***
В гареме громко играла музыка, во дворце продолжали праздновать рождение новых членов династии, но новоиспеченной бабушке было не до веселья. Хюррем стояла на просторной террасе своих покоев и вдыхала прохладный воздух, прилетевший с Босфора, ей весь день его не хватало. Едва ли не с первых дней пребывания во дворце она мечтала, чтобы Ибрагим сгинул, но ни разу не думала о том, что почувствует, когда на шею визиря набросят шнурок. Что будет, когда эта долгая игра завершится её победой? Не станет ли она жалеть о содеянном, не жаль ли ей свою дочь и своих новорождённых внуков? Хюррем прикрыла глаза, и на мгновение ей почудилось, что сквозь шум Босфора до её ушей долетает последний хриплый стон её врага. А вот она слышит надрывные крики дочери, которую служанки пытаются оттащить от гроба, что принесли утром ко дворцу. Стоит ли это того? И что она получит взамен? Мятежная госпожа тряхнула головой, усилием воли заглушая голос совести, принесший с собой сомнения, которые были совсем ни к чему. Содеянного ей не исправить, как не повернуть море вспять. Да и слишком много сил она потратила на то, чтобы обвинить Мустафу и Ибрагима в сговоре с Тахмаспом, даже не догадываясь, что во дворце и вправду есть преданный человек шаха, и теперь было более чем глупо отступать за шаг до триумфа. Совесть сегодня была гостем не только в покоях госпожи, она заглянула и к Сулейману. Того терзала бессонница, он мучился, как никогда прежде. Приняв решение казнить Ибрагима, он нарушил своё собственное слово и, скорее всего, обратил старшую любимую дочь в своего врага. Он до сих пор помнит лицо сестры и её слова, что отныне она отрекается от него, как от брата. Однако ничего не поделаешь, таково бремя власти. Он и есть государство, Тень Аллаха на земле, и не может допустить, чтобы преданный его визирь и старший наследник перешли на сторону врага. Он обязан сделать, что должно, а предателей должно казнить. С большим трудом Сулейман поднялся с ложа и подошёл к дверям, что вели на террасу. Его болезнь прогрессировала, и он не мог не замечать этого. Повелитель вышел на балкон и окинул усталым взглядом великий город, что, освещённый лунным светом, мирно спал. К чему приведут его решения, и что будет после него? Ответов не было, но и времени на их поиски тоже.***
Обитатели замка ощутили это, каждый по-своему, но ощутили. Ночь была особенно тёмной, свет луны как никогда холодным. А по дворцовым коридорам разгуливал сквозняк, заставляя прохожих ежиться. Но дело было вовсе не в погоде — это был холод, что принесла с собой смерть. Она на цыпочках кралась по коридорам, вглядываясь в лица прохожих и выискивая свою жертву. Но её не было, тот, за кем она пришла, спрятался за тяжёлыми деревянными дверьми с надёжным засовом и неусыпной стражей. Смерть сгорбилась и хихикнула. Она приходит за ними от сотворения мира, и не было ещё столь крепких стен и дверей, сквозь которые она бы не проникла. Но глупые люди всё равно будут пытаться воздвигать всё новые и новые крепости, они слишком хотят жить. Постояв немного, она тихо прошла мимо стражи, как всегда, оставшись незамеченной. Пусть её выбор ещё не пал на конкретного человека, это не мешает ей навестить каждого из тех трёх, чьи дни сочтены. В отличие от них, у неё много времени. Эта ночь была особенно тёмной, но вопреки всему солнце взошло. Снова. И день этот принёс Ибрагиму дурные вести — ему осталось жить семь дней. Он оказался едва ли не единственным рабом Всевышнего, кто точно знал дату своей смерти. Думая об этом, он покидал покои падишаха. Хюррем пришла проведать повелителя и почти у самых дверей столкнулась с визирем — тот выходил из султанских покоев. Ибрагим был настолько погружён в свои мысли, что едва не прошел мимо, даже не поклонившись. — Госпожа, — в последний момент обратив на неё свой взор, визирь остановился. Ибрагим не склонил головы, а, пренебрегая всеми правилами, смотрел прямо на неё. Морщины вокруг глаз были уже заметны, если присмотреться. Кожа стала более блеклой, девичий румянец исчез, и усталость, что накопилась от вечной борьбы, конечно, оставила свой след. Хюррем уже не была той юной девочкой, что, попав в этот дворец, мечтала сжечь его дотла. Рыжие волосы покрыты платком, глаза покраснели от ночных слёз. Перед ним уже не та непокорная Александра — перед ним сейчас стояла просто уставшая женщина. Однако одно всё ж было неизменно: огонь внутри неё ещё горел и отражался в зрачках. Она устала, но ещё не догорела, её мятежная душа ещё не погибла. — Ибрагим, — она окликнула его, когда он уже успел отойти на несколько шагов, и визирь, повинуясь, вернулся, хоть ему не очень и хотелось. — Слушаю вас, госпожа, — он приготовился к очередной колкости, но то, что она сказала дальше, и во сне бы ему не приснилось. — Спасибо, — тихо произнесла султанша, но в ушах визиря послышался грохот, а госпожа тем временем продолжала: — Хочу сказать тебе это, глядя в глаза. Повелитель болен, нет смысла это скрывать, и никто не знает, что будет завтра. Я хочу поблагодарить тебя, пока есть возможность. Я прожила такую жизнь, какую не дано прожить ни одному рабу Аллаха, и в этом велика твоя заслуга. Меня выбрал ты. Ты обратил взор повелителя на меня, хоть после и пожалел об этом тысячу раз… Султанша грустно улыбнулась, и визирь тоже не сдержал улыбки. — Ну что вы, госпожа, — произнёс Паргалы, — это я должен быть вам благодарен за мою любимую супругу. Хюррем приблизилась на шаг и мимолётно коснулась ладонью крепкого мужского плеча. Она позволила себе эту вольность, ибо знала, что больше может его не увидеть. А после они разошлись в разные стороны — два самых близких врага.***
Ты можешь быть кем угодно — правителем трёх континентов, Великим визирем или госпожой. Ты можешь быть наделён какой угодно властью, но всё равно в полной мере не управлять своей судьбой, не подозревая о том, что ждёт тебя впереди и какой выбор тебе предстоит. Ибрагим заперся в своём кабинете, разжёг камин и, смотря на огонь, пытался понять, что ему делать дальше. Он с рождения любил Мустафу так сильно, будто тот был ему родным сыном. Он бы жизнь свою отдал за его благополучие, и если бы ещё пару лет назад, ю кто-то сказал ему, что в конце пути он будет не на его стороне, Ибрагим бы в голос рассмеялся, а затем приказал бы отрезать лгуну его язык. Однако сейчас, несмотря на любовь к юному шехзаде, визирь понимал, что в игре за престол должен победить Мехмед. Иначе всё может закончиться более чем печально. Махидевран казнит других наследников, Хюррем сошлют, а Михримах спешно выдадут замуж. Ибрагим не мог всего этого допустить. Да, Паргалы клялся всегда беречь и защищать старшего наследника и его мать, но принесённые клятвы почти всегда нарушаются, на вершине вертикали власти никто не играет честно. Сегодняшнее откровение Хюррем заставило визиря взглянуть на неё иначе. Да, она много злодеяний совершила, но, несмотря на это, она, похоже, и вправду была достойна той любви, которой её все эти годы одаривал повелитель.***
Михримах места себе не находила. Её истязало чувство тревоги, которому она не могла найти объяснений. Словно над ней с Ибрагимом вот-вот разверзнутся небеса и хлынет кровавый дождь. Вот-вот с моря придёт буря, которую еще не видел этот город, и не все уцелеют. Чувствуя беспокойство матери, малыши постоянно плакали, Михримах и служанки всё время носили их на руках, лишь Ибрагим был спокоен. Почти всё время он проводил в Топкапы, решая важные вопросы, в которые она, как всегда, не вмешивалась. Все попытки Михримах заговорить о том, что она чувствует приближение беды, а на груди у неё словно бы тяжёлый камень, он пресекал сразу, уверяя, что скоро смута закончится и они обязательно проживут долгую и счастливую жизнь. — Душа моя! — Ибрагим подошёл к жене и обнял её за плечи, вдыхая пьянящий запах её кожи в последний раз. Подходил к закату седьмой день. — Ты меня не жди, повелитель пригласил меня на ужин, и я, возможно, там и заночую. Михримах сосредоточенно смотрела в окно. Обычно нежно розовое, закатное небо сегодня казалось ей кровавым. Даже птицы его покинули, голосов чаек не было слышно. — Не уходи, — султанша обернулась и крепко схватила мужа за руку, — иначе беда будет, я чувствую! — В глазах её заблестели слёзы. — Ну что ты, госпожа моя, полно, — Ибрагим погладил жену по волосам и поцеловал её. — Всё будет хорошо, вот увидишь. Я вернусь завтра с рассветом, ещё до того, как ты успеешь проснуться. Ибрагим улыбнулся и стал аккуратно высвобождать свою руку из её ладоней, но она держала его как никогда крепко и до последнего не хотела отпускать.***
Михримах не послушала мужа и решила дождаться его. Дождаться, даже если ждать придётся до утра. Уложив детей, она всё так же стояла у окна, нервно перебирая в пальцах ожерелье на шее. Небо было чёрным, и сквозь тяжёлые облака иногда с большим усилием пробивался лунный луч. Вокруг никаких звуков, Босфор не бился о камни, не кричали птицы. Город замер. Тишина её угнетала. И когда вдруг за дверью послышались шаги, она, набрав полную грудь воздуха, облегчённо выкрикнула, повернувшись: — Ибрагим! Однако это был не её муж. В комнату вошла женщина. Михримах видела силуэт, но в темноте не могла разглядеть лица неожиданной гостьи. Лишь только когда женщина заговорила, госпожа по голосу узнала в ней свою тётушку Шах-и-Хубан Султан. — Михримах, тебе нужно ехать в султанский дворец, поспеши… — она говорила сбивчиво и захлёбываясь воздухом. — Но, тётя… — Твой отец твоего мужа сегодня ночью казнить хочет! — выпалила Шах Султан, предотвращая поток вопросов, на которые всё равно не было времени.