Учение о бесстыдстве

Адепты не спеша шли по вымощенным дорожкам Облачных Глубин, негромко переговариваясь. Те, которые приехали буквально вчера, осматривались и восхищённо охали, а кто-то зевал, потому что явно не выспался и не привык к строгому режиму клана Лань. Особо выделяющаяся троица друзей, шагающая чуть впереди, обсуждала порядки, с которыми придётся мириться. Вэй Усянь, позёвывая, но не переставая широко улыбаться и кидать быстрые взгляды на округу, шёл с закинутыми за голову руками и посмеивался над раздражительным Цзян Чэном, нервная система которого не была предназначена для долгого времяпрепровождения в компании шисюна (но всё равно он только рядом с ним и находился большую часть времени). Пока что он лишь закатывал глаза, бил локтем под рёбра, чем только вызывал смех и лукавую улыбку, но если так пойдёт и дальше, всё может превратиться в небольшую дружескую потасовку. Не Хуайсан смотрел на них со снисхождением и умилением, мысленно умоляя Всевышних подарить ему такого же замечательного и шутливого брата, который только под рёбра несильно ударит, а не пригрозит сломать ноги с таким выражением лица, что фантомная боль ощущается заранее. — Ну почему здесь нужно вставать в такую рань?! — проныл Усянь, притворно надув губы. — В Гусу Лань вставать в пять утра это не так уж и рано, — заметил Не Хуайсан и раскрыл веер. — А во сколько вы встаёте? — Он-то? — хмыкнул Цзян Чэн. — Он встаёт в девять утра, а ложится в час ночи. А потом весь день охотится на фазанов, собирает лотосы и плавает вместо того, чтобы тренироваться с мечом или медитировать. Вэй Усянь на это только шире улыбнулся и присел на перила мостка, разглядывая внизу чистую узкую речушку. — Но сколько бы фазанов я ни поймал, я всё равно остаюсь первым, — парировал он, взмахнув хвостом. Услышав это, Не Хуайсан воодушевился и мигом загорелся идеей в следующем году отправиться на обучение в Пристань Лотоса. Но все грандиозные мечты разрушились с напоминанием о том, что мешать-то ему никто не будет — брат просто переломает ему ноги, а на руках уползти из Нечистой Юдоли в Юньмэн возможности не представится. Цзян Чэн и Вэй Усянь мельком переглянулись и мысленно согласились, что Не Хуайсана им жаль. Чуть-чуть. — Справедливости ради, в Гусу тоже не так уж и плохо, — попытался приободрить Вэй Ин, мысленно добавив: «Девушки и вино, действительно, хороши». Хуайсан резко вскинул взгляд на него и, чуть понизив тон, сказал: — Вэй-сюн, послушай моего дружеского совета. Облачные Глубины — это не то, что Пристань Лотоса. Как только мы дойдём до класса, не вздумай дразнить одного человека. — Кого? Лань Цижэня? Лань Цижэнь был одним из учителей клана Гусу Лань. Он славился своей строгостью, непоколебимостью и педантичностью. Однако с некоторых пор он стал чаще заниматься делами клана, нежели подрастающим поколением. Несмотря на это, он был у всех на слуху, имел большое влияние в Гусу Лань и за его пределами, а также являлся уважаемым человеком. От одних только слухов о его методах воспитания благонравных и блистательных заклинателей у Вэй Усяня по спине пробегали мурашки. Он видел его один раз в Пристани Лотоса, когда тот приехал обговорить какие-то важные дела с Цзян Фэнмянем. От вида козлиной бородки и тонких усов, да ещё и уничижительной ауры педантичности, бросало в пучины тоски. Потому он тогда разумно ретировался к озеру, чтобы нарвать лотосов и поспорить с шиди. Пересекаться с Лань Цижэнем более не хотелось. Цзян Чэн, тоже видевший тогда адепта Лань, разделял чувства шисюна, но мысленно, стараясь не высказывать что-то, заходящее за рамки приличия. «Я умру здесь, если этот старик всё-таки будет вести у нас уроки», — думал Вэй Ин, задумавшись и далеко не сразу обратив внимание на ответившего Не. — Нет, не этого старика. А Ханьгуан-цзюня, — просветил Не Хуайсан, и две пары глаз (Усянь от одного имени очнулся от раздумий) уставились на него. — Вы что, не знали, что Ханьгуан-цзюнь будет нашим учителем?.. Среди адептов воцарилась мёртвая тишина, нарушившаяся лишь тихим «Ой» младшего Не. О столь радостном событии не был предупреждён никто, потому эта новость почти выбила почву из-под ног, а сердце — из груди. Ханьгуан-цзюнь — Лань Чжань, Лань Ванцзи — являлся одним из благороднейших мужей их времени. Он и его старший брат Лань Сичэнь — также нынешний глава клана — были двумя Нефритами Гусу Лань, оба славились своей добродетелью, отзывчивостью, красотой, самыми разными талантами, недюжинной силой и, конечно же, благопристойностью. Однако, в отличие от дружелюбного старшего брата, Ханьгуан-цзюнь являлся отстранённым, холодным и, как о нём говорили, безэмоциональным человеком. Но никто ещё не слышал, чтобы столь важный господин проводил уроки. Впрочем, зная скрытность адептов и перечень правил на Стене Послушания, одним из которых являлся запрет на разговоры за спиной и сплетни, удивляться не приходилось. Раньше всех от потрясения отошёл Вэй Усянь и, воспрявший духом, но несколько взволнованный, подскочил к Не Хуайсану и затараторил: — Ханьгуан-цзюнь? Тот самый Ханьгуан-цзюнь, который Лань Ванцзи? Который ещё такой хорошенький, «там, где хаос»? Все вмиг оживились и зашептались, то ли трепеща от ужаса, то ли от нетерпения. — Будто в клане Гусу Лань есть кто-то некрасивый! — съязвил Цзян Чэн и скрестил руки на груди. — Людей с неправильными чертами лица даже не принимают. Найди мне хоть одного человека с заурядной внешностью. — А разве есть какой-то другой Ханьгуан-цзюнь? — с сомнением спросил младший Не. Вэй Усянь подозрительно широко улыбнулся и прищурил глаза. При этом улыбка была настолько натянутой и ненастоящей, что Цзян Чэна едва не перекосило. Не Хуайсан же лишь интуитивно почувствовал, что дело плохо. — Что ты уже успел натворить? — процедил Цзян Ваньинь, сжимая кулаки и мысленно вознося молитву Богам, чтобы ничего по-настоящему страшного не случилось. — Я просто встретил его вчера ночью, вот и всё, — спокойно ответил Усянь и лишь воровато отвёл взгляд в сторону, снова заведя руки за голову. — Вчера но… Вчера ночью?! — ошарашенно воскликнул Цзян Чэн и тут же прикусил язык, чтобы не шуметь. — В Облачных Глубинах же комендантский час. Где ты его встретил? И почему я не знаю об этом? Вэй Усянь лишь показал в сторону высокой стены и начал свой рассказ. Ещё вчера днём Вэй Ин заприметил в Гусу лавку с необычайно ароматным вином «Улыбка императора». Он много слышал о том, что вино умельцев Гусу делается по особому рецепту, который не раскрывается чужакам, а вкус возносит попробовавшего его на Небеса. И, конечно же, пройти мимо было бы просто преступлением. Однако днём на алкоголь времени не было. Зато время было под покровом ночи. Когда Усянь уже вернулся, было глубоко за полночь. Он ловко обошёл патрульных и нашёл неохраняемый участок оградительной стены, через которую хотел быстро проскользнуть на территорию общежития и выпить в компании Цзян Чэна. Только вот планам не суждено было сбыться. Стоило ему только-только перекинуть ногу на сторону Облачных Глубин, как он заметил человека внизу. Высокого, статного мужчину, с идеальной осанкой и невероятно красивыми блестящими в свете луны глазами. На пару мгновений Вэй Ин застыл в том положении, в котором его и поймали с поличным, беззастенчиво рассматривая мужчину внизу. Собственно, поэтому он даже не сразу заметил, как тот оказался рядом с ним на крыше, окидывая холодным пронзительным взглядом. Вэй Усянь, придя в себя, глупо улыбнулся и подскочил на ноги, отходя на пару шагов назад. — В Облачные Глубины запрещено входить после часа ночи. Уходи, — спокойно отрапортовал мужчина, ничуть не изменившись в лице. — Как же я уйду? — притворно удивился Вэй Ин и чуть склонил голову вбок, посматривая на два сосуда в руке. С улыбкой он вытянул один вперёд и ярко улыбнулся во все тридцать два зуба. — Это «Улыбка императора»! Давайте я поделюсь с вами, а вы сделаете вид, что меня не видели. Мужчина застыл на месте на несколько секунд. Вэй Усянь неосознанно отметил, что у него идеальные очень красивые волосы и просто белоснежная кожа без единого изъяна. Несмотря на такую красоту, выражение лица было непроницаемым, холодным и несколько отстранённым. — В Облачных Глубинах запрещён алкоголь, — всё же сказал мужчина, не сводя с него взгляда. — А что вообще разрешено в вашем клане? — На Стене Послушания всё чётко расписано, сходи и прочитай. Вэй Усянь призадумался, рассматривая невольного собеседника, и лукаво улыбнулся. Не сказать, что он был рад перспективе остаться до самого утра за стеной Гусу, но было уже ясно, что к ученическим комнатам его не пропустят. Поэтому единственным вариантом было испытать нервы старшего адепта (а именно за такового Вэй Усянь принял мужчину) на прочность ещё разок. Он максимально удобно устроился на резном древке и откупорил крышку одного из сосудов. — Ладно, раз в Облачных Глубинах запрещён алкоголь, тогда я не буду заходить внутрь и выпью всё, стоя на стене. Это же не будет считаться нарушением правил, да? Отчасти он понимал, что это не сверстник, с которым можно пошутить. Это старший адепт, который вполне может его наказать за такую дерзость, но Вэй Ина пьянило странное лёгкое чувство. То ли на него так влияла ночь, то ли столь щекотливая ситуация, то ли сам незнакомец и его нечитаемый взгляд. Задумываться об этом смысла не было — к чему, если можно просто чувствовать? Вино оказалось сладковатым, горечь почти не ощущалась. Только приятное тепло опаляло горло, и сладость оседала на языке. Он с огромным удовольствием допил сосуд и утёр рукавом одежд рот, счастливо улыбаясь. В ушах слегка зашумело из-за быстро оказавшегося внутри алкоголя, но Вэй Усянь только отмахнулся от мимолётных ощущений и потянулся рукой к затычке второго сосуда. — Хватит. Он и не заметил, как мужчина оказался рядом с ним на расстоянии меньшем, чем вытянутая рука. Адепт схватил его за запястье и ловко забрал из замерших пальцев сосуд, не переставая смотреть Вэй Ину точно в глаза. От этого взгляда внутри всё переворачивалось, пошевелиться было просто невозможно. Конечности будто онемели, налились свинцом. Когда пальцев едва коснулись чужие руки, а сладкий алкоголь пропал, Вэй Усянь только силой воли подавил дрожь от мимолётного касания. Даже когда мужчина ушёл, перед этим ещё секунду не сводя с него глаз, Вэй Усянь так и остался стоять на стене, растерянный и покрасневший от алкоголя (только от него, больше неотчего). Рассказ, конечно, он завершил не так. Ему было немного стыдно признавать, что он впал в ступор от взгляда светлых глаз, как какая-то девчонка. Поэтому лишь ловко соврал, что, пока сбегал, случайно разбил сосуд, а Ханьгуан-цзюнь просто не захотел тратить на какого-то ученика из Юньмэна своё время. — Мы только приехали, а ты уже успел нарушить два правила и нарваться на неприятности! — недовольно сказал Цзян Чэн, раздражённо прикрыв глаза рукой и отвернувшись в сторону, делая вид, что не знает рядом идущего человека. — Но ведь меня, в конце концов, не наказали! — оптимистично заявил Усянь, встав напротив Цзян Чэна и начав идти спиной вперёд. — Значит, всё нормально будет. Думаю, достопочтенный Ханьгуан-цзюнь не станет злиться на меня из-за такой мелочи. Он удостоился только разъярённого взгляда и шипения «Заткнись». Не Хуайсан шёл рядом и нервно теребил нефритовую подвеску на своём веере. Он был крайне взволнован таким рассказом друга и старался придумать способ, как бы выкрутиться из такой ситуации. — Да ладно вам! Всё хорошо бу… Они остановились напротив окна ланьши и заглянули внутрь. Некоторые ученики уже сидели за своими столами и готовились к занятию, тихо переговариваясь, а за учительским столом возвышался над всеми… Ханьгуан-цзюнь. Величественный в своём равнодушии, с прямой спиной и безукоризненно безупречным внешним видом. Он отвёл взгляд от трактата и посмотрел прямо на застывших у окна адептов. Вэй Усянь выдавил из себя натянутую улыбочку и сжался, стараясь как можно незаметнее провалиться сквозь землю или слиться с окружающей средой. Этому способствовал прожигающий взгляд Цзян Чэна и едва слышные молитвы за упокой друга на том свете Хуайсана. Ещё бы! Он умудрился нарушить два правила и побеспокоить самого Ханьгуан-цзюня! Сколько ударов ферулами он должен получить? Но Вэй Ин почти сразу облегчённо выдохнул, потому что взгляд светлых глаз снова был направлен только в иероглифы трактата. В груди он почувствовал слабый укол разочарования и сам же мысленно дал себе оплеуху. Какое разочарование? Он должен радоваться, что и жив, и не наказан. — Иди уже! — с нотками раздражения подтолкнул его к дверям Цзян Чэн, устало прикрывая глаза и хмуря брови. Наверняка снова задался вопросом, какие грехи он совершил в прошлой жизни, что в этой получил такого шисюна. В ланьши было почему-то ещё прохладнее, чем на улице. Не Хуайсан зябко поёжился и, спрятав половину лица за веером, быстро проскользнул к своему месту. Цзян Чэн окинул Вэй Усяня скептическим взглядом и только легонько хлопнул по плечу в знак поддержки, проходя за свой стол. А сам Усянь, поняв, что всё обошлось, привычно улыбнулся и сел перед Хуайсаном, чтобы тот мог спокойно спать за его спиной. Лань Ванцзи сидел всё с той же прямой, как сосна, спиной и неспешно бегал взглядом по строчкам трактата. Аура холода и некого величия так и приковывала к себе взгляд Вэй Ина, которого жизнь определённо ничему не учила, потому что он уже придумал не менее пяти способов поболтать с Ханьгуан-цзюнем и проверить границы его терпения, выдержки и благопристойности на прочность. Тяга к приключениям неумолимо разрасталась в присутствии этого идеального человека, а не затухала, как должна была в теории. В висок Вэй Усяню прилетела скомканная бумага. Подняв комок и осмотревшись, он заметил почти полыхающего праведным гневом Цзян Чэна, взгляд которого так и кричал: «Я знаю, что значит твоя лисья улыбка, не смей позорить меня, придурок!» На столь яростное проявление «братских чувств» он лишь показал язык и с весёлым оскалом развернул бумагу.

Не смей. Так. Смотреть. На Ханьгуан-цзюня. Убью!

Впрочем, можно было и не разворачивать. Плечи Вэй Усяня содрогались от беззвучного смеха. Он повернул голову в сторону шиди и игриво подмигнул, стараясь вернуть себе самообладание и перестать посмеиваться. Рано ещё для проявлений веселья. Всё только начинается, думал он, положив голову на руку, и смотрел на обращающего свой взор на адептов Лань Ванцзи. Ханьгуан-цзюнь взял со стола какой-то массивный свиток и развернул его так, что большая часть бумаги оказалась на полу (уместить это на столе в любом случае не представлялось возможным). Через секунду в классной комнате зазвучал ровный спокойный голос, озвучивающий правила клана Лань. Многие ученики потемнели лицами, те, что сидели на задних столах с еле слышным стоном положили головы на сложенные руки. Голос не дрогнул и не прервался ни на секунду, Вэй Усянь, сидевший достаточно близко к Ханьгуан-цзюню, благополучно заснул ещё на третьем десятке правил, не разбирая ни голоса, ни слов, ни старательных тычков веера в спину. Проснулся он только тогда, когда в классе воцарилась гробовая тишина, нарушившаяся безэмоциональным, но отчего-то угрожающим голосом Лань Ванцзи: — Вэй Ин. Названный шустро подскочил на ноги, уронив при этом часть чистых свитков на пол, рассеянно посмотрел на пристально смотрящего на него учителя. Он неловко улыбнулся, потирая затылок, и вспомнил, что собирался в принципе сделать. Видя его прищур, несколько адептов встрепенулись на месте, а Цзян Чэн вымученно упал лицом на раскрытую ладонь, пытаясь абстрагироваться от дурного шисюна. — Я! — весело отозвался он и немного подался вперёд. — Во время занятий спать запрещено. — Правда? — притворно удивился Вэй Ин и склонил голову вбок. — А что ещё запрещено в вашем клане? Не Хуайсан за ним испуганно пискнул и вжался в стол. Адепт клана Лань, как краем глаза заметил Усянь, пытался сдержать то ли смех, то ли негодование (хотя скорее второе). Эмоции Цзян Чэна передать было нельзя, но на интуитивном уровне Вэй Усянь догадывался, что после занятий ему лучше пару часов старательно прятаться от крайне недовольного шиди. Ханьгуан-цзюнь, однако, и бровью не повёл. — Все правила только что были озвучены. В случае необходимости на Стене Послушания высечены все правила, ты можешь сходить и прочитать. — А среди них есть запрет на любование статной фигурой учителя? Тишина из гробовой превратилась в тяжёлую. Уже все косились в сторону полоумного адепта из Юньмэн Цзян, которому взбрело в голову начать флиртовать. Флиртовать с Ханьгуан-цзюнем. Цзян Чэн лишний раз убедился в том, что Вэй Усянь — безмозглый, бесстыдный и абсолютно не понимающий слова «нельзя» человек. Кажется, в этот раз он перешёл все возможные границы, но быть уверенным в этом наверняка нельзя. Каждый раз, стоило подумать, что хуже не будет, хуже становилось. Вэй Усянь крайне непредсказуемый в этом плане человек. Только Вэй Усянь собрался что-то ещё сказать, отбросив в сторону инстинкт самосохранение и иже с ним, как почувствовал, что не может разомкнуть губы. Он попытался три раза, чем вызвал тихий «фырк» адепта клана Лань, сидящего сбоку, и смирился с тем, что заклятие молчания слишком сильное. Он деланно обижено взглянул на Ханьгуан-цзюня и не получил никакой реакции в ответ. Только пристальный взгляд светлых глаз. — Такого запрета нет, — кратко ответил Лань Ванцзи и встал. — Но это не значит, что это дозволено. Вэй Усянь про себя отметил, что на белоснежных одеждах нет ни одного излома и лишней складки. Действительно, идеальный внешний вид. Ничто не может его испортить. — Способы усмирения лютого мертвеца, — снова заговорил Ханьгуан-цзюнь, не сводя с него взгляда. Вэй Ин непонимающе приподнял бровь. — Перечисли способы усмирения лютого мертвеца. С мелким покалыванием заклятие спало, и Вэй Усянь облизнул засохшие губы. Однако с ответом он не торопился, задумчиво приставив палец к подбородку. Адепты стали переглядываться между собой и надеяться, что их всё-таки не спросят. Лань Ванцзи терпеливо ждал ответа, будто точно знал, что он будет. И дождался. Вэй Усянь привычно улыбнулся и заговорил, начав крутить между пальцами кисть: — Есть правило трёх «У»: упокоение, усмирение, уничтожение. При «упокоении» следует обратиться к родственникам умершего и исполнить его последнюю волю — дать ему возможность отпустить свои земные заботы и упокоиться с миром. Если это не сработает — усмирить его. — Вэй Усянь хмыкнул и снисходительно покачал головой, задумавшись на несколько секунд. — Если же и это не сработает, и затаённая злоба слишком велика, то нужно уничтожить лютого мертвеца. Ханьгуан-цзюнь кивнул в знак одобрения и перевёл взгляд на адепта своего клана, который краем глаза посматривал на Вэй Ина всё это время. Адепт под пронзительным взглядом тут же принял благопристойный вид и опустил взгляд в учебник, старательно делая вид, что читает. — Однако это слишком расточительно, — вдруг дополнил Вэй Ин, чем снова приковал к себе внимание. Выждав пару секунд тишины, он продолжил: — Упокоение лютого мертвеца чаще всего является невыполнимым… — Поэтому и есть «усмирение» и «уничтожение», сам же это сказал только что, — перебил его адепт клана Лань, с непониманием, граничащим с недовольством, смотря на Вэй Усяня. И тут же спохватился и боязливо глянул на учителя. Лань Ванцзи даже не посмотрел в его сторону, но адепт определённо замолчал до конца урока. «Как интересно», — украдкой подумал Усянь, наблюдая за действием заклинания молчания со стороны. — Какое расточительство, — повторил он и покачал головой, улыбаясь. — Духовное начало — это светлая энергия, затаённая злоба — тёмная энергия. Светлая энергия копится у человека в даньтяне, и с её помощью можно раскалывать горы и осушать моря, то есть использовать в своих целях. Так почему же нам не научиться использовать и тёмную энергию? С помощью затаённой злобы, использованной, конечно, во благо, его можно быстро усмирить навсегда, просто избавив от тёмной энергии? Это тратит куда меньше сил и занимает меньше времени. В ланьши снова повисла тишина. Она нарушилась лишь судорожно-раздражённым выдохом Цзян Чэна и его ударом ладонью по лбу. Все ученики не сводили глаз с довольного своей теорией Вэй Усяня и с чуть нахмурившегося Лань Ванцзи. Напряжение искрило в воздухе, как готовый к бою Цзыдянь, и многие вжались в столы. — Тёмная энергия слишком опасна и дика как для заклинателей, так и для обычных людей. В отличие от светлой энергии, которую заклинатели накапливают сами, она существует сама по себе и не имеет ограничений. Никто не может дать гарантий, что она не вырвется из-под контроля и не навредит окружающим, — бесцветно объяснил Ханьгуан-цзюнь и снова принял абсолютно непоколебимый вид. — Вэй Ин. — Адепт, внимательно слушавший до этого и анализирующий для себя сказанное с кистью за ухом, перевёл взгляд на учителя. — Тёмный Путь разрушает тело и душу и гораздо больше вредит тому, кто использует тёмную энергию. Это неправильный Путь. Вэй Усянь приставил палец к губам и задумчиво кивнул, отмечая, что Ханьгуан-цзюнь стал щедр на слова. «Но ведь ещё никто не пробовал», — упрямо подумал он и лукаво улыбнулся. — Ханьгуан-цзюнь, а можно ещё кое-что спросить? Не Хуайсан, всё это время мирно сидящий за спиной друга и наблюдавший за его чудачествами, резко вспомнил все известные ему молитвы и вознёс их Богам, лишь бы они даровали Вэй Усяню хоть каплю благоразумия. Но Боги не услышали его молитв, потому что Ханьгуан-цзюнь кивнул, видимо, рассчитывая на правильный или хотя бы вопрос по теме, а Вэй-сюн… Так и остался Вэй-сюном. — А это правда, что в числе обязательных тренировок в Облачных Глубинах есть практика стояния на руках? Должно быть, у здешних адептов очень сильные руки. А вы можете продемонстрировать, Ханьгуан-цзюнь? Я был бы не против оказаться в ваших объятиях и проверить это, так уж и быть, на себе, — на последних словах он уже почти смеялся, но всё-таки удержался от смеха и игриво подмигнул, сложив руки за спиной и чуть подавшись вперёд. Адепт клана Лань, всё ещё находящийся под действием заклятия молчания, покраснел от гнева и кинул уничижительный взгляд на Вэй Усяня. Многие из здесь присутствующих убедились окончательно в том, что Вэй Усянь — сумасшедший. У кого-то закрались подозрения, что он также является обрезанным рукавом, но смешинки в его словах и серых глазах доказывали, что нет. Всё в порядке. Он просто сошёл с ума. Лань Ванцзи на откровенную провокацию никак не отреагировал. Смерил только долгим равнодушным взглядом и взял в руки трактат со стола, неспешно пролистав несколько страниц. «Так неинтересно», — расстроенно подумал Вэй Ин и вздохнул. Но уже через минуту подавился воздухом. — Связь между учителем и учеником запрещена, — бесцветным тоном ответил Ванцзи и поднял золотистые глаза на нарушителя порядка. — Сядь. Едва заметный намёк и такое же незаметное поддразнивание не сразу оказались поняты. А когда суть слов до сознания дошла, было очень трудно это принять. Красный, как варёный рак, и смущённый донельзя Вэй Ин резко сел и недовольно шикнул на почти умирающего от смеха Не Хуайсана. Адепты клана Лань, впервые увидевшие шутящего наставника, выпали в осадок и почти забыли о том, что правилами запрещено неприлично раскрывать рот. Пусть даже от шока изумления. Вэй Усянь только досадливо сжал в кулаки ткань штанов, чувствуя, как пылают даже уши. Всё остальное время урока прошло в спокойствии, прерываемом мелкими замечаниями в сторону рисующего что-то на пергаменте Вэй Ина, короткими усмешками адептов, явно потешающихся над застигнутым врасплох товарищем, и шелестом веера Не Хуайсана, когда его спрашивали то, что он забыл (и не знал).

***

Последующие часы занятий прошли гораздо тише, потому что каждая попытка подразнить Ханьгуан-цзюня заканчивалась заклятием молчания, долгим упрямым мычанием, тихими ругательствами Цзян Чэна и леденящим души всех (кроме Вэй Усяня, конечно) взглядом учителя. Он настолько часто кидал на него неодобрительные, укоряющие или просто ледяные взгляды, что стало как-то даже холоднее. Вэй Усянь, по крайней мере, постоянно зябко ёжился. Лань Цзинъи (а именно так звали адепта клана Лань, который сидел сбоку от Вэй Усяня, как позже выяснилось) посматривал на троицу из Юньмэна и Цинхэ, а также кидал просто убийственные взгляды на Вэй Ина, когда тот снова начинал шутить. Тот же впервые видел столь эмоционального адепта Лань, потому почти сразу загорелся интересом. После занятий Вэй Усянь, потянувшись, проследил краем глаза за плавно удаляющимся в неизвестном направлении Ханьгуан-цзюнем и окинул взглядом почти сразу опустевшие ланьши. Цзян Чэн, подошедший к нему, сложил руки на груди и скептично посмотрел, явно стараясь не нарушить правило «Не шуми». На это можно было только посмеяться и кокетливо подмигнуть, уворачиваясь от несильного удара в плечо. — Вот это ты дал, Вэй-сюн, — проговорил Не Хуайсан, поднявшись из-за столика и тоскливо окинув учебники. — Тебе всё же не стоит так часто нарываться. — А по-моему, было весело! — довольно сказал Усянь, беззаботно улыбнувшись и закинув руки за голову. — Очень весело. Особенно когда он тебя осадил, — колко поддел Цзян Чэн. — И только поэтому я тебя ещё не убил, радуйся. — Как видишь, Цзян Чэн, радуюсь. Вэй Ин отвёл взгляд в сторону. Он абсолютно не хотел признавать, что он смутился. По-настоящему смутился, как не смущался никогда в жизни. Кто бы мог подумать, что благородный Ханьгуан-цзюнь может так ловко обвести вокруг пальца и заставить покраснеть. Несмотря на этот небольшой позор перед зрителями (невольными), он твёрдо решил для себя, что добьётся ответной реакции и приложит к тому максимум усилий. Иначе не быть ему Вэй Ином! — Это только начало, в следующий раз такого не произойдёт, — уверенно завил он, задорно улыбаясь, и пошёл в сторону дверей. — Не смей даже ещё раз приставать к Ханьгуан-цзюню, псих, — кинул ему в спину Цзинъи, чем привлёк к себе внимание троицы. Его прямая спина, белые одежды и безупречно повязанная налобная лента говорили о происхождении гораздо больше красивого лица с несколько резковатыми чертами. От всех адептов, которых троица уже видела и поверхностно знала, он сильно отличался упрямо сведёнными на переносице бровями и не таким уж спокойным нравом. Вэй Усянь предвкушающе улыбнулся и осмотрел юношу внимательнее, убедившись, что, возможно, обучение в Облачных Глубинах будет особенно весёлым. — Лань Цзинъи? — уточнил он, полностью повернувшись к нему. — Ну что за выражения, ай-яй-яй! Какой же я псих? Я лишь скромный первый адепт клана Юньмэн Цзян, не путай, пожалуйста, иначе ты разобьёшь мне сердце. Цзинъи поморщился и мысленно убедился в том, что Вэй Усянь — псих. — Тебе разбивать там нечего, — сказал Лань, и Вэй Ину подумалось, что они с Цзян Чэном явно найдут общий язык. — Что ты вообще задумал? Всё занятие лез к Ханьгуан-цзюню с глупостями и бесстыдно мешал! Ты что, сварливая жена, выпрашивающая внимания? От этого сравнения его самого тут же перекосило. А Усянь только задумался на эту тему. Да так серьёзно, что все по-серьёзному заволновались, а Цзян Ваньинь даже театрально ужаснулся: — Всевышние, он начал думать! — Боюсь, — начал вдруг оттаявший Усянь, лукаво улыбнувшись и заговорщицки подмигнув, — что сварливая жена из меня никудышная. А вот муж… Тогда ему досталось целых два удара: от двух разозлённых несуразным бредом друга мальчишек, которые ещё пять минут после этого, забыв о правилах, гоняли его по вымощенным дорожкам и ругались на его бесстыдство и отсутствие мозга.

***

Через полчаса ребята уже успели неплохо подружиться, пусть Цзинъи ещё для порядка ругался на нарушителей спокойствия, старался вбить им в голову правила (пообещал это сделать гвоздями, если словами не получится) клана и, конечно, ничуть не шуточно хотел побить Вэй Ина за его неподобающее, фривольное, наглое отношение к Ханьгуан-цзюню. — Чего ты тут расхвалился, петух, — раздражённо выпалил Цзян Чэн, — не неси бредни! — Тогда я буду нести сети, — весело ответил Усянь и горделиво задрал подбородок повыше, чуть щурясь. — И я не вру! — Тогда докажи! — Играться с огнём запрещено! — чуть повысил голос Цзинъи и спихнул Вэй Усяня с валуна на землю, почти выходя из себя окончательно, но сдерживаясь. — На Стене Послушания написано: «Не шуми». Ваши вопли все Облачные Глубины всполошить могут. К тому же, — он сделал многозначительную паузу и посмотрел на Вэя с настороженностью, — сегодня возвращается Учитель Лань. Не Хуайсан тихо пискнул и едва не выронил веер. Цзян Чэн и Вэй Усянь переглянулись и неприязненно поморщились. Даже несмотря на факт возвращения Цижэня, Вэй Усянь не видел особых причин откладывать эксперимент. Ведь о нём будут знать только они четверо, небо и земля. Так уж вышло, что Вэй Ин сказал о том, что может нарисовать такой пламенный талисман, который можно будет запустить в воздух и управлять. И он действительно такой сделал, даже пару раз его опробовал, результат был вполне удовлетворяющим. Так что же плохое он сделает, если немного похвастается перед друзьями этим? После ещё нескольких минут уговоров ребята всё же сдались и отошли подальше от тропинок на небольшую поляну, где Вэй Усянь достал пустой талисман, вытащил из цянькуня тушеницу и кисточку, обмакнул её в чернила с киноварью и быстро прочертил нужные иероглифы. Они показались Лань Цзинъи неряшливыми, на что он скептично фыркнул, но продолжил с нескрываемым интересом смотреть на движения кисти и озорно-сосредоточенное лицо Вэй Усяня. Наконец он закончил и гордо помахал талисманом прямо перед носом недоверчиво рассматривающего «художество» Цзян Чэна, которому идея брата по вкусу явно не пришлась. Он, памятуя о его способности притягивать к себе неприятности, попытался снова ему препятствовать, от чего его отговорил заинтересованный Цзинъи и не менее любопытствующий Хуайсан. Вэй Ин, полный самодовольства и предвкушения восторженных ахов друзей, зажёг талисман и тихо проговорил: — Не навреди, — и пустил его в сторону главных тропинок, чтобы он обогнул валун и вернулся к нему в руки уже почти затухшим. Первые несколько секунд всё шло по плану. Вэй Усянь расслабленно сидел на траве, оперевшись на дерево и пожёвывая травинку, Лань Цзинъи и Цзян Чэн начали о чём-то спорить, а Не Хуайсан неотрывно смотрел в сторону улетевшего талисмана и обмахивался веером в ожидании. Кажется, он больше всех остальных загорелся идеей увидеть возвращающийся огненный талисман. Усянь только самодовольно улыбнулся и прикрыл глаза, как наяву видя кислое лицо брата, сменяющееся деланным раздражением. Но Не Хуайсан вдруг нервно дёрнулся, когда раздался со стороны главных дорожек какой-то непонятный звук. Все мигом встрепенулись, предчувствуя хорошую выволочку и внутренне холодея, а Цзян Чэн кинул взгляд на Вэй Усяня, который удивлённо вскинул брови. — Что? — Ты же сказал, что всё в порядке будет! — накинулся Ваньинь на брата. — Значит, кто-то сам остановил талисман, — ответил Вэй Ин, вскакивая на ноги и быстро, но бесшумно продвигаясь к тропам. Лань Цзинъи тихо выругался и пошёл за ним. На тропинке стоял всё такой же отстранённый от мира сего Ханьгуан-цзюнь, сжимающий в руке огненный талисман, а рядом с ним красивый мужчина лет тридцати шести-сорока. Он разъярённо оглаживал острый подбородок и сверкал глазами, негромко что-то ругая. Вэй Усянь, первый выглянувший из-за куста, не понял, что это за старший адепт, ведь ещё его не видел. Только высокая причёска говорила о его происхождении и высоком положении в клане Лань. А чёрные следы пепла намекали, что он и стал жертвой талисмана. Вэй Ин старался вести себя максимально тихо и не привлекать к себе внимание, чтобы в первый же день не получить наказание. Он всё пытался узнать в мужчине рядом с Ханьгуан-цзюнем хоть кого-то и понять, почему он так открыто высказывает самому Ханьгуан-цзюню недовольство (что было крайне преуменьшено). Рядом появился Цзян Чэн, так же испытывающий замешательство из-за открывшейся картины, а потом Не Хуайсан. Веер был не очень крепко прикреплён к поясу, а нефритовая подвеска болталась из стороны в сторону, почти попадая в такт нервным подрагиваниям младшего Не. И последним в кустах засел Лань Цзинъи, который побелел, только посмотрев в сторону мужчин. — Ты так Ханьгуан-цзюня испугался? — шёпотом уточнил Вэй Ин, осев поближе к земле. — Ты пони.! — Цзинъи хотел закричать, но его остановили ладонь Цзян Чэна и Не Хуайсана. — М-м! Пу… тьфу! Пустите! — уже тише проговорил он, вырвавшись из хватки. — Ты понимаешь, что спалил бородку и усы Учителя Ланя?! Среди ребят воцарилось напряжённое молчание, прервавшееся тихим не то хрипом, не то рыком Цзян Ваньиня. Он поднял убийственный взгляд на обомлевшего Вэй Усяня и недвусмысленно провёл большим пальцем у шеи, уверенно переползая через Цзинъи прямиком к собственному источнику проблем. — Мы только приехали, а ты уже смог нарваться на неприятности трижды! Едва миновали сутки, а ты позоришь меня и клан всё сильнее. Вэй Усянь, стоять! Вэй Усянь стоять, конечно же, не стал. Он подскочил на ноги и почти забыл о присутствии двух старших адептов поблизости. Причём как минимум один из них сейчас в бешенстве из-за своей спалённой бородки. И усов. Без них, конечно, Лань Цижэнь выглядел куда моложе (чуть старше своих племянников), даже аурой строгости и педантичности не так сильно сквозило. Но об этом Вэй Ин вспомнил только тогда, когда уже был замечен и, кажется, разоблачён. Ханьгуан-цзюнь и толики удивления не проявил, будто уже заранее знал, что на это способен только первый ученик Юньмэн Цзян. — Ты спрашивал, — отстранёно начал он, пока Цижэнь не разразился руганью, — есть ли в клане Гусу Лань практика стояния на руках. У тебя появилась возможность это проверить.