она заставила его замолчать, ее маленькие руки прижались к сочащейся ране под его ключицей. Марло прошипел, давление и искры воспламенили его нервы. — Стой спокойно, — пробормотал Конза. На ее лбу выступил пот. Ее руки были покрыты красным, а на его коже мерцала маленькая звездочка из полупрозрачных стеклянных стежков. Марло закашлялся, его горло пересохло, но язык пересох, когда ее руки переместились к другой ране. Она должна беречь силы. — Это не имеет значения, — выплюнула Конза. Они собирались умереть. — Еще пять минут, — сказал Марло. Им просто нужно было еще пять… Нет. Конза села перед Марло, ее пальцы очерчивали слабые алые дорожки на покрытом пеплом полу. Они были вне времени. Ее пальцы зацепились за тонкий край, что-то похороненное и забытое. Пепел упал, когда она подняла его, затуманив пространство между ними. В ее руках старый фолиант сморщился под прикосновением. Слегка прерывисто вздохнув, Конза сдула пепел с обложки, облачка серебра и холодные порывы ветра от потертой коричневой кожи и обгоревшей кожи. ЛАЗАРУС Обложка заскрипела, когда Конза открыла книгу, по выцветшим тисненым буквам названия сочилась древняя пыль и секреты. Марло моргнул. В эту долю секунды забвения он почувствовал, как его кости шевельнулись под кожей — единый импульс горящей жизненной силы проник в его мозг и воспламенил его энергию. Но это было как-то неправильно, вынужденное пробуждение — трясло, как марионетка на спутанных нитях. Глаза Марло открылись. Его легкие, внезапно утомленные и пустые, оттолкнулись от него. Глотая воздух, тело Марло вздрогнуло. Кашель сотрясал его тело, каждый болезненный удар превращал глубоко укоренившуюся боль в мышцах. Он не помнил, как лежал. Он не помнил, чтобы его замотали бинтами, покрывавшими его тело. Он совершенно точно не помнил, как оказался на кровати в маленьком коттедже. — Он проснулся, — сказал тихий голос. Конза села на другую кровать рядом с его. Как и он, она была забинтована. Пока она пристально смотрела на него, Марло со стоном изогнулся на простынях. Что произошло? Конза посмотрела вниз, та же самая книга лежала на кровати перед ней. Темно-бордовые пятна уже засохшей крови разбрызгивались по коже, словно ржавая сыпь. Ее пальцы прошлись по выцветшей филиграни обложки, которая, возможно, когда-то была серебряной. Теперь это был разложившийся черный. — Эта книга, — тихо сказала она. Это спасло им жизнь. Стук в дверь. С тихим скрипом она распахнулась, и в комнату вошла женщина с подносом, а на нем дымящиеся миски. Маленькие дети, двое мальчиков, цеплялись за складки ее юбок. Все трое остановились и уставились на Марло. В нос ударил запах тушеного мяса и овощей. Его желудок заурчал от голода. Это была семья садоводов, выращивавших хурму и живших в дне пути от ближайшего города. Они жили за счет того, что могли вырастить из земли, и охоты в лесу. Простая жизнь была нарушена, когда два раненых бродяг чуть не истекли кровью под их деревьями. Он ничего не помнил об этом, но, по их словам, Марло здорово их всех напугал, когда вывалился из леса с Конзой, потерявшей сознание на руках. Марло всегда был бы благодарен этой женщине и ее мужу за то, что они приняли их и вылечили, но Конза… Часть ее осталась той ночью. Она заполнила пустое место словами этой книги. Они вернулись в Джунипер-Хиллз после недели выздоровления. Конза уединилась, заявляя об истощении и боли. Марло не видел ее целых три дня. Только когда она снова вышла, Марло наконец удалось узнать всю историю того, что произошло той ночью. В темноте той комнаты, книга что-то высвободила. Что бы это ни было, оно использовало Марло как сосуд, чтобы помочь им сбежать. Вот почему они остались живы. Она сказала, что его вернули с волоска от смерти, и если одна книга могла сделать это, что еще было в этом месте? Она должна была узнать. Они спорили, ссорясь, как никогда раньше. Не было ничего, что он мог сказать — ни ругательной логики, ни жалких мольб, — что могло бы заставить ее остаться. Это был первый раз, когда страхи Марло помешали ему последовать за ней. Конза вернулась через неделю, чудесным образом невредимая, с едва заметными царапинами на коленях и разбитыми суставами пальцев. Она принесла еще одну книгу и дорожную порцию хурмы. Марло заплакал, когда она вошла в парадную дверь, и крепко обнял ее, разрушив свои самые большие страхи, оставив беззащитную радость, от которой дрожало его сердце. Конза была в восторге от своего успеха, безумное ликование сверкнуло в ее зубах, когда она показала ему свою новую книгу. Тогда Марло должен был это увидеть; красное безумие, скрывающееся за ее глазами, бутон чего-то зловещего, посаженный и укоренившийся… но его беспокойство занимала книга, гораздо более толстый том, чем первый, и наполовину сожженный до хрупкого обугливания. ПУСТОТА Марло думал, что на этом все и закончится… пока на стенах не начали появляться эти ужасные слова, торопливо нацарапанные и стекающие, как открытые раны. Он стирал их с камней и дерева, пачкал пальцы в черную смолу их чернил… но они всегда возвращались. Он не знал, что они говорили, все послания были неразборчивы и туманны. Марло не нужно было их понимать, чтобы понять, что это яд. По мере того как слова распространялись, как темный плющ, внутри Рубиновой Мантикоры, члены гильдии начали исчезать. Нередко люди приходили и уходили, как вращающаяся дверь, но они не оставляли свои вещи, не уходили, ничего не сказав. Марло игнорировал вопиющую правду, воющую на него из-за оставленных следов… даже когда Конза начала говорить с темнотой, торопливо бормотала слова в тени, когда думала, что Марло не слышит. Если бы он не слушал, то мог бы обмануть себя, поверив, что не знает, что она делает. Но он знал, и Конзе пришлось на ком-то проверить свои книги. Марлоу ненавидел облегчение, которое он испытал, узнав, что «кто-то» — это не он. Вскоре воздух гильдии перестал обеспечивать безопасность полусырых святых и раскаявшихся грешников, для которых он был предназначен, и стал кислым и окрашенным страхом. Марло удерживал новых членов от присоединения, но те, кто уже оказался в грязных стенах Рубиновой Мантикоры, были слишком напуганы, чтобы уйти. Как токсин в реке, гильдия отвернулась от себя и друг против друга. Марло чувствовал это и в своем уме; подорванное доверие и оскверненные духи паранойи и злобы, которые украли его честность и милосердие. Доброта потеряла свое место в гильдии, и эту вакансию заполнило что-то холодное и зловещее. Рубиновая Мантикора всегда была темной гильдией, и теперь они, наконец, стали вести себя соответственно. Когда Конза вернулась в это место в третий раз, гильдия оставалась неподвижной в ее отсутствие, вплоть до того дня, когда она принесла еще одну из тех книг. У этой книги не было ни обложки, ни названия, которое Марло мог бы различить или разглядеть под серыми складками обожженных страниц и наполовину расплавившимся бумажным клеем. Это было почти неузнаваемо как книга, и все же Конза цеплялась за эти бумаги как за талисман, злобная ухмылка расползалась по ее пожелтевшим зубам. В часы бодрствования тех серых дней Марло наблюдал, как его гильдия разрушается изнутри. Конза почти не спала и почти не ела, злобная ухмылка постоянно играла на ее лице, когда она вливалась в эти книги и изрыгала их проклятия в коридорах его дома. Ему казалось, что он попал в ловушку кошмара, как будто он никогда не покидал этот предательский город и все еще гнил на полу этих звездных залов ужасов. Вскоре Конза снова ушла. На этот раз Марло был готов, и он прошел с ней через эти двери точно так же, как несколько месяцев назад, еще до того, как все это началось. Она ничего не сказала ему, идя рядом с ней, хотя благодарной улыбки, которую она ему подарила, было достаточно, чтобы тронуть струны сердца Марло с надеждой… и чувством вины. Независимо от исхода этого путешествия, Марло не позволил бы другой книге войти в их гильдию. Если это означало, что Конза тоже не должна возвращаться… пусть будет так. Они вернулись в дом садовников. За несколько коротких месяцев оба мальчика сильно выросли. Они и их родители приветствовали Конзу и Марло жесткими словами и натянутыми улыбками, скрывающими неуверенность. Когда Марлоу вошел в их дом, маленькая женщина, которая вылечила его, коснулась его руки. Она ничего не сказала, когда он посмотрел на нее, но в этом не было необходимости. Страх, сияющий в ее глазах, не мог бы быть более ясным, чем если бы она нанесла ему удар по лицу. Он не упустил из виду, как мальчики вздрогнули, когда Конза потянулась, чтобы коснуться их плеч, нежно сжимая их. Марло проглотил болезненный гнев, который булькал в горле, и положил свою руку на руку женщины. Если она и чувствовала, как он дрожит, то не подавала вида. Они отдыхали одну ночь. В тех же кроватях, которые способствовали их выздоровлению, Марло лежал бодрствующий и настороженный, прислушиваясь к неровному дыханию Конзы и шипящим полусловам жестокого обещания. Утром они ушли с напряженными прощаниями и долгими осторожными взглядами. Когда Марло и Конза вошли в тенистую рощу, слабый крик разочарованной боли последовал за ним в деревья. Именно тогда Конза, решительная и уверенная в своем пути, развернула карту. Бумага была маленькой, и под сильно нарисованными линиями гор и рек напечатанные слова запутывали страницу неровным ландшафтом. — Откуда это? — спросил Марло. — Мне это предоставили, — сказала она, не поднимая глаз. — И если ты не хочешь умереть, будешь следовать за мной на каждом шагу. Кто предоставил? Она не ответила. Конза поспешила вперед, ее глаза были прикованы к карте. Марло изо всех сил старался не отставать от нее, даже при ее головокружительной скорости и густом лесу, вокруг которого Конза петляла и петляла, даже не поднимая глаз, чтобы увидеть, куда она направляется. Когда лес начал что-то шептать Марло, а деревья наклоняли когтистые ветки ему в спину, маня его сбиться с пути, он не отставал от Конзы. Когда тени невидимых и неизвестных существ крались на краю его поля зрения, Марло не сводил глаз с Конзы и следовал за ней, пока деревья не превратились в каменные стены, а трава не превратилась в булыжник. Казалось, что они шли совсем недолго, но солнце как-то опустилось к вечеру, и в мертвом городе было тихо и темно. Только когда они миновали лес и его призраков-привратников, Конза оглянулась, чтобы посмотреть, там ли еще Марлоу. Он хотел утешиться признанием… но он знал, что она без колебаний бросила бы его. Как и в первый раз, когда Марло пришел в затерянную деревню, он помнил очень мало. Разноцветный зеленый плющ, возвышающиеся колонны и контрфорсы — величественные здания, вызывавшие больший трепет, чем позволял страх Марло. Конза передвигалась по улицам с фамильярностью и легкостью горожанки, которая прожила там всю свою жизнь. То, что ей было так удобно обходить обереги и избегать опасных путей крадущихся чудовищ, Марло одновременно впечатляло и беспокоило. Они прибыли… куда-то. Короткие вспышки запечатлелись в его сознании: ряды разваливающихся книжных шкафов, нагруженных уничтоженными и выброшенными томами, чьи складки запеклись пеплом и забытыми знаниями. Почерневший очаг, запятнанный струями давно догоревших костров. Упав на колени, Марло задыхался от воздуха, который ворвался в его легкие, его разум мчался, чтобы догнать его. Его пальцы погрузились в ковер из сажи и пыли на полу. Они снова были в комнате. Однако на самом деле это не комната, как понял Марло, когда пришел в себя, чтобы видеть. Больше похоже на укромный уголок, большую нишу, спрятанную за пеленой теней за пределами пропасти от всех, кто еще не знал, где она находится. — Поначалу это место может быть неприятным. — Когда она говорила, Марло смотрел на Конзу снизу вверх. Она стояла перед стеной из полок и потертых кожаных шипов, ее глаза скользили по маленькой библиотеке темных знаний в свете вечернего солнца, преломляющегося через ее стеклянный шар. — Не волнуйся, ты привыкнешь к этому… но нам нужно торопиться. Марло встал. Книжные шкафы в этой нише были наполовину пусты, каждая полка была усеяна почерневшими хлопьями рукописной бумаги, засохшей в мякину. Еще больше книг разбросано по полу, лежащих раскрытыми на своих страницах среди обломков и мусора. Он смотрел, как Конза взяла с полки книгу — скорее обугленную, чем нормальную, — быстро перелистнула страницы, а затем с разочарованным мычанием бросила ее через плечо. Книга упала к ногам Марло, обложка разлетелась вдребезги. Когда пальцы Марло медленно сжались вокруг древка его алебарды, его сердце бешено заколотилось. Конза остановилась в своем чтении книг, склонив голову набок, словно прислушиваясь. Ее рука плавно двигалась вдоль корешков книг, кончиками пальцев очерчивая каждый из них, пока не остановилась, зависнув перед высоким тонким томом, почти спрятанным между книгами. Конза сняла книгу с полки и повернула обложку к свету своего шара. ЛЕВИАФАН Вес алебарды Марло, высвобождаемой из кобуры, казался невыносимым. Его руки тряслись, восставая против него, и мысли, гноящиеся, как чума, кипели в его мозгу. Конза возилась с книгой, перелистывая страницы и рассматривая выцветшие отпечатки. Она не слышала, как Марло подошел к ней сзади, не услышала, как скрипнула кожаная рукоять в его ладонях, когда он поднимал могучее оружие вверх, вверх и обратно за голову. В свете ее стеклянного шара острое, как волос, лезвие топора мерцало чем-то жаждущим и свирепым. Все, что нужно было сделать Марло, — это отпустить его, позволить своей мышечной памяти пройти через него, оружие… и Конзу. Он чувствовал волну в груди, исходившую через его бока и плечи в спину, и когда алебарда двигалась по смертоносной дуге… — Это оно. Конза обернулась. Она улыбнулась сначала книге, затем Марло и алебарде, которая замерла в воздухе, за секунду до того, как расколола ей череп. Прежде чем оно исчезло, Марло увидел это; мягкость этой улыбки, старый остаток молодой женщины, которая однажды подружилась с рассерженным старым наемником и спросила его, может ли он защитить ее, пока она работает над воплощением своей мечты. — Ты правда мог это сделать? — спросила она, в ее словах было больше удивления, чем страха. Руки Марло закричали, тяжесть алебарды висела далеко перед ним. Она все еще была под лезвием. Если он поскользнется, она умрет, и это не будет медленным и безболезненным концом. Конза рванулась вперед, острие лезвия нагрелось у ее макушки. — Заканчивай, — прошептала она. Марло покачал головой. Он не мог… он не стал бы. — Сделай это! — Она закричала, ее стеклянный шар вспыхнул. Маленькие паутинные трещины разошлись по сфере, разорванная нота зазвенела в воздухе. Марло взревел, алебарда снова взмыла вверх. Она пролетел над головой Конзы, вырвавшись из его хватки. Пыль ворвалась между книжными полками, когда наконечник копья вонзился в стену позади нее, идеально втиснувшись между дырами в томах. Пыхтя, Марло опустился перед Конзой. Она просто смотрела на него, ее голубые глаза просверливали разочарованную дыру в уже изрытых остатках его решимости. Древко алебарды вибрировало само по себе, низкий гул перешел в тишину, которая повисла между ними, словно инеем завеса. — Я ненавижу это, — признался он ей с болью в голосе. Он ненавидел то, что становилось, и то, что уже произошло. Конза ничего не ответила, книга безвольно повисла у нее в руке. — Что мы делаем? — спросил он, грустно пожимая плечами. Почему они были здесь? Спрятав книгу под мышкой, Конза взяла Марло за руку. Ее собственные руки были такими маленькими, казались карликами рядом с его узловатыми рукавицами. Перевернув его, она осмотрела его ладонь; мозоли, шрамы, ожоги и осколки, образующие неровности и впадины, словно закодированная история его жизни и борьбы. Она проследила линии, отпечатавшиеся на его коже за годы складок и изгибов. Прикосновение было нежным, успокаивающим в том смысле, в каком Марло забыл о том, что скрывалось за страхом и болью. — Я просто… не понимаю, — вздохнул Марло. Конза замолчала, ее дыхание было ровным и глубоким. Она протянула книгу Марло. Она была почти цела, если не считать расклешенного ожога, прочерчивавшего смолу по краям страниц. Она вложила книгу в его руки. — Ты чувствуешь это? — Спросила она. Марло посмотрел на книгу и понял, что до сих пор никогда не прикасался ни к одной из них. Затвердевшая кожа обложки была мягкой от многолетнего воздействия и износа, почти как шелк или тонкий хлопок. Ребра позвоночника вошли в расщелины его рук с чувством принадлежности и комфорта. Но было… что-то, малейшее прикосновение в глубине его сознания. Оно было холодным, далеким и эхом звучало, как со дна зараженного колодца. — Открой, — сказала она. Марло взглянул на нее, ожидая этой маниакальной ухмылки и безумного блеска глаз. Но она лишь улыбнулась ему, мягко и ободряюще. Хотя ее глаза не блестели, он мог видеть нежное мерцание, как будто она показывала ему свой любимый цветок или еще одну маленькую птичку, выпавшую из гнезда. Она кивнула, и Марло открыл книгу. Сначала не было ничего, кроме слов; написанные от руки, выцветшие и зацикливающиеся на себе запутанной сетью знаний и безумия. Это гипнотизировало, как он мог проследить единственный путь чернил, когда они текли по буквам на странице. Затем слова сдвинулись. Дергаясь, распутываясь, запутываясь, извиваясь и скручиваясь из более глубоких частей книги, которая падала, как бездна, с бумаги, взрываясь грозовыми тучами и застывшими молниями, дугами, подобными божественному копью, когда он нисходил, нисходил и нисходил, и что-то колоссальное перемещалось при пробуждении, бурлящий из смолы места, где были съедены мечты и задушены звезды, и только тьма и зубы имели какой-либо статус или право на жизнь, где он так холоден, так мал и так беспомощен против бушующего водоворота разрушения и ужаса, который обнажает его клыки на него и бросает ему вызов, хотя он уже знает, что был обречен с самого начала. А за всем этим… вокруг всего этого… что-то зловещее и всепоглощающее. Что-то массово деспотичное и непостижимо могущественное. Что-то яростное. Книга выпала из его рук, и помещение резко встало на место. Когда он ударился об пол, Марло моргнул, просматривая остаточные изображения, исчезающие перед его глазами, как негативы на солнце. Его лицо и волосы были влажными, резкий запах соли и гнили стоял в носу. Его тело дрожало, и Марлоу знал, что это не от холода. — Ты понял? — спросила Конза, наблюдая за ним, когда она опустилась на колени, чтобы поднять фолиант. — Дело никогда не было только в книгах. Марлоу ничего не сказал, его язык был сухим, онемевшим и прилипшим к зубам. В горле пересохло. — Теперь мы служим высшей силе. — Конза погладила обложку книги, ее пальцы легко водили по выдавленным на коже словам. — Мы призваны к великой цели — важной миссии, которую можем выполнить только мы. Только мы достойны. Он смотрел на нее, наблюдая, как голод растет в ее глазах. — Достойны чего? — Смерть, — сказала она. — Его смерть. Жить и умереть по его воле, обрушить гнев на врагов и пасть на его клинок — вот почему мы здесь. За стенами помещения что-то грохотало и катилось. Конза подняла голову, когда сверху посыпалась пыль, впервые осознав страх, коснувшийся ее лица. Засунув книгу под сорочку, Конза прошаркала к теням, ожидающим за комнатой… и вышла. Ее стеклянный шар упал и разбился, выпустив свет, чтобы тьма устроилась на ночлег. На несколько мучительных ударов Марло задержался, потерянный, онемевший и неуверенный. Он все еще чувствовал твердость зубов, окружавших его, как клетку. Где-то в гулкой тишине подкралось булькающее возмущение. Они просрочили свой прием. Вырвав свою алебарду из стены, Марло снова последовал за Конзой — в скрытую брешь за пределами зала, в какие бы страдания и раздоры она ни обещала. Даже он мог сказать, что жестокие махинации, в которые вляпалась Конза, уже перемалывали его кости от смолы и хаоса. По крайней мере, в ее темноте у него может быть шанс на быструю смерть, смутная надежда на помилование, несмотря на обертоны страха и ярости. Яростное что-то преследовало его мысли, напоминая ему, что альтернатива была намного, намного хуже. Марло покинул мёртвый город своим ходом, клятвы не были выполнены, а безумие настигало его по пятам.***
Люси вздохнула, заканчивая свой рассказ. После ее слов воцарилась тишина, пока остальные слушали рассказ. Казалось, ее сердце забилось сильнее в этой маскирующей тишине, а кровь сгустилась от предчувствия холода. — Верно, — сказал Лаксус, нарушая затишье. Он вздохнул через нос, встав лицом к окну и голубому озеру за ним. — С чего начнем… — Начнем с библиотеки. — Руки Леви перебирали книги у нее на коленях. — Технически Калибрана не существует. По крайней мере, больше нет. Это была древняя деревня, которая была уничтожена 400 лет назад, стерта из истории. Нацу нашел это здесь. — Леви подняла книгу с названием «Древние народные сказки и легенды Фиора» . — Затем мне удалось найти отрывок, в котором говорилось о его уничтожении. Считалось, что он был Меккой для ученых с незапамятных времен. Существуют теории о том, что изучалось на Калибране, от физических законов до философских затруднений. Это было… поистине невероятное место. — Если это было так исторически важно, почему мы никогда не слышали о нем раньше? — спросила Шарли. — Это большой вопрос. Все, что известно о Калибране, исходит из старых табличек и артефактов, разбросанных по всему Фиору, которые археологи начали находить около пятидесяти лет назад. Другие пытались найти его и потерпели неудачу. По сути, это миф. — Это потому, что Зереф не хотел, чтобы кто-то нашел его. — пробормотал Нацу. — Значит, он спрятал его с помощью магии и оберегов. Леви посмотрела на Нацу, между ее бровями пролегла смущенная морщинка. — Я не помню, чтобы читала такое в книгах. — Это всего лишь предположение, — ответил Нацу после мгновения напряженного молчания. — Значит, единственный способ найти его — это карта Конзы, — сказала Эрза. — Кажется, нашим первым планом действий было найти ее; если не в конечном счете задержать ее, то хотя бы получить ее карту. Хотя я думаю, что найти ее будет непростой задачей. — Согласна, — сказала Джувия. — Она представляет опасность для себя и других. Возможно, мы все еще сможем спасти ее. — Мы вообще хотим ее спасти? — пробормотал Гажил. Джувия пристально посмотрела на него, скривив губы от жара. — Она жертва, Гажил. Так же, как были и мы. Или ты забыл, каково быть одним из плохих парней Гажил пошатнулся, забыв о чувстве вины в ее словах. Они были суровы, хотя и бесспорно верны. Эти воспоминания о времени, проведенном с Фантом Лордом, и о том, что он сделал… они были как упадок в уме Гажила. Леви положила руку ему на плечо, утешая своим прикосновением. Это было давно, и Гажил больше не был тем человеком. Он встретил взгляд Джувии и кивнул. — Ты права. Мне жаль. — Может быть, она сейчас в библиотеке? — спросил Лаксус. — Возможно, но Марлоу сомневался, — сказала Люси, качая головой. — Для нее было бы слишком опасно оставаться там надолго. — Вот почему она всегда останавливалась у садовников, — пробормотал Грей. — Это путевая точка. Пантер Лили вздохнул через нос. — Тогда можем ли мы предположить, что знаем, где находится дом садовников? Люси встала и подошла к большой карте Ишгара, висевшей на стене. Гобелен был испещрен реками и горами, небольшим количеством городов и поселков, соединенных дорогами, проселочными дорогами и железными дорогами. Ее палец блуждал по карте, зависая на границе между долинами и словами. — Он здесь, сразу за Цикориевыми горами, — сказала она, поворачиваясь к комнате. — Примерно в дне пути отсюда. Если ей некуда идти, то она там и будет. — Значит, так оно и есть. — Гажил скрестил руки на груди, сверкая стальными и бронзовыми гранями. — Мы найдем этот дом, найдем ее и выбьем из нее карту. — Мы забегаем вперед. — сказал Лаксус, отходя от окна, чтобы окинуть комнату тяжелым взглядом. — Нацу, как твоя магия? Нацу заерзал на стуле, его глаза были прикованы к стене позади Гажила и Леви. Его губы скривились в скрытой усмешке, и Люси подумала… — Я не уверен, — только и сказал он. Лаксус уставился на Нацу, ожидая большего. — Разберись, и быстро. Сидеть в этот раз не вариант. Мы хоть имеем представление, с чем столкнулись, Люси? — Мы знаем, что первой книгой, которую она взяла, был Лазарус. — Люси считала на пальцах. — Книга, которая возвращает павших товарищей в состояние берсерка. Мы также знаем, что у нее были Пустота и Левиафан. Но мы сожгли Пустоту и уничтожили Левиафана. Если предположить, что с тех пор она не появлялась в библиотеке, в лучшем случае у нее есть только Лазарус и… — Может быть, это мертвая книга? — предложил Хэппи. — Я бы на это не рассчитывала. — Шарли покачала головой. — Она не похожа на человека, который цепляется за сантименты. — Пантер Лили согласился. — Однако эти страницы все еще взяты из одной из книг Зерефа, — сказал Лаксус. — Мы не можем недооценивать эту угрозу. — Помимо этого есть еще одна проблема, — сказал Грей, поджав губы от вариантов. — Даже если мы получим карту и найдем Калибрана, это место усиленно охраняется очень мощной магией, не говоря уже о том, что старые монстры Зерефа свободно бродят по улицам. — Я не думаю, что нам стоит беспокоиться о монстрах… — прошептала Венди. До сих пор она молчала, погруженная в свои мысли. Венди вздохнула, покачав головой. Люси могла видеть смирение на ее лице, когда она снова села, обрекая себя на сомнительные идеи и непрошенные выводы. — Эта «высшая сила», о которой говорила Конза, — начала Венди, ее темные глаза были полны твердой решимости, когда она подняла голову. — Должны ли мы предположить, что она говорит о Зерефе? Люси пожала плечами. — Невозможно точно сказать. Марло никогда ничего не подтверждал. Но… да, я думаю, это верная догадка. — Итак, все, через что мы прошли три года назад… все, что мы потеряли, — Венди крепко сжала кулаки на коленях. — Было ли все это зря? — Мы сражались и проливали кровь на поле боя за наши жизни. Мы столкнулись с непреодолимыми трудностями, чтобы отстоять то, что нам дорого. Мы выиграли. — Эрза подняла подбородок, когда говорила. — Я отказываюсь верить, что все это было напрасно, и ты тоже, Венди. Венди этот ответ не удовлетворил. Однако она кивнула, вздохнув, когда Шарли успокаивающе потерла ее руку. — У нас нет на это времени, — прорычал Нацу. Его лицо исказила хмурая гримаса разочарования, зубы оскалились в едва скрываемой ярости. Венди моргнула от его слов, в ее глазах вспыхнула боль. Люси потянулась к его руке, ее голос был осторожным и предупреждающим. — Нацу… Он выдернул руку из ее пальцев, резко вставая. — Какой в этом смысл? — Нацу стоял в стороне, все взгляды следовали за ним. — Мы знаем, куда нам нужно идти, так зачем мы тратим время на разговоры? Давайте просто пойдем. — Мы не можем просто слепо бежать через полстраны, Нацу, — осторожно сказал Лаксус. — Нам нужно подготовиться. — Это бессмысленно, и ты это знаешь, — проворчал Нацу, рассеянно почесывая черное пятно на голове. — Мы уже должны были быть за городом. — В свое время, Нацу, — сказала Эрза с успокаивающим намерением в своих словах. — Будет лучше, если мы… Нацу повернулся к ней, сжав кулаки и зашипел с диким хмурым взглядом: — Я решу, что лучше для того, что осталось от моей жизни. Не вы. Тишина, которая преследовала его словам, как гончие за кроликом, навалившимся на всех, тяжелым, как мокрое одеяло. Люси ничего не могла сделать, кроме как смотреть, как ужасное осознание пронеслось через ее друзей в промежутке заикающихся ударов сердца. Она надеялась сообщить эту новость более деликатно. Хэппи схватился за узел рюкзака под подбородком, пытаясь скрыть шокированную дрожь. — Что? Что ты имеешь ввиду? — Ты заткнешься, черт возьми? — Нацу рявкнул, хотя его слова предназначались не Хэппи или кому-то еще в комнате. Стена за спиной Гажила и Леви была пустой, и все же Нацу смотрел на нее так, как будто она была ответственна за смерть Игнила. Теперь тишина была другой, резкой, неуверенной и таинственной. Подозрения Люси подтвердились. — Что происходит, Нацу? — Грей встал со своего стула, настороженный и готовый, разочарованно сжав кулаки. Он бросил взгляд на Люси; что-то раздражало и беспокоило одновременно. — С кем ты разговариваешь? На шее Нацу дернулся мускул. Его дыхание сбилось. Нацу моргнул и огляделся с неуверенной ясностью человека, который внезапно очень хорошо осознал свое окружение. — Я… я просто… — Его слова были мягкими, неспособными ответить на вопросы в глазах, которые внушали ему осуждение и беспокойство. — Ты в порядке? — спросила Джувия, но Нацу только уставился на нее. Люси появилась рядом с ним, крепко держа руки на его плечах. Она выпрямила мужа перед собой, глядя ему в лицо. На мгновение она увидела это; в переходном состоянии от ярости к состраданию — апатичная пустота, которую Люси имела несчастье распознать. Разум подсказал ей, что будет дальше: слезы боли, отчаянный крик и окровавленный нож. — Люси, — огрызнулся Лаксус. Не вопрос, а острая претензия и требование объяснений. Она посмотрела на него, но слов не было. Как она могла надеяться объяснить, если сама не знала? — Это хуже, чем я опасался. Голос доносился из передней части комнаты, из открытой двери и человека в плаще, стоящего на пороге. Он вошел в кабинет, тяжелый стук его сапог отдавал эхом беспокойного прошлого и долгого пути, который еще предстоял впереди. — Я получил твое сообщение, Нацу, — сказал Джерар, снимая капюшон. С его челюсти свисало мрачное понимание, что-то альтруистическое и жалкое, что говорило о том, что он точно знал, что происходит. — Я здесь, чтобы помочь. Надеюсь, я не опоздал.