Когда твой истинный ‒ мудак

      Уже было темно, когда Дван с Кенни подвезли меня до дома. Расставаться с Акеем совершенно не хотелось, но надо было взять учебники, да и переодеться тоже. Я был так счастлив, что даже было немного страшно.       Вспомнив прощальный поцелуй моего альфы, я непроизвольно испытал возбуждение. Мои щёки тут же покраснели, и я попытался скрыть свой румянец за ладонями. Поверить не могу! Вот так легко и просто Акей взял и поцеловал меня. А потом его нежная улыбка и тоже мне. Просто сон какой-то!       Сон, который вдруг резко превратился в кошмар, стоило мне только переступить порог родного дома.       ‒ О, посмотрите, кто вернулся! Да это же подстилка местная. Ну как, жопа болит? ‒ насмешливый злой голос. Голос моего старшего брата.       ‒ Отвали, Лютер.       ‒ Ща как отвалю! ‒ рычит он, сверля меня ненавидящим взглядом. ‒ Что б такая шлюха, как ты, и указывал мне, что… ‒ он не договаривает. Дикий кашель вырывается из его горла, сгибая могучее тело практически пополам.       ‒ Лют, что с тобой? Ты из-за этого не поехал с отцом и братьями на тренировочные сборы?       ‒ Отъебись! ‒ снова рычит на меня брат, а в глазах целая палитра боли, что мне его даже жалко становится. Столько пахать ради футбольной карьеры и в итоге не добиться ничего.       Лютер ‒ самый старший из моих братьев. В этом году ему двадцать шесть стукнуло. Ни разу не видел его ни с одной омегой. Про детей и жену вообще молчу. Но это так странно… Я всегда считал Лютера самым красивым в нашей семье. Короткостриженый, так же как я и остальные братья, широкоплечий, рельефный… да, в основном все альфы такие, но у тех, кто активно занимался спортом, тела были просто идеальными. Прям, как у моего Акея.       У Лютера была достаточно смазливая внешность. Ему это не нравилось, и поэтому он никогда не брился начисто, оставляя небольшую бороду. Вот только из-за того, что денег на регулярные походы в барбершоп не было, а сам он не обладал парикмахерскими навыками даже на треть, то из-за своей этой неровной бороды он выглядел как-то неухоженно. В общем, несмотря на это, брат у меня был красавчик, поэтому я искренне не понимаю, почему за ним не бегает как минимум толпа омежек.       И тут я вдруг вспомнил, что теперь могу чувствовать запахи альф, да и омег тоже, но менее явно. Дван, кстати, действительно пах чем-то сладким, но я в упор не увидел там ванильного мороженого с маршмэллоу, да и чтоб ещё и сердечками. А Кенни действительно, как сдобная булочка.       Я втягиваю носом воздух, пытаясь уловить запах брата. Его нет. Ничего не чувствую. Как же так?       ‒ Чего завис? Иди к матери, она тебя ждёт. Ох, не завидую я тебе. ‒ Лютер отводит взгляд и уходит на кухню.       Наша квартира трёхкомнатная с большой вытянутой прихожей и довольно вместительной кухней. Досталась от родителей матери. Ремонт тут делался, наверно, ещё при жизни деда с бабкой. Уют… сколько себя помню, его здесь никогда не было. И дело тут не в богатстве, а в том, что мать любила тёмные цвета и умудрилась заставить всякой рухлядью практически всё свободное пространство. Я вылизывал квартиру, как мог, но уюта это всё равно не прибавляло.       Я смотрю на закрытую дверь, ведущую в комнату родителей, и меня вдруг пробирает мороз. Я медленно иду по обшарпанному полу и, собираясь с духом, стучу по когда-то лакированной двери.       ‒ Войдите, ‒ слышу я тихий скрипучий голос матери.       Почему-то мне впервые настолько страшно заходить в эту комнату, в которой практически всегда были задёрнуты тяжёлые бордовые шторы. Я смотрю на сухую фигуру матери. Её крепко сцепленные на коленях руки не предвещали мне ничего хорошего.       ‒ Малоун, ‒ начала она, одарив меня тяжёлым, как эти пыльные шторы, взглядом, ‒ мне звонил ваш классный руководитель и сообщил, что у тебя началась течка. Я молилась каждый день, чтобы этого с тобой никогда не произошло, но, похоже, моих молитв оказалось недостаточно. ‒ Она пристально посмотрела мне в глаза и поджала свои тонкие губы, которые были просто испещрены множеством морщин. ‒ Ты ‒ позор нашей семьи! Зря я послушала твоего отца и согласилась оставить уже тогда испорченный незапланированный плод. Но твоему отцу так хотелось свою собственную футбольную команду сыновей, что мне пришлось уступить ему. Я совершила чудовищную ошибку и жестоко поплатилась за это. Но ничего, я знаю, как это исправить. Лютер! ‒ вдруг позвала она брата.       Лютер зашёл в комнату, настороженно глядя на мать.       ‒ Мне нужна будет твоя помощь. В пятницу вечером ты отвезёшь нас к моему знакомому доктору, а до тех пор, будешь сторожить Малоуна и никого к нему не пускать. Он под домашним арестом.       ‒ К доктору? ‒ в шоке переспросил я. ‒ Зачем к доктору?       ‒ Чтоб ни одного твоего выблядка не было в моём доме! ‒ вдруг резко выплюнула мать и с такой ненавистью посмотрела на меня, какой я ещё от неё ни разу не видел. ‒ Ну что, вволю накувыркался с альфами, подставляя им свой зад по кругу? Странно, что тебя вообще кто-то захотел с таким отвратительным запахом!       Меня трясло. Не знаю, как я удержал слёзы, готовые просто водопадом политься из моих глаз.       ‒ Альфа был один… ‒ дрожащим голосом выдавил я. ‒ Он ‒ мой истинный.       ‒ Истинный? У тебя? ‒ с отвращением фыркнула мать. ‒ Чтоб тебя обрюхатить, этот альфа мог и не такое ещё наплести.       ‒ Ма, но у Мала на шее действительно есть метка, ‒ вдруг заметил Лютер, оттягивая ворот моей футболки.       ‒ Это совершенно ничего не значит, эта «метка» сойдёт через недельку. Альфы любят кусаться в процессе, но считается, что только истинный может поставить пожизненную метку своей омеге, потому что, видите ли, только тогда у альфы максимально вылезают клыки и это позволяет оставить правильный шрам. Отвратительно! Убого! Мы люди, а не какие-то животные! Запомни, Лютер, встретить истинного, значит опуститься на самое дно!       ‒ Неправда, ‒ едва слышно выдохнул я.       ‒ Ты ещё смеешь со мной спорить? Чего ты в жизни этой добился, что стал таким смелым? Что ты вообще умеешь?       ‒ Мал на воротах крут, да и на поле вполне неплох, жаль только сил маловато, альфы затопчут, не заметят… ‒ Лютер вдруг осёкся, встретив злой взгляд матери. ‒ А, это риторический вопрос, ‒ тихо добавил он, опуская взгляд в пол.       ‒ В общем, я всё сказала. До пятницы сидишь дома, а потом мы едем к врачу.       ‒ Но зачем? ‒ я не выдержал и повысил голос.       Мать смерила меня суровым взглядом и тоже ответила на повышенных тонах:       ‒ Избавляться от последствий твоей течки! Беременный сын ‒ это позорище!       ‒ Но я выпил противозачаточные!       В этот раз мать на меня даже не посмотрела, пренебрежительно отмахнувшись.       ‒ Я всё сказала. А теперь оставьте меня.       Мы с братом быстро вышли из комнаты родителей и практически одновременно выдохнули.       ‒ Ну что, доебался, будешь в следующий раз думать, прежде чем подставлять свою жопу под хуй, ‒ презрительно фыркнул Лютер. ‒ Теперь вот нянчись с тобой, оно мне надо? ‒ бросив на меня недовольный взгляд, он быстро пошёл на кухню. Я снова услышал жуткий кашель. У него, как и у меня, не было страховки, поэтому обратиться за помощью доктора для нашей семьи было практически нереально.       А потом я вдруг замер от шока, кое-что осознав. Мать повезёт меня к какому-то доктору, чтоб проверить меня на беременность, ‒ на это она готова найти средства, а чтоб сводить своего старшего сына, который едва не выплёвывал свои лёгкие, ‒ нет!       Я медленно поплёлся до своей кровати, не желая верить в происходящее. Практически упав на твёрдый тонкий матрас, я закрыл глаза, мечтая оказаться в объятиях Акея. Как же я сейчас хотел, чтоб весь этот разговор с матерью оказался просто кошмарным сном.       Жгучие слёзы потекли из-под ресниц тонкими струйками, неприятно скапливаясь в ушах. Но у меня не было сил даже чтоб перевернуться на бок. Жизнь сейчас мне казалась вся в тёмных красках, совсем как наша квартира. Думать ни о чём не хотелось. В итоге, блаженное небытие затянуло меня в свои объятия, на время избавляя от боли. Жаль только, что не навсегда…              

***

      В четверг ближе к вечеру в дверь неожиданно позвонили. Лютер тут же подскочил на ноги и сурово на меня посмотрел.       ‒ Чтоб ни звука! ‒ процедил он сквозь зубы, закрывая дверь в комнату перед моим носом.       Дверь была старая и давно рассохлась, оставляя приличную щель, благодаря которой я мог подсмотреть, кто же там пришёл.       ‒ Привет, Лют, ‒ услышал я родной голос Кенни. ‒ Что с Малом? Его в школе второй день нет.       ‒ А я думал третий, ‒ насмешливо фыркнул брат. А потом вдруг неожиданно потянулся к омеге, осторожно дотрагиваясь до его волос. ‒ Такие длинные… ‒ он поднёс прядь практически к самому носу. Кенни удивлённо дёрнулся, отступая на шаг назад. Раньше Лютер никогда не обращал на моего друга никакого внимания. ‒ Длинные, но недостаточно… ‒ невесело хмыкнул он, опуская опустевшую руку.       ‒ Лют, ты не ответил, где Мал? Позови его.       ‒ Не могу.       ‒ Почему?       Лютер замялся, а потом вдруг резко, но очень тихо выпалил:       ‒ Уходи, Кенни! Быстро! ‒ И закрыл дверь перед самым носом омеги.       Через несколько минут я понял причину такого поведения Лютера. Входная дверь медленно открылась и на пороге появилась мать, пришедшая с работы.       ‒ Лютер, ‒ тихо позвала она брата. ‒ Завтра я приду с работы пораньше. Возьмёшь ключи от машины отца в ящичке, где обычно. С врачом я уже договорилась.       ‒ А сколько это будет стоить? У нас хватит на это денег?       ‒ Нисколько. Он мне должен. ‒ И больше не говоря ни слова, она прошла в свою комнату.              

***

      Чем ближе был вечер пятницы, тем сильнее меня начинала колотить дрожь. Я даже подумывал о побеге, вот только ключи от входной двери находились у Лютера, а на всех наших окнах были решётки. Грёбаный первый этаж!       Впервые в жизни я пожалел, что у меня нет телефона. Как бы мне это сейчас облегчило жизнь! Я даже уже поглядывал на старенький «кирпич» Лютера, но так и не решился взять его. У брата рука тяжёлая… Но как же мне хотелось сейчас хотя бы услышать голос Акея! Мне без него словно дышать было нечем.       Мать пришла с работы на час раньше, как и говорила. Подозвав к себе брата, она протянула ему небольшой листок.       ‒ Так, Лютер, вот тебе адрес ветеринарной клиники. Посмотри, как туда лучше проехать.       ‒ Что? ‒ удивился брат. ‒ Я думал, мы к доктору едем.       ‒ Ветеринары тоже доктора, если ты не знал. Мой знакомый стерилизует животных уже почти полвека, так что рука набита. Обещал просто перевязать Малоуну трубы, но если понадобится, то и матку уберёт. Так мне кажется даже лучше. Без матки он точно не опозорит меня.       Я сидел на своей кровати, едва живой от шока. В глазах начало темнеть, и я просто не знаю, как я не рухнул в обморок от услышанного.       ‒ Ма, а ты с отцом советовалась? ‒ вдруг спросил Лютер.       ‒ Из-за твоего отца эта никчёмная ошибка природы вообще появился на свет! Так что сейчас я твоего отца спрашивать не собираюсь.       ‒ Мам, но стерилизовать людей ‒ это незаконно!       ‒ Законы придумывают имбецилы!       ‒ Но, Ма…       ‒ Хватит, Лютер! Не зли меня! Веди сюда своего недобратца и поехали!       Лютер подходит ко мне и поднимает с кровати. Он не смотрит на меня, усиленно отводит взгляд. Почему-то не могу винить его в трусости. Мать кого угодно подомнёт под себя.       Как я накидываю на себя ветровку, обуваюсь ‒ не помню. Мозги совершенно не хотят соображать. Я дышу через раз, рвано, практически задыхаюсь, отчего пальцы на руках начинают неметь.       ‒ Даже не вздумай чего учудить, Малоун, ‒ строго говорит мать, вставляя ключ в замочную скважину.       ‒ Блин, ключи от машины забыл, я сейчас! ‒ вдруг вспоминает Лютер и бежит в комнату родителей.       ‒ Я же говорила тебе ещё вчера их взять, ‒ недовольно поджимает губы мать.       Из комнаты доносится дикий кашель, я вздрагиваю, но мать стоит невозмутимо, словно сейчас вообще ничего не происходит, словно она не слышит, что её старший ребёнок болен.       ‒ Взял? ‒ спрашивает она, когда Лютер выходит из комнаты.       ‒ Взял, ‒ кивает он, показывая ключи.       Брат ведёт меня до нашей старенькой машины и усаживает на заднее сидение. Хочу вырваться, убежать, но тело словно ватное. Я просто не могу поверить, не могу переварить услышанное. А от мысли, что я никогда не смогу подарить Акею ребёнка, на меня напало просто дикое отчаяние.       Машина завелась, и мы медленно тронулись с места. Стояла просто гробовая тишина в салоне, отчего мои собственные мысли словно били в гонг.       Ошибка природы! Зачем вообще родился! Без тебя всем бы было только лучше! Никчёмный! Бесполезный! Позор семьи…       Слёзы катились по моим щекам, но я этого даже не чувствовал. Перед глазами всё плыло, грудь давило, желудок скручивало… Эх, можно было бы попасть в прошлое и не дать отцу уговорить мать не делать аборт… желанная отцом крутая футбольная команда из нас всё равно не получилась…       Вдруг визг тормозов и несильный удар левой фарой машины. Меня бросило в спинку кресла, где сидел брат. Не понимая, что происходит, я во все глаза смотрел на быстро выскочившего из машины Лютера, который летел навстречу другому водителю, вышедшему из навороченного чёрного джипа ‒ машина Двана! Нас подрезал Дван! Моё сердце заколотилось, как бешеное. Отчаянная надежда вспыхнула в моей истерзанной душе.       ‒ Ты чё творишь, урод? Машину мне решил расхуярить!       ‒ Ничего страшного. Этой рухляди уже давно пора на свалку.       ‒ Чё сказал?! ‒ Лютер кидается на Двана, занося кулак.       То, что случилось дальше, я сначала не увидел, а почувствовал. Запах. Родной и теперь до боли знакомый. Хвоя, смолистые шишки и праздник. Моё сердце подпрыгнуло от радости и забилось сильнее. Люблю.       Из машины резко выскакивает Акей, собираясь остановить брата, а следом за ним и Кенни. Вот только никакое вмешательство не потребовалось. Кулак Лютера вдруг дрогнул сам собой и быстро опустился. Новый приступ дикого кашля сотряс тело моего брата. Я в ужасе смотрел, как Лютер падает на колени, не в силах справиться с приступом. Из его нагрудного кармана вдруг выпадает пачка таблеток.       ‒ Подавители для альф? ‒ Акей поднимает пачку и удивлённо смотрит на моего брата. ‒ Да ещё и самые дешёвые, самые опасные. О, чел, завязывал бы ты с этой хуйнёй. Так и в ящик сыграть недолго.       ‒ Тебя, сопляка, забыл спросить! ‒ огрызается Лютер, наконец справившись с приступом. Встав на ноги, он резко выхватывает пачку из рук Акея и кладёт её обратно себе в карман.       Наконец сообразив, что Акей мне не снится, я хватаюсь за ручку и пытаюсь открыть дверь ‒ заблокировано. Я смотрю на мать ‒ она сидит с искажённым гневом лицом, крепко сцепив руки в замок. А потом, не выдержав, выходит из машины.       ‒ Что здесь происходит? Я сейчас полицию вызову!       ‒ Попробуйте, ‒ кивает Дван, невозмутимо глядя на мою мать. ‒ А заодно расскажете им, куда везёте своего сына и почему не даёте ему быть с его истинным альфой. Посмотрим, на чьей они окажутся стороне.       ‒ У Малоуна нет никакого истинного, ‒ раздражённо цедит мать, сверля альбиноса ненавидящим взглядом.       ‒ Ну вообще-то есть, ‒ говорит Акей и уверенно идёт ко мне. ‒ Я истинный вашего сына.       ‒ Сочувствую, ‒ кривится женщина, которая меня родила, источая яд. ‒ Достался же тебе подарочек судьбы.       ‒ Самый лучший подарок на свете, ‒ невозмутимо кивает мой альфа. Подойдя к нашей машине, он сразу ныряет в салон со стороны водителя и снимает блок с задних дверей.       Я трясущимися руками дёргаю за ручку, и дверь тут же поддаётся. Я оказываюсь в объятиях Акея так стремительно, что даже не верится. Неужели весь этот ужас закончился! И теперь я смогу нарожать Акею столько детей, сколько он захочет…       ‒ Отвратительно! ‒ фыркает мать, глядя на то, как её сына обнимает другой парень. ‒ Нравится позориться, ну так и флаг вам в руки! Лютер, поехали домой! Отныне у меня теперь только три сына. И к счастью, все они альфы. ‒ Она садится в машину и больше не смотрит в нашу сторону.       Лютер бросает на меня странный взгляд, а потом переводит его вдруг на Кенни. Мой друг коротко, практически незаметно кивает, и брат садится за руль.       ‒ Я возмещу за урон машине, ‒ говорит Акей, прежде чем брат успел тронуться с места.       ‒ Да уж будь добр, а то отец мне голову свернёт, ‒ кривится Лютер и нажимает на газ.