Небо идеально покрытое синяками

Я не мог дозвониться до Чейза уже четвертый час и не знал появится ли он сегодня вообще. Он никогда не говорил, насколько уходит и когда вернётся. И я впервые понял, что меня это не устраивает. Многие могут с пренебрежением вопросить «какое ему дело?», «от чего он так беспокоится?», но я бы попросил заткнуться их нахер, ведь никто из них не способен понять меня. Жизнь с Чейзом похожа на другое измерение, существующее вне времени и пространства. Он может заявиться спустя месяц как ни в чем не бывало, словно отходил на минуту, а может вернуться таким уставшим, что и слова из него не вытянешь. Я привык. Я привыкну. Но как же мне все осточертело! Как же я устал привыкать. Иногда на меня находила эта хандра, когда я ненавидел всё, что происходило со мной; весь этот год казался мне несправедливым и таким унылым, и сейчас, раздумывая над своим состоянием, я понимал, что это состояние являлось моментами просветления разума, осознанием того, в какую глубокую лужу сел и с какой грязной задницей я встану. В общем, я четко представлял, что без последствий мне не выпутаться. И я уже даже не жалел себя за все случившееся, хватит с меня всей этой херни. Я просто хотел разобраться. Разобраться во всем. Хотелось правды. Сжимая в руках нагретый в горячих ладонях телефон, я в сотый раз набирал номер Чейза, зная, что он не ответит. Половица нещадно скрипела под моими ногами, пока я бесконечно ходил по комнате кругами. Я даже не злился. Нет. Злости я определенно не испытывал. Я просто знал, что готов двигаться дальше, что готов отпустить Чейза раз и навсегда. С меня действительно было достаточно. Изморось покрывала окна, иногда барабаня в окно более крупными каплями. Я открыл окно и вдохнул летний запах дождя. Многие студенты давно вернулись домой, потому свет в окнах общежития напротив почти что не горел. Высунув руку наружу, я прикрыл глаза. Мелкие теплые капли забили по тыльной стороне ладони, будто просили перевернуть её, будто хотели что-то дать. Но мне ничего не было нужно. Только правда Чейза Хадсона. Я отчего-то понимал, что сегодняшний день — решающий. Все будет зависеть от него. И если я сегодня позволю себе бездействовать, то нашим отношениям с Чейзом — какими бы они ни были — настанет неминуемый конец. Больше я не смогу находиться рядом с ним, даже желая этого всеми силами. Больше нет. И снова я дал ему последнюю возможность объясниться передо мной, хватая ключи от машины с подоконника и несясь по ступенькам общежития вниз. Я знал, что делаю. Это не было минутным импульсом. Все было осознанно, оттого легко. Дождь окропил мою белую футболку мелкими серыми разводами, забился о лицо, застучал по голове. Но он был таким теплым и приятным, что я ничуть не возражал. Обычно на парковке не было места даже пройти, но сейчас на ней одиноко стояли мой «Фольксваген» и старенький синий пикап. И тут я заметил его — въезжающий на парковку черный, знакомый до трепета в животе, байк. Это странное совпадение вызвало у меня улыбку. Везение? Качнув головой, улыбнулся ещё шире. Нет — судьба. Я сделал вдох и прошагал к нему, ожидая, когда он припаркуется. Сняв шлем, парень столкнулся со мной взглядом. Он нахмурился и взволнованно оглядел меня. — Ноен, что ты делаешь здесь в такую погоду? — Я звонил тебе. Он насторожился ещё больше, а после сунул руку в кофр, вынудив оттуда телефон. — Сто тринадцать пропущенных, — удивился он вслух, а после вскочил с мотоцикла и встал рядом со мной, хватая за плечи. Мне казалось, что все это происходит не со мной. Словно я нахожусь в какой-то видео-игре, и стоит только пару раз покликать мышью, как все встанет на свои места. Без особых усилий. — Не молчи же, ангел. Что случилось? — его голос из взволнованного превратился в панический. — Сегодня я встретился с Коулом. Руки Чейза, до этого растиравшие мои плечи, замерли. Он весь напрягся и вытянулся. Все его существо превратилось в напряжение, да такое густое, что из него можно было связать свитер. — Он приходил поговорить, Чейз, — я поднял на него глаза, перехватывая острый, мрачный взгляд. — Ты говорил, что он будет расспрашивать о тебе, так ведь? Немного погодя, он кивнул, впитывая каждый сантиметр моего лица глазами, будто боялся упустить что-то. — Вот только информация о тебе ему давно не нужна, Чейз. Он знает всё о тебе, обо мне, о всём нашем окружении. Знает о Барбаре. Посмел даже расспрашивать меня о расставании с ней. Коул понимает, что между нами есть какая-то связь и, думаю, догадывается, какая именно. — Что он рассказал тебе? — Он сказал, что ты нездоров. В общем, подтвердил слова доктора Логана. Чейз сжал губы в тонкую линию и покачал головой. — Это не правда. — А что правда?! — неожиданно для самого себя завелся я. Вопрос показался грубым и выпытывающим. — Он каким-то образом обидел тебя? — игнорируя мои слова, скрипя зубами от злости спросил он. — Нет. Пока нет… — Что значит «пока нет»? Он угрожал тебе? — рявкнул он, сжимая кулаки. — Чейз, послушай… — Ответь мне! — Думаю, да, но это сейчас не настолько важно… — Что, блять, может быть важнее? — сорвался на крик он, метая молнии глазами. — Я убью его. Клянусь, я убью его самым мучительным способом, пусть только посмеет… хоть пальцем коснуться… Он снова двинулся к мотоциклу, но я вцепился за его плечо, останавливая. — Ноен, отпусти меня, — строго сказал Чейз, притормаживая. — Я больше не позволю ему трогать вас, больше никогда… — Да подожди же ты! — потянул я его на себя, разворачивая. — Плевать мне на него, я в тебе разобраться хочу, Хадсон! Я очень долго ждал нашего разговора, но, видимо, ты и не собираешься ни о чем говорить со мной. — Ноен, прошу… — Нет, даже не проси! Ты можешь откладывать хоть вечность, но я не могу. Не хочешь рассказывать мне? Ладно. Ты ведь хотел, чтобы я отстал от тебя со своими расспросами? Ладно, черт тебя дери! Но тогда прямо сейчас пошли меня и не трать моё время пустыми ожиданиями! Чейз прислонил ладонь ко влажному от дождя лбу и провел рукой по лицу. Он был мыслями далеко отсюда, это было заметно по бегающему взгляду и бесцельным движениям рук. О чём он думает — оставалось загадкой для меня. Он оставался загадкой для меня. — Я не могу… — сипло произнёс он, прикрывая глаза. Я улыбнулся, ощущая, что что-то во мне падает и с треском разбивается на миллиарды осколков. Это конец. — Что ж… — я сморгнул неожиданно появившуюся мутную пелену перед глазами, которую прятал больше полугода. — Надеюсь, когда-нибудь ты сможешь поделиться тем, что так сильно тревожит тебя… с кем-нибудь другим, — мой голос дрогнул, но я продолжил: — Я хочу, чтобы у тебя было всё хорошо, Чейз. А я… а я так не могу. Я так устал от этого. Так сильно. Я развернулся и медленно пошел назад, даже не пытаясь остановить режущий горло поток слёз. Эти слёзы топили меня изнутри долгое время, а сейчас, когда сосуд терпения был переполнен, они вырвались наружу, не поддаваясь никакому контролю. Вот так. В один момент. Такие моменты всегда случаются неожиданно. Душу мою терзало так, что хотелось оторвать и выбросить. Все кончено. Смрадную часть меня, принадлежавшую Чейзу, жгло, уничтожало, вырезало из меня тупым ножом, пока я отчаянно держал собственные руки, желавшие прикрепить её обратно. И даже когда Чейз схватил меня за локоть, разворачивая снова к себе, я ничего относительно этого не чувствовал. Только терзающую боль где-то глубоко внутри. — Ноен, нет… — он тряс меня за плечи, но я только качал головой. — Отпусти, — прошептал я, глядя в глаза своему мучителю. — Пожалуйста, не мучай меня. Он отрицательно тряс головой, пока я умолял его не уничтожать мой рассудок, не пытаться снова подчинить его своей воле. — Ты хочешь правды? Это твоя цена, Ноен? Блядская правда! Она не сделает тебя счастливее, Ноен, не сделает! — Я уже ничего не хочу, — едва слышно сорвалось с губ. Его лицо было слишком красивым. Ему не шло то выражение ужаса и безвыходности, что я видел в нём. Мне хотелось притронуться к нему, стереть эти некрасивые эмоции, но я больше не имел на это право. Он прижал меня к мокрой груди, гладя по голове, целуя щеки, но мне было так больно, что я не чувствовал ничего. Ни о чем не думал. Размытыми от пелены слез глазами, я смотрел на него. Чейз. Мой друг, помощник, любовник. Как же много ты для меня значишь, но в то же время абсолютно ничего. Мой личный кошмар, мой ненавистник, мой мучитель. Отчего твои глаза такие красные, отчего я вижу в них слёзы? — Я… — начал он, но голос парня дрогнул. Только руки крепче сжали меня. У меня не было сил противиться ему. Впервые я хотел этого, но не мог. Столько дней, месяцев и всё впустую. — Коул Хадсон убил мою мать, — дрожащим голосом произнёс Чейз. Слова его никак не воспринимались мной. Я будто слышал его голос из-под толщи воды, потому что мне уже не хотелось ничего слышать. Единственное, что заставило меня выйти из состояния оцепенения, — это дрожь, что била тело парня. Его трясло. А вместе с ним трясло и меня. Сознание, как механизм, зашевелило колесиками, образуя целую цепочку зависимых друг от друга движущихся тел. Я перестал чувствовать его руки на себе. Он отпустил меня. — Ублюдок сделал это на моих глазах. Она кричала и умоляла хотя бы убрать меня, чтобы я ничего не видел. А он наслаждался тем, что я наблюдал, как он стягивает веревку на её шее и… Боже… — парень медленно осел на землю, подбирая под себя ноги и обхватывая голову ладонями. Я замер от шока, словно парализованный. — Она была живая и сопротивлялась, пока он подвешивал её в гараже за доски под потолком. Она смотрела на меня. Её взгляд. Я вижу его каждую ёбаную ночь. Я вижу, как она барахтается всё медленнее, а затем прекращает. А её глаза всё смотрят и смотрят на меня. Они были открыты все три дня, что она висела в гараже, пока оно отсыпалось после запоя, пока трезвело, пока запах алкоголя не выветрится из дома. А я всё приходил к ней и смотрел на нее. Трогал холодные ноги с трупными пятнами, перекрывающими старые шрамы. Запах, который стоял в гараже… блять… — голос его становился всё тише. Я будто деревянный рухнул рядом, от ужаса не смея даже рта раскрыть. Слёзы боли и отчаяния бесконтрольно ползли по щекам. Усилившийся дождь бил по нашим телам, но никто из нас его не чувствовал. — Помню этот жуткий запах алкоголя, что исходил от него. Это животное всегда пахло так, но в те дни особенно отвратительно. На третий день… оно вызвало скорую помощь, а после приехала полиция. Они сняли её прогнившее тело. Эта мразь работала в полиции, поэтому ему и его дружкам удалось всё скрыть. Позже я выяснил, что Коул заявил, будто она пропала. А искать он её не стал только потому, что она часто уходила из дома, никому и ничего не сказав. Только когда он почувствовал запах из гаража, то понял, что что-то не так. Понял, блять, что что-то не так, — расхохотался он в голос, а меня тут же затошнило от омерзения и ненависти. — А я ничего не сделал, понимаешь? Я просто наблюдал за всем этим спектаклем, как зритель, — он снова хохотнул, и его улыбка заставила меня дрогнуть от ужаса. — Позже я пришел в себя, конечно. Даже убить эту мразь пытался, но он оказался живучим и удачливым. Кажется, тогда он понял, что я никогда не забуду всей этой хуйни и решил, что нужно избавляться и от меня. Нет, он не хотел меня убивать, — а лучше бы убил для своего же блага — Коул решил, что сделать из меня безумца будет намного интереснее и смешнее. Кто станет слушать больного человека? Он не давал мне есть несколько дней, закрывал меня в комнате на недели, бил, в общем, веселился на полную катушку. Я для него стал заменой матери… ну, или же заменой боксерской груши. Он бил её каждый день. При мне. Возможно, даже для меня, потому что постоянно заставлял смотреть на это. Я ненавидел себя в такие моменты, потому что был слишком слаб. Не мог ничего сделать, а если и пытался, то делал его только злее. От того, что Чейз рассказывал обо всем с улыбкой и нет-нет ухмыляясь, нагоняло жуть на меня. Я на ватных ногах встал, смахнул слёзы с мокрого лица такими же мокрыми руками и потянул его за собой за руку, но тот не сдвинулся с места. — Чейз, вставай. — Что не так? — улыбнулся он. — Не понравилась история? Скучная? Грустная? Сиди, я тебе много чего рассказать могу. Тебе же знать хочется! — Я выслушаю тебя. Выслушаю всё, но давай вернёмся в комнату. Ты заболеешь… — Заболею? — не переставал улыбаться он. — Ты, блять, серьезно? Ты думаешь, это ебёт меня хоть малость? — Меня это ебёт, Чейз. Вставай. Он послушно поднялся с места и проследовал за мной. Я держал свои эмоции под контролем, чтобы не разрыдаться и не сделать ситуацию ещё ужаснее. Мне безумно хотелось остаться сейчас одному и осмыслить услышанное, но я не мог, ведь понимал, что Чейзу в тысячу раз хуже. Я не мог поверить, что этот зверь остался безнаказанным. Какого видеть его каждый день? Какого знать, что убийца твоей матери — родной отец? Мы вошли в нашу комнату. Я потянул его к себе на кровать и, схватив полотенце из ванной, начал промокать его мокрые волосы. Он не шевелился. Смотрел в одну точку, даже не моргал. Тот милый мальчик Чейз из моего детства… как же ты вынес всё это в одиночку? Я бы отдал все на свете, чтобы тебе не пришлось видеть всего этого, чтобы ты мог хотя бы день прожить, не вспоминая ужасную историю из своего детства. — Брось ты это дело, — сказал он, поднимая на меня глаза. Мною на секунду овладел ужас, пока я смотрел в эти глаза и понимал разницу того, что они видят сейчас и что видели когда-то давно. — Чейз, это… — Ужасно? Кошмарно? Пугающе? Да. — Как ты… как ты жил с ним, как смог сбежать от него? — Ему нужно было залечь на дно после всей этой истории. — Он снова упёрся глазам в пустое пространство. — В Логанвилле нас знали, поэтому у людей со временем появились бы вопросы по этому мутному делу. Я и он переехали в Калифорнию. В Стоктоне мне пришлось жить с ним, ведь я был ещё ребенком. Там-то я и попытался прибить этого уёбка. Моя неудача позволила ему выкрутить ситуацию в свою пользу. Повез меня к мозгоправам с жалобами. Ну, ты всё это знаешь. В четырнадцать-пятнадцать — не помню точно, когда это произошло — я сбежал из дома и стал жить в школе-интернате. Были проблемы с документами, но преподаватель, которой я приглянулся, помогла мне. Благодаря ей меня не отправили в детский дом. Там я смог окончить школу. В восемнадцать, известный я своими «выдающимися способностями в области точных наук», начал преподавать математику в младших классах. Выигрывая многие конкурсы, собрал неплохое портфолио, что позволило мне поступить в университет сразу на второй курс. Все это время я ни на секунду не забывал о том чудовищном дне. Я думал, как расквитаюсь с ним за всё. И я сделаю это. Долорес и её мать, с которыми живет это чудовище, связывают меня по рукам и ногам. Он убьет их обеих, если я попытаюсь что-то сделать с ним. Мать Долорес — Анна — терпит всё то, что терпела моя мать. Блять, я не хочу думать о том, что он делает с ней, что видит Долорес. — Может, мы сможем забрать их? Чейз усмехнулся. — Ноен, стоит мне попытаться, как Коул снова упечёт меня в психушку. У него на это есть все основания. А без меня… у Долорес и её матери и шанса не будет. Я пригладил волосы Чейза руками и расположил ладони на его щеках, глядя прямо в глаза. — Ты такой сильный, Чейз. Я даже представить не могу всего того, через что тебе пришлось пройти. — И не нужно. — Это ничтожество… смогло сотворить такое. И я видел его сегодня, сидел с ним на одной скамейке, — от этих мыслей и воспоминаниях об угрозах холодок пробежался по телу. — Эта мразь не посмеет коснуться никого из моих людей. Я уже не ребенок и смогу защитить тебя… всех вас, даю слово! Я обнял Чейза, прижимая голову того к своей груди. — Я знаю, Чейз, знаю. Он обхватил мою талию и потянул меня на себя, целуя в лоб. — Я не болен. Не верь в ерунду, в которую он пытается заставить всех поверить. Я кивнул и снова поцеловал его в щеку. — Не верю. Он расположил голову у меня на животе, а я же гладил его по волосам, по спине, пытаясь показать, что я рядом, что поддержу и буду на его стороне. — Его вину сложно будет доказать, не имея ничего на руках. Он скрыл все улики, а мои детские поступки вывернул в свою пользу. Я пытался убить его за то, что он убил мою мать — я виноват. Отлично. Но он заплатит за каждый шрам на моём теле и на теле моей матери. Я приподнялся, чтобы посмотреть ему в глаза, но он отвернулся. — У тебя есть шрамы? — Несколько, но они не так заметны. — Где? — На стопах. — Ну-ка покажи. — Я встал с места и взял его ногу в руку, внимательно разглядывая кожу. На стопе виднелись мелкие белые шрамы, покрывающие подушечки пальцев, а в особенности пятки. Издали это, казалось, невозможно разглядеть, но вблизи видно было достаточно четко. — Чем он оставил их? — Он тушил сигареты о мои ноги. Меня охватит ужас. Слов просто не было, да и никакие слова не выразили бы всего омерзения, которое я испытывал по отношению к этой мрази. Я несколько секунд продолжал разглядывать его ноги. Ком в горле давил, мешал сглотнуть. — Я бы выжег ему такие же на лбу, — со злостью выплюнул я. — Как это мудачьё смело трогать моего друга? Чейз лениво улыбнулся. — Действительно. Я снова лег на кровать, возвращая его голову на свое плечо. Кто бы мог подумать, что правда окажется такой. Чейз не соврал, когда сказал, что она не сделает меня счастливее. Но сейчас… я хотя бы понимаю, что заставило его кардинально измениться. — Скажи… — массируя кожу его головы, я спросил: — Когда я уехал к бабушке тем летом… что-то ведь произошло между нами, да? Я ничего такого не помню. Ты сильно ненавидел меня, но я всё ещё не понимаю, что этому послужило. Чейз приподнялся так, чтобы наши глаза были на одном уровне. — Ангел, мне очень стыдно за всё это. Я был идиотом. — Расскажи мне. — После… её смерти, — Чейзу почему-то было сложно назвать миссис Хадсон матерью. От понимания этого моё сердце болезненно сжалось. — я писал тебе письма. На следующий день после этого написал в первый раз. В письмах не было упоминаний о том, что действительно произошло в тот день, и поэтому, когда я встретил тебя здесь, не смог выяснить всё наверняка. Видимо, в детстве мне было страшно даже писать о той ситуации, иначе я не знаю, почему не поделился всем этим с тобой. Я нахмурился, пытаясь вспомнить. — Я никаких писем не получал. Чейз понимающе кивнул. — Я узнал об этом совсем недавно. Нашел все написанные мною письма в кладовой дома. Это чудовище знало, что я пишу тебе и втихаря крала письма из почтового ящика. Тогда я всего этого не знал и думал, что тебе было не до меня. Думал, что ты получал письма, но тебе не хотелось отвечать. — Нет! Я никогда не потупил бы так с тобой! Наша дружба была для меня целым миром. После твоего переезда я долго не мог прийти в себя. Только в старших классах с помощью специалистов я смог кое-как выбраться из того ужаса. Я видел тебя во снах каждый день. Я… Чейз прикоснулся к моим губам своими, и мысль, которую я держал в голове, вылетела. — Прости меня за всё, — прошептал он в мои губы. — Я не держу на тебя зла, — тоже шептал я в ответ, снова припадая к нему. — А что было в тех письмах? — Ничего особенного. Я просто просил тебя как можно скорее ответить мне, чтобы я смог рассказать «кое-что важное», — процитировал он. — Если бы только они дошли до меня, то все было бы иначе. Он обнял меня крепче. — Ты единственный, кто знает обо всем, кроме меня и… Коула. — Спасибо, что рассказал мне об этом. Он снова поднял голову, чтобы взглянуть на меня. — Я не хотел тебе рассказывать, чтобы не подвергать опасности. Ты понимаешь, что если Коул прознает о твоей осведомленности, то тебя ждёт учесть не лучше моей? — Он не узнает. Не пойду же я сам рассказывать обо всём ему. Чейз снова вернул голову на моё плечо. — Ну, знаешь, я тоже не ходил к нему о Барбаре секретничать. Я хохотнул. Это было справедливо. — Узнает? Так пусть знает. Мы вместе надерем ему задницу. — Ага, конечно. Никому ты ничего надирать не будешь. — Это ещё почему? Я помогу тебе… — Я запрещаю тебе лезть в это. Не заставляй меня жалеть о том, что рассказал. Я утихомирился. В тишине я смог немного подумать и осмыслить все слова Чейза. Его жизнь невероятно пугающая и то, что он всё ещё был жив можно назвать большой удачей. Он был ребенком… ребенком, мать вашу! После увиденного ни один человек не может оставаться психически здоровым. И как бы Хадсон не зарекался о своей «нормальности», обратиться за помощью все же стоило. Рассудив, что нам ещё предстоит поговорить на эту тему, я поспешил выбросить эти мрачные мысли из головы. Он здесь. Рядом со мной. Что может случиться прямо сейчас? А пока всё спокойно, то я буду наслаждаться этим моментом спокойствия. — Чейз? Он не ответил. Его ровное дыхание и закрытые веки давали понять, что он спит. У меня осталось ещё множество вопросов, но они могли подождать. Давить на Чейза я не собирался. Мне и самому нужно было время, чтобы подготовиться к следующей порции правды. Я сделал глубокий вдох и прикрыл глаза. Господи, как же ему было тяжело…