***
Поздно вечером, лёжа в кровати на груди у Акея, я готов был просто мурчать от счастья. ‒ Если бы я только знал… ‒ вдруг тяжело вздохнул мой альфа, крепче сжимая меня в объятиях. ‒ Ты о чём? ‒ я поднял голову и посмотрел в его синие глаза. ‒ О том, что давно надо было забрать тебя к себе. Но я думал, что если предложу ‒ ты мне откажешь. Я виновато опускаю голову и поджимаю губы. Если бы у меня ещё были уши и хвост, я бы и их поджал от невыносимого чувства вины, лежащего на мне всем своим весом ответственности. ‒ Не надо, слышишь, не делай так! ‒ Акей обхватывает моё лицо своими ладонями и заставляет посмотреть ему в глаза. ‒ Мы виноваты оба, но это уже неважно. Всё, что мы с тобой натворили, привело нас в эту точку. А здесь и сейчас мы счастливы, ведь так? Я тут же киваю и расплываюсь в улыбке, вот только она всё равно вышла немного виноватой. ‒ Зря я начал эту тему. Просто… я как представлю, что мы с тобой могли вот так лежать вместе каждую ночь, и выть хочется на луну от досады. Но, как я уже сказал, теперь у нас на это есть ещё вся очень долгая и длинная жизнь впереди. Моё сердце радостно подпрыгивает от этих слов, и я, не контролируя свой порыв, беру и прижимаюсь к губам альфы. Он тут же отвечает мне, превращая мой лёгкий поцелуй в глубокий и страстный. ‒ Какой же ты вкусный... Такой красивый, ‒ выдыхает мне в губы Акей, поглаживая большими пальцами мои щёки, которые тут же заполыхали. ‒ Я даже в мечтах не мог себе представить, что мне до такой степени повезёт. В этот момент мне захотелось обернуться и посмотреть, есть ли ещё кто-то в этой комнате, потому что… ну не могло это быть всё обо мне! ‒ Глупыш, ‒ вдруг расползается в насмешливой улыбке Акей, словно читая мои мысли. ‒ Теперь я прекрасно понимаю, что именно имел в виду тогда Кенни. ‒ И что же? ‒ Он как-то сказал мне, что если бы кто-то другой вёл себя так, как ты, то его бы это дико раздражало. Ну понимаешь, когда люди специально прибедняются ради того, чтоб их кто-то пожалел ‒ это нереально бесит, но ты не прибедняешься, ты действительно так думаешь, потому что на то есть причины. Веские причины, о которых ты сам, скорее всего, даже не догадываешься. Именно поэтому Кенни и сказал, что никогда в жизни не бросит тебя и не оставит одного. И вот теперь я наконец понимаю, что это за причины… Ох, Мал, если бы мои родители мне всё время твердили, что я ошибка, что я их позорю, то… Я не то, что не рискнул бы увлечься баскетболом, я вообще забился бы в угол и боялся оттуда высунуть свой нос. Я смотрел на Акея удивлёнными глазами, пытаясь переварить услышанное. ‒ Мал… я не знаю, как до тебя это донести правильно, но я хочу, чтоб ты был уверен в том, что я просто без ума от тебя с того самого дня, как почуял. Ты для меня идеален. Такой, как есть. У тебя самые красивые черты лица, самые сладкие губы, самое идеальное тело, а задница… ‒ альфа закусил губу, темнея глазами. ‒ Моя воля, я бы из тебя никогда бы не выходил. ‒ Чехол для члена в виде человека ‒ неплохо, ‒ нервно захихикал я, не зная, куда себя деть от смущения. Мне даже сны никогда такие не снились, что уж говорить про реальность. Акей усмехается и вдруг быстро переворачивает меня на спину. ‒ Кажется, время для примерки, ‒ выдыхает он в мой висок, и я тут же чувствую его руки на моих трусах. ‒ Больше не смей надевать их на ночь, ‒ тихо рычит альфа, срывая с меня нижнее бельё. ‒ Вот так гораздо лучше. Руки Акея тут же заскользили по моим бёдрам, разводя их в стороны. Моё сердце так заколотилось в груди, что я думал, оно сейчас выпрыгнет. Мы ведь ещё ни разу не занимались сексом после случившегося у нас откровения. ‒ Боишься? ‒ отчего-то вдруг спросил Акей. ‒ Нет, ‒ тут же ответил я, быстро замотав головой с удивлённо вытаращенными глазами. ‒ Отлично. Не переживай, я буду нежен. Знаешь, во мне накопилось столько ласки за это время, что придётся тебя в ней теперь утопить. Я расплылся в улыбке. Утонуть в ласке любимого человека? Я готов. Топите! Акей накинулся на мой рот, как изголодавшийся зверь. Его язык обходил свои владения, щедро оставляя влажный след, словно помечая территорию. Мои зубы были пересчитаны все, язык ‒ облизан и обсосан со всех сторон, досталось даже щекам и нёбу. И от одного этого поцелуя я поплыл, чувствуя, как мой зад стал стремительно намокать. Так приятно… Акею словно было мало его языка, что он стал засовывать мне в рот ещё и свой большой палец. Он давил и гладил мой язык, скользил по зубам, оттягивал губы, а потом сминал их, размазывая смесь нашей слюны. Не думал, что такое мне может понравиться, но сочащийся смазкой мне на живот мой собственный член указывал сейчас на совсем другой результат. Когда мои губы припухли и вовсю запылали, Акей наконец отстранился и языком проложил мокрую дорожку к шее. Глубокий вдох, тихий стон, и вот я чувствую клыки альфы на своей плоти. Он кусает, лижет, оставляет засосы… я едва не кончаю. ‒ Вставь мне, ‒ хнычу я, вцепляясь пальцами в его плечи. И тут же удивляюсь сам себе. Я думал, что омеги умоляют альф о таких непристойностях только во время течки, когда мозги совершенно не варят, но у меня-то сейчас нет никакой течки, тогда какого хрена я виляю задом и веду себя, как шалавень? ‒ Обязательно, ‒ обещает Акей, просто пожирая меня взглядом. Его язык скользит ниже к моим соскам и начинает отрываться на них. Я стону, скулю и даже иногда всхлипываю от нетерпения и удовольствия. Акей гоняет мои тугие соски по кругу, то в одну сторону, то в другую, затем прижимает губами и тянет. Отпускает и лижет, вдавливая их в кожу. Ставит засосы вокруг ареол, а затем кусает. Я выгибаюсь дугой, в голове пусто, тело ‒ одна сплошная эрогенная зона. Из зада неровными порциями вытекает смазка: анус раскрывается на мгновение, выталкивая её наружу и тут же с силой смыкается. Как же я хочу член! Дайте его мне немедленно! Акей наконец-то оставляет мои несчастные покусанные соски в покое и спускается ниже. Его язык обводит мой пупок и ныряет внутрь. Да ладно! Ну не может быть это так приятно! Моё тело меня просто поражает! А потом… ‒ Акей! ‒ кричу я, подскакивая. Моё лицо пылает, уши пылают, плечи… я весь охвачен пожаром. Я сижу и неверяще смотрю на своего альфу. ‒ Не нравится? ‒ Н-нравится, ‒ заикаясь, отвечаю я. Акей расплывается в снисходительной улыбке и легко толкает меня снова на спину. ‒ Лежи смирно, ‒ командует он. Я честно стараюсь, но когда влажный язык скользит по часовой стрелке по моей головке, я невольно вскрикиваю и цепляюсь пальцами за волосы альфы. Как же я мечтал об этом и боялся мечтать в одно и то же время. Акей, отсасывающий мне, ‒ невероятно… Кончик языка проникает в отверстие мочевого канала, а потом скользит от него к мошонке. Я в предвкушении затихаю и жду. И вот Акей гостеприимно открывает рот. Мой член в ту же секунду окутывает влажным теплом, а я тону в обещанной ласке. Как же охуенно, когда тебе сосут! Я не продержался даже минуты, бурно окатив рот альфы своей спермой. Я часто дышал, смакуя отголоски оргазма, а в это время мой анус обиженно сжимался, выпуская новые порции смазки и требуя внимания. ‒ У тебя такой милый член, так бы и съел! ‒ вылизывая его начисто, прорычал Акей. Хоть я и кончил, мой член всё равно стоял, поэтому все манипуляции с ним были по-прежнему приятны. Какой незабываемо-охуенный опыт. Моё колечко уже с таким предвкушением ожидало язык альфы, помня, что это тоже нереально охуительно, но вот Акей берёт и снова впивается в мои губы. Его язык переплетается с моим. Осознание того, что этим самым ртом мне только что сделали минет, бьёт по голове диким возбуждением и вырывает из моего горла нетерпеливый стон. ‒ Мал, ‒ тихо и немного жалобно рычит Акей мне в губы. Его пальцы грубо ныряют в меня, растягивая стенки. ‒ Я больше не выдержу. Пустишь? То, что Акей толком меня не растянул, да, можно сказать, вообще едва прикоснулся к моему анусу, осталось где-то далеко у меня в подсознании. Я так хотел его член, что, не задумываясь, тут же выпалил: ‒ Да я придушу тебя, если ты мне сейчас не вставишь. Обрыв. Вместо синих глаз ‒ угольки. Я каждой клеточкой своего тела чувствую, как меня резко начинает распирать изнутри, даря ни с чем несравнимый кайф. Акей вошёл, по всей видимости, как мог медленно, но потом… Что там было про нежность и ласку? Кажется, у каждого для них своё определение. Акей драл меня, как животное. Его огромный член растягивал мой анус, вбиваясь внутрь по самый корень. На мгновение мне даже показалось, что в наших отношениях ничего не изменилось, но потом нетерпеливые губы накрывают мои, даря мне уверенность в обратном. А затем зубы впиваются в мою шею, и я кричу, едва не теряя сознание от умопомрачительного удовольствия. Сколько мы занимались сексом ‒ не знаю, но я кончал пока, кажется, в моих яйцах не кончилась сперма. Даже не подозревал, что и без течки можно уплыть на волнах разврата, оставив мозг где-то на дальней полке. Кстати, забеременеть вне течки практически невозможно, поэтому мы даже не задумывались про противозачаточные таблетки или презервативы. Во время течки шанс залететь где-то девяносто процентов, так что если пара готова к детям, то они прибегают к стопроцентному способу ‒ вязке. У альфы образуется узел и происходит сцепка. Тогда сперма сто процентов попадёт куда надо, и тогда можно будет уверенно высчитывать день рождения своего чада. ‒ Прости, ‒ шепчет мне на ухо Акей, поглаживая по спине. ‒ Кажется, я перестарался. ‒ Я в порядке, ‒ хриплю я сорванным голосом, даже не пытаясь пошевелиться. Сил у меня оставалось только на то, чтоб продолжать лежать пластом на животе. ‒ Согни ногу, ‒ просит альфа и практически сам сгибает её вместо меня. Я чувствую его осторожные прикосновения к анусу и тихий вздох. ‒ Всё-таки перестарался. Дырочка слегка припухла. ‒ Ну и ладно, ‒ безразлично отмахиваюсь я, плюща лицо о подушку. ‒ Мал, не надо. Не делай так, а то я за себя не ручаюсь. ‒ Не делать как? ‒ Я едва дотронулся до тебя, а ты уже так гостеприимно раскрылся, показывая мне свою алеющую глубину и мою собственную вытекающую из тебя сперму. Я же не железный. ‒ Ничем не могу помочь. Ты растрахал мою дырку, так что теперь не жалуйся. ‒ А я и не жалуюсь, ‒ Акей расплылся в улыбке, а потом она вдруг стала хищной, ‒ я предупреждаю. ‒ И несильно цапнул меня за ягодицу. Потом я почувствовал язык на месте укуса, затем нежный поцелуй. Бля, так приятно чувствовать себя настолько желанным, что можно прямо сейчас умереть от счастья. Мой альфа затих, но я отчётливо чувствовал его взгляд на своём анусе. Сфинктер непроизвольно сжался, и в этот момент Акей лизнул меня и тихо застонал. ‒ Ну почему ты такой вкусный, просто с ума схожу. ‒ Честно? ‒ вырывается у меня, и Акей тут же отрывается от моего зада и заключает мою обессиленную тушку в кольцо своих рук. ‒ А неужели похоже, что я вру? Глупыш, ‒ тихо выдыхает альфа и нежно, неторопливо целует меня в губы. ‒ Люблю тебя так сильно, что жить без тебя уже просто не смогу. Сопливые признания в любви… раньше меня от них воротило, и неважно где я их слышал: в кино или в жизни, но, оказывается, когда дело касается тебя лично ‒ эти розовые сопли растекаются по сердцу и становятся крайне важными и желанными. ‒ И я, ‒ очень тихо выдыхаю я, смущаясь до такой степени, что утыкаюсь Акею в грудь, не в силах посмотреть ему в глаза. ‒ Как красноречиво, ‒ усмехается Акей, поглаживая меня по спине. ‒ Во время течки твои признания в любви были немного длиннее. ‒ Что? ‒ я поражённо уставился на альфу, лихорадочно выискивая в голове информацию, оставшуюся, по всей видимости, где-то глубоко в подсознании. ‒ Так и думал, что не помнишь. А вот я это никогда не забуду. Ты так сладко кричал, что любишь меня, просто прелесть. Или… может, это неправда? Я тут же встрепенулся, сжимая кулаки, и резко выпалил: ‒ Конечно правда! Я правда люблю тебя! ‒ И только глядя на расплывающуюся довольную улыбку Акея, я понял, что меня провели. ‒ Нечестно, ‒ обиженно бурчу я, отворачиваясь. Альфа тут же обхватывает моё лицо руками и притягивает к себе. Его жаркий поцелуй стирает все обиды. Кажется, признания в любви теперь мне будут даваться куда проще, ведь я правда люблю Акея. Люблю безумно.Глава 14
6 августа 2020 г. в 18:23
До дома Акея мы ехали молча. Я вжимался в тело моего альфы, цепляясь за него пальцами и вдыхая самый вкусный запах на свете. Я боялся, что стоит мне только отодвинуться хотя бы на миллиметр, как я окажусь на хирургическом столе с уже вырезанной маткой…
Акей ласково обнимал меня, и я ощущал себя максимально защищённым в кольце его рук. Моя личная зона комфорта. Я чувствовал нежные поцелуи на своей практически лысой макушке и не мог поверить, что это мне не снится. Всего лишь несколько часов назад я о таком мог только мечтать.
Зайдя в квартиру, Акей усадил меня на диван в зале и сам сел рядом, не решаясь покинуть меня ни на мгновение. Дван приготовил мне вкусный горячий чай, а Кенни поставил его возле меня на столик. Их забота согревала мою душу, которая уже успела за эти несколько дней превратиться в кусок льда.
‒ А как… как вы нашли… как узнали?.. ‒ мысли в моей голове путались, и я не знал, как правильно задать вопрос.
‒ Мы не думали, что всё так серьёзно, ‒ виновато начал Кенни, обнимая Двана. ‒ Решили подождать до выходных, ведь я знаю, что у твоей матери иногда бывают заскоки. Но… если бы не Лютер, мы бы точно опоздали.
‒ Лютер? ‒ Я удивлённо смотрю на Кенни. В моей голове это никак не хочет укладываться, ведь он всегда сильнее остальных братьев меня ненавидел.
‒ Вот. Можешь сам прочитать. ‒ Кенни открывает свою раскладушку и показывает мне сообщение.
«Мать хочет стерилизовать Мала. У ветеринара. Поторопись. Мы выезжаем сейчас. Адрес клиники вот…»
‒ Не верится даже, ‒ глядя на сообщение, тихо выдохнул я. ‒ Но откуда у Лютера твой номер?
‒ Для меня это тоже загадка. Увидев незнакомый номер, я вообще сначала подумал, что это какой-нибудь спам, и даже не хотел открывать сообщение. Но как же я рад, что всё же не стал медлить и прочитал его! Иначе я бы себе этого никогда не простил…
‒ О, Кенни… ‒ начал я, а потом вдруг неожиданно вспомнил. ‒ Точно! Я же практически в самом начале учебного года брал у Лютера телефон, чтоб позвонить тебе! Может, он тогда и сохранил? Другого варианта у меня нет.
‒ А давно твой брат принимает подавители? ‒ вдруг спросил Акей.
‒ Понятия не имею. До сегодняшнего дня я вообще об этом не знал. Но я совсем недавно понял, что ни разу в жизни не видел его ни с одной омегой.
‒ Странно, ‒ задумчиво выдохнул Кенни. ‒ А это из-за подавителей Лютер не пахнет, как альфа? Словно у него вообще отсутствует феромон.
‒ Ты тоже это заметил? Я надеялся, что это со мной что-то не так, ‒ вздохнул я, делая глоток вкусного чая.
‒ Если у него совсем пропал феромон, то дело плохо, ‒ покачал головой Дван. ‒ Неужели твой брат не понимает, что убивает себя так?
‒ Я не знаю. Мы никогда не были близки. Но футбол… Лютер всегда его очень любил, как и остальные братья. Они действительно хороши в нём. Но вот отец с Банди и Лойзом уехали на очень важные сборы, где будет возможность подписать контракт с крутыми командами, а Лютер остался дома. И вот это совершенно никак не хочет укладываться в моей голове. Если подавители ‒ причина его плохого самочувствия и препятствие в футбольной карьере, то почему он их продолжает принимать?
‒ Может, он боится? ‒ предположил Акей, чем заставил меня удивлённо приподнять брови.
‒ Лютер боится? Чего? ‒ я искренне недоумевал.
‒ Мал, а что будет, если твой брат приведёт в дом парня-омегу?
‒ Мать его тогда четвертует, ‒ фыркнул Кенни, отвечая за меня.
‒ Ну вот мы и выяснили причину. ‒ Кажется, Дван в этом ни капли не сомневался.
‒ Я об этом никогда не думал, ‒ честно признался я. ‒ Неужели Лютер так боится влюбиться в парня, что предпочитает вообще отказаться от интимной жизни.
‒ Боится он не этого, а твоей матери, ‒ покачал головой Дван. ‒ Но, должен признать, её трудно не бояться.
Повисла тишина. Я решил прервать её первым.
‒ Знаете, ‒ начал я, тяжело вздохнув, ‒ мать такая, сколько я себя помню, но я её не виню. Вы же все помните историю зарождения альф и омег? В школьных учебниках эти параграфы расписаны достаточно подробно. Мне сейчас очень сложно представить, что когда-то, причём относительно недавно, мир населяли лишь беты ‒ слабые, подверженные различным болезням и не имеющие способности найти свою идеальную половинку с помощью запаха.
‒ Да уж, сейчас это звучит, как какой-то ужастик, ‒ прижимая меня крепче к себе, покачал головой Акей.
‒ Ну, беты жили жизнью не слишком отличной от нашей, просто были более уязвимы. Собственно, благодаря этой их подверженности заболеваниям и появились альфы и омеги, ‒ вздохнул я, наслаждаясь тяжестью руки моего альфы.
‒ Угу, я помню, как меня это сильно впечатлило, когда я впервые узнал про опасный вирус, косивший бет направо и налево, вне зависимости от пола, национальности, возраста, ‒ кивнул Дван. ‒ Весь мир был охвачен паникой. Люди боялись выйти из дома. Кругом царил хаос и неразбериха. Даже страшно представить, в каком отчаянии тогда находились беты.
‒ Страшно, ‒ подтвердил я. ‒ Учёным тогда пришлось в кратчайшие сроки создавать вакцину. Из-за того, что к этому страшному вирусу имели иммунитет многие животные, среди которых оказались самыми стойкими все двадцать четыре вида волков, учёные и стали работать в основном с ними.
‒ Да, и в итоге вакцину создали достаточно быстро, ‒ улыбнулся Дван. ‒ Тестировали на умирающих, кому уже просто нечего было терять, и ‒ о, чудо! ‒ вакцина помогала абсолютно всем. Беты чувствовали себя так хорошо, как никогда до этого ‒ полными сил, энергии. А ещё, неожиданно, у подопытных стали проходить и множество других имеющихся заболеваний. Просто панацея какая-то! Долго тестировать не было возможности, поэтому вакцину стали вводить всем, кто был согласен. Сначала приходили только заразившиеся, позже ‒ и уставшие бояться заражения. Эпидемия была подавлена в кратчайшие сроки. Лишь маленький процент всех бет остался не привит. Позже они отделились, заявив, что вся эта вакцинация противоестественна. И они живут обособленно до сих пор, практически никого к себе не пуская и медленно вымирая.
‒ Не понимаю... почему они предпочитают жизнь затворников, у которых столько всевозможных заболеваний, что даже подумать страшно, ‒ покачал головой Кенни.
‒ Потому что их пугает животная сущность, проявившаяся в людях после вакцинации. ‒ Дван погладил Кенни по голове и, на мгновение прикрыв глаза, вдохнул его запах.
‒ Но первые течки омег и гон альф действительно оказались слишком шокирующими и бесконтрольными, ‒ вспомнил я прочитанный множество раз текст в учебнике по истории. ‒ Люди не знали, что с этим делать и как быть. Появившиеся усиленные инстинкты пугали, а последствия иногда оказывались даже плачевными. Прошло немало времени, прежде чем люди научились это контролировать и с этим жить.
‒ Зато когда научились, всё стало прекрасно, ‒ улыбнулся Акей.
‒ Ну да, ‒ кивнул я. ‒ Справившись с животной сущностью, просыпающейся под действием гормонов, люди нашли множество плюсов, которые перекрывали минусы.
‒ А как ликовали гомофобы! ‒ вдруг усмехнулся Дван. ‒ Ведь было неважно, какой ты ориентации, потому что твой пол решал. Тогда в самом начале всё было просто. Если ты женщина, то значит омега, если мужчина ‒ стопроцентный альфа. Другого было не дано. Геев потянуло на женщин, лесбиянок ‒ на мужчин. Инь и ян создали идеальный круг, вводя в заблуждение многих, что теперь только так и будет.
‒ А мне понравились истории однополых пар, которые, несмотря ни на что, остались вместе, ‒ грустно улыбнулся я. ‒ Пусть они больше не чувствовали влечения друг к другу, но продолжили жить вместе, потому что любили друг друга, как людей, а не как бездушную плоть. Я когда читал про них, слёзы сами собой катились из глаз. Особенно болезненным для меня было то, что они вынужденно изменяли друг другу, потому что не могли сдерживать своего внутреннего зверя. Даже сейчас, когда думаю об этом, сердце болезненно сжимается.
‒ Ты просто очень чувствительный, ‒ улыбнулся Акей, ласково погладив меня по голове.
‒ А мне больше понравилась реакция заядлых гомофобов, искренне считавших, что теперь всё будет по изначально задуманной природой логике, но в итоге природа их опрокинула через бедро, показав, на что она на самом деле способна. ‒ Белоснежная улыбка Двана была такая злорадная, что мне даже немного жутко стало.
‒ Мне тоже эта часть пришлась по душе, ‒ кивнул Акей, соглашаясь с другом. ‒ Через несколько поколений стали рождаться мальчики-омеги и девочки-альфы. Вот тогда у всего мира случился шок.
‒ А мне их искренне жаль, этих первых мальчиков-омег и девочек-альф, ‒ вздохнул Кенни. ‒ Им пришлось пережить столько обследований и даже боюсь представить чего ещё, пока в итоге мир не смирился с тем, что теперь станут рождаться люди, у которых вторичные половые признаки будут не совпадать с первичными.
‒ Это случилось, кстати, во времена детства моей матери. Тогда было недопустимо, позорно, противоестественно, если мальчик оказывался вдруг нежным омегой, а девочка ‒ широкоплечей угловатой альфой. В них даже камни и палки кидали ‒ такая вот необоснованная ненависть, просто потому что кто-то не такой, как все.
‒ Похоже, у твоей матери это так и не прошло, ‒ заметил Дван.
‒ Не прошло, ‒ кивнул я, тяжело вздохнув. ‒ И уже никогда не пройдёт. Она закостенела в своих убеждениях. Ей комфортно в них. Там всё понятно и безопасно. И именно поэтому я её не виню. Она, как те остатки бет, которые лучше умрут мучительной смертью от рака, чем согласятся исцелиться противоестественным, по их мнению, путём.
‒ Больше всего меня возмущает другое. Ну ладно сам умираешь ‒ это только твой выбор, но тащить детей за собой в могилу ‒ это слишком жестоко! ‒ Кенни плотно сжал челюсти и даже кулаки.
‒ Ну не все же такие, ‒ напомнил Дван, поглаживая напряжённые плечи своего омеги. ‒ До сих пор происходят такие случаи, где сбежавшие из общин беты идут в наши больницы за бесплатной вакцинацией, чтобы спасти жизнь своему умирающему ребёнку. При этом не все соглашаются привить и себя, но их упрямство, принципы и просто накопившаяся в голове хуйня, уходят на второй план из-за любви к своим детям. Таким бетам уже неважно, что их ребёнок будет с усиленной животной сущностью, главное, что он останется жив и здоров.
‒ Таким родителям я готов аплодировать стоя, ‒ кивнул Кенни, заметно расслабившись.
‒ А ещё эти беты, посмевшие пойти против системы их общины, дают своим детям шанс встретить своего истинного и жить до конца своей долгой жизни счастливыми, ‒ добавил Акей, многозначительно посмотрев на меня.
‒ В учебнике было написано, что очень долгое время никто даже не догадывался, что какие-то там истинные вообще существуют, а появление множества крепких семей списывали на волчью верность. Типа тоже животный инстинкт. Так что даже в мамину юность ещё не было известно про истинных. Наверно, она из-за этого и до сих пор не до конца верит в существование созданной только для тебя половинки. Не верит и презирает...
‒ Я помню, ты говорил, что твоя мать вышла за отца в тридцать лет и то только потому, что их родители практически настояли на свадьбе.
‒ Да, Кенни, мать с отцом с юности неплохо ладили друг с другом, несмотря на то, что отец на два года младше. Я не знаю, пытались ли они найти своих истинных после того, как об этом стало известно, но в итоге согласились с родителями и стали жить вместе. Мать родила Лютера в тридцать один год. Отец так обрадовался, что у него теперь есть сын, что, мне кажется, уже тогда распланировал всю его футбольную карьеру. Затем через три года родился Банди, а потом ещё через три ‒ Лойз. Меня мама родила в сорок один. Теперь, когда люди живут до ста ‒ ста двадцати лет и старятся при этом достаточно медленно, оставаясь в отличной форме и самочувствии, я не считаюсь таким уж поздним ребёнком. Другое дело, что нежеланный. По крайней мере, матерью.
‒ Зато мной очень желанный, ‒ приподнимая мою голову за подбородок, тихо выдохнул Акей мне в губы. Затем последовал едва ощутимый поцелуй, от которого моё сердце забилось чаще.
‒ Знаете, я как-то пытался представить себе, каким бы я был на месте матери, и ответ оказался весьма неутешительным. Вот только представьте! Вымуштрованный родителями так сильно, что даже не можешь самолично выбрать за кого тебе выйти замуж. В итоге муж оказывается просто помешан на футболе, что практически живёт на работе. Ты для него как дополнение к мебели или к кухне. Но самое страшное для меня то, что в итоге ты так никогда и не познал, каково это быть любимым своим собственным истинным альфой. Даже представить страшно. Не познать сладость самого восхитительного аромата, не почувствовать щемящее окрыляющее чувство абсолютного счастья, про нежность, ласки и особенные жаркие ночи, наполненные страстью, я вообще молчу. Так что в итоге я был бы точно таким же несчастным и озлобленным, как моя мать.
‒ Нет, Мал, даже в таких условиях ты остался бы прекрасным человеком, ‒ не раздумывая ни секунды, тут же не согласился со мной Кенни. ‒ Своих детей ты бы обязательно любил, несмотря ни на что.
Я хотел возразить, но слова застряли в горле. Я представил маленькие крохотные комочки счастья на своих руках, которые так доверчиво тянутся ко мне, смотрят на меня, которым просто необходима моя любовь и забота… Да, Кенни абсолютно прав, я буду любить своих детей несмотря ни на что.