***
— Помешал? — робко поинтересовался я, постучав по железной двери контейнера. Джош стоял у стола, пересчитывая деньги, и что-то бубнил себе под нос, совершенно не обращая внимания на моё присутствие. Несмотря на далеко не тёплый февраль, он был одет в растянутую майку-алкоголичку и широкие тренировочные штаны, хотя я был уверен, что он не видел ни один тренировочный снаряд целую вечность. Его сухие жилистые руки порхали над столом, и свежебритая голова поблескивала под светом тусклой голой лампочки, повисшей на жалком проводке под потолком. Кто он и что он сделал с моим Джошем? Тем парнем, который с усталой улыбкой обрабатывал мне ссадины? Казалось, от того добрячка не осталось ни следа. Я настороженно отступил, стараясь не выдать испуга, и присматривался к парню. Это сто процентов был Джош. Но что случилось? — Ну… Отчасти, — Джош выпустил сигарету изо рта, перехватывая её пальцами чуть ли не в воздухе. Мне отчасти хотелось научиться также, а отчасти это казалось сущим пижонством. — Я… Хотел попросить об одолжении, — я оглянулся через плечо. На улице как всегда было пустынно, ветер подхватывал сухие снежные хлопья и закруживал их в витьеватых вихрях. Я, конечно, не привередливый, но спать под открытым небом в такую погодку мне не очень хотелось. Пока я смотрел на улицу, то не заметил, что Джош уже стоял напротив меня. — Ну? Я вздрогнул от неожиданности и повернулся к нему. Мужчина тыкал мне в грудь блоком сигарет, раздражённо изогнув бровь. В тусклом освещении было не очень хорошо видно, но я смог разглядеть на его щеке наливающийся цветом синяк. — Что? — Бери уже свои сигареты и вали. Я занят, — он старался выглядеть злым и не дружелюбным, но я во-первых знал, каким он бывает в хорошие дни, а во-вторых его взгляд беспокойно блуждал туда сюда по контейнерам за моей спиной. — Я… Я не за ними пришел, — пробормотал я, обхватывая пальцами скользкую коробочку. — Я хотел спросить, могу ли я остаться у тебя? Пару секунд Джош невидящим взглядом пялился на меня. Затем с усталым стоном он закатил глаза и пустился обратно к столу. Я робко сделал пару шагов внутрь, невольно ежась от холодного ветра, бьющего в спину. — Послушай, пацан. Ты не плохой мальчик, — процедил Джош через зубы, так что его слова не звучали утешительно. — Но мне не нужны проблемы. Я серьёзно сейчас. Твой отчим — это твой отчим, чувак, ты с ним и разбирайся. Мне потом с полицией очень не охота разбираться. Решат ещё, что я похитил ребёнка и задумал его трахнуть. Понял? Я опустил взгляд на глянцевую поверхность ещё запечатанного блока сигарет. В груди бешено билось сердце, а я от шока не знал, куда деваться. Мне стоит выяснять, что случилось? Или Джош просто растопчет меня в приступе злости? Но почему он такой злой? Я принёс ему какие-то неприятности? Он же говорил, что хочет помочь. Что я могу обращаться к нему за помощью. Я отвел взгляд в сторону. Сколько бы не твердил себе, что просто попал к Джошу в неудачный день, в носу начало предательски свербить. — Извини… Те, — пробормотал я, отходя от входа и осторожно прикрывая за собой дверь. — Я… Не хотел… Приносить неприятности. — Ох, избави меня… — простонал Джош, массируя виски, прямо перед тем, как я закрыл дверь. Я какое-то время стоял, глядя в металлическую обшивку двери, переваривая все только что случившееся, и ощущая себя последним болваном. Жизнь раз за разом преподаёт мне урок, а я никак не соглашаюсь его запомнить. С какой-то стати я смел уверовать, что если мне очень сильно нужна будет помощь, то я её получу. Что в этом мире остался ещё кто-то, кому не плевать. Я шумно вдохнул носом, приказывая себе успокоиться. Ну и что, что Гейб напьётся в хлам. Ну и что, что он может быть сделает мне больно. Может, он, перебрав с алкоголем, вообще прекратит мои страдания раз и навсегда. Думать об этом в гипотетическом ключе было не страшно, и даже приятно, однако когда я представлял, как он действительно заряжает ружье, безумно глядя мне в глаза, по спине пробегали мурашки. Я ведь не хотел умирать. Там, после смерти, меня вряд ли что-то ждёт. Холодная пустота беспамятства. Я не встречу «на том свете» папу, не обрету покоя, не попаду в лучшее место. Просто навсегда закрою глаза и забудусь во сне без снов. Меня не станет — и очень скоро меня забудут. Я не хотел так. Я просто хотел спокойствия. Чтобы мог лечь спать без единой тревожной мысли в голове. Чтобы мог не думать о том, что кто-то сделает мне больно, пока я буду спать. Чтобы живот не крутило от голодных судорог, запястья не болели, голова не гудела. Хотел к маме. Неужели я был настолько невыносимым ребёнком? Настолько ужасным человеком, что я заслужил вот это все, побирания по чужим порогам в попытке сбежать от ужасного отчима, вздрагивания от завернувшей за угол полицейской машины, и так далее? Плевать. Жалость к себе никак мне не поможет. Но сейчас мне действительно хотелось знать, так ли страдала Салли Джексон, будучи моей матерью, как сейчас страдаю я? И если да, то тогда я не хочу, чтобы она возвращалась. Моя мама самая лучшая на свете, и я слишком сильно люблю её, чтобы вновь обрекать на такие страдания. А если нет, то за какие грехи мне это все досталось тогда? Любовь к маме. Это все, что осталось у меня. То, за что я держусь. И даже это доставляет мне порою нестерпимую боль. Хуже, чем от шокера, чем от ремня. Я обречённо опустил голову, отойдя подальше от контейнера, и стал отчаянно тереть глаза, чувствуя сильное жжение под веками. Сильно закусив губу, я ускорил шаг, и только чудом не влетел в фонарный столб. — Успокойся, — вслух приказал я сам себе и с силой отвесил себе пощёчину. Вспышка боли невольно отвлекла меня от непрошенных эмоций и я наконец смог взять себя в руки. Держаться и ползти вперед. Что бы там ни ждало. Даже если мне суждено умереть до пятнадцати, я встречу свою судьбу спокойно и с высоко поднятой головой. Чтобы папа мог гордиться мной. С таким настроем я застегнул куртку, чувствуя, как в дырку на рукаве задувает ветер, и пошёл домой.***
Я медленно проскользнул в квартиру, стараясь бесшумно закрыть за собой дверь. Если я буду тихим, то смогу сразу запереться в своей комнате. — А ну сюда, — громко рявкнул с кухни Гейб и я тяжело вздохнул. Пробраться незамеченным у меня, очевидно, не получилось. С тяжёлым сердцем я заставил себя пошаркать кедами о засаленный коврик у входной двери и бесшумно прошёл в сторону кухни. На заляпанном диване сидело пятеро, откровенно с трудом вмещаясь все вместе — трое мужчин и две женщины. Все «гости» были мне незнакомы, но мужчины точно выглядели подстать Гейбу — неприятные лица, красноватые глаза и багряные щеки. В комнате стоял стойкий запах алкоголя и сигарет, и в углу у мусорки я заметил гору пустых бутылок пива, а на столе покоилась открытая бутылка виски. Женщины сидели на коленях у друзей Гейба, и были вроде бы ухоженные, но вульгарные наряды, неестественно оранжевые щеки и блестящие, словно лужи, надутые губы, не подкидывали мне ни одной приличной мысли. Мне подумалось, что очень грустно жить жизнью, в которой тебе приходится даже внешним видом соответствовать запросам кого-то типа Гейба. С другой стороны, такие ли мы разные. Им он хотя бы заплатит. По другую сторону стола на стульях сидели какие-то парни помоложе, может, лет тридцати пяти. Они выглядели крепкими, подкачанными, однако такое количество алкоголя пробрало и их — они с пьяным интересом поглядывали на меня и фыркали, будто бы Гейб только что рассказал им какую-нибудь сочную сплетню про меня, и теперь только и ждали её подтверждения. — Где ты был? — резко спросил Гейб, быстро метнув взгляд на дружка. — У друга, — пробормотал я, ухватив пальцами край рукава куртки. Это меня немного успокаивало. Можно представить, что я ухватил отца за руку, или что-нибудь в этом роде. Чем больше я пугался, тем больше мне хотелось впасть в детство. — Я разрешал тебе покидать комнату? — строго произнёс Гейб, глядя на меня почти с настоящей злостью. Удивительно, как он умудрялся в пьяном состоянии надумать себе гнев, а потом полностью в него погрузиться. — Ты не можешь этого запретить, — парировал я, и его друг смачно рыгнул. — К тому же тут воняет и дым вокруг. — Лучше бы тебе не выебываться, — рыкнул Гейб, глядя мне в глаза. — Совсем страх потерял? В ответ я лишь вздернул бровь и остался невозмутимым. — И в какой херне ты шляешься?! — продолжил придираться Ульяно, ткнув в меня сальным пальцем. — Что это за мешок дырявый? — Всего одна дырочка, — я бросил взгляд на дырку на плече, которую я так и не зашил за эти месяцы. Это моя куртка. Моя. Единственная вещь, что напоминала мне, что где-то за пределами этого адского круга ещё существует какая-то жизнь. — Уебок, — выругался мужчина и стал поджигать сигару, держа её во рту. Её жирный кончик так и ухал туда сюда, пока Гейб зубами поправлял её во рту. Женщина на коленях его друга поерзала, поправляя бюст в тонком лифчике. Я отвел взгляд в сторону. — Слушай сюда, пацан, — Гейб сплюнул загустевшую от табака слюну куда-то на пол. — Если куда-то уходишь, мне сказать обязан. Понял? — Что? Я не говорю на этом диалекте, — я скрестил руки на груди. — Дьяволеныш… — гневно просипел мужчина, стискивая кулак. Я позорил его перед друзьями, и это было страшнее любого моего мелкого проступка. От этого мне становилось только приятнее его выводить из себя. Ну не станет же он в самом деле бить меня на глазах у незнакомых людей? Да ведь? — Ты купил гуакамоле? — Гейб сам решил перевести тему. — Нет. Зачем и на какие деньги? — Я давал тебе деньги, — отрезал Гейб. Это те жалкие пятьдесят баксов осенью? Или двадцатка на Рождество? — Але, в декабре? Они давно кончились. — Транжира, — злобно зыркнул на меня Ульяно, но друзья пока не были особо впечатлены моей дрессировкой. Я им не зверёк. Я демонстративно подкатил глаза и полез на полку за чаем, в надежде, что там хоть что-то осталось. Пришлось встать на носочки, чтобы достать до самого верха, так что, думаю, что я выглядел немного… Неуверенно. Мягко скажем. — Тянись, коротышка, — хмыкнул один из друзей Гейба. Я глянул на него через плечо как раз когда он запустил ладонь под юбку женщины на своих коленях. Тут же отвернувшись я попытался сделать вид, что ничего не видел. Отвратительно. Отвратительно. Отвратительно. — Норм курточка, че ты, — фыркнул дружок Гейба помладше и в два шага оказался около меня, оттягивая воротник кожанки. — Где украл? — Что? — Где стырил куртку, крыска, — он потрепал меня по волосам, на что я только отпрянул от него подальше. Фу. — Это моего отца. Парень быстро кинул взгляд на Гейба, но тот только хрюкнул со смеху. — Дохлого, — пророкотал мужчина и вытер жирные пальцы о грязную скатерть. — Его папаша сдох ещё совсем сосунком. Видимо, этот хочет пойти по его стопам. — Не смей открывать пасть на моего отца, — тихо прорычал я, чувствуя, как на глазах стали припекать слезы. Держаться. Я хлопнул дверцой шкафчика, оставшись без чая. — Че? — переспросил Гейб и харкнул в мою сторону. — Ты поогрызайся мне. Заткнись, к тебе не обращались. — Я- — Хуя, пасть завали сказано! — Гейб крикнул так громко и яростно, что на секунду я оцепенел. — Вот так-то. Пошёл нахер отсюда, — он шлепнул по столу и я обернулся. На столе лежала двадцатка. — Взял деньги и за закуской, пока я тебя не прибил нахрен. Языкастый, сука, нашёлся. Будешь себя так вести, отдам тебя девочкам, — он шлепнул одну из женщин по бедру. — Научат тебя быть послушнее. Я с трудом сглотнул подступившую от страха рвоту. Он был зажат на диване между своих друзей, а значит быстро подорваться ко мне не сможет. А если я соглашусь пойти за этим сраным гуакамоле сейчас, то он с меня потом не слезет. Я быстро кинул взгляд на парня, который все ещё стоял около меня, и, как оказалось, осматривал меня все это время. Вдруг он положил ладонь мне на спину и надавил, чтобы я подошёл к столу, а на его лице играла незамысловатая улыбочка. — Бери денюшки, крыска, и шуруй в закусочную. А то у нас действительно все кончилось. А на сдачу возьми себе там… Мороженое, — его ладонь поднялась по спине. Он мягко обхватил мою шею сзади и сжал — не сильно, но слегка требовательно, будто бы я был ослушившимся щенком. Это был простой жест, и вроде он не делал мне больно, но зато я никогда не ощущал такого сильного напряжения. Взгляд скользнул по его подкачанной руке, и я довольно живо представил, как в следующий момент его хватка из воспитательной становится смертельной. Если ему вздумается свернуть мне шею, он это сделает, в отличие от тяжелого, но слабоватого Гейба. Это моему отчиму нужны были палки или ремни. Но настоящий страх был в силе физической. Как у этого парня. И опасность скрывалась в его спокойной улыбке, оценивающем взгляде. Я потянулся к деньгам и его хватка ослабла. Слегка помедлив, я стал медленно отводить руку прочь от денег, но мужчина встал ко мне в плотную, будто бы читая мои намерения, и прижался ко мне со спины. — Ну че ты. Давай, у нас времени мало, — он пригладил торчащий на голове клок волос и ухватился за прядь подлинее. — Или тебе нужна подзарядка? С меня спало оцепенение, и я тут же отдернул руку от денег и со всей силы стряхнул его ладонь с себя, чуть не вырвав себе же волосы. Они не ожидали, что я так резко взбрыкну, но парень чисто на автомате врезал мне по лицу. Это было скорее обидно, чем больно, но я решил, что от меня такой удар будет слабоват, и заехал ему под колено. Уже второй парень поднялся со стула, и мужчина на диване поставил на ноги проститутку и начинал подниматься со своего места, либо чтобы втянуться, либо выпустить Гейба из-за стола. Мне хватило времени лишь на один обрывистый вдох и вспыхнувшую в голове мысль: «Беги!!!» Я крутанулся на месте и со всех ног помчался в коридор, давясь воздухом, и почти успел добежать до комнаты, когда кто-то крепко обхватил меня со спины и поднял над землёй, но тут же нагнулся, заставляя меня тоже пригнуться к земле. Мир перед глазами резко перевернулся, и я потерял ориентацию в пространстве на несколько секунд, к тому же меня чуть не вырвало. — Пус- — я хотел крикнуть кому-то за своей спиной, чтобы он меня отпустил, но мой рот тут же зажали ладонью, неприятно впиваясь ногтями в щёку. В итоге я промычал что-то невнятное, пока нападавший уже одной рукой прижимал меня к себе, чтобы не рыпался. Я услышал за своей спиной смешки. Друзья Гейба не спешили на подмогу товарищу, и лишь довольно улыбаясь наблюдали за сценой, развернувшейся в коридоре. Даже сам Гейб, кажется, был только рад, что меня вызвался проучить кто-то кроме него. Я постарался откинуться назад, громко промычав что-то в его ладонь и изо всех сил укусил его за пальцы. Мужчина охнул и выпустил моё лицо, тут же врезал мне по щеке и ухватил за шею. Пальцами он упёрся мне в челюсть и заставил откинуть голову назад, надавливая на шейные позвонки большим пальцем. Я снова подался вперёд, пытаясь вырваться на волю, но парень крепче сжал меня и со всей силы впечатал меня в стену. Резкий удар выбил из лёгких воздух, и он тут же крепче сжал моё горло, не позволяя вдохнуть. — Ах ты кусаться, крыса, — запыхаясь рыкнул парень мне прямо в ухо. — Я научу тебя манерам. Он просунул ногу между моих, коленом упираясь в стену, чтобы я не мог рвануть в сторону, не упав. Он убрал руку с моей груди, но тут же ухватил за запястье и заломил мою руку за спину, прикладываясь на меня всем весом, вжимая в стену. Его хватка на шее иногда ослабевала, благодаря чему я мог иногда вдыхать, но голова все равно уже шла кругом от кислородных горок. Я инстинктивно открыл рот шире, пытаясь вдохнуть больше воздуха, и упёрся свободной рукой в стену, пытаясь оттолкнуться. В мыслях творился сущий хаос, я чувствовал, как ко мне подбирается паника. Чего этот мужчина добивается? Что он сделает дальше? Что происходит? Что мне делать?! Парень тряхнул рукой, которой держал меня за горло, и я «поцеловался» со стеной. Нос тут же начало саднить, но по сравнению со всем остальным это была сущая ерунда. Я чувствовал, как глаза начинает припекать, и собственное тело отказывалось меня слушаться, начиная постепенно расслабляться. Глаза слипались, и лёгкие горели от нехватки воздуха. Рот открывался и закрывался, словно у задыхающейся рыбы, и перед глазами замелькали красные точки. — Завязывай, — будто из-под толщи воды донесся до меня голос Гейба. — Отпускай. — Он потому тебе и хамит, Ульяно, — крикнул ему в ответ парень, оттянув меня на себя. — Ты тюфяк! Недостаточно просто говорить ему, что он плохой мальчик! Животные уважают силу, и если он почувствует настоящего лидера и доминанта, то будет просто шёлковый. Видишь, как он притих? — Так ты его душишь, — пропыхтел Гейб, и мне показалось что он… Был встревожен? — Не работают удары — бери нож. И так пока не врубится, понимаешь? С ними нельзя сюсюкаться, моя вон уже шёлковая ходит. Кто такая «моя»? Кем бы она ни была, мне её безумно жаль. Однако одна мысль вспышкой промелькнула в моей голове: «он отвлекся». Он засунул пальцы мне в рот, оттягивая нижнюю челюсть вниз, и это было, пожалуй, самое унизительное ощущение, что я испытывал за сегодня. Парень продолжал рассказывать про свои способы укрощения, а я изо всех сил пытался заставить себя выйти из оцепенения. — Ты извиняешься за свое поведение? — он засунул пальцы глубже, уже касаясь языка, и это было просто возмутительно. Яростно взглянув в его сторону, я резко опустил голову, прикусывая его пальцы. Мы все ещё были у стены, но я уже не был так близко прижат, так что собрав все свои силы, я согнул ногу в колене, пытаясь притянуть её к груди. У меня будто открылось второе дыхание, зрение прояснилось и я, упершись стопой в стену, резко оттолкнулся от неё. Мужчина не ожидал такого, тем более я оборвал его в середине пламенной речи, а потому мы вдвоём отлетели к противоположной стене. Его хватка ослабла, и я смог присесть и со всей силы вмазать ему по лицу затылком. Парень вскрикнул от боли и отпустил меня, и я рванул вперёд. Оттолкнувшись от стены я развернулся в сторону своей комнаты и уже побежал было туда, когда он ухватил меня за руку и резко дернул на себя. Я услышал серию щелчков в суставе, прежде чем почувствовал, как всю руку обдало огнём. Не раздумывая, я пнул его в колено, и он выпустил мою руку, так что я смог наконец-то прошмыгнуть в свою комнату, запереть комнату на ключ и подпереть её комодом. Сердце билось в груди как обезумевшее, меня трясло, но я упрямо молчал, притаившись у двери, чтобы слышать, что происходит в коридоре. — Ах… Сукин сын, — яростно прохрипел парень, напавший на меня. — Всё, Вернон, уймись, — спокойно пробасил Гейб где-то в коридоре. Следом послышались шаги и я увидел, как истерично дёргается ручка. Расшатанный замок гулко грохотал в корпусе двери, и я молился, чтобы он вынес ещё немножечко. Дверь открывается внутрь, так что комод немного задержит её, но не надолго. Я ощущал себя героем какого-нибудь хоррор фильма: он только что сбежал от неминуемой гибели, но маньяк уже пришел по его душу и как обезумевший пытается ворваться в укрытие. Я обрывисто дышал, прижимаясь спиной к стене. Оставь меня в покое. Пожалуйста. Пожалуйста. — Заперся… Схерали у твоего есть замок в комнате? — Это мамаша его разбаловала, — басом ответил Гейб, кажется, смеясь. — Позволила ему иметь замок и ключ. Всё забываю его залить монтажной пеной. — Умно, — хмыкнул парень у двери и дернул ручку ещё раз. — Ладно… Сиди, тварь, и чтобы слушался отчима! Иначе я приду и покажу ему мастер-класс, ясно?! Ты меня слышишь, чмошник?! Я сильно закусил губу, и, уткнувшись лбом в комод, стал сползать на пол. Вдох, выдох. Я вдыхал с неприятным свистом, все ещё задыхаясь, и нос был забит и нисколько не помогал отдышаться. Я обнял себя за плечи и забился в угол, образовавшийся от угла комода и стены у двери. Парень, видимо, желая меня ещё припугнуть, несколько раз ударил в дверь кулаком, и потом наконец оставил меня в покое. Шаги начали удаляться вместе с безумным гоготом и громким предложением выпить ещё виски. Я очнулся от оцепенения когда потирал шею. По всему телу то тут то там стреляли резкие вспышки боли — живот, рука, горло, грудь. Вместе с болью яркими красками вспыхивали воспоминания о только что случившемся событии, будто медленно перещелкивающееся слайд-шоу. Тут он пытается удержать меня, вдавливая ладонь мне в грудь. Здесь он невольно выворачивает мне руку, даже не замечая этого. Я осторожно берусь за правый локоть левой ладонью, и прижимаю больную руку к своей груди. Начинаю медленно покачивать её, словно младенца, стараясь как-то утихомирить боль. Казалось, словно руку по всей длине пронзила раскаленная проволока, прожигавшая мои кости и мышцы. Пальцы непроизвольно подергивались, и я как завороженный смотрел на них, иногда задерживая дыхание, чтобы не застонать от боли. Спустя некоторое время я снова услышал шаги, какое-то копошение, смех. Несмотря на мои опасения, я их больше нисколько не интересовал. Тем более девушки, скорее всего, были заказаны на время, а потому терять это самое время было негоже. Через несколько минут я услышал за стенкой порнушные постанывания, и обречённо помотал головой. Гейб настолько потерял совесть, что решил заняться с кем-то… Боги, даже сказать противно. Боги. Я вспомнил сегодняшний инцидент у квартиры Талии, и меня хватил стыд. Сейчас, когда самое страшное на этой тусовке уже пережито, это больше не казалось мне такой трагедией. Я вполне себе нормально пережил небольшой конфликт на кухне, даже немного размялся с ребятами, а Талия поди что сейчас переживает, что выгнала меня к чертям собачьим. Надо будет завтра зайти к ней с какой-нибудь вкусняшкой, ну или просто зайти извиниться. Она и так очень много для меня делает, а тут я заявился бог знает зачем, и что-то требую. Конечно она мне отказала. Следом сразу же вспомнился Джош. С ним ещё более неудобно вышло. Он вообще мне абсолютно чужой человек, я бы даже сказал, одно из звеньев в моей череде неудач, и к нему я пополз за укрытием? Я ещё никогда не казался самому себе таким жалким и беспомощным. Надо будет зайти к обоим и извиниться за свое поведение. И больше их не тревожить по пустякам. Там меня и вырубило.***
На утро я проснулся с головной болью и затекшей спиной. Рука все так же адски болела при любой попытке ею подвигать. Я понимал, что её скорее всего нужно вправлять, но я понятия не имел, кто может это сделать, либо как это делать. Самому выдергивать было очень страшно, особенно из-за того что пострадала рабочая рука, и… В общем, много чего ещё я могу придумать в свое оправдание. Сегодня был важный тест по литературе, кажется. Но я его, естественно, пропустил. Наверное. Я без понятия, сколько сейчас времени, и меня это мало волновало. Сейчас я хотел только отпилить себе руку, чтобы она больше не болела. Хотя я слышал, что даже после ампутации могут посещать фантомные боли… Не, мне так не надо. Я устало ухватился левой рукой за верх комода и с трудом поднялся на ноги. Ноги сначала предательски подогнулись, но я смог подтянуться на руке и кое-как встать прямо. Нужно было идти… Куда-нибудь. Подальше от этого дома. Куда угодно. Послышался стук. Я уставился на дверь, будто бы впервые в жизни видел её, и затаил дыхание. — Пацан? Это был Гейб. Голос у него был помятый и заспанный, но злым он не звучал. Тем не менее, я отвечать не стал. — Вряд ли ты спишь. Я все ещё молчал. — Я понимаю, ты сердишься… Вернон вчера перегнул с этой… Погоней, — он пыхтел и кряхтел, пока пытался подобрать правильные слова. — Но теперь ты понимаешь, что будет, если ты не будешь меня слушаться? Видишь, не такой уж я и монстр. — Ты натравил на меня своего дружка, — не выдержал я. — Заметь, никого я не травил. Вы сами сцепились. Я закусил губу, не зная, что ответить. По факту он, конечно, был прав, но мне было не легче. Все-таки это все равно Гейб его науськал. Если бы он не нёс херню про то, какой я плохой ребёнок, он бы навряд ли стал так со мной поступать. Да? — Уже не важно… — Они ушли? — напряжённо спросил я. — Да, — после небольшой паузы прокряхтел мужчина. Повисло молчание. Я тяжело дышал, пытаясь понять, почему Гейб решил со мной заговорить, и тот, судя по всему, тоже пытался это понять. — Аптечка нужна? — вдруг спросил Гейб, и я во все глаза уставился на дверной косяк. Что происходит? Что ему нужно? Он хочет, чтобы я открыл дверь, и тогда он на меня нападёт, или что? — Эм… — Я могу… Оставить тут, — просипел Гейб и чем-то зашуршал. — Мне надо… Уйти. У Джоша поставка сегодня. Так что… Ну… Сходи. Я растерянно осматривался в своей комнате и не мог поверить в то, что слышал. Гейб только что предложил мне помощь? Куда катится этот мир? Сегодня день наивного дурака или что? Мой мозг и нервная система отказались воспринимать объективную реальность, и будто по щелчку по щекам побежали слезы. У меня не было сил даже всхлипнуть, так что я уткнулся в пропахший табаком рукав кожанки и лёг головой на комод. Если это спектакль, то я отказываюсь в нем участвовать. Я не позволил себе провалиться в беспамятство и вместо этого затаился, прислушиваясь к тому, что происходило дома. То тут то там слышались шаркающие шаги, кряхтение, тихие матюки, а затем неожиданно щёлкнул замок входной двери. Щёлк, щёлк. Затем дверь хлопула и послышалось ещё два щелчка, немного других, но из того же замка. Гейб либо действительно ушёл из дома, либо пытался меня выманить, пощелкав входной дверью. Я пока не понимал его намерений, и мои инстинкты трубили об опасности как бешеные. Но я, с трудом оттолкнув комод на своё место, решился выглянуть из своей комнаты. На полу лежал небольшой контейнер с прозрачной крышкой — наша домашняя аптечка, которую еще собирала мама. Скляночки, блистеры таблеток, все стояло одно к одному в идеальном порядке, и, наверное, рассортированно по назначению. Я медленно наклонился и поднял коробку, и на полу увидел белый конверт. Деньги на поставку. Я тяжело вздохнул и вернулся в комнату. Повозившись с аптечкой больше часа я смог лишь крепко перетянуть эластичным бинтом больную руку, чтобы боль ослабла, да и промыть нос. Синяки, до каких мог достать, замазал густой дурно пахнущей мазью. Потом в ванне я умыл лицо от засохшей крови и слез, кое-как сполоснул волосы и высушил их полотенцем. На лице уже бледными кругами под глазами залегли синяки от удара в нос. Скоро они станут совсем яркими. А вот на шее уже красовались яркие отметины от удушия. Чтобы не пугать народ, я натянул на себя водолазку с высоким воротом. Надев джинсы и носки, я накинул на плечи куртку и быстро прошёлся по дому. На кухне в углу стояла забытая во время пьянки практически полная бутылка виски. Все остальные же ёмкости из-под алкоголя были пусты. Я тихо хмыкнул и поднял тяжеленькую бутылку за горло, и утащил к себе в комнату. Если Гейб найдёт её и решит догнаться, то ему могут взбрести в голову вчерашние слова этого сумасшедшего. «Возьми нож.» Я никогда раньше не задумывался, что Гейб может просто напросто зарезать меня. Может, он был слишком труслив в моих глазах, или недостаточно быстр и силен, чтобы эта перспектива сама собой возникла в голове. Вот огнестрел казался мне реальной угрозой — от пули сбежать гораздо сложнее. Однако сейчас, когда я думал о том, что Гейб может просто зажать меня в углу, что мне будет некуда бежать, и занесёт над моей головой нож… Нет, он ведь не настолько конченный. Правда? Откинув прочь ненужные мысли, я обулся в свои убитые кеды и открыл входную дверь. На тумбе стояла фотография меня и мамы. Со дня, когда она пропала из моей жизни прошло уже семь месяцев, и надежда на её возвращение практически расстворилась. Я ухватился за рамку и бережно опустил её стеклом вниз, и выскользнул из квартиры.***
Я дошёл до дома Талии достаточно быстро, погрузившись в собственные размышления. Больная рука неприятно покалывала, и я надеялся, что смогу поделиться с подругой своей проблемой, и она что-нибудь да сделает. Как-никак она походу была каким-то скаутом, либо по крайней мере посещала спортивный летний лагерь, так что наверняка знает, как вправить руку. Возле её подъезда стоял странный фургончик. Я имею ввиду, много какие машинки катаются по Нью-Йорку, но специализированный фургон по развозке садовой клубники — это что-то новенькое. К тому же внутри я услышал чьи-то голоса — для грузчиков они были слишком юными, но разобрать отдельные слова мне не удалось. Несмотря на распирающее меня любопытство, я заставил себя побыстрее скользнуть в подъезд и подняться на этаж, где жила Талия. Секунду поколебавшись, я нажал на дверной звонок. — О Боги, — Талия открыла дверь практически сразу и встретила меня раздраженным взглядом, но тут же тряхнула волосами и выдохнула. — Привет. Слушай, я тороплюсь. Она уже была одета в куртку и тяжёлые ботинки, а на плече покоился объёмный рюкзак. Сердце ушло в пятки, пока я разглядывал этот прикид. Что происходит? — Да я тут… А куда ты торопишься? — недоуменно спросил я, глядя на подругу. — Что происходит? Пару секунд мы молча пялились друг на друга. Наконец она снова помотала головой, будто выходя из транса, и застегнула куртку. — Пойдём на крышу? Разговор есть. Мне не понравилось это с самого начала. Грейс быстро неслась по лестнице, пока я с трудом шаркался позади. На сердце было тяжело, и было у меня очень нехорошее предчувствие по поводу этого разговора, но я должен был в нем поучаствовать. Да и не то чтобы мне предоставили какой-то выбор. В лицо ударил поток свежего воздуха, как только Талия открыла дверь на крышу. Несмотря на ещё не очень поздний час, солнце уже клонилось к закату. Я невольно поежился и засунул руки в карманы, нервно сглотнул, и подошёл к Грейс. Та уселась ближе к краю крыши и рассматривала расстилающиеся перед нами дома, я устроился рядом. Холодный ветер расстрепал ее волосы, нос и щеки быстро раскраснелись от перепада температур. Девушка многозначительно взглянула на меня и поднесла два пальца к губам, вздернув одну бровь. Пошарившись по карманам, я вытянул пачку сигарет и дал ей самой вытащить одну штуку. — Я уезжаю, — вдруг сказала Грейс, прикуривая. Повисло гробовое молчание. Не то чтобы у меня не было таких подозрений, когда я увидел этот фургон, или рюкзак, полный вещей, но все равно это было ударом в самое сердце. Я пытался осознать смысл её слов, прокручивая в пальцах сигарету, потом облизнул губы и недовольно взглянул на неё. — Сука ты. — Обзываешься, — хмыкнула Талия и ткнула кулаком меня в плечо. — Значит, скучать будешь? — Да иди ты нахрен, — возмутился я, втягивая сигаретный дым. После вчерашнего дерзкого посыла мне как ни в чем не бывало выкатывают такое? Как я должен реагировать? — Настолько сильно? — Талия неловко улыбнулась и толкнула меня плечом. — Ну, Перси… — Сильно дерзкая меня так бросать? — я был настолько ошарашен, что даже не мог скрывать своё разочарование. — Хэй, я по крайней мере тебя предупредила. Изначально я собиралась просто взять и уехать. Молча. Но ты пришёл… — У тебя прям гениальные идеи возникают, — я яростно расстрепал её короткий ёжик, но она лишь рассмеялась. Я честно пытался держать себя в руках, но обида тянула за собой ярость, волнами накатывающая на меня. Я хотел ударить её также больно, как она ударила меня своими словами, но во-первых это не правильно, а во-вторых мне бы пришлось её убить. — Надолго? — Как пойдет, — уклончиво ответила Талия. — И что ты там где-то будешь делать? — недовольно спросил я, глядя на девочку. — Там тренировки… Всякое, — отвлеченно сказала она. — Раньше я туда ездила только на лето, но тут решила вот… — Мм, решила она, — я стал часто моргать, чтобы отогнать непрошенные слезы. Месяца одиночества снова накатили на меня горькими воспоминаниями, и мне резко захотелось сжать больную руку, чтобы заглушить чем-то эту боль. Талия грустно взглянула на меня и обняла за плечи, притягивая к себе. Я не стал брыкаться или вырываться из объятий, учитывая, что они могут быть последними. Я глубоко вдохнул сигаретный дым, будто бы он мог убить меня мгновенно. — Это тебя опекун спровадил? — пробурчал я, стряхивая пепел в сторону. Мы все-таки были детьми, пускай Талия и была на пару лет постарше, а значит существовал над нами некий дядя или тётя под названием «опекун», который порою имел храбрость решать такие вещи без спроса. И так как разговаривать с ними чаще всего бессмысленно, можно было либо подчиниться, либо бежать. В обоих случаях Талии бы не стало рядом со мной, но для меня в этих формулировках была моральная разница. Уж я-то знал, что такое быть подавляемым. — Навязать мне что-то безумно сложно, Перси, и вряд ли какой опекун сейчас с этим справится, — уклончиво ответила она, и мне стало только больнее. Талия оставляет меня навсегда, и это её личный осознанный выбор взрослого человека. Я понимал, что во время принятия решения она в самую последнюю очередь вспоминала обо мне. К тому же в том лагере у неё была куча друзей, и им было супер-весело, судя по её многочисленным и немного туманным историям. А то, что кроме неё у меня никого нет — исключительно моя проблема. Ярость стала постепенно угасать, и теперь было просто пусто и тошно. Мне вспомнилось, что у меня было множество друзей-одногодок, с которыми мы отлично сходились, а потом не виделись никогда. Тот же Гроувер. Просто в случае с Талией мне хотелось, чтобы это было подольше. Мне было легче переживать все то дерьмо, которое творилось дома, когда я знал, что у меня есть друг. Видимо жизнь пыталась научить меня не убегать от проблем к другим людям, а встречать их и переживать в одиночестве. Раньше я знал, что у меня всегда есть мама, которая ждёт меня. Сейчас дома меня ждала только очередная порция насилия, и я прям с нетерпением ждал этой встречи. Одиночество сжирало меня изнутри, и мне оставалось только гадать, что же убьёт меня раньше. — Больше не обижаешься? — негромко спросила Талия, хлопнув меня по спине. Я понял, что все ещё лежу на её груди, так что поспешил сесть прямо на свое место. — Нет. Повисло молчание. Талия докуривала сигарету, а я печально смотрел на крыши домов, размышляя о том, что будет дальше. — Я не могу поехать с тобой? Талия немного помолчала и виновато улыбнулась. — Нет, прости. — Ага, — я только дернул плечом. Как будто уезжая от меня, она была бы рада увидеть меня в этом своём лагере. — Но я была бы рада, если бы мог. Очередная вежливость. Меня от неё уже тошнит. Люди улыбаются друг другу, из вежливости, и хорошее воспитание порождает просто неимоверное количество лжи. — Ага. — Что случилось вчера? — спросила Талия, взглянув на меня. — Не важно, — я чуть нахмурился, прикуривая новую сигарету. Успокоиться. Надо успокоиться. — Прости, что так вышло… Я не хотела тебя обидеть, — она хлопнула по больному плечу, и я еле сдержался, чтобы не зашипеть. — Не важно. Проехали. Все прошло. — Тебя… Он ударил тебя? — она осторожно провела ладонью по моей щеке. — Не он. Это уже не важно, Тал, — я повернулся к ней и взглянул в её глаза. — Тебе нет больше смысла беспокоиться обо мне. Мне хотелось сказать «забудь меня», но я сдержался. Уж лучше она покинет меня навсегда, чем будет ноющей болью отзываться в каждом воспоминании. Я не хочу, чтобы она, как мама, призрачной надеждой мельтешила где-то на периферии сознания. Я больше не хочу верить, что кто-то ко мне вернётся. Я не готов больше никого ждать. — Перси… — Талия тяжело вздохнула и встала со своего места. — Ладно… мне пора, — девочка и подхватила с земли сумку. — Пока, Перси. Я навещу тебя, как смогу. — Удачи. Бывай, — буркнул я, встав с края крыши. Девочка грустно посмотрела на меня и на прощание чмокнула в щеку. — Ну не дуйся. Я пошарился во внутренних карманах куртки и всучил ей запечатанную пачку сигарет. — В дорогу. Не выкури все, — хмыкнул я и впридачу дал ей зажигалку. Талия улыбнулась и спрятала сигареты себе в карман. Пожалуй, целоваться с ней я не буду, а вот сигареты это достаточно личное, так что может она оставит себе упаковку чисто как барахлишко на память. Или зажигалку, например. Грейс кивнула мне, закинула лямку сумки себе на плечо и пошла в сторону выхода с крыши на лестничные пролёты. Я постоял немного, задумчиво глядя ей в спину, и сделал пару шагов вперёд. — Почему ты уезжаешь? — спросил я, практически не контролируя отчаяние, сквозившее в голосе. — Что-то происходит? — Перси, это… Ты не поймёшь, — Талия обернулась и виновато посмотрела на меня. — Вроде той псины? — спросил я, и та замерла. В какой-то момент я практически поверил, что мне эта собака приснилась. Однако сейчас у меня было отчётливое ощущение, что меня не вштырило со страху, и собака реально была двухголовой. Мне даже показалось, что заныли шрамы на голени, хотя я знал, что раны полностью зажили. — Что происходит, Талия? — спросил я, сведя брови к переносице. — Скажи мне правду. — Перси… — медленно произнесла она и грустно улыбнулась. — Однажды я обязательно все-все расскажу тебе. Когда мы встретимся вновь. Я засунул руки в карманы, недовольно хмурясь. Я понимал, что она имеет ввиду «если», а не «когда», и от этого мне стало только хуже. Талия была моим близким другом, и сейчас она собиралась с лёгкостью покинуть мою жизнь навсегда. У меня все больше создавалось ощущение, что это со мной что-то не так. Что во мне что-то неправильно, что-то сломалось, и люди, замечая это, не хотят больше оставаться рядом. — Что же… Если это твой выбор, — пробормотал я, опустив взгляд в землю. — Пока. — Береги себя, — ответила девочка и ушла с крыши. Я стоял, глядя на то место, где она только что стояла, и тоска с ещё большей силой охватывала меня. Хотелось лечь и сдохнуть. Или спрыгнуть с крыши. Сделать хоть что-нибудь, чтобы больше не было грустно и тоскливо. Я развернулся и увидел, как фургончик вырулил на дорогу и скрылся за углом, вливаясь в общий поток машин. Начинал покапывать дождь, так что я одернул куртку и застегнулся. Идти на место жительства мне сейчас совершенно не хотелось, так что я решил немного прогуляться.***
Я медленно шагал вдоль ограждения и рассматривал водную гладь Гудзона. В закатных лучах мелкие гребни волн отсвечивали красными искрами, и тёмные силуэты города подрагивали в отражении воды. Я с грустью подумал, что отец, должно быть, мог часами наблюдать за этими переливами, а я не мог сконцентрировать свое внимание на нем больше чем на пару минут. Зафиксированная рука практически не болела, но я знал, что это обман. Я просто перетянул её, а когда я сниму повязку, то все, скорее всего, станет хуже. Остановившись у более-менее безлюдного местечка, я оперся локтем на ограду и решил передохнуть. Взгляд устало скользил по дрожащему отражению высоток в глади воды, и мысли медленно перетекали в голове одна в другую. Я вытащил сигарету и закурил. Едкий дым обжег мне горло, но от этого я больше не начинал кашлять. Медленно выдохнув первые клубы дыма, я запустил ладонь в свои волосы и сжал в пальцах чёлку. Что я творю со своей жизнью? Принадлежит ли она мне вообще? Я вспомнил слова отца из моего давнего сна. «Держись воды, она защитит». Понятия не имею, что он мог иметь ввиду. Что водная полиция берет меньше взяток, чем обычная? Или он имел ввиду терапевтический осмотр волн, чтобы успокоить свои нервы? Что бы там ни было, я это уже никогда не узнаю. Горько вздохнув, я сделал ещё одну затяжку. Он думал, что сделал все, чтобы у меня было счастливое детство. Старался изо всех сил, побеждал каких-то… Чудовищ? Не знаю, может, он работал в полиции, разбирался с какими-нибудь бандитами… Если так, то ужасно иронично то, что сейчас я стал частью этой… Прослойки общества. Боги, если это действительно правда, то я бы не смог смотреть ему в глаза. Я перегнулся через перила, чтобы посмотреть, как вода врезается в высокий бетонный берег, и задумчиво застыл в таком положении на какое-то время. — Сальто сделать не забудь, — послышался голос слева, и я вздрогнул от неожиданности, чуть не свалившись прямо в Гудзон. — Я- что? — я спустился на ноги и взглянул на говорящего. Вычурный яркий макияж в вечернем освещении несколько потускнел, однако крупные блёстки сверкали в свете закатного солнца. Подкачанные губы, наклеенные ресницы, идеально уложенные светлые волосы. Короткое платье дополняли каблуки и белое пальто. Передо мной стояла проститутка со вчерашней тусовки Гейба. Ну класс. — Если бы я была тобой, то тоже скинулась бы с моста, — объяснила она, подходя ближе. Вот это новости. Проститутка считает, что моя жизнь отстой. — Ну спасибо от души, конечно, но я не собирался кидаться ни с каких мостов, — я снова затянулся, скептически глядя на неё. Девушка, кажется, слегка смягчилась, и подойдя ко мне, слегка хлопнула меня по спине. — Ты в порядке? — А почему ты интересуешься? — Мы… Волновались за тебя, — девушка слегка покашляла, отведя взгляд в сторону. — Но ты выглядишь довольно бодро для того, кого вчера чуть… Ну… Не побили. — Ты об этом? — я оттянул ворот водолазки, обнажая шею, и по взгляду девушки можно было сказать, что синяки уже расцвели во всей красе. — Да, живчиком. Я понимал, почему никто из них за меня не вступился. Честно говоря, если бы я увидел, как какой-то бугай вжимает в стену подростка, которому некуда бежать, и он откровенно не справляется… Мне подумалось, что я бы обязательно влез в драку и что-нибудь сделал. Так что нет, я, оказывается, ничерта не понимал, почему никто за меня не вступился. Чёртовы трусы. — Что-то нужно? — уже гораздо менее дружелюбно спросил я, вминая окурок в перила, и затем выбрасывая его в мусорку, стоявшую неподалеку. — Ты, кажется, замёрз? — девушка поправила пальто. Ну уж кто тут и мог замёрзнуть, так это она в своих колготках в сетку. — Нет, спасибо, — сразу ответил я и запахнул куртку одной рукой — Мы могли бы… Приютить тебя на одну ночь, — вдруг предложила девушка, положив руку мне на плечо. — Тебе нужна помощь? — Нет. — Мальчик… — Меня зовут… Джек, — я слегка задумался, не желая говорить им настоящее имя. — А не «мальчик». — Джек, — девушка улыбнулась мне и чуть развернула к себе, скользнула взглядом по правой руке. — Я Джессика. — Это настоящее имя? — А твоё? Я решил не продолжать эту тему. — Он… Вчера дернул тебя за эту руку, так? — она осторожно коснулась пальцами моего правого локтя. — Болит? — Почти прошло. — Ты что-нибудь сделал с рукой? Я чуть прищурился, думая, как бы соврать пореалистичнее, когда девушка крепко ухватила меня пальцами за локоть. Руку прошило резкой вспышкой боли, и по затекшей конечности побежали мурашки. — Ай! Что ты творишь… Черт, — я отдернул руку и прижал её к своей груди, дыша через раз, будто так я мог чувствовать меньше боли. — Проверяю. Пойдём, Стейси умеет оказывать первую помощь. И тебе поможет, — Джессика провела пальцами по моим волосам и подмигнула мне.— Ну же, идём. От боли мысли голове все разбежались. Я только и мог покачивать правую руку, которая теперь болела в три раза сильнее, чем утром. Губы сами собой подрагивали, и я, обречённо вздохнув, согласился на помощь.***
— Аах… — измученно простонал я, пока девушка с туго накрученными тёмными волосами разминала мою руку. — Тише, потерпи… Конечно, ты её так перетянул. Ещё чуть-чуть и пришлось бы ампутировать. — Я не против… — пробормотал я, крепко зажмурившись. — Пожалуйста, хватит. — Чего хватит-то, дурачок? — она на секунду остановилась, глядя мне в глаза. Я невольно взглянул в ответ, и в этот момент она с холодной жестокостью дернула меня за руку. Грязно выругавшись, я подпрыгнул на кушетке и с трудом сглотнул слезы. Звук хрустящих в руке суставов вызывал у меня рвотные позывы. Я устало вздохнул и снова откинулся на подушки, а Стейси погладила меня по груди. — Ну герой, — она мягко улыбнулась мне и укрыла меня пледом. — Отдохни. Ты молодец. — Да я пойду… — я начал подниматься с кровати, несмотря на сонливость, но Стейси мягко уложила меня обратно. — Тшш… — она стянула с меня водолазку, даже несмотря на мои слабые протесты, и стала мазать всю правую руку какой-то мазью. — Тебе нужен покой… Хотя бы немного. — У меня нет денег, чтобы платить за… Комнату? — я осмотрелся вокруг. — Мы приютим тебя на одну ночь на благотворительной основе, — утешила меня Стейси и устроила на подушках. — К тому же это моя не рабочая комната, так что ты можешь спокойно здесь спать. — Я- — я осекся и не стал уточнять, где у них рабочие комнаты. — Я не знаю… — Тебя тут никто не тронет, малыш, — промурлыкала Стейси и укрыла меня поплотнее. Потом она скользнула взглядом по моей шее. — Давай помажем? Приглушенный свет, темно-бордовые стены и мягкая приятная кровать беспощадно усыпляли меня, а потому я только и мог устало кивнуть и откинуть голову чуть назад. Перед глазами теперь было красивое деревянное изголовье с резными узорами, и от усталости рельефные цветы будто медленно покачивались. Шеи коснулось что-то слегка прохладное, и я прикрыл глаза, постепенно погружаясь в сон. Я никогда в жизни ещё не ночевал в борделе, честно вам скажу. С этой мыслью я отрубился, даже не успев сказать Стейси спасибо за оказанную медицинскую помощь.***
Отец сидел напротив меня. Он был гораздо моложе, чем в моём прошлом сне, может, лет шестнадцати или семнадцати. Его бровь рассекала уже слегка запекшаяся рана, на скуле красовался здоровенный синяк, руки были заведены за спину, а сам она был привязан к стулу толстыми ремнями. Взгляд морских глаз был непокорен, будто бушующий океан, а ухмылка явно не говорила о том, что ему весело. — Джонсон, — произнёс кто-то за моей спиной, и улыбка отца стала только шире. Джонсон? Разве наша фамилия не Джексон? — Так точно, товарищ центурион, — лучезарно улыбнулся мой папа и игриво взглянул на говорящего. — Может вы снимите с меня эти глупые ремешки и нормально поговорим? — Вы обвиняетесь в предательстве и шпионаже, — процедил сквозь зубы какой-то центурион, и у меня кровь застыла в жилах от его железного тона. — И поверьте мне, вас ещё долго не отвяжут. И я ещё молчу о наказании, которое ждёт вас в ближайшем будущем. — Ой, ну что за глупости… Это недоразумение, — у папы даже ни один мускул на лице не дрогнул. — Вы сами понимаете это. Иначе бы давно утопили в Малом Тибре. — Зная ваше происхождение, Джонсон, это было бы опрометчивым решением, — хмыкнул папин надзиратель. — Не прокатило, — не теряя улыбки пробормотал отец и откинулся назад на стуле. — Ну так и что вам от меня нужно? — Местонахождение, Джонсон, — с двух сторон от меня на стол шлепнулось две ладони, и я, честно говоря, не на шутку перепугался. — Где они? — Кто? — папа наивно похлопал глазками, но нахальная улыбка не позволяла ему выглядеть ангелочком. — Твои дружки, остальные предатели, — прорычал кто-то прямо надо мной, и я вжался в спинку стула. — Ты заговоришь по-другому, когда он возродится, — отец говорил с предостережением, будто ему все уже было известно заранее, и он от чистого сердца пытался помочь. — Он не возродится, — гаркнул центурион. — В пророчестве все не так говорится. — Кажется, в нем что-то сломалось, — резонно заметил отец. — Он уже идёт, и мы не сможем это нисколько замедлить. — Тебе, ублюдок, уже шестнадцать! — воскликнул мужчина за мной и убрал руки со стола Мой отец чуть ухмыльнулся, глядя на него, а потом опустил взгляд прямо на меня. Я охнул от неожиданности, буквально ощущая, что он будто бы видит меня. Но ведь это невозможно, верно? Где-то в отдалении слышится взрыв, но мой отец даже бровью не повел. — Мне жаль, — вдруг сказал он, и мне показалось, что он обращается ко мне. — Но должен откланяться. Долг зовёт. — Сидеть! — рявкнул центурион. — Граекус. — Ты зря так, — мой отец прикрыл глаза и тряхнул плечами, и ремни с тихим шелестом упали на пол. — Уже поздно, центурион. В следующую секунду он открыл глаза. Его глаза будто бы зажглись зеленоватым пламенем, и в ту же секунду в комнату допросов ворвалась громадных размеров волна, сметая все на своём пути, включая стол, того мужчину и меня. Меня завертело в водном потоке, но я успел увидеть своего отца, гордо восседавшего на хлипком стуле, будто бы на троне, и вода, кажется, нисколько его не беспокоила. Я чувствовал, что больше не могу сдерживать дыхание. Волны подбрасывали и переворачивали меня, голова кружилась и появилась тошнота. В последний раз меня подкинуло и я резко вдохнул, подскакивая уже на кровати. Сон. Просто сон. Я часто дышал, испуганно щупая свое лицо, и быстро моргал, пытаясь привыкнуть к освещению в комнате. Медленно осмотревшись, я наконец вспомнил, где нахожусь. Пестрый интерьер, резное изголовье кровати с летящим балдахином, небольшое окно с распахнутыми шторами. Я все ещё был в борделе. Запоздало я понял, что шевелю правой рукой без каких-то затруднений и радостно улыбнулся. Кажется, Стейси и правда знает кое-что о вывихах. Я медленно потер посиневшие запястья на каждой руке и наконец поднял взгляд на кресло напротив. В нем сидела девушка лет двадцати пяти и широко улыбалась мне. Я видел её вчера в толпе других дам, однако имени ещё не знал. Она была одета в короткую кожаную юбку и шёлковый красный топ. Угольно-черные волосы были пострижены под каре, будто под линеечку. Она пристально смотрела на меня, и из-за длинных узких стрелок казалось, что она немного сощурилась. — Мы думали, что уже не проснёшься, — дружелюбно выдала она. — А был такой шанс? — я вытер пот со лба краем рукава какой-то большой кофты, в которую меня, к слову, одели. Я опустил взгляд и увидел посреди свитшота эмблему неизвестного мне университета. — Ого, вы меня и переодеть успели. — Не очень большой, но был, — серьёзно кивнула девушка. — Ты вообще не реагировал, даже когда тебя переодевали и делали укол. — Какой укол? — тут же встревожился я, закатывая рукава и оглядывая свои руки. К правому локтю была приклеена ватка. — Не я делала. Но, по-моему, что-то обезбаливающее, — девушка наконец встала с кресла и присела на край кровати, пригладила мои волосы на затылке. — Как ты себя чувствуешь? Я не знал, что ответить. Сначала мне хотелось приободрить её, сказав, что все хорошо, да и первые секунды у меня и правда ничего совершенно не болело. Но чем больше я просыпался, тем больше начинал чувствовать тяжесть в конечностях и невыносимую боль в шее. Было даже страшно сглотнуть, чтобы лишний раз не беспокоить её. Так что спустя пару секунд я неопределённо пожал плечами, и девушка согласно кивнула. — Рада, что ты не стал врать… Встать сможешь? Мы бы тебя привели в порядок. Я смог свесить ноги с кровати и с небольшой помощью встать. Девушка держала меня под левый локоть, а второй рукой приобнимала за талию, и старалась сильно не сжимать. — Молодец, — она поцеловала меня в висок и увела из комнаты. В следующие пару часов меня ждал какой-то невероятный сервис — подстригли, умыли, освежили повязки и дали новую одежду. Они даже подшили дырку на моей куртке, и теперь на плече был небольшой аккуратный стежок. Надо будет дома все-таки прилепить на это место нашивку, а то что они даром валяются. Девушки порхали вокруг меня, воспринимая как кого-то вроде их любимого пупса из детства — иногда тискали за щеки, подкармливали, примеряли на меня разную одежду, спрашивали, как самочувствие, а пробегая мимо непременно обнимали. Честно говоря, такое безумное количество внимания меня очень смущало. Но я совру, если скажу, что это не было приятно. Я чувствовал себя в полной безопасности, и за пару часов выучил имена большинства работниц. Не у всех была такая эксцентричная внешность, как у Джессики — добрая часть девушек выглядели как самые обычные девчонки. Кто-то переехал в Нью-Йорк в поисках лучшей жизни и попал сюда, кто-то экспериментирует с разными местами работы, кто-то потерял все свои деньги в каком-то лохотроне и нашёл лишь такой заработок. Оказалось, что девочки, которые были на вечеринке у Гейба, придя обратно в бордель всем рассказали о нашем с Верноном конфликте, и я стал среди них некоей притчей воязыцах, если так можно выразиться. И теперь каждая хотела меня пожалеть и пригреть. Черт, как же тут хорошо. Но мне нужно было идти… Домой. Я не могу так долго отсутствовать и не выходить на связь. К тому же он куда-то уходил… Может, есть новости про маму? Я особо не рассчитывал, но вдруг повезёт. Девушки напоследок расцеловали меня в щеки, и каждая сунула мне какую-нибудь мелочовку в дорогу — так двадцать баксов карманных расходов у меня и набралось. Я пообещал однажды ещё заглянуть к ним, и двинулся к дому. Стоило мне покинуть обитель любви, как на меня накатили воспоминания прошлого дня. Не думая, я взял телефон и позвонил Талии. Ладони от волнения вспотели, и мне честно говоря хотелось бы поделиться с ней хоть чем-то хорошим. Но абонент был вне зоны доступа. Я пытался дозвониться подруге почти всю дорогу до дома, но женский нарочито вежливый голос сообщал мне, что абонент находится вне зоны действия сети. Дом был тих и пуст. Как оказалось, Гейб ещё где-то ходил. Не то чтобы я сильно этому был расстроен, но в груди затаилось какое-то нехорошее чувство. Почему его нет дома посреди дня? Он обычно в такое время либо ест, либо спит. Я бросил ключи на тумбу в прихожей и прошёл дальше, приспустив куртку с плечей. Внезапно я осознал, что дом выглядел несколько иначе. Слишком чистый, чтобы быть нашим свинарником. Возможно, в моё отсутствие он вызвал клининговую компанию, ведь теперь дом просто сиял чистотой. Даже в моей комнате кто-то навёл порядок — постельное белье свежевыстирано и перестелено, на полу и столе ничего не валяется… Стоп. Где все мои вещи? Я медленно прошёл дальше в комнату и стал заглядывать в шкафы. Что же, Гейб по крайней мере не продал мои вещи, а просто уборщица убрала их по шкафам. Ладно. На столе лежали закрытые конверты с непонятными мне датами в верхнем левом углу. Гейб решил выдать мне деньги на несколько поставок вперёд, а сам куда-то свалил? Это мне совершенно не нравится. Однако изучив даты повнимательнее я понял, что это все относится к прошлым месяцам — январь, декабрь, ноябрь… Я решил пока не трогать конверты и вышел из комнаты. Надо проверить мамины вещи. Я зашел в её спальню. Гейб еще полгода назад растолкал все мамины пожитки по коробкам, чтобы освободить место под свое дерьмо. Когда-то я с грустью смотрел на них, надеясь, что мама придёт, возьмёт коробки, меня, и мы вместе уйдём куда-нибудь в лучшее место. В последние месяцы я перестал так делать — любое напоминание о матери теперь будто бы разрывало мне грудную клетку, так что я по возможности избегал эту тему. Но сегодня я совершенно не узнал эту комнату. Большая часть коробок исчезла. Будто бы Гейб постепенно избавлялся от напоминаний о Салли Джексон в этой квартире, и от этого мне стало не по себе. Осторожно прикрыв за собой дверь, я прошёл дальше и заглянул в одну из немногих коробок, оставшихся лежать в углу. Если он выбрасывает её вещи, то сама она… Я не желал осознавать то, что, скорее всего, являлось правдой, и, крепко стиснув челюсти, раздвинул створки одной из коробок. Я сразу догадался, что там лежат папины вещи. Внутри лежала выцветшая оранжевая футболка, какое-то барахло и на самом верху ожерелье с красивой подвеской по центру. Я с интересом наклонил голову на бок и за веревочку вытянул украшение наружу. Как оказалось, подвеска была отдельным элементом, и я подцепил именно её, а в коробке осталось лежать ожерелье. Я бегло пробежался взглядом по глиняным бусинам с мелкой ручной росписью, и вернулся к изучению кулона. Он представлял из себя что-то вроде необработанного минерала, заключённого в стеклянный шар. Кусочки кристалла отблескивали всеми оттенками синевы, и даже под тусклым комнатным светом он был прекрасен. Я завороженно разглядывал мелкие неровности и сколы, восхищаясь его неидеальностью. Что, честно говоря, было чем-то новеньким. Не то чтобы я был безгранично далёк от искусства и прекрасного, но раньше ничто не вызывало во мне такого… Внутреннего трепета. Ни секунды не сомневаясь, я засунул кулон во внутренний карман куртки. Далее я вытащил футболку. По всей ткани шли выцветшие разводы, будто вещь выстирали в солёной воде раз сорок подряд, и потом, высушив, аккуратно сложили в коробку. Нитки на рукавах истрепались, и мне показалась, что эта футболка была его самой любимой, и он носил её бесконечно на пляж. От неё все ещё слегка пахло солью. Или мне показалось? На груди был растрескавшийся принт, отдалённо напоминавший буквы «CHB», набранные каким-то угловатым шрифтом. В таком порядке они не могли образовать никакое слово, а потому я решил, что это неизвестная мне аббревиатура. Может, футбольного клуба. Хотя шрифт казался мне отдалённо знакомым, но я все-таки не дизайнер, чтобы такие вещи запоминать. Я сложил футболку и отложил её в сторону. В остальном коробку заполняли какой-то огромный лоскут ткани безумно фиолетового цвета, бумажки, всякий мусор. Пытаясь найти что-нибудь интересное на ощупь, я скользнул рукой на самое дно. Пошурудив там немного, я ухватился за что-то тонкое и прохладное, и вытащил. Пластиковая ручка. Она была приятной на ощупь, не спорю, но по сути была самой обычной шариковой ручкой, которую выпускают абсолютно все канцелярские компании на свете. На одной из граней была гравировка с неизвестными мне буквами, и сколько бы я не приглядывался, то не мог прочесть это слово. При этом не было похоже, чтобы хоть малейший микрон краски с этой надписи стёрся от времени. Что, кстати, касается и чернил этой самой ручки. Возможно, она была какой-то памятной и важной, потому что стержень внутри был полностью набит синими чернилами. Посчитав, что раз это было важно отцу, то будет важно и мне, я засунул ручку в тот же карман, что и кулон. Последним я решил забрать себе ожерелье с забавными глиняными бусинками. Оно, кажется, было полностью самодельным, ведь не все бусины были идеальной формы, но рисунки на них оказались на удивление детально проработанными. Я поднёс украшение ближе к лицу и услышал шорох в коридоре. Быстро захлопнув лопасти коробки, я осторожно поднялся и вышел из комнаты, сразу же юркнул в свою комнату, дожидаясь, что будет дальше. От входной двери послышалось кряхтение и звон ключей. Я затаил дыхание и прислушался. — Мелкий! — гаркнул Гейб уже своим обычным раздраженным тоном. — Шуруй на кухню! Разговор есть. Я подождал немного, пока мужчина прошаркает в сторону кухни, снял куртку и вышел к нему. Он сидел, сложив локти на стол и сплел пальцы в замок. На столе перед ним лежали какие-то бумаги с печатным текстом и ярко-синими подписями внизу листов. От волнения я не мог прочитать ни строчки, а потому вопросительно взглянул на Гейба. — Сядь, — то ли предложил, то ли приказал Гейб, и я присел на ближайший стул. — Что это? — тут же спросил я. — Что происходит? — Твою мать выписали из пансионата, — произнёс Гейб, и я тут же вскочил со своего места. — Что?! Где она?! — Сядь, — уже рявкнул Гейб, но я был слишком встревожен этой новостью вместе с тем фактом, что мамы не было дома. — Ты куда-то сбежал. Опять, — говорил Гейб, поправив какие-то бумаги на столе. — И твоя мать решила, что я плохо с тобой обращался. — Что, черт возьми, правда! — воскликнул я, скрестив руки на груди. — Она развелась со мной, — Гейб кивнул на бумаги. — Однако мы смогли… Договориться, что эта квартира пока останется за мной. Она уехала в другой штат, начинать новую жизнь, все такое… Я слышал его будто бы из-за толстого стекла. Слова медленно обретали очертания в моей голове, а их смысл понять было ещё сложнее. Мама уехала в другой штат? Поэтому почти не осталось вещей? Почему она оставила папины вещи? Гейб же их выбросит! — Когда она приедет за мной? — отчеканил я, зло глядя на Гейба. — Она начинает новую жизнь, Персей. Как думаешь, в ней есть место такому тебе? — Гейб откинулся на спинку стула, с победным выражением глядя на меня. — Ты нужен ей такой? У меня по ощущениям отвалилась челюсть. Насовсем. Прям брякнулась на пол. Этот жирдяй ещё имел смелость тыкать мне в лицо что-то из серии «кем ты стал»?! — Я стал тем, кого ты из меня делал, — сквозь зубы прошипел я, сжимая кулаки. — Куда уехала моя мама? Я поеду за ней. — Тише, Персей… Ты только подумай, — Гейб развёл руками. — Твоя мать наконец-то решилась двинуться дальше, как она выразилась… — Она любит меня, — отрезал я, глядя в чёрные глаза Гейба. — Где она? Она заберёт меня! — Может быть заберёт, если сможет обустроиться на новом месте достаточно крепко, чтобы позволить жизни пойти наперекосяк снова, — Гейб пожал плечами. — Я терплю тебя, потому что твоя бедовость мне полезна. А зачем ей ты? Лучше… Попробовать снова. — Вот поэтому ты и мудацкий родитель, опекун, и просто конченный ублюдок! — прикрикнул я, чувствуя, как подступает отчаяние. Нужно бежать, и прямо сейчас. Может, я успею где-нибудь ещё разыскать маму, может, где-то она оставила записку, или наконец обращусь уже в полицию за помощью. Сейчас я готов был на что угодно только бы не видеть эту заплывшую рожу и не слышать этих мерзких слов. Я рванул в коридор и дернул на себя ручку входной двери. Заперто. Я оглянулся на тумбочку в прихожей, но моя связка ключей куда-то пропала. И я даже, кажется, знаю, куда. — Далеко? — Куда ты дел мои ключи?! — сразу выкрикнул я, поворачиваясь к нему лицом. — Ты постоянно сбегаешь, Джексон. Так что теперь ты под домашним арестом. — Чего?! — ошарашенно воскликнул я, глядя на мужчину. — Какой домашний арест?! — Ты будешь заперт дома. А если продолжишь орать — запру в твоей комнате. — Я выйду через пожарную лестницу, — я скрестил руки на груди. — Она проржавела и готова обвалиться в любой момент. Упадёшь просто на землю и поминай как звали. — Тогда через окно. — Как думаешь, если ты разобьешься, кому будет грустно — мне или твоей матери? — холодно произнёс Гейб, глядя на меня сверху вниз. Я смотрел на него, все ещё дёргая ручку, и практически не понимал смысл сказанных им слов. Мой мозг отчаянно пытался придумать хоть что-нибудь, хоть какой-нибудь выход из сложившейся ситуации. На ум приходил только побег, но я понимал, что прыгнув в окно только сверну себе шею. Напасть на Гейба и попытаться найти ключи, лазая в его карманах? Мне даже оттолкнуть его было противно. Я медленно отвернулся от мужчины, продолжая дёргать ручку, и её стук заглушал все мысли в голове. Я спиной чувствовал, что он подошёл ближе. Уткнувшись лбом в дверь я беззвучно умолял её открыться, и стал дёргать ручку яростнее, будто у меня могло хватить сил выломать замок. На свободу. К маме. Я не знал, как найду её, не знал, к кому бежать за помощью, но нужно было что-то сделать, и срочно. Я почувствовал, как жирные пальцы ухватывают пряди на моем затылке, и судорожно опускаю ручку, и изо всех сил тяну на себя. Рука резко отдернулась на меня, и опустив взгляд, я увидел, что несчастная ручка осталась в моей ладони, а дверь так и осталась закрытой. Гейб оттянул меня за волосы и впечатал лицом в дверь, злобно рыкнув. — Сученыш… Доволен?! — он ещё раз дернул меня к себе и ударил о дверь. — Всё сделал, что хотел? Правильно сказали, драть тебя и не так надо. Я разозленно рыкнул и оттолкнулся от двери, врезаясь в просаленную грудь Гейба. Он выпустил мои волосы и ухватил за запястья, и я тут же стал отдергивать руки, чтобы вырвать их из хватки. Гейб заломил руки мне за спину и стал толкать вглубь квартиры, пока я пытался рвануть в сторону, ударяясь о стены и захлебывался в гневе. Надо скинуть его с себя и бежать, куда угодно. Я смог вырвать одну руку и ударил ей по предплечью Гейба, чтобы он выпустил меня. Уворачиваясь от удара, он отпустил и вторую мою руку, но тут же ударил меня по лицу. Честно говоря, меня столько били по щекам, что мне уже плевать. Оббегать его в узком коридоре было бессмысленно, а потому я рванул в сторону кухни. Там был выход к пожарной лестнице, и если я смогу спуститься хотя бы на пару этажей с её помощью, то спрыгивать на землю будет уже не так страшно. Я был уже на пороге, когда Гейб схватил меня за шкирку и резко дернул на себя. Носки проскользили по чистому полу и я шлепнулся на пол, но почти не потерял запал и стал упираться, хватаясь за мебель и косяки. Ульяно распахнул дверь моей комнаты и пропихнул меня внутрь, только не харкнув мне в лицо напоследок. — Сидеть… Свинья, — рыкнул на меня Гейб и с грохотом захлопнул дверь. В сердце разлился холод, когда я услышал щелчок замка. Рванув к рабочему столу, я понял, что ключ от комнаты он, естественно, прихватил с собой. Я испуганно шарился по комнате, пытаясь собрать мысли в кучу, потом схватил свой рюкзак и залез коленями на подоконник, упёрся ладонями в стекло. Асфальт был метрах в пятнадцати от меня, и если я спрыгну отсюда, то это будет последним, что я сделаю в своей жизни. Я взволнованно закусил губу, глядя на спешащих куда-то прохожих. Пытаться пробиться через входную дверь, или затихнуть до ночи? Я развернулся лицом к двери, тяжело дыша через рот. Вечером мне может не хватить смелости сбежать. Спрыгнув с подоконника, я громко выдохнул. Сейчас или никогда. Я подбежал к двери, упёрся ногой в косяк и резко дернул на себя дверь. Не вышло. Я оттолкнул дверь насколько мог далеко и снова резко дернул на себя. Ещё раз. Ещё раз. От напряжения я практически до крови закусил губу и продолжал яростно дёргать дверь. Неожиданно хлипкий замок наконец поддался и вылетел из двери, и я по инерции свалился обратно в комнату, проехавшись по глянцевому полу. Путь на свободу мне преграждал комод. Не знаю как, но Гейб умудрился незаметно для меня перекрыть им вход в комнату. Может, подумал, что дверь открывается в другую сторону, и это меня остановит? Ну да. Я взял небольшой разгон и, ухватившись за край, подтянулся, и коленями встал на комод. Затылок уже практически касался потолка, и я старался резко не подрываться, чтобы не удариться. Слева от меня послышался мокрый кашель, и я тут же повернул голову в ту сторону. Гейб стоял, разозленно глядя на меня, и держал в руках обрезанное ружьё. Словно завороженный лисой кролик я пялился на это тупое ружьё и не мог поверить, что он дошёл до такой крайности. До побеления в костяшках я вцепился в комод и упрямо поджал губы. Нет. Не испугаюсь. — В комнату. Живо, — рыкнул Гейб и подошёл ближе, я же перевалился чуть дальше на комоде. — Ни за что, — процедил я, глядя на оружие. Я собирался спрыгнуть и пойти напролом, когда мужчина вдруг дернулся вперёд. От неожиданности я отпустил край комода и отпрянул назад, и одно колено соскользнуло обратно в сторону комнаты. Теряя равновесие, я попытался снова схватиться за край, но вдруг меня за запястье ухватил Гейб и дернул на себя. Вместо того, чтобы свалиться обратно в комнату, я полетел вперёд. Секундное ощущение полёта, испуганный вдох и резкая вспышка боли в виске. Я хотел подорваться на ноги, но вместо этого безвольно обмяк на полу, чувствуя, как по голове что-то потекло. Остатками рассудка я попытался заставить себя подняться, однако сознание куда-то ускальзывало. Запоздало я почувствовал, что моя собственная рука упала где-то сверху. Услышал далёкую ругань, будто бы Гейб матерился на другой стороне шумного проспекта. Последним, что я запомнил перед тем, как потерять сознание, было то, как Гейб крепко ухватывает меня за обе лодыжки и куда-то волочит прямо по полу.