Трудный подросток

      Мне показалось, что перед глазами вспыхнул закатный пожар. Я не видел ничего, кроме красно-оранжевого света, и какое-то время пытался разглядеть в этом свете хоть что-то, или хотя бы вспомнить, что это такое. А потом я просто разомкнул веки.       Утренний луч солнца упал мне на лицо, и я понял, что именно он меня разбудил. Перед глазами был невысокий деревянный потолок, на каждой доске которого был замысловатый узор спилов деревьев. В воздухе приятно пахло каким-то цветами, и, кажется, сладкой выпечкой. Я боязливо прислушивался к своим ощущениям, стараясь почувствовать свое тело. Собственное дыхание оказалось мне каким-то отстраненным, но у меня создавалось впечатление, что такое иногда бывало. На моё удивление, боль настигла меня не сразу, и была такой приглушенной, что почти не приносила мучений. В основном я просто чувствовал слабость и усталость. Казалось, что я сейчас снова усну от изнеможения, но отчего-то сон никак не шёл. Я осторожно повернул голову набок, и моему взору открылась вся комната.       Это было что-то вроде большого жилого помещения, типа студии в формате загородного дома. Разделения на комнаты, соответственно, не было — так что я сразу увидел аккуратный диван напротив скромного камина, уютный коврик в центре комнаты. Затем, сместив взгляд наверх, я увидел зону кухни. Небольшой обеденный стол, максимум на трех, а то и двух человек, на удивление почти современная плита, раковина и столешница. Около плиты суетилась какая-то девочка, постоянно бормоча что-то себе под нос, и убирая непослушные каштановые пряди за ушко.       Я попытался привстать на локтях, но тут же растекся снова на кровати, почувствовав режущую боль в животе. Понадеявшись, что она пройдёт, если я просто спокойно полежу, я зажмурился и замер в одной позе, накрыв живот рукой, но ничего не происходило. Тогда я негромко хлопнул по изголовью кровати ладонью и постарался глубоко дышать, чтобы облегчить боль. Послышался стук посуды и торопливые шаги. Вскоре матрас рядом прогнулся, и чьи-то мягкие руки уложили меня на кровати поудобнее, и я приоткрыл глаза.       Возле меня сидела очень красивая девочка. Конечно, у всех вкусы разные, но когда на тебя смотрят таким осторожным и заботливым взглядом, и так мягко улыбаются, то все эти рисованные на телевизоре стандарты красоты мгновенно меркнут. Её миндалевидные глаза были слегка прищурены, когда она пыталась вглядеться мне в лицо, а нижняя губа встревоженно прикушена.       — Тише… Ты меня слышишь? — тихо сказала девушка, подхватив мою ладонь пальцами и зачем-то стала осторожно её мять.       — Да, — мой голос был хриплым и сонным, и в горле скопилось немного слюны, так что я тут же закашлялся, из-за чего боль в животе резко усилилась.       — Тише, мой отважный, — она улыбнулась и свободной ладонью коснулась моих волос. — Тебе нужно ещё отдохнуть. Раны зажили не до конца.       — Раны… — рассеянно пробормотал я.       — Да, раны. Но тяжёлая стадия уже позади, так что тебе осталось только хорошо отдохнуть, — она заулыбалась шире. — Ты отлично справляешься.       Я неловко улыбнулся ей в ответ, чувствуя боль во рту.       — Ты не помнишь, как получил такие травмы? — деликатно спросила девушка, выпустив мою руку из хватки.       — Я… — я прищурился, пытаясь вспомнить, что именно случилось перед тем, как я отключился.       Пустота. Было такое ощущение, что кто-то очень тщательно подмел весь мусор в моей памяти. Я не помнил абсолютно ничего плохого — только какие-то обрывки воспоминаний, где мама брала меня мелкого на руки, когда мы ходили в океанариум, и она показывала мне медуз, или когда я устало топал в школу рано утром. Но умом я понимал, что во всех этих отрывках я был гораздо младше, чем был сейчас, но ничего свежее вспомнить мне не удавалось.       — Я ничего не помню, — неловко сказал я, взглянув на девушку. Она удивленно осмотрела меня, но потом придвинулась ближе и положила ладонь туда, где болел живот.       — Я нашла тебя с огнестрельным ранением, — тихо объяснила моя, судя по всему, спасительница. — Может так вспомнишь?       — Огнестрельное ранение? — удивился в ответ я. — Где это я его схлопотал?       — Я рассчитывала узнать это у тебя, но, думаю, уже не важно, — она мягко улыбнулась и провела ладонью по моим волосам. — У тебя ещё была рана на голове. Возможно, из-за неё у тебя амнезия.       — Не знаю… — я неопределённо пожал плечами и слегка покраснел от её прикосновений.       — Меня зовут Калипсо, — запоздало представилась она. — Ты помнишь, как тебя зовут?       — Перси, — уверенно ответил я и улыбнулся ей. — Это я помню.       Ближе к вечеру Калипсо объявила, что пора сделать перевязку и попробовать немного походить. По её заверениям я был в отрубе где-то около недели, хотя она подметила, что дни тут тянутся одинаково, а потому сложно определить, сколько времени прошло. Я уже мог сидеть на кровати, и когда она сняла повязку с моего живота, то я увидел небольшое отверстие левее пупка, ближе к боку. Рана почернела, но когда Калипсо её промыла, то я увидел более-менее чистое мясо. Я так отстраненно воспринимал свои увечья, что этот вид меня практически не впечатлял. Такую реакцию Калипсо объяснила успокоительным взваром, который она давала мне за час до перевязки.       — Ты очень сильно пытался умереть, — сетовала Калипсо, протирая рану со спины. Судя по всему, выходное отверстие было гораздо более обширным, чем входное, но я никак не мог на неё взглянуть.       — А я был в этой же одежде? — я приподнял хлопковую футболку, которую держал на коленях.       — Нет, эту я тебе сшила, — объяснила девушка. — Твои джинсы были безвозвратно испорчены, но куртку удалось отстирать. Она в шкафу.       — Хочешь сказать, я был в одной куртке и джинсах?       — Ну, кеды ещё. Тоже, к слову, не в лучшем состоянии, но их получилось слегка реабилитировать, — Калипсо отмотала свежий бинт и стала обматывать мой живот, спрашивая, не слишком ли мне давит.       — Какая-то мутная история, — мне не казалось, что я просто так ходил бы с курткой на голый торс и джинсах, но даже после рассказов девушки память не стремилась ко мне возвращаться.       — Герои часто попадают ко мне вследствие сложных ситуаций в жизни, — умиротворенно пояснила Калипсо.       — Я не герой, — отчего-то я мог с полной уверенностью утверждать это. Уж не знаю, чем я себе так насолил, что с такой решительностью отметал любую похвалу, даже не помня толком, что случилось.       — Можешь говорить что хочешь, — хмыкнула Калипсо и размотала бинт на моей шее. Боковым зрением я увидел красные точки на марле. — Ох, снова закровил. Сейчас ещё раз обработаем, — пробормотала девушка и стала промакивать ваткой рану. — Так вот… Ты отважно сражался за свою жизнь, даже когда я была готова признать свое поражение. И хотя бы за это ты будешь героем, — она осторожно погладила меня по волосам. — По крайней мере, моим героем.       Я покраснел, словно спелый помидор, и не нашёл, что ответить, так что только смущенно улыбнулся девушке. Та, увидев моё выражение лица, тихо хихикнула и встала с кровати.       — Пойдём, мы немножко походим и ляжем спать. Ты сегодня хорошо поработал.       Я недоуменно посмотрел на девушку.       — Где я поработал?       — Ты проснулся, покушал, выпил взвар, вспомнил своё имя и потерпел перевязку, а сейчас ещё и попробуем походить. В твоём состоянии это очень даже много дел за день, — она ласково улыбнулась и взялась за мои руки.       Её ладони были очень тёплые, даже скорее горячие.       — У тебя руки такое горяченные, — сказал я, осторожно наклоняясь вперед и пытаясь встать на ослабевшие ноги.       — Это у тебя они ледяные, — с лёгким беспокойством в голосе объяснила Калипсо и перехватила меня под локти.       С её помощью я все-таки смог встать на ноги. В закатном свете хижина моей спасительницы выглядела по-особенному уютной. В камине уже потрескивал огонь, и оранжевые отблески плясали на его кирпичных стенках. На диване лежало два больших лоскутных пледа и несколько маленьких подушечек, а на журнальном столике лежала пара каталогов и какая-то книжка.       — Ты, получается, спала там? — предположил я, указав на диван.       — Да, — подтвердила Калипсо, приобняв меня за талию. — На диване ты мог удобно расположиться только на боку, а тебе нужно было лежать на спине. Так что я уступила тебе кровать.       Мне показалось, что кто-то уже так ради меня поступал, но не мог вспомнить, кто. Однако в любом случае забота Калипсо меня трогала до глубины души. Сначала она спасла меня, судя по всему, практически мёртвого, лечила, уступив мне свою законную кровать, а теперь так заботливо помогала мне прийти в себя. Я не знал, чем я смогу её отблагодарить за такую помощь, но надеялся, что придумаю что-то.       Тем временем Калипсо осторожно повела меня дальше, и я наконец заметил новое для себя место в хижине — под светом двух окон гордо стоял прядильный станок, с уже начатым полотном.       — Ого, ты… Прядешь? — я откровенно затупил, пытаясь понять, как произносится это слово. С другой стороны, Калипсо, кажется, тоже была не очень уверена в этом.       — Эм… Да, я пря… Пряду? Сейчас я делаю просто ткань, а потом сошью из неё что-нибудь.       — Ого, — я удивленно посмотрел на девушку. — Ты и ткань сама делаешь для одежды?       — Только если есть настроение. А так я могу её заказать, — она улыбнулась и привела меня ко входной двери. Я растерянно осмотрелся в поисках кед.       — Мы только постоим на веранде, можешь не обуваться, — Калипсо оставила меня стоять и пошла вперёд, чтобы открыть дверь. Вплоть до этого момента я был уверен, что крепко стою на ногах, но стоило потерять опору, как меня повело куда-то вправо. Благо, она быстро справилась с замком и успела подхватить меня за талию раньше, чем я упал на пол.       — Тише… Все хорошо, — она похлопала меня по груди, но выглядела слегка опечаленной. Возможно, она надеялась, что я буду не настолько ослабленным, чтобы падать в первые секунды без поддержки, но ничего мне не сказала.       Мы вышли на веранду, и моему взгляду предстал прекрасный цветочный садик. Клумбы не были огорожены камушками, как это бывало, например, в парках, — цветы сами формировали границы клумб. Цветущие и ароматные, они притягивали к себе все внимание, так что я даже не сразу увидел густой чёрный сосновый лес на краю поляны.       — Какое… Интересное место, — подивился я. Лесополоса была такой густой и непроглядной, что казалась просто линией, ограждающей участок Калипсо от всего внешнего мира.       — Ты про лес? — хмыкнула девушка и подвела меня к плетеному креслу в углу веранды. — Да, туда лучше не соваться, если не знаешь дороги. Мало ли, кто там водится.       — А как ты… Ну, живёшь тут, посреди леса? — я осмотрелся по сторонам, и везде лес был одинаково густым.       — Живу и живу, — пожала плечами девушка. — Знаешь… Раньше было ещё хуже. Но один мой… Друг смог договориться кое с кем, и теперь мне из внешнего мира приезжают всякие посылки, когда я этого хочу. С помощью… Почты Гермеса.       — Никогда не слышал о таком, — я чуть нахмурился, но потом задумался. — Или слышал?..       — Суть в том, что теперь у меня гораздо больше связи со внешним миром. И это здорово, — она присела на подлокотник кресла и с лёгкой грустью посмотрела вдаль, на закатное небо.       Какое-то время мы сидели молча. В цветах сонно жужжали шмели, покачивались на лёгком ветру головки тюльпанов, а за спиной шелестела листва. Поняв, что сосны шелестеть никак не могут, я осторожно повернулся в кресле, держась за подлокотник, и взглянул за спинку. По левую сторону от дома раскинулся очаровательный небольшой плодовый сад — ещё довольно молодые яблони дали свой, возможно, первый или второй урожай, и на ветках свисали красивые наливные яблочки.       У меня в голове возник некоторый диссонанс. Создавалось чёткое ощущение, что ещё недавно была зима, так что видеть на ветвях яблоки было максимально странно. Впрочем, возможно, в этом больше виновата моя амнезия — может просто напросто последним временем года, которое я помнил, была зима. А значит, что делать из этих ощущений какие-то серьёзные выводы не стоило. Эти доводы меня успокоили, к тому же я нашёл отличный повод отвлечься — между двумя самыми крепкими деревьями был перекинут гамак, и мне моментально захотелось там покачаться.       — Не крутись так, — посоветовала Калипсо, придержав меня за плечи. — Швы так могут разойтись.       — Какой у тебя там крутой гамак, — восхитился я вслух, перехватив ладонь девушки. — Думаю, он будет моим любимым местом в саду.       — Как скажешь, — посмеялась Калипсо и взглянула на наручные часы. — Я думаю завести тесто на завтра и сделать блины утром. Ты любишь блины?       — А они будут синие?       — Синие? Почему блины должны быть синими? — растерянно спросила Калипсо, но, к сожалению, я не мог вспомнить, почему синяя еда была для меня важна.       — Не помню… — признался я, взглянув снова на цветочные клумбы. — Просто так сказал, наверное.       — Хм, ну, может, я добавлю порошок тайской орхидеи, если он не сильно повлияет на вкус, — она погладила меня по волосам. — И тогда будут тебе синие блины.       Я благодарно улыбнулся девушке и покивал.       — Спасибо.       — Отдыхай, — она встала с подлокотника. — Минуток через двадцать я заберу тебя в дом. Подыши пока свежим воздухом, — и Калипсо скрылась в доме.       Я задумчиво разглядывал горящие в закатном солнце макушки далёких сосен, и пытался вспомнить хоть что-нибудь из своей жизни. Я не мог вспомнить маминого лица, но помнил, что её звали Салли. Отчего-то мысли о ней отдавались странным напряжением в груди, которое проходило только тогда, когда я переставал о ней думать. Возможно, с ней что-то случилось. Когда я думал про папу, то точно знал, что он мёртв, но, видимо, это случилось так давно, что я практически не испытывал ничего, кроме пустой тоски. По-моему, я был единственным ребёнком в семье — мне не вспоминались никакие имена или образы, когда я пытался прикинуть, есть у меня брат или сестра, или нет.       Веки медленно стали слипаться. Сладкий, но одновременно свежий ветерок отлично убаюкивал.       Потом я задумался о своём ранении. Сначала в голове была полнейшая пустота. Спустя пару минут в груди как-то странно стало тянуть, будто бы от обиды сжималось сердце. Затем мне стало как-то… Как говорят, не по себе. Будто надо мной нависла страшная опасность, и если я сейчас же что-то не предприму, то обязательно случится что-то плохое. И при этом возникло ощущение полной беззащитности и какого-то даже бессилия. Сон мгновенно пропал, и я осторожно наклонился в кресле, упёрся локтями в колени, и задумчиво смотрел на доски, которыми была выложена веранда.       Дыхание было тяжёлым. Я отчётливо слышал каждый свой вдох и выдох, и мне казалось, что это не совсем нормальное состояние. Сердце гулко и редко билось в груди, а глаза без конца пытались закрыться, хотя сонливости я не ощущал.       Задумчиво выдохнув, я откинулся спиной на кресло и практически сразу задремал, даже не заметив этого.       Возможно, та жизнь просто не стоит того, чтобы я её вспоминал.

***

      — Так, а ну пошёл отсюда! — Калипсо замахнулась на меня небольшой садовой лопаточкой. — Кому сказано, постельный режим!       — Ну мне надоело лежать, — жалобно проскулил я и поджал губы. — И я хочу помочь.       — Ты поможешь мне, если не станешь мешать, — девушка вытерла предплечьем пот со лба. — Вон, иди в гамаке покачайся. Успеешь ещё впрячься помогать. А пока правда надо поберечься, Перси.       Когда она таким заботливым тоном звала меня по имени, то я не мог с ней спорить. Так что перестав пререкаться со своим лечащим врачом, я потопал к яблоневому саду и осторожно сел на гамак. Он сначала резко отклонился назад, но я упёрся ногами в землю, так что он не выскользнул из-под меня, и, пускай и не очень грациозно, я смог забраться в него. Немного полежав спокойно, я завёл руку назад и оттолкнулся от ствола, и теперь слегка покачивался в гамаке. Сначала мой активный настрой мешал мне валяться в гамаке без дела, однако буквально спустя пару минут непойми откуда взялась усталость, и теперь я абсолютно спокойно лежал, разглядывая листочки ближайшей яблони.       В воздухе пахло спелыми яблоками. Где-то в кроне шелестели маленькие пташки. Калипсо напевала какую-то песенку, копошась с цветами. Создавалось ощущение, будто бы я попал в какой-то райский сад, где царило полное умиротворение и благодать.       Но в груди поселилось неприятное ощущение. Мне подумалось отчего-то, что я каким-то образом всегда «порчу» все хорошее, и начинает вокруг твориться полная жесть. Хотя с другой стороны мне показалось, что это слишком круто — брать на себя такую ответственность, мол, мир вокруг меняется просто потому что я в нем существую, и с этой стороны даже не важно, в лучшую или в худшую сторону. Возможно даже как-то эгоцентрично. Так что я постарался убедить себя, что даже если что-то произойдёт — например, Калипсо случайно вскопает маргаритку, а не сорняк, то я вряд ли буду как-то в этом виноват. Отлично, теперь осталось только убрать из этой конструкции «вряд ли», и психотерапию можно считать успешной.       — Калипсо, — позвал я, потянувшись рукой к ветке яблони. — А почему ты не можешь выйти во внешний мир?       Я жил вместе с Калипсо уже, может быть, неделю, и за все это время девушка не покидала пределов поляны, а в один из дней на пороге будто по волшебству появилась огромная посылка — в ней было несколько литров растительного молока разных вкусов, разная ткань, фурнитура, новый утюг, какие-то детали для генератора, что находился в пристройке за домом, свежие бинты и сильные обезболивающие для меня, и ещё куча каких-то свертков, которые Калипсо открывала уже без меня. Когда я спросил, откуда это все взялось у нас на пороге, то она показала мне какой-то чудной каталог службы «Гермес-экспресс»: он был толщиной где-то с три пальца и вмещал в себя товары абсолютно всех возможных категорий, от панталонов до киви. А на обложке была написана какая-то сумма — девушка объяснила, что это недельный лимит, и она может раз в неделю заказывать на эту сумму какие-нибудь товары, или покопить их и купить что-то дорогое. Откуда этот каталог взялся, а главное за какие заслуги, она не сказала.       Теперь мне было интересно зайти с другой стороны.       — Ну… — девушка воткнула лопатку в землю и встала с колен, стала отряхивать землю. — Ты веришь в проклятия?       — Хм, — я задумчиво потер подбородок. — Не знаю. А тебя что, кто-то проклял?       — Да, — уверенно ответила Калипсо и взяла лейку. — И теперь мне нельзя покидать это место. С другой стороны, когда мне позволили иметь этот каталог, и предоставили новое место, жить стало как-то повеселее. Огигия меня совсем замучила за столько лет.       — А что такое Огигия?       — Остров, на котором я раньше жила, — она стала поливать цветы, внимательно глядя на клумбу. — Он был милый, спору нет, но мне уже порядком надоел. А раз проклятье нельзя было снять, то мой милый друг Талай попросил хотя бы улучшить мои условия, как и обещал.       Талай.       — Я где-то слышал это имя.       — Талай? — удивленно взглянула на меня Калипсо. — Хм… Вряд ли вы знакомы. Хотя ты мне его напоминаешь немного, — она снова заулыбалась и вернулась к цветам. — В любом случае, я ему очень благодарна. Он первый, кто смог хоть как-то изменить мою жизнь к лучшему. Возможно, найдётся однажды герой, который разрушит моё проклятье, — мечтательно вздохнула девушка.       В голове скользнула неприятная, но правдивая мысль — маловероятно, что этим героем был я. Но имя Талай никак не выходило из моей головы. Где же я его слышал?       — Ты была влюблена в того парня, Талая?       — Ох, Перси! — Калипсо покраснела, но потом заулыбалась шире. — Ну… Вполне может быть, — она заправила прядь волос за ушко и вытряхнула последние капли воды на клумбу. — Я собираюсь немного попрясть, пока есть время до заката. Пойдёшь со мной в дом?       Я согласился, и попытался встать с гамака, но он резко наклонился, и я, потеряв равновесие, упал на траву. Как отказалось, трава здесь была настолько мягкой, что я был бы готов падать на неё каждый день, однако Калипсо была явно другого мнения, так что уже взволнованно бежала ко мне.       — О боги Олимпа, что ж ты такой горемыка, — причитала девушка, пока помогала мне подняться с земли.       Боги Олимпа. Всё больше мыслей ворошилось в моей полумертвой памяти, тщетно пытаясь восстановить ещё хоть кусочек из потерянной жизни, но картинка так и не клеилась, рассыпаясь снова на мелкие кусочки. Но я старался сильно по этому поводу не переживать.       — Не знаю, — я виновато улыбнулся ей и предложил ей свой локоть. — Домой?       Девушка посмеялась, но взялась за мой локоть, я взял у Калипсо лейку с лопаткой и маленькими граблями в ней, и мы вместе пошли домой.       Наблюдать за Калипсо, пока она прядет, было очень успокаивающе. Для лучшего обзора я садился за обеденный стол, и был прямо напротив неё, а если мне при этом хотелось подремать, то я поворачивал немного диван и располагался на нем так, чтобы видеть станок и девушку за ним. Сегодня же я был полон сил, а потому, пока девушка собирала нужные нитки в корзинку, выбирал какую-нибудь книгу с полки.       — Интересная у тебя… Литература, — спустя пару минут прокомментировал я, вытащив одну книгу. — «Любовь, каблук и три туза». Что?       — Ох, — отмахнулась Калипсо. — Я покупала их со скуки, из раздела «в добрые руки», ставила на полку и все. По-моему я большую часть даже прочитать не смогла.       — Заметно, — я пролистал книгу. Пожелтевшие страницы кое-где были покрыты кофейными кругами — возможно кто-то очень заботливый ставил на разворот свою чашку — так что в историю с практически благотворительной раздачей книг очень даже верилось. Тем не менее от книги приятно пахло старой бумагой и кофе, так что я решил дать ей шанс.       Присев в обеденной зоне, я неспеша заварил себе кофе из банки, добавил туда растительного молока и присел за стол, раскрыл книгу, тихо хрустнув корешком. Я не стал предлагать какой-нибудь напиток Калипсо — она не любила отвлекаться, пока пряла, но если она решит сделать паузу, то я с удовольствием заварю ей… Хм, наверное, она попросит чёрный крепкий чай с соевым молоком.       — Итак, глава первая, — провозгласил я, и поднял взгляд на Калипсо, поиграл бровями.       — Ты серьёзно решил это прочитать? — засмеялась девушка, выглянув из-за станка.       — Я всегда максимально серьёзен, — кивнул я, разглаживая страницу. — Джуди понимала, что это ошибка. Ещё её матушка учила её, что заработок любой ценой это недостойная цель для благородной леди, хотя она сама не отличалась излишней моралью…       Где-то к середине книги своими пародиями на возможные интонации героев и колкими комментариями происходящего, я довёл Калипсо до истерического хохота. Ей пришлось оставить прядение, и теперь она вытирала слезы платочком, прерываясь на смех. Книга была такая плохая, что я только гадал, как её отдали в печать, но вместе с тем читать эту наивную исповедь то ли проститутки, то ли содержанки, потом переключаясь на мысли со стороны её хахаля, прожженного сексиста, было очень смешно. В наше время такая книжка была бы в пух и прах раздолбана в интернете, однако она такая… Наивно глупая, что ругать её даже жалко немножко.       — И… И… И тогда она потянулась, — я уже начал икать от смеха, но поняв, что мы дошли до эротической сцены, раскололся и в голос расхохотался, захлопывая книгу. — Всё, хватит с меня этого-о-о…       Я поднялся из-за стола, но почувствовал, что ноги были не готовы выдержать мой вес, так что осторожно, чтобы Калипсо не увидела, упёрся ладонями в стол и сел обратно. Та как раз вытирала оставшиеся слезы, так что не заметила ничего.       — Боги, Перси, — она ещё посмеивалась, шмыгая носом. — Я и не думала, что из слов можно собрать что-то настолько странное.       — Как точно сказано, — устало посмеялся я и взял в руки уже остывшие остатки кофе, допил его залпом.       — Ох, — шумно выдохнула Калипсо, кинув взгляд на часы. — Я думаю вечером сделать шарлотку, так что пойду, наберу яблочек. Сделаешь мне…       — Чёрный чай с соевым молоком? — попытался угадать я, и, судя по её улыбке, попал.       — Да. И добавь экстракт ванили. Спасибо, Перси, — она чмокнула губами, посылая мне воздушный поцелуй, и пошла на веранду, пока я смущенно краснел, сидя за столом.       Так, чего я сижу. Надо чай успеть заварить.       Вечер за тёплой шарлоткой с шариком мороженого прошёл крайне приятно. Мы обсуждали сорта яблок, листали каталог, и пытались угадать, какого вкуса каждый конкретный сорт. Потом мы решали, что лучше будет взять в следующий месяц — тостер или вафельницу. Затем девушка выбежала на улицу, зашла в небольшую пристройку, и вскоре вернулась с пыльным граммофоном и пластинками. Протерев с него тщательно пыль, я поправил иголку на ножке и положил в выемку музыкальную пластинку, и стал думать, что теперь делать. Поставив ножку, или как её, почти на самый край пластинки, я стал раскручивать ручку граммофона, и потом отпустил. Ничего не произошло. Я попробовал покрутить в другую сторону, и теперь сработало — иголка заскользила по выемкам в пластинке, и спустя пару секунд шипения, мы услышали музыку.       К этому моменту Калипсо уже разожгла камин, разложила подушки и пледы, и вернулась на кухню за какао, которое приготовила за пару минут до этого. Я взял одну кружку у неё из рук и присел вместе с ней на диван, укрываясь пледом. Мы сидели, сохраняя вежливое расстояние, и вместе любовались пляшущими огоньками в камине.       И, пускай сейчас это было не обязательно, я осторожно взял её за руку.       Моя жизнь похожа на изумительно трогательный фильм, и я не хочу, чтобы это мгновение когда-либо кончалось.

***

      — Перси, как ты себя чувствуешь? — спросила Калипсо, присев на край дивана. Мне уже не обязательно было спать на спине, так что я настоял на том, чтобы я теперь спал на диване, а она — на кровати. Все-таки мне казалось это более честным, это её законная кровать. Хотя, признаюсь, на диване было тоже очень мягко спать, так что какого-то дискомфорта я не почувствовал.       — Нормально, — у меня кружилась голова, но она почти никогда не переставала это делать, так что я уже перестал считать это за недомогание.       — Я хотела сегодня убраться немного в погребе, посмотреть, что из заготовок нужно скорее использовать, а что уже пойдёт в компост. Поможешь мне?       — Конечно, — я улыбнулся, глядя на девушку. — Вообще без проблем.       Я давно предлагал ей свою помощь, чтобы хоть как-то отплатить за её заботу, так что был только рад, когда она наконец придумала хоть какое-нибудь дело для меня. Она выдала мне новую одежду и фартук с тряпкой, чтобы я не так сильно запачкался, и мы отправились в погреб.       Небольшая пристройка с восточной части дома оказалась входом в погреб. На наше счастье туда тоже было проведено электричество от местного генератора, так что пускай и блеклый, но свет там был. Вдоль всех стен стояли стеллажи, высотой под потолок, и все просто ломились от того количества банок, бутылок и коробок, которые сюда определила Калипсо. Неловко улыбнувшись, девушка предложила мне начать с правого стеллажа, а она начнёт с левого, и, мол, мы в итоге встретимся где-нибудь на последней стенке. Одобрив её план, я перехватил спрей для очистки поверхностей покрепче и подошёл к своей цели.       Когда я очищал от пыли стекла банок, то кроме обычных закаток с помидорами или сальсой, я умудрился находить непонятные колонии грибов и плесени, и несколько раз нашёл бутылки, полные какой-то вязкой жидкости, в которой плавали непонятные веточки. Что-то Калипсо просила поставить на место, что-то говорила складывать в корзинку — в нее мы откладывали все, что шло на выброс.       — Зачем тебе столько яблочного повидла? — недоуменно спросил я, очищая уже, наверное, пятисотую банку этого лакомства.       — А, это было на сбыт… Но что-то не пошло. Яблоки-то девать некуда, я одна столько не съем. Даже мы с тобой не съедим, — объясняла Калипсо, забираясь по стремянке к верхней полке. — Думаю, новую партию отдать на Лонг-Айленд, может у них получится сбыть яблоки вместе с их клубникой.       — На Лонг-Айленд выращивают клубнику? — недоуменно переспросил я. — Никогда не видел там клубничных… Полей.       — Там маленькими урожаями продают, прямо в Нью-Йорк и соседние города, — продолжила рассказ Калипсо. — Это небольшая подработка детского лагеря.       «Лагерь на Лонг-Айленд?»       «Надеюсь, сотни на такси хватит»       Я замер, неожиданно вспомнив отрывок из незнакомого мне разговора. Вернее, кажется, этот разговор все-таки когда-то случился, в той самой жизни, которую я забыл. Я пытался зацепиться за это воспоминание и попытаться выудить ещё немного, но все безуспешно. Возможно, я когда-то был в том лагере? Или я просто знал что-то о нем? Но звучало страшно знакомо.       — Понятно, — запоздало пробормотал я, натирая до блеска банку с повидлом. Мимо по стене пробежал паук, но я был так занят своими мыслями, что и внимания не обратил.       — Пока что яблочки совсем молодые, — делилась со мной Калипсо, пока я переставлял лестницу к другой полке. — А вот попозже можно будет собрать новый заказ в «Гермес-экспресс», а заодно передать ящик яблок.       — Звучит как бизнес-модель, — одобрительно покивал я, беря в руки очередную бутылку, предварительно опрыскав её спреем.       — Ну, деньги я оставлю лагерю. Им они нужнее.       — О, так ещё и благотворительность. Тем более здорово, — я потянулся рукой и вслепую протирал пыль на самой верхней полке.       — Да, вроде того. Сейчас в лагере тяжёлые времена, — тяжело вздохнула девушка. — Деток стало гораздо меньше, чем раньше, хотя мы не знаем, с чем это связано.       — Мы? Ты тоже сторонний работник лагеря?       — Я сказала «мы»?       — Ага.       — Прости, оговорилась. Просто обсуждали как-то с директором этот вопрос, — немного помолчав объяснилась Калипсо, и я решил все-таки принять её версию.       — В любом случае, это хорошая затея. Так что там с детьми? — спросил я, но Калипсо решила на этот вопрос не отвечать.       Я вытер последний угол верхней полки и стал вытирать следующую. Опустив взгляд на руки, я увидел, что они были по локоть покрыты кровью, и по полке я размазывал только кровь, и нисколько не делал её чище. Это зрелище показалось мне чересчур шокирующим, и я только и мог, что продолжать тереть тряпкой в одном и том же месте. В носу встал тошнотворный запах крови, отдаваясь солёным привкусом на губах. Я боялся повернуться к Калипсо, чтобы не испугать её таким зрелищем. А вдруг она разозлится, что я запачкал кровью её шкаф? Я заставил себя оторвать руку от несчастной полки и стал осторожно спускаться с лестницы. Может быть, она не заметит, я смогу сполоснуть кровь, и успею вытереть кровь чистой тряпкой, пока она не впиталась в дерево?       Я осторожно развернулся на месте, чтобы глянуть, чем занята Калипсо, но она уже стояла передо мной.       — Перси? — настороженно спросила она.       Наверное, я выглядел сейчас очень глупо — испачкан в неизвестно чьей крови, ошарашенно стою, согнув руки в локтях, чтобы держать их повыше и не запачкать больше ничего.       — Прости… — неловко попросил я, чуть опустив руки.       — За что простить, Перси? — она осторожно коснулась пальцами моей щеки.       — Я тебе тут все напачкал только, — будто как-то контужено пробормотал я.       — Чем? О чём ты говоришь? — она осторожно убрала ладонь от моего лица, и я увидел, что на кончиках её пальцев осталась кровь.       — Вот этим, — я указал на её пальцы, стараясь не коснуться их своими. А то ещё больше запачкаю.              — Перси… Но моя рука чистая, — недоуменно спросила девушка, и я не поверил своим ушам.       — Ты её не видишь? — я протянул ей ладонь, и она обхватила её. Несмотря на то, что кровь скользкая, её пальцы не заскользили по моей коже, а вцепились, будто она была совсем сухой.       — Кого её?       Я стал тяжело дышать, чувствуя, как тошнотворный запах крови смешивался с запахом пыли и цветов.       — Кровь, — растерянно пробормотал я, неожиданно пошатнувшись.       — Перси! — Калипсо обхватила моё лицо руками и притянула к себе, и я от неожиданности чуть не свалился на неё. — Перси, ты меня слышишь? Пожалуйста, только слушай мой голос и не вырубайся, ладно? — она взяла меня за обе руки. На несколько секунд в погребе воцарилась могильная тишина.       Показалось, что кто-то со всей дури стучится в дверь погреба. Кто-то стенал проклятия. Оглушительный хлопок. Вновь тишина. Липкая, как кровь, струившаяся по моим пальцам.       — Кровь так кровь, ничего страшного, пойдём в купальню? М? Идём, — она потянула меня к выходу из погреба. Я сопротивлялся, испугавшись, что стучавший всё ещё был там, но тело так сильно ослабло, что я мог лишь безвольно плестись вслед за девушкой.       За дверью никого не было.       Голова безумно кружилась, колени подгибались, но я старался по минимуму запинаться, пока поднимался по лестнице на поверхность.       Не помню, как мы дошли до купальни. Она была с другой стороны от дома, и туда был проведён даже какой-никакой водопровод, принцип работы которого я все ещё не понимал, но сейчас мне точно было не до этого. Я запнулся ещё на пороге пристройки, и начал падать, так что Калипсо как могла прижала меня к стене, и затем, обхватив за талию, помогла дойти до ванны. Я уселся на пол рядом с ней, рефлекторно обнимая колени. Не знаю, откуда в моем арсенале такое движение.       Кажется, у моего мозга есть какая-то серьёзная травма. И то, что я не помню события, с ней связанные, не освобождает меня от её последствий, видимо.       Девушка набрала тазик воды и поставила рядом со мной. Окунув полотенце в тёплую воду, она присела напротив меня и стала вытирать мои руки, несмотря даже на то, что этой крови с её перспективы не существовало вовсе.       Но кровь смывалась. Сначала грязными разводами размазалась по коже, а затем совсем пропала. Угнетающее чувство в груди стало постепенно угасать, и я смог уже адекватно взглянуть на Калипсо.       Увидев в моих глазах осознанность, девушка облегчённо выдохнула и закинула мокрое полотенце на бортик деревянной ванны, и затем крепко обняла меня. Я пару секунд потупил, но потом обнял её в ответ. Она поглаживала меня по волосам, и я слышал, как часто бьётся её сердце.       — Всё хорошо… Видишь, все в порядке, — она выпустила меня из объятий и взглянула мне в глаза. — Да?       — Угу, — я улыбнулся девушке и с её помощью встал с пола. Мышцы тянуло так, будто я пробежал десяти километровый марафон, голова болела, но я по крайней мере уже понимал, что кровь мне только показалась.       — Пойдём. Хватит на сегодня уборки, — она мягко улыбалась, будто ничего особенного не случилось, хотя во взгляде читалось беспокойство.       Я чувствовал, что мне жизненно необходимо знать, что со мной такого случилось. Что с моей мамой, как я докатился до огнестрельного ранения, и во что превратилась моя жизнь, кажущаяся сейчас такой мирной и спокойной. Глядя на себя в зеркало я мог предположить, что последние мои воспоминания датируются… Ну, может, четырьмя годами ранее? Тогда что происходило в эти четыре года? И четыре ли? Я с тревогой оглядывался на свою жизнь, и было у меня по поводу этих воспоминаний очень, очень дурное предчувствие. Но ведь именно то, что мы пережили, формирует нас как личностей. Как я могу быть самим собой, если я не помню половину из того, что со мной случилось? Может, я совершенно другой человек, не тот, которого изображаю из себя сейчас?       Если так, то выходит, что я нагло вру Калипсо, даже не подозревая об этом.       Тем временем Калипсо привела меня к кровати, и я очнулся от своих размышлений.       — Эй, нет-нет, мы же договаривались, я не тут сплю, — начал сопротивляться я, и попытался встать, но девушка взяла меня за плечи и уложила на кровать.       — Помолчи лучше, — она взбила подушку и устроила меня поудобнее. Если бы не слабость, я бы тут же подскочил с матраса, но казалось, что я даже пальцем пошевелить не могу. Как я вообще дошёл до кровати на своих двоих?       Она положила ладонь мне на лоб и встревоженно поджала губы.       — Сейчас… Я посмотрю, что можно тебе дать, — пробормотала девушка и ушла в кухонную зону.       Вскоре она вернулась с чашкой, полной какой-то дымящейся жидкости, и я отпил несколько глотков. Сладковато-терпкий привкус въелся в глотку, и я невольно поморщился.       — Тише, нужно выпить… Давай ещё хоть глоточек и я отстану, — приговаривала Калипсо, и я заставил себя проглотить ещё.       Боги, меня сейчас вырвет. Благо, девушка сразу убрала чашку в сторону и укрыла меня одеялом. Меня морозило, но одеяло мне пока что никак не помогало. Калипсо взяла с полки какую-то книгу и залезла на кровать, осторожно подвинув меня ближе к стенке.       — Тебе нужно поспать. А я пока что тебе почитаю, — она мягко улыбнулась и погладила меня по волосам.       Я повернулся на бок, задремывая под ласковые поглаживания и спокойный голос Калипсо. С другой стороны, на кой черт мне сдалась та, плохая и забытая жизнь, если сейчас у меня есть все, о чем только можно мечтать — тепло, забота и ласка. К тому же тут я могу быть полезным в ответ, осталось только полностью выздороветь. А я уверен, до этого уже рукой подать.       Да. Не стоит возвращаться к прошлому. Наверное.

***

      Проснувшись ближе к вечеру, я понял, что Калипсо в доме нет.       Сегодня я весь день чувствовал себя ужасно усталым. Утром попытался помочь Калипсо в саду, по крайней мере поднося лейку со свежей водой, или притаскивая мешки со свежим удобрением и землёй, но очень скоро у меня началась отдышка и слабость. Пару часов у меня вышло скрывать своё состояние от Калипсо, улыбаясь и отпуская какие-то забавные шуточки, но от усталости вскоре стал заплетаться язык, и я невольно присаживался где-нибудь в любую свободную секунду, и она поняла, что что-то не в порядке. Пощупав мои руки и измерив пульс, она коротко резюмировала, что у меня скорее всего снова упало давление. Девушка отправила меня домой, съесть один гранат и если захочу, выпить кофе, а затем постараться отдохнуть. Все пункты я выполнил, а вот стоило мне прилечь на диван, и меня моментально вырубило.       А теперь Калипсо куда-то делась. Думаю, она копается напоследок в огороде, что был за домом. Может, собирает морковку с картошкой на ужин. С трудом встав с дивана, я потянулся, и неожиданно почувствовал острую боль в животе.       Моя рана не болела уже как неделю точно. А тут вдруг решила поболеть? Я подошёл к ростовому зеркалу в углу хижины и задрал свою льняную рубашку, которую мне сшила Калипсо, и увидел, что из подзажившего рубца снова сочится кровь. Устало простонав, я повернулся к зеркалу полубоком, чтобы заглянуть за спину и посмотреть, как рана выглядит с этой стороны.       Что же, по крайней мере теперь я понимал, почему болело больше со спины. С той стороны шрам выглядел абсолютно безобразно — кожу будто разорвало лучами во все стороны, и заживала рана не равномерно, где-то взявшись бугристыми рубцами, а где-то став незаметной. Из плюсов было только то, что с этой стороны кровь не шла, значит, разошлось не все сквозное отверстие, а только повредилась корочка у входа. Я отошёл к комоду, все так же задрав рубашку, чтобы не испачкать её, и достал оттуда антисептик, ватку и пластырь. Промочив ватку, я продезинфицировал рану, попытался остановить кровь, и залепил её большим пластырем.       Да уж, вот это я медбрат. Мастер на все руки.       Разочарованно вздохнув, я вытер остатки крови с живота и отпустил рубашку. Нужно найти Калипсо и помочь ей с огородом, полагаю, или может она в саду яблоки собирает… Короче, надо отыскать её, а там уже разберёмся.       Впрочем, поиски были завершены не начавшись — тихонько выглянув из-за входной двери, я увидел, что Калипсо была на веранде, сидела на ступеньках, уткнувшись лицом в колени и обнимая ноги. Её каштановые волосы разметались по спине, и ветер иногда подхватывал тонкие прядки, играясь с ними. Я замер в дверях, пытаясь понять, что случилось, и увидел, что её плечи иногда подрагивают.       — Никогда такого не было, — жалобно пролепетала девушка. — Никогда.       Я осторожно сел рядом с ней на ступеньку и положил ладонь на спину.       — О чем ты?       Девушка сначала вздрогнула, но затем подняла голову с колен и стала вытирать мокрые щеки тыльной стороной ладони, шмыгая носом.       — Я же все сделала, — даже немного заикаясь продолжила Калипсо. — Почему ты продолжаешь умирать?       Я замер, неловко отведя взгляд в сторону. Как я могу её утешить, если я и являюсь причиной её слез? Это было очень странное ощущение, к тому же не скажу, что чувствовал ужасное недомогание, даже наоборот — я был настроен как можно быстрее выздороветь. Ну усталость, отдышка, да с кем такого не бывает? На душе было так спокойно, что создавалось ощущение, что мне все по плечу. Однако Калипсо могла знать о моем состоянии больше, чем я, и её тревога стала понемногу передаваться мне.       И рана ведь снова открылась. Усталость стала в разы сильнее.       — Почему я не могу тебе помочь, — она опустила голову, и по щекам снова потекли слезы. — Почему так? Почему ты умираешь на моих руках, что мне сделать, чтобы тебе стало лучше? — она повернулась ко мне и взяла меня за руки.       — Эм… Ну… Я вроде чувствую себя нормально, — пробормотал я, неловко улыбнувшись.       — Ты только из постели, — покачала головой Калипсо. — И у тебя ледяные руки. И ты дошёл до меня, и я слышу, что у тебя уже отдышка.       Я хотел возразить, но и сам чувствовал тяжесть в груди, и вдохи уже не давались мне так легко. Не услышав опровержения своим словам, девушка вздрогнула и снова расплакалась, уткнувшись в ладони. В груди нарастала паника от того, что моя подруга находится на грани отчаяния, причиной которого стал я сам.       — Хэй… Ну мне же стало лучше, верно? Может, это временное ухудшение, и скоро я снова пойду на поправку? — я похлопал её по спине. — Ну… Калипсо, — я чувствовал себя абсолютно бесполезным увальнем. Хотя, кажется, мои слова слегка на неё подействовали.       — Ну… Может быть, но… — она вытерла глаза ребром ладони. — Но я могу не суметь стабилизировать твоё состояние вовремя… И на большую часть моих методов твой организм реагирует негативно, — последнее Калипсо уже устало пробормотала, а потом убрала прядь волос за ухо.       — Я верю в тебя, — я осторожно приобнял девушку за плечи и улыбнулся ей. — А я постараюсь выкарабкаться.       Калипсо помолчала, но потом издала пару слабых смешков, взглянув мне в глаза.       — Я прямым текстом говорю тебе, что ты умираешь, а ты продолжаешь утешать меня.       — Есть у меня ощущение, что я частенько бывал на грани, — я пожал плечами. — Конечно, мне слегка… Мм, неуютно, от осознания, что все может быть хуже, чем я ощущаю, но ты делаешь все, что можешь.       Калипсо отвела взгляд и теперь смотрела на чёрные верхушки сосен, опечаленно нахмурившись.       — Не всё.       Я неуверенно приподнял бровь, но решил просто дождаться, когда она продолжит.       — Думаю, что-нибудь может помочь тебе во внешнем мире, — еле слышно произнесла Калипсо. — Но если ты выйдешь во внешний мир, то тогда ты покинешь это место навеки.       Это казалось сущим бредом — неужели у этого домика нет совершенно никакой метки на гугл-картах, ну, или хотя бы примерного расположения. Хотя здесь все было так загадочно, что я был готов поверить во что угодно.       — И если ты покинешь мой дом, — продолжила Калипсо, сминая пальцами подол платья. — Я уже никак не смогу тебе помочь. Вдруг ты вообще ещё жив только потому, что остаёшься здесь? А за пределами поляны ты ослабнешь и не доберёшься до помощи, — её глаза стали вновь наполняться слезами. — Но я не смогу тебя удерживать при себе, зная, что кто-то другой может тебя спасти… — она закрыла лицо ладонью и тяжело вздохнула.       У меня создавалось ощущение, что как только я покину поляну, то может случиться что-то пострашнее. Скорее всего я вспомню все, что случилось со мной до попадания сюда. И есть у меня стойкое ощущение, что мне очень не понравится то, что я вспомню. Мои жизненные выборы привели меня к тяжёлой огнестрельной ране, и вряд ли моя жизнь была радостной и счастливой. Возможно, смерть в доме Калипсо — самое гуманное, что может предложить мне судьба. Боль, короткое мгновение счастья и забвения, и смерть.       А вдруг нет? И если я рискну, и пускай снова получу болезненные воспоминания, но попытаюсь получить помощь, поправлюсь, и получу шанс выжить и зубами выгрызть счастливую жизнь? Да и к тому же, могу ли я сейчас считать себя собой, если большую часть себя я просто я не помню? Кто я вообще такой-то? Я невольно задумался о том, какой моя жизнь могла быть до Калипсо и после самых свежих воспоминаний с родителями.       У меня были друзья? Возможно, мама все ещё ждёт меня дома, просто я случайно потерял большой кусок своей памяти, вот и не помню этого? Может, я получил огнестрельное ранение случайно — заплутал не в тот район, или перешёл дорогу какому-нибудь богатому ублюдку.       По мне почти моментально ударила головная боль, и я догадался, что, возможно, подобрался слишком близко к правде. Но мысли мгновенно разбежались, и я снова оказался посреди чистого листа.       Итак, что мы имеем в сухом остатке. По какой-то причине если я покину эту поляну, то уже не смогу вернуться, и потеряю Калипсо навсегда. Если я останусь здесь, то скорее всего никогда не вспомню, какой именно была моя жизнь, и возможно умру в ближайшие пару… Месяцев? Надеюсь, я даю не слишком оптимистичные прогнозы. Однако при этом я проведу остаток своих дней с девушкой, которая мне очень нравится, и, думаю, это взаимно. Ко мне не вернутся травматические воспоминания, и я умру в спокойствии, и даже возможно безболезненно.       Отчего-то мне показалось это неплохим вариантом.       Но если смотреть на ситуацию трезво, то возникали снова проблемы. Ну вот я умру, а что Калипсо делать с моим телом? Тащить его куда-то самой? Или я своим спокойствием в итоге заставлю эту хрупкую девочку копать яму в два метра в состоянии тяжёлого горя, чтобы меня же и похоронить? С этой точки зрения я становился полным мудаком.       Стоило мне только подумать о подобном исходе, так сцена с плачущей Калипсо с лопатой наперевес не выходила из моей головы. Если она так горюет сейчас, когда я в целом чувствую себя достаточно стабильно, то умерев на её руках я просто разобью ей сердце.       Если же я покину поляну, то больше никогда не увижу её — Калипсо ясно дала понять, что от её желания тут ничего не зависит. Скорее всего на меня обрушатся мои собственные ужасные воспоминания, и кто знает, какими они будут, но нужно быть готовым к наихудшему. Возможно физически я тоже ослабну, и мне нужно будет быстро сориентироваться на местности, и найти больницу как можно быстрее. Хорошо, если я не потеряю сознание, и если у меня не раскроется рана.       И так и так плохо получается. Нет такого решения, которое бы не ранило Калипсо, при условии, что её лечение мне не помогает, или оказывает временный эффект.       — У тебя есть ещё какие-то варианты лечения? — негромко спросил я.       Закатное солнце едва различимо касалось верхушек сосен. Воздух был свеж, а ветерок доносил до нас аромат спелых яблок из сада. Где-то щебетали птицы.       Густую лесополосу разрезала лента неширокой песчаной дорожки. Был готов поклясться, что раньше её там не было, но, кажется, Калипсо это нисколько не смущало.       — Нет, — Калипсо немного успокоилась в моих объятиях, но стоило мне снова заговорить, как в уголках её глаз выступили слезы. — Я все перепробовала.       — Давай тогда… — я задумчиво опустил взгляд. — Вернёмся к тому, что помогло мне в первый раз… И дадим мне недельку-полторы, а потом будем что-то решать. Договорились? — я мягко улыбнулся и уткнулся губами ей в макушку.       Калипсо какое-то время подумала, но потом все-таки покивала.       — Пойдём, — я погладил её по волосам, осторожно обнимая. — Умоешься и ляжем спать. У тебя все личико зареванное.       — Ох, представляю, — пробормотала девушка, устало потирая щеку.       — Всё, не растирай, пойдём, — я встал со ступеньки и спустился с крыльца, протянул ей руку и широко улыбнулся.       Девушка пускай и слабо, но улыбнулась мне в ответ, и тоже встала, взялась за мою ладонь, и я отвел её в купальню умыться. Затем, пускай я слегка и смущался, лёг рядом с ней в кровать и читал книгу вслух, пока она не задремала, а потом и сам уснул, не дочитав главу. Ночной ветерок изредка слегка ерошил мои волосы, но сквозь сон я практически этого не чувствовал, а тонкий аромат волос Калипсо убаюкивал лучше любого какао.       Я не стал говорить ей о дороге. Я и так чувствовал, что она ведет меня домой. Каким бы мерзким он ни был.

***

      Мы крайне внимательно следили за моим состоянием.       От работы в саду и огороде я был жёстко отстранён, представ перед угрозой получить граблями по голове, если сейчас же не поставлю корзину яблок обратно на землю. Однако просто так сидеть без дела целыми днями было невыносимо, так что Калипсо дала мне готовить еду и мыть посуду, что как-никак занимало меня на какое-то время. Между поварскими экспериментами я частенько выходил на улицу, чтобы подышать свежим воздухом и понаблюдать за девушкой.       Сегодня я приготовил нехитрое овощное жаркое, оставил его остывать на плите, а сам вышел в сад. Погодка была отличная — кучерявые облака лениво плыли по небу, будто большие барашки на лугу, воздух как всегда был свеж и сладок. Я невольно заулыбался и осмотрелся по сторонам. Калипсо сидела в тени деревьев в небольшом садовом кресле и листала книгу по медицине, которую получила в прошлой посылке. Время от времени она морщила при прочтении носик, или беззвучно шевелила губами, будто зачитывая какой-то отрывок вслух. Свет проникал сквозь листву молоденьких яблонь и солнечными зайчиками прыгал по её распущенным волосам.       Тяжело вздохнув, я спустился с крыльца и пошёл к ней.       Калипсо не сразу меня заметила. Она оторвалась от чтения только когда я осторожно коснулся её плеча. Девушка встрепенулась, но, увидев меня, снова расслабилась.       — Привет, как ты себя чувствуешь? — она взяла меня за руку и закрыла книгу, но я успел прочесть название главы — сердечно-сосудистые заболевания.       — Нашла что-нибудь? — я провел пальцами по обложке книги, и девушка задумчиво вздохнула.       — С тобой можно стать кардиологом в кратчайшие сроки.       — Есть такое, — я улыбнулся и потянул её за руку. — Пойдём.       — Куда это? — девушка посмеялась, но все-таки встала с места и положила книгу на кресло.       — В гамак, — перехватив её ладонь получше, я повел её к своему любимому месту в саду. Если меня сегодня ждут плохие новости, то я бы хотел встретить их именно там.       Все-таки как раз прошло где-то полторы недели с тех пор, как мы говорили о моем состоянии в прошлый раз. И скорее всего нужно делать какие-то выводы, но они не будут очень радостные.       Все было правда неплохо, и я очень много отдыхал, ел фрукты и все в таком роде. И чувствовал себя даже нормально, но вчера я ни с того ни с сего упал в обморок. Вообще без каких-либо предпосылок — мыл себе спокойно посуду, а потом понял, что руки стали слабеть. Я бы не успел добраться до кровати, так что ухватился за стул и кое-как сел, навалился локтями на стол, и в тот же момент меня вырубило.       Калипсо не знала об этом инциденте. Я пришёл в себя довольно быстро, но слабость и дрожь в руках сохранялась до самого вечера, так что она все равно видела, что мне не очень хорошо. К тому же я сам обрабатывал свою рану, и старался не обращать внимание на то, что каждый раз у меня уходит по несколько салфеток, чтобы остановить кровотечение и смыть то, что уже вытекло. Я не хотел пугать Калипсо больше, чем она уже была напугана… Да и мне хотелось подольше с ней побыть.       Несмотря на то, что мы договорились решить этот вопрос позже, я видел, что Калипсо готовится меня отпустить, и я совру, если тоже не готовился уйти. Ну, морально, по крайней мере. Да, эта девушка мне безумно нравится, и далеко не только внешне, но я не могу быть до конца искренним с ней, не зная доподлинно кто я такой. Все равно оставалось ощущение, что жизнь, которую я проживаю здесь — не моя. Да, она мне по душе, но я будто… Краду её у кого-то другого? Моя судьба должна была быть другой, я отчётливо чувствовал это, но сказать об этом прямо было… Сложно.       Я сел на гамак и раскрыл его пошире, чтобы Калипсо могла тоже удобно на него залезть. Потом я смог оттолкнуться и лечь, то же самое сделала и Калипсо, так что теперь мы лежали бок о бок в гамаке и медленно покачивались. Зелёные листочки яблони радовали глаз. Спустя несколько секунд тишины, я взял девушку за руку и полуприкрыл глаза.       — Переливание, — вдруг сказала девушка.       — Что?       — Переливание крови. Оно может спасти тебе жизнь. Но в наших условиях я ни за что не смогу такое проделать, — обреченно пояснила Калипсо, поглаживая меня по груди.       — Что же... ясно, — тормознуто ответил я, медленно проводя пальцами по её спине. Переливание крови, значит. Такой простой ответ — всего два слова, одна процедура, но он ставил нас перед таким тяжелым выбором, что я никак не мог набраться смелости продолжить разговор.       — Перси… — позвала Калипсо.       — Мм?       — Как давно у тебя открылась рана? — хоть девушка и спрашивала без малейшей злости в голосе, я слышал, насколько расстроена она была. Как Калипсо узнала, что у меня открылось кровотечение?       — Мм? О чем-       — Я видела салфетки в урне, Перси, и не раз. И последнее время они чуть ли ни насквозь пропитаны кровью, — печальным голосом разоблачила меня Калипсо. — Хотя швы не воспаленные, — она осторожно коснулась кончиками пальцев моего живота, и даже такое нежное касание сквозь ткань отозвалось болезненным уколом в ране.       — Я… — врать было бесполезно. Она уже знала все, и лишь хотела уточнить, как долго я скрывал это от неё.       Чтобы понять, сколько мне осталось.       — Больше четырёх дней? — девушка коснулась пальцем моего подбородка. — Хотя бы примерно.       — Мм… Думаю… Нет, — дни будто слиплись в один огромный ком, и было практически невозможно вспомнить, где кончался один день, и начинался другой. Но, вроде, рана не так давно стала кровоточить…       Нет. Чёртов лгун. Впервые рана раскрылась именно в тот вечер, когда мы с Калипсо условились подождать, подействует ли на меня лечение. Я тяжело вздохнул и прикрыл глаза. Столько сил потрачено впустую.       — Давно на самом деле, — с осторожностью добавил я. — Неделя?       — Боги, Перси! — Калипсо ахнула и резко села в гамаке, чуть не уронив нас на землю. — Неделю?!       — Не каждый день, — постарался успокоить её я, но, кажется, мои слова теперь были детским лепетом.       Её глаза моментально наполнились влагой, но она не давала себе заплакать. Упрямо поджав губы, Калипсо смотрела перед собой, будто разглядывая каждую прожилку на молодых стволах садовых яблонь. Конечно, я знал, что девушка смотрела в никуда.       Туда, куда, судя по всему, неизбежно катилась моя жизнь.       На несколько минут воцарилась абсолютная тишина. Птицы умолкли в ветвях, полные повседневных забот шмели куда-то подевались, и, кажется, даже листья замерли в ожидании. Правда, я не мог до конца понять, чего именно мы ждали. Наверное, вердикта.       — Мне лучше будет уйти, — я нашел в себе смелость озвучить это самому, и по щеке Калипсо пробежала слеза.       — Да, — с трудом выдавила из себя девушка. — И найти помощь.       — Я могу не дойти, — вкрадчиво произнёс я, и Калипсо, кажется, была готова меня ударить, так что я поскорее продолжил. — Так что мне нужно будет взять какие-нибудь припасы и отдохнуть напоследок.       Девушка разжала кулак и слегка ссутулилась. Посидев так немного, она осторожно легла обратно в гамак, и я мог видеть, как мелко подрагивают её ноздри, но больше ни одной слезы не пробежало по её скулам.       — Да. Я сделаю все, чтобы… У тебя было больше шансов, — она перехватила мою ладонь и крепко сжала.       — Я… По крайней мере я вспомню, кем я был, — спустя ещё пару минут отметил я.       — Это так важно? — в голосе девушки на мгновение проскользнуло раздражение, и я понимал, к чему это было.       Она прекрасно понимала, что я вряд ли какой-то супер-благородный герой, попавший под шальную пулю классического злодея. Скорее всего в случае со мной все это было слегка сложнее, чем схема хороший-злой. Возможно, там было что-то из разряда подлый-ведомый, или дьявол-грешник. Но единственное, что я мог сказать наверняка — ту ситуацию можно было рассматривать как конфликт сильный-слабый, и навряд ли я представлял первую сторону.       Кто-то из прошлой жизни воспитал во мне тягу к излишне метафорическому самоанализу. Однажды это меня погубит.       — Конечно важно, — наконец соизволил ответить я. — Вдруг я насильник и убийца, просто забыл?       Калипсо лишь улыбнулась. Она задумчиво рассматривала затянувшийся шрам на моей шее.       — И ты в это веришь? — девушка улыбнулась шире. — Что ты кошмарный монстр?       — Я не могу с полной уверенностью утверждать обратного, — объяснил я, но её это, кажется, не сильно впечатлило.       — Когда я только принесла тебя в дом, то ты, лёжа в бреду, бормотал мольбы о пощаде. Чтобы… Кто-то что-то прекратил. Как-то не по-злодейски звучит.       — Но и не-сильно по-геройски, — мне не удалось скрыть разочарования в голосе, и Калипсо тихо посмеялась.       — Даже герои просят пощады, особенно у своих же демонов, — она убрала волосы с моего лба и внимательно взглянула мне в глаза. — Ты готов встретится с ними наяву? Вновь вернуться в мир, что так жестоко обидел тебя однажды, но, пожалуй, единственное место, где ты ещё можешь надеяться на спасение?       Я молчал.       — Ты готов дать тому миру ещё один шанс? — кажется, собственное несчастье внезапно перестало её волновать. Если я уйду, то она вновь останется в полном одиночестве. В голову пришли мысли о похоронах, и я вспомнил собственные тревоги. Перед глазами предстала уже совсем другая Калипсо — она крепко держала лопату, выкапывая мне могилу, и, не проронив ни одной слезы, упрямо поджимала губы.       Оставшись с ней я доставлю ей больше боли, чем все, кто когда-либо её покидал.       — Да, — я смотрел в её полные беспокойства и нежности глаза, и невольно заулыбался. — Моя отважная.       Она на пару секунд застыла в недоумении. Затем, расплывшись в задорной улыбке, наклонилась и поцеловала меня в губы.       Нет, это не был робкий и осторожный поцелуй. Калипсо целовала меня, будто пытаясь передать мне хоть крупицу всех бушующих в ней чувств, сомнений и противоречий. Изредка она отрывалась от моих губ, будто бы проверяя, жив ли я, но неизменно притягивала меня к себе для нового поцелуя. Пальцами она сначала крепко стиснула мою рубашку, но затем расслабила одну ладонь и положила мне на щеку. Я крепко держал её за талию, не позволяя нам упасть с гамака, и слегка робко отвечал на свой первый в жизни поцелуй.       Соберись Джексон, она целует тебя, а ты лежишь, как тряпка половая. Выходит как-то несправедливо, что лишь она делится своими чувствами.       Мне тоже было что рассказать ей, пусть и не таким привычным способом. С тяжелым вздохом я собрал всё своё мужество и крепко поцеловал Калипсо в губы, стараясь вложить в это всю свою горечь, благодарность, и любовь.       Да. Я люблю тебя, Калипсо. Но я не твой герой, и мне никогда им не стать.