Двое в доме, не считая Спрингера

Дверь распахнулась. Сперва Ривай даже не посчитал нужным посмотреть, кто же всё-таки потревожил его, и только мысль о том, что это мог быть кто-то из начальства, заставила капрала подняться. Леви сел на край своей большой кровати. За окном был вечер, плавно переходящий в ночь, поэтому в комнате стало уже довольно темно. В открытое настежь окно подул тёплый августовский ветер, который уже не обжигал, а, скорее, мягко обнимал. Царила гнетущая тишина, несколько действовавшая брюнету на нервы. Ривай решил прервать затянувшееся молчание кратким обращением к незваному гостю: — Я устал, излагай быстро, — мужчина перевёл взгляд со спального места на пол. Отсутствие в спальне освещения будто меняло цвет его глаз. Если при свете они отливали каким-то светлым оттенком серого, напоминающим цвет стали, то сейчас создавался совершенно другой колорит. Это был цвет неспокойного моря ночью, когда тёмно-синие облака заволакивали всё небо. Тусклые отблески на радужных оболочках были похожи на пенистые волны, в слегка суженных чёрных зрачках капрала считывалось беспокойство. Казалось, ещё несколько секунд, и Леви снова уйдёт в себя, погрузившись глубоко в чертоги сознания, но щелчок закрывшейся изнутри двери не дал потерять ему контакт с реальностью. Повернув голову в ту сторону, откуда раздался внезапный звук, брюнет увидел неясный женский силуэт, вальяжно приближающийся к нему. Капрал угрожающе сдвинул брови и уже готов был встать, дабы закончить эту сумасбродную игру в прятки, но было поздно. Гостья оказалась намного проворнее и за несколько мгновений свела на минимум расстояние между собой и Риваем. Мягкие ладони опустились на его плечи и слегка надавили на них, тем самым, не дав брюнету встать во весь рост. Наглость вошедшей поражала. Подняв взгляд, Леви, наконец, смог понять, кто стоит перед ним. Его глаза округлились от удивления: — Аккерман? — вопрос не преследовал цель удостовериться в том, что перед ним именно Микаса, мужчина, скорее, доказывал самому себе, что не сходит с ума. На длинных ногах девушки красовались замшевые ботфорты, чуть закрывавшие колени. Стройные бёдра азиатки стягивали полупрозрачные кружевные чулки на подвесках, а на её плечах покоился чёрный длинный кардиган, отдельными деталями напоминавший пиджак, который обычно носил Леви в нерабочее время. V- образный вырез на кардигане был настолько глубоким, что только идиот мог не понять, что под ним тело девушки абсолютно обнажено. Брюнет непроизвольно прервал дыхание. Капрал определённо опасался повторения ситуации, произошедшей во время уборки в его ванной. Леви не был девственником, и, разумеется, сексуальная близость не пугала его, он боялся другого — не сдержаться. Ривай сохранял хладнокровие при любом раскладе дела: в бытовых ситуациях, во время вылазок за стены, перед высшим руководством… этот список можно продолжать до бесконечности. Но ведь из любого правила существовали свои исключения, и брюнет прекрасно помнил о своих слабостях. Когда мужчина был возбуждён, для него не существовало запретов, он брал «своё» без малейшего колебания, выделывая самые грязные вещи с объектом своего желания. — Капитан Ривай, — полушёпотом произнесла азиатка, — я лишь хотела напомнить вам, что внезапная эрекция — это не повод выгонять девушку за дверь, — на лице Микасы расцвела самодовольная ухмылка, — мне не 10 лет, и я прекрасно понимаю, что с этим делать. — закончив фразу, брюнетка без особых усилий толкнула капрала на кровать. — Дьявол… — подумал Леви. Несмотря на все слухи, капрал приниципиально не спал со своими подчинёнными. Он считал, что это не достойно его, и подобное использование служебного положения серьёзно вредит репутации. Брюнет давно уже должен был остановить Аккерман, вытолкать её из комнаты и посоветовать хорошенько проспаться. Но сейчас его желание было сильнее всех этих формальностей, и, хотя, разумом Ривай понимал всю абсурдность ситуации, сделать уже больше ничего не мог. Не отводя от капитана глаз, Микаса изящными пальчиками расстёгивала его кипенно-белую рубашку. Покончив с последней пуговицей, она наклонилась к шее мужчины. Обжигающее дыхание брюнетки заставило его чуть прикусить нижнюю губу и крепко вцепиться в простыню. На выпирающих ключицах капрала азиатка оставляла крупные красные засосы. Окончив свой специфичный ритуал, девушка поднесла губы к уху Леви и чувственно прошептала: — Очнитесь, капитан. Капрал с недоумением посмотрел на девушку. Синие глаза Микасы блестели победным огнём. — Ну же, капитан Леви, придите в себя. Мужчина открыл глаза. Резко встав с кровати, он осмотрелся: чёрный пиджак лежал на том же месте. Постель была измята, но на ней не было следов присутствия постороннего человека. Ривай поспешил к небольшому зеркалу в ванной комнате. Посмотрев в него, он не обнаружил никаких гематом на ключицах, рубашка, как обычно, застёгнута на все пуговицы, кроме первых двух, начиная от воротника. Брюнет выдохнул. — Ну и ахинея… — восстанавливая в памяти детали сна, капралу всё больше и больше становилось не по себе. Леви часто видел сны, но они никогда не были настолько детальны и реалистичны, а про эротику (в любом виде) вообще не могло идти и речи. Ему снились титаны, кровавые месива, горы трупов, в общем, всё то, что находилось в подсознании и наблюдалось практически каждый день. Ривай ещё раз кинул взгляд на зеркало, в его отражении он заметил настенные часы, что находились в спальне. Они показывали ровно 9 часов вечера. Постепенно отходя от будоражащего сновидения, мужчина вспомнил, что собирался к капитану Смиту, дабы разузнать у него о причинах внезапного отъезда. Перед тем, как покинуть ванную, он снова посмотрел на себя: белая рубашка и чёрные брюки были немного помяты. Если бы у брюнета оставалось в распоряжении ещё буквально пара свободных минут, он без сомнения потратил бы их на переодевание, ведь даже такую, на первый взгляд, незначительную деталь, как помятая одежда, капрал считал неуважением, как по отношению к подчинённым, так и по отношению к начальству. Надев пиджак, Леви вышел из своей комнаты и спустился по крутой лестнице на первый этаж. Особняк практически опустел, из-за чего создавалось впечатление, что дом увеличился в несколько раз. Оставшиеся солдаты разведкорпуса спешно выносили коробки со своими вещами на улицу. Найдя нужную дверь, мужчина постучал и, не дождавшись формального разрешения на вход, прошёл в кабинет Эрвина. Увидев Ривая, блондин встал из-за большого дубового стола, чтобы поприветствовать товарища: — Судя по твоему недовольному лицу, Арлерт тебя всё-таки нашёл. — Ты очень догадлив, — пробормотал Леви, скрестив руки на груди, — может, объяснишь, в чём дело? — Я знаю, что конкретно тебя интересует, но, разреши, начну издалека. — Смит едва улыбнулся. — Выяснились новые подробности касательно способностей Йегера. В недавнем отчёте Ханджи написала, что ей срочно понадобится помощь в проведении многообещающего эксперимента, нужно, чтобы как можно больше солдат присутствовали во время него. — Да не волнуют меня её очередные сумасбродные фантазии, — конвульсивно отчеканил Ривай, слегка прищурив глаза от накрывающего его негодования, — объясни, почему я остаюсь здесь с Аккерман и Спрингером? Я так похож на няньку? — Нет, не похож, но, во-первых, находясь за пределами главной стены, мы ничего не узнаем о том, какие козни строит правительство за нашими спинами. В центре нужны свои «глаза и уши», однако полагаться на кого-то из военной полиции — весьма рисково. Я доверяю тебе, поэтому на твои плечи ляжет эта ответственность. — Что конкретно ты имеешь в виду? — Брюнет определённо терял терпение, с каждым новым словом капитана ситуация становилась для него всё более странной. — Про разведкорпус говорят разное, причём не всегда правдиво. Тебе ли не знать, что слухи — это вещь ещё более упрямая, чем факты. Скажи людям, что во время вылазки мы убили более 30 титанов, находясь в меньшинстве, и не получишь никакой реакции. Приелось. Зато если пустить сплетню о разворовывании разведотрядом городской казны, толпы выйдут протестовать, даже не поинтересовавшись, на чём вообще основана эта инсинуация. Приводя протесты в пример, Эрвин не преувеличивал. В правительстве давно поднимался вопрос о целесообразности спонсирования вылазок за стену, находилось много людей, радикально настроенных против любой деятельности «крыльев свободы». И их тоже можно было понять. Народ устал от смертей и напрасных жертв. После непродолжительного молчания Эрвин продолжил: — Я оставляю тебя, чтобы ты следил за всеми потоками новостей в центре и незамедлительно докладывал о том, что здесь происходит. Это ясно? — А что «во-вторых»? — Леви предпочёл не отвечать, а задать встречный вопрос. Он всегда так делал, когда оспорить решение начальства было элементарно нечем. — А, во-вторых, регламент не позволяет оставлять в трёхэтажном особняке одного человека. Нужно, чтобы в доме жили как минимум трое. Поэтому Спрингер и Аккерман тоже побудут здесь. Откровенно говоря, отсутствие Ривая никак бы не повлияло на ход эксперимента Ханджи, а следующая экспедиция за стены была назначена только через месяц. Эрвин рассчитал всё до малейшей детали. — Почему именно Аккерман? — брюнет, наконец, спросил о том, что изначально интересовало его. — Леви, послушай, — Эрвин глубоко вздохнул. Было непривычно разговаривать с Аккерманом на тему его личной жизни несмотря на то, что они были хорошими друзьями. — Все замечают странности в твоём поведении, и их стало только больше за последнюю неделю. Я знаю, что ни одна бумажная волокита, которой ты занимаешься в последнее время, не способна так сильно раздражать тебя. И даже не пытайся парировать. Насколько мне известно, у тебя не было особых причин, чтобы срывать свою злость на новобранцах. Однако ты делал это. Ривай вопросительно смотрел на блондина. Выдержав небольшую паузу, Смит преспокойным тоном произнёс «финальную» фразу, к которой, кажется, сводился весь их диалог с самого начал: — У тебя недотрах. И либо ты срочно что-то сделаешь с этим, либо смиришься и будешь вести себя дальше как тиран, делая из солдат затравленных заик. Всё в твоих руках. Брюнет широко распахнул глаза. Поговорка «в тихом омуте черти водятся» будто специально была придумана для описания характера Эрвина Смита. Леви впервые слышал что-то подобное от капитана. Несмотря на всю грубость высказывания, из его уст оно прозвучало как нечто само собой разумеющееся, и уже один этот факт ставил капрала в ступор. Эрвин перевёл взгляд с Леви на двухнедельные отчёты, лежавшие в открытом ящике стола. — Это всё. И Аккерман, и Спрингера уже уведомили о моём решении. А мне нужно выезжать, пока окончательно не стемнело. Последние слова капитана Смита Ривай уже не слышал. Он вышел, ничего не сказав и громко хлопнув дверью.