Трудный подросток

      Горячий чай медленно прогревал мои обледеневшие пальцы. Очередная бессонная ночь проходила как всегда чудесно. Свет уличных фонарей беспрепятственно проникал в кухню, напольная плитка красиво подсвечивалась им в полумраке. Из открытого окна дул лёгкий ветерок, изредка задевая бамбуковую конструкцию, подвешенную к гардине. Раскачиваясь, полые внутри палочки стукались друг о друга, издавая звонкие… Щелчки? Постукивания?       Я придвинул к себе листок с недописанным сочинением и снова открыл книгу, вспомнив ещё подходящую под тему цитату. Своё итоговое сочинение я сдал на проверку миссис Чен ещё вчера, это же я писал… Просто так. Чтобы забить чем-нибудь голову и дожить до рассвета, когда можно будет с чистой совестью пойти на пробежку и продолжить делать вид, что всё осталось как прежде.       Но ничего не было как прежде, даже если я продолжал это отрицать.       С премьеры прошло уже, вроде как, полторы недели. Близился конец учебного года. Все мои одноклассники были заняты повседневными учебными хлопотами — доносили какие-то проекты на проверку, договаривались о практических заданиях на лето, чтобы заработать за месяцы отдыха пару лишних оценок в грядущий табель, кто-то записывался в волонтёрские программы.       Отложенная в дальний угол рабочего стола домашка по математике, казалось, осуждающе смотрит на меня даже сейчас, сквозь пол и несколько стен, разделяющих мою комнату и кухню. Жан-Поль последние дни весьма разочарованно провожал меня взглядом, пока я устраивался щекой на плече своего соседа и позволял себе погрузиться в дрёму сразу после объяснения учителем новой темы.       Всё стало как прежде. Вот только это «прежде» было образца годичной давности, когда единственным местом, где я мог сомкнуть веки и подремать, была школа. Это «прежде» — вернувшаяся в мою жизнь тревога, граничащая с состоянием исступляющей паники без видимых причин. Стоило мне захотеть поговорить о своих проблемах с кем-нибудь, например, с Чарли, как мой язык намертво присыхал к нёбу, и мне ничего не оставалось, кроме как криво улыбнуться и буркнуть что-то о резко появившихся неотложных делах.       Форд МакКейси совсем-совсем скоро выйдет из тюрьмы. Я только недавно задумался о том, куда хотел бы поступать после школы, либо хотя бы пытался прикинуть направление, как мне прямым текстом заявляют, что я впрочем-то могу больше голову самому себе не морочить — где-то около моего шестнадцатилетия моя жизнь и кончится.       В мечтах и стремлениях не осталось смысла, и голову с удовольствием заполнили мои прежние мысли и страхи, приведя с собой новых друзей.       Ведь в следующий раз Форд может навредить не только мне, но и людям, которых я люблю. Моим маленьким сестрам, моим братьям, опекунам. Кларисса, скорее всего, будет в отъезде, так что за неё я особенно не волновался.       Сегодняшняя ночь была не по-весеннему холодна. Впрочем, может быть, моё тело меня обманывает.       Мучительно долго вспоминая, как пишется слово «экспроприированный», я пришёл к выводу, что его использование в сочинении о художественном произведении просто-напросто нецелесообразно. Вот так всю жизнь, долго паришься над чем-то, что и времени-то твоего не стоит в итоге.       — Перси?       Я поднял голову, медленно выводя последние буквы вылетающего из мыслей слова, и повернулся на звук. В дверях кухни стояла Дафна — она выглядела усталой и замученной. Впрочем, что не удивительно — в прошлый вторник, если мне не изменяет память, она упала на тренировке и сильно поранилась, и теперь отдыхала на больничном. Раньше сестра бы обрадовалась неожиданно увеличившимся каникулам, но она была девочкой вздорной и активной, а из-за травмы она только и могла медленно хромать из одной комнаты в другую, недовольно бурча себе под нос наивные ругательства из мультиков. Наверное, у меня будет инфаркт, когда я услышу от неё её первое «блять».       — Да, крошка? — я слабо улыбнулся сестре и протянул к ней руки. Пару раз за прошлую неделю я втихаря прогуливал школу, и, так как Дафна оставалась дома, успели договориться о том, что она меня не сдаёт. В обмен я выслушивал все её фантастические истории и помогал с домашними делами. Затем, когда мама приезжала с работы — на несколько часов раньше, чтобы надолго не оставлять дочь одну, — сестра отвлекала её, пока я по-тихому сваливал из дома через заднюю дверь, чтобы, догуляв пару недостающих часов, забрать Лейси из школы и на голубом глазу вернуться обратно с видом прилежного ученика.       Короче, мы заметно сдружились, пускай это и было-то пару раз. Может больше. Возможно вообще прошло гораздо больше времени, чем я думаю — я перестал смотреть на календарь, и только и знал, что скоро-скоро конец года. А когда именно — я понятия не имею.       — Ты чего не спишь? — спросила сестра, крепко обняв меня и усаживаясь рядом. — Не ври, что учишься.       — Ну вообще-то пишу дополнительный проект по литературе, — почти не соврал я, и улыбнулся девочке. — А ты чего? Совсем нога разболелась?       — Угу, — буркнула Дафна, потирая больное колено.       — Поэтому ты решила спуститься по лестнице и дойти аж до кухни? — я подмигнул ей, но девочка все равно шлёпнула меня по плечу.       — Тебя в комнате не оказалось, и я пошла тебя искать, — объяснила она, только больше меня удивив.       — Ты была в моей комнате? — я немного растерянно улыбнулся сестре и приобнял её за плечи. — Что-то случилось, малыш?       Недолго помолчав, девочка издала пару жалобных всхлипов, и, спустя несколько мгновений, расплакалась, утыкаясь носом мне в плечо.       — Мне… Мне снова приснилась бабулечка… — пробормотала девочка, крепко схватившись за мою кофту. — Она… Ей… Она сказала, что ей было очень одиноко, когда меня забрали, и-и…       Я крепко обнял сестру, усаживая её себе на колени и прижимая к груди. Я только краем уха слышал о том, что девочка жила со своими дедушкой и бабушкой, до того, как их признали недееспособными, и они лишились прав на её опекунство. Насколько я знаю, Силена каждые выходные возила Лейси в дом престарелых, где содержали её родных, пока те были живы.       Но это, к сожалению, не продолжалось очень долго.       — Я должна была быть с ними, — плакала Дафна, уткнувшись мне в плечо. — Я… Они не имели права меня отбирать… Эти… Тёти из органов…       Я прижался щекой к макушке сестры, осторожно поглаживая её по спине, и та сорвалась в бессвязные рыдания. Моё сердце сжималось от тоски и сочувствия, и, может, я бы даже прослезился, если бы был в состоянии проникнуться горем сестры до конца. Однако её слёзы и жалобные всхлипы вытеснили из моей головы горестные и тяжёлые мысли, терзавшие меня до появления Дафны на кухне.       — Ты провела с ними столько времени, сколько могла, — постарался утешить её я, мягко поглаживая по волосам. — В любом случае они навсегда останутся твоими бабушкой и дедушкой, а ты — их любимой внучкой.       — Я бы хотела быть с ними тогда, — всхлипывала Дафна, повернув голову и тяжело дыша из-за заложенного носа. — Даже когда бабуля меня уже не узнавала.       Я тяжело вздохнул, глянув в заплаканное лицо девочки. Конечно, для ребёнка, да и для любого человека, тяжело видеть, что горячо любимый ими человек их уже не узнаёт и не признаёт их, несмотря на годы, прожитые рука об руку. Мне сложно понять её боль — мои бабушка с дедушкой погибли в авиакатастрофе ещё задолго до моего рождения, а второй дедушка, мамин дядя, растивший её несколько лет после катастрофы, заболел раком прямо перед её поступлением в колледж, и, спустя некоторое время, трагически скончался, так что с ним я также был не знаком. Но, думаю, если бы моя родная мать, глядя мне в глаза, не узнавала меня, это было бы весьма болезненно.       — Иногда… Мозг человека ломается, — неловко протянул я. — Иногда это необратимый процесс.       — Мама также мне сказала тогда, — пробормотала Дафна, вытирая нос рукавом. — А вдруг… наша мама нас однажды точно также забудет?       Я разглядывал полные слёз глаза сестры, и не мог заставить себя соврать ей что-нибудь из серии «ну она ещё молода, да и вряд ли такое, котик, случится, и точно не в ближайшее время», ведь я прекрасно понимал, что этот ответ её не устроит.       — Если… Наша мама и папа забудут нас… В силу… возраста, или… чего-то ещё, — я поправил сестру на своём колене и погладил её по плечу. — То у тебя всегда будем мы. И мы будем помнить их, и любить. И будем помнить и любить тебя. Вместе, думаю, мы справимся, если такое вдруг случится.       — Моя бабушка умерла, забыв, что я была у неё? Она забыла, что она любила меня? А что я любила её, она тоже забыла?       — Я… Не знаю, малышка, — растерянно пробормотал я. — Но в глубине души, думаю, у неё осталась та любовь, которую ты ей дала. Даже если она не помнила твоё имя, или какие-то моменты, связанные с тобой, это чувство наверняка осталось с ней. Пусть уже для неё необъяснимое.       Несколько раз нервно вздрогнув, девочка молча уткнулась лицом мне в грудь, чтобы выплакать последние слёзы, и я откинулся спиной на диван, поглаживая сестру по спине.       Конец года кого угодно может морально подкосить. И даже если мне осталось совсем немного, всего-то год и четыре месяца, я бы хотел оставить в сердцах моих новых родственников каплю любви, которую они могли бы вспомнить, когда меня не станет. И когда Дафна будет плакать через несколько лет, и если вдруг рядом не будет никого, кто мог бы её утешить, быть может, воспоминания обо мне немного помогут ей справиться с грузом жизненных проблем, от которых, к сожалению, никто не застрахован.       Либо окончательно добьют её. Сложно сказать наверняка.       Поцеловав сестру в макушку, я предложил ей присесть в гостиной и посмотреть тихонько какой-нибудь мультик на моём ноутбуке, чтобы она могла отвлечься и спокойно заснуть, даже если мне такая роскошь была недоступна. Та, немного придя в себя, приняла моё предложение, и, спустя полчаса какого-то незамысловатого сериала, Дафна сладко посапывала на моём плече.       И я, спустя ещё минут десять, на своё удивление, задремал следом.

***

      Силена сказала, что я выгляжу очень болезненно и оставила меня дома. У Лейси же сегодня с самого утра разболелась голова, когда как Дафна наконец-то вышла с больничного и вприпрыжку побежала на занятия, так что мы с младшей сестрой пропускали уроки только вдвоем. Я всё ещё обитал где-то вне течения времени, сердцем находясь где-то в конце апреля, а телом… Чёрт его знает, какое сегодня число.       Я коротко буркнул в своё оправдание что-то по поводу тяжелой ночи и головной боли, и Силена, строго окинув меня взглядом, сказала, что если завтра мне будет также плохо, то она вызовет врача, впрочем, то же самое касалось и Лейси. Сказав, что, возможно, причиной моего переутомления является стресс, она, недолго думая, выписала нам с Лейси сеанс арт-терапии.       Силена считала, что раскраски — занятие медитативное, успокаивающее.       Так что теперь я был вынужден сидеть вместе с Лейси на кухне, и медленно проводить фломастером прямо возле чёрного напечатанного принтером контура, надеясь, что чернила нигде не пропитают бумагу слишком сильно и не останется пятен. Однако мало того, что это было практически непосильной задачей для такого неусидчивого ребёнка вроде меня, так ещё и меня каждую секунду отвлекала мысль о том, насколько же бесполезной фигнёй я маюсь, и насколько же более полезные дела в это время можно было сделать.       Подняв взгляд на сестру, я даже позавидовал её энтузиазму — девчонка бесстрашно елозила фломастерами по своей раскраске, напевая себе под нос очередную попсовую песенку, и иногда рисовала позади своей полураскрашенной Барби кривоватые сердечки.       Очаровательно.       — У братика снова трясётся рука, — вдруг сказала Лейси, взглянув на меня, и я осмотрел свои ладони.       Моя левая ладонь слегка подрагивала, и пара пальцев, безымянный и мизинец, непроизвольно сгибались в болезненной судороге. Отложив фломастер, я тихо прошипел и обхватил запястье пальцами, попытался его размять и снять хотя бы боль. С тех пор, как на спектакле у меня свело руку, она всё ещё нет-нет да пытается отказать. Не знаю, может, я её отрежу вовсе. Ну, просто надоела.       — Болит? — сочувствующе спросила Лейси, и я только и мог ей улыбнуться.       — Немного. Скоро пройдёт, — я откинулся спиной на стул, в глубине души даже радуясь, что судорога избавила меня от творческой экзекуции.       В моих мечтах я планировал провести следующие четыре минуты в абсолютной тишине, и чтобы её могло перебить лишь тихое бормотание сестры и скрежет фломастера о лист бумаги, но, естественно, моим мечтам было просто не дано сбыться, ведь на кухню ввалился вернувшийся после тренировки по плаванию старший братец.       — Это. Просто. Издевательство! — возмущался Тесей, закидывая рюкзак на соседний со мной стул. — Невозможно просто!       — Что с тобой стряслось? — кряхтя спросил я, и брат, глянув на меня, отобрал у меня мою же руку и сильно нажал на запястье. — Ай! Ай, ну тише ты… — недовольно бормотал я, но вскоре боль прошла и ладонь расслабилась. — Ну, рукастый… Спасибо.       — Хоть в чем-то полезный, — Тесей так обречённо вздохнул, что я даже удивился. Он как-то обычно пободрее себя чувствует даже в конце рабочей недели, а тут такие страдания и только вторник на календаре. Или пятница?       — Йоу, что-то с учёбой? — предположил я, отняв у него свою руку и машинально потирая запястье.       — Да эта е… — Тесей кинул быстрый взгляд на Лейси. — ерунда литературная. Мне опять вернули сочинение, и сказали, мол, пока я хотя бы одно на четыре не напишу, из десятого класса меня не переведут. А я ненавижу эти сочинения, — простонал парень, усаживаясь на стул рядом со мной. — Я даже математику лучше понимаю, чем это.       — Покажешь? — я не настаивал, да и не был уверен, что буду в силах как-то помочь Тесею, но хотел хотя бы попытаться. Все-таки он мне эту дурацкую руку поправляет уже раз пятый, и мне хотелось его как-то более существенно отблагодарить.       — Да там смотреть нечего, — буркнул Тесей, достав из рюкзака смятый листок и шлепнув им по столу прямо передо мной. — Я скачал образец и поменял там, дописал всякое, но такое тоже не понравилось.       Я осторожно развернул комок, разгладил его ладонью, и пробежался глазами по покрытому красными отметками тексту. Честно говоря, помимо грамматических, и весьма резонных, замечаний, у Тесея было много смысловых ошибок. К тому же судя по теме сочинения — вопрос взросления в литературе — он совершенно неправильно выбрал все произведения. Ну кто же «Остров сокровищ» приводит в пример подростковому бунту? Замечания были подробными, но из них какого-то определённого решения не вырисовывалось. К тому же некоторые были сильно уж безжалостные — видимо, терпение учителя кончилось. Хотя я не видел никогда, чтобы хоть один ученик довёл миссис Чен до такого состояния.       — Ну… Сочинение правда плохое, братан, — неловко сказал я, тряхнув листочком. — Тебе нужно написать новое на эту же тему, или другая тема будет?       — Он сказал, что на эту же, — буркнул Тесей, почесав затылок.       — Он? — удивлённо переспросил я. — У вас не миссис Чен ведёт литературу?       — Нет, — парень тяжело вздохнул. — Мистер Блофис. Он ещё английский ведёт у нас. Думаю, через год у тебя он тоже будет вести, если останется в этой школе.       — Какой кошмар, — я покачал головой, но улыбнулся. Между строк его заметок чувствовался жёсткий сарказм, и либо мы с ним станем не разлей вода, либо будем срывать каждый урок в спорах. Пока сложно давать какие-то прогнозы.       — Значит так… давай, я придумаю, на базе чего можно будет написать новое сочинение, ты глянешь, что там по тексту, и что-нибудь сворганим, — я улыбнулся брату, и тот радостно на меня уставился.       — Ты мне поможешь?!       — Конечно. Зачем я ещё тут сижу, по-твоему, — я хлопнул парня по плечу. — Но сначала обед.       После трапезы мы с Тесеем и Лейси поднялись на второй этаж и зашли в мою комнату. Пока Малкольм был на каких-то дополнительных занятиях, я усадил сестру за его рабочий стол, и, разложив перед ней тетради с домашними заданиями, помог начать разбирать одно из упражнений, и, наконец, кивнул Тесею на свой рабочий стол. Тот, обречённо вздохнув, положил на него смятое сочинение, а затем, подтянув стоявшую возле шкафа табуретку, покорно сел за стол. Я же, заняв свой законный стул, раскрыл ноутбук, и открыл свой аккаунт в интернет-библиотеке.       — Тема твоего сочинения — взросление, — начал я, набирая нужный поисковый запрос. — Суть в том, что практически каждое произведение можно подогнать под нужную тебе тему. Просто в одних какие-то темы поднимаются более однозначно, и на них идёт основной акцент, а где-то читателю приходится додумывать какие-то смыслы и вложить свой опыт, чтобы понять подтекст, подразумеваемый автором. При условии, если он там есть, — я взял листок с его сочинением. — Можно в эту тему взять и «Остров сокровищ», но твои доводы мягко говоря неубедительны. Легче будет взять за основу что-нибудь более…       — Очевидное?       — Ну… — я осмотрел брата и тяжело вздохнул. Мне хотелось посоветовать ему что-нибудь интересное, что сам бы включил в подобную работу, пускай писать сочинения я не то чтобы очень любил. Впрочем, благодаря урокам мисс Джонсон… Я завис на пару секунд, вспомнив случайную встречу со своей собственной тётей, и невольно сжал пальцы в кулак, держа ладони над компьютером.       — Да ладно тебе… ну, не очевидное, там… — виновато пробормотал Тесей, и я тряхнул головой.       — Нет-нет, все нормально, — я отбросил мысли о бывшей учительнице литературы и стал листать список книг, которые я отмечал «звёздочкой». Пока я разучивал несколько месяцев тот сценарий, я как-то совсем привык к чтению, и, наверное, прочитал больше книг за это время, чем за всю свою жизнь. — Какая у тебя приблизительно скорость чтения?       — Эм… Ну… Страница в день? — почесав затылок сказал брат, и не скажу, что я был удивлён.       — Придётся ускориться, братец, — я открыл несколько вкладок с подходящими книгами. — У меня для тебя есть несколько предложений. Одно, как говорится, лучше другого.       — И мне придётся их читать? — тут же хмуро спросил Тесей, заглядывая в экран ноутбука.       — Хотя бы что-то одно. Ты можешь пройтись по легкому пути и написать сочинение на базе «Вина из одуванчиков», если твой этот мистер Блоуфиш не сочтёт тебя любителем попсы.       — Блофис… Ну, по «Одуванчикам» у нас уже трое написали, и он как бы принял их…       — Раз уже было, мы не будем его брать, — я тут же закрыл вкладку с книгой. — Если не хочется вдаваться в трудности взросления, то можешь взять что-то экзотичное… Мария Парр и её «Вафельное сердце», например. Если хочется что-то из нашей классики, то можешь хоть «Хлеб с ветчиной» взять Буковски. Если тебе уже можно, конечно, такое читать, — хмыкнул я, копируя несколько ссылок и присылая их Тесею. — Я поделюсь с тобой своим аккаунтом, эти книги у меня пока что в подписке. Можешь послушать, если там есть аудиокнига.       — А что за Мария Парр? Никогда про такого автора не слышал.       — Норвежская писательница. Не самый популярный выбор, но, думаю, Блоуфиш похвалит тебя за мировой подход к литературе.       — Его зовут Блофис.       — Мне всё равно, — буркнул я. — Рекомендую тебе всё-таки взять эти вафельные переделки. Там довольно мило всё, но есть и важные темы, и дружба… Конечно, ты, наверное, немного староват для такого, но он будет рад, что ты хоть что-то прочитал.       — Перси, блин, — Тесей толкнул меня в плечо. — Я читаю… Просто не очень часто и не очень много.       — Не спорю, — я открыл файл с книгой, и, сделав пару скриншотов вспомнившихся мне моментов, открыл «Пэйнт» и выделил несколько отрывков с помощью красных линий. — Вот это можешь включить в цитатный материал. Для начала, конечно, дочитав до этого момента.       — А нельзя как-то… попроще? — почти что трусливо спросил брат, и я удивленно взглянул на него.       — Ну, ты можешь сначала прочитать краткое содержание, и когда ты будешь знать, о чем дальше будет книга, тебе будет немного легче её читать. Так тебе подойдёт?       — Ну… не знаю, — Тесей с тяжелым вздохом взял сочинение в руки. — Итак, мне…       Я забрал у парня листок, и, сложив его пополам, всунул в подставку для бумаг по правую сторону от ноутбука, чтобы брат не мог его беспрепятственно достать.       — Эй!       — Ты пишешь с нуля, Тесей. Брать за основу прошлое сочинение смысла нет, — я взял чистый лист и написал там первые пришедшие в голову фразы, которыми можно было бы начать сочинение. — Я прекрасно понимаю твои мучения, — уже мягче сказал я, глядя на страдальческое выражение лица брата. — Но это лучшее решение, которое я могу тебе предложить.       — Ты звучишь сейчас как Малкольм, — буркнул Тесей, взяв в руки лист с моими подсказками.       — Значит, в словах Малли всё-таки бывает здравый смысл, — парировал я, и отправил все материалы в мессенджере Тесею, но пароль и логин от библиотеки на всякий случай чирканул на листке. — Если будет тяжело, приходи и придумаем что-нибудь ещё. Ладно?       Я повернулся к Тесею и некоторое время внимательно смотрел на то, как он гипнотизирует взглядом мои записи. Немного позависав, парень вдруг сложил руки на стол и опустился в них лицом. Я вздохнул и аккуратно похлопал его по спине.       — Я устал, — пробормотал в рукав Тесей, и я услышал сдавленный всхлип.       О господь, ещё этого мне не хватало.       — Я понимаю, — мне было сложно искренне сочувствовать кому-то в моём нынешнем состоянии, однако я собрался с силами и попытался быть мягким.       — Сколько, блять, можно уже вот этого всего?! — парень резко выпрямился и стал трясти в руке листком. Я на секунду обернулся на Лейси, но она решила делать вид, что не слышит нас.       — Тесей… — я погладил его по спине, заглядывая в лицо. — Уже конец года. Вот буквально через… чуть-чуть. Осталось закрыть последние хвосты и всё.       — Да я всё уже закрыл! Со всеми всё отработал, со всеми можно было поговорить, кроме этого чертового Блоуфиша, — простонал Тесей, вцепившись в свои волосы. — Сколько можно? Ну неужели литература столько должна занимать времени?! Почему она столько времени занимает?!       — Тебе так сильно не нравится читать? Это потому что книги не интересные, или сам процесс тебе не нравится?       — Да мне… Меня бесит, что это так долго. Что нельзя краем глаза что-то читать и делать, иначе я ни черта не понимаю! — возмущался Тесей, пока я сочувствующе кивал ему.       — Понимаю… Ты можешь выделять где-то полчаса в день, чтобы просто сесть и почитать?       — Ну… Нет, у меня столько дел, и…       — А если подумать? Хочешь, выберем время, будем вместе садиться каждый со своей книгой и немного почитаем, м? — на моё предложение Тесей даже замолчал и действительно, кажется, задумался.       — А что так… Ну… Можно сделать?       — Ага. Полчаса, никаких телефонов, только книжка. Можем уйти в тихое место и почитать, а потом возвращаться к своим делам. Звучит неплохо, м? — Тесей сначала чуть поморщился, но потом обречённо вздохнул и развернул уже смятый листок с подсказками.       — Окей.       — Потом, может, и других подключим. И будет здорово. Общий… час чтения. Ну, или полчаса.       — Если все вместе будем страдать, то будет замечательно, — Тесей чуть посмеялся.       — У тебя получится всё, — я крепко сжал его предплечье. — Это всего лишь сшитый блок страниц. Неужели он тебя победит?       — Нет, — тут же уверенно ответил Тесей.       — Ты же чемпион, правда? — я чуть ухмыльнулся, глядя на слегка взбодрившегося Тесея. — Чтение — тоже спорт, только в голове, — я слегка стукнул его костяшкой пальца по лбу. — А ты у нас тот ещё спортсмен, так?       — Именно, — Тесей улыбнулся мне в ответ, и, подумав немного, встал с табуретки. — Ладно. Пойду читать, — он потрепал меня по волосам и подмигнул мне. — Спасибо, Перси. Ты настоящий друг.       — Приноси потом на проверку текст, — сказал я, стукаясь с ним кулаками. — Чтобы Блофиса на скорой от твоей орфографии не увозили.       Показав мне язык, Тесей вышел из комнаты, а ко мне с раскрытой тетрадью подошла Лейси.       Видеть слёзы Тесея было… Неожиданно, и даже можно сказать тяжело. Мне он всегда казался прямо-таки рубаха-парнем, этаким заводилой, который с легкостью решает любую проблему, причем обязательно мирным путём, однако даже у него, очевидно, были тяжёлые дни, и проблемы, с которыми он не мог справиться в одиночку.       Так чем я-то хуже? Неловко поджав губы, я взял из стопки черновик с недописанной домашкой по математике и с тяжелым сердцем осмотрел криво выцарапанные уравнения.       Почему я не могу попросить помощи? Даже не могу расплакаться? Я помню, как много плакал, пока терпел побои Гейба. Первые месяцы мои глаза были практически всегда мокрые от слёз, особенно если речь заходила о моей жизни, о маме и нелегальщине. Затем я серьёзно разрыдался после того как ушёл от Калипсо, слегка похныкал при встрече с опекунами, и… Всё. Даже если у меня был нервный срыв, я лишь всхлипывал и вздрагивал, но ни одной слезы так и не мог выдавить. Хотя я уверен, что если бы я смог себя отпустить и позволить нормально поплакать, то мне бы стало немного легче.       Не сегодня.

***

      — Да Джексон ёбнутый.       Я нечасто отвлекаюсь от своего полуживого состояния, сидя в школе, но тут уж чёрт дёрнул меня нежданно сконцентрироваться на болтовне на соседней парте. Я постарался сохранить беспристрастное выражение лица, будто бы и вовсе не слышал сплетников.       — Я думал, что он, ну, нормальный пацан, но… Мда, — негромко бормотал один из одноклассников, опуская взгляд на свои кеды.       — Ему просто настолько плевать, что с ним хотят подружиться, что он даже не удосуживается поздороваться в ответ, — недовольно хмыкнул второй, скрещивая руки на груди.       — Вообще он плохо выглядит. Может, у него рак?       — Надеюсь.       Вау. Честно говоря, я не замечал, чтобы со мной здоровался кто-то кроме Рейчел и Кловиса, впрочем, мой перегруженный от недосыпа мозг, возможно, был просто не в состоянии обрабатывать никакую новую информацию, и уж тем более новые лица. Хотя меня безусловно удивила важность рукопожатий в современном обществе. Надеюсь, меня в честь последнего учебного дня не сожгут, как ведьму, приковав цепями к кресту.       Да, последний учебный день, я снова не спал всю ночь, но заставил себя съесть утром тарелку отрубей и выпить витамины, правда, часть потреблённой пищи уже вышла обратно через рот, вряд ли успев как-то усвоиться.       Печально. Теперь с голоду кружилась голова и от рвоты саднило горло, но я усиленно делал вид, что у меня всё окей, медленно перекатывая во рту комочек мятной жвачки.       Несмотря на то, что Жан-Поль оказался не самым омерзительным учителем математики в моей жизни, на последнем уроке семестра он все сорок минут не отводил от меня строгого взгляда. Рейчел, присевшая в этот раз рядом со мной, постоянно тыкала меня ручкой, стоило ему посмотреть на меня особенно недовольно, и тогда я так и быть приподнимал голову с плеча Кловиса и пытался осознать происходящее вокруг, пускай и с переменным успехом.       Кажется, Дэр угрожала отвести меня к наркологу, либо для начала к медсестре, если я не приду в себя, так что надо попытаться собраться с силами и отсидеть этот день.       Один день. Всего-то.       Как только прозвенел звонок, и все встали со своих мест, я случайно пересёкся взглядом с Жан-Полем, и тот весьма ожидаемо поманил меня к себе. Я не был готов к тяжёлым разговорам, но как-будто у меня кто-то спрашивал мнение на этот счёт.       — Джексон, — строго произнёс Жан-Поль, стоило мне присесть на стул возле его стола.       Начинается.       — Да, мистер Жан-Поль? — я постарался убрать из своего голоса всю желчь, но, кажется, что-то всё-таки просочилось, судя по скривившемуся лицу учителя.       — У меня есть к тебе серьёзный разговор.       — Я догадался, — тяжело вздохнув, я сцепил пальцы в замок и уставился на свои руки, готовый выслушивать банальный монолог о том, насколько у меня светлая голова и при этом нулёвая мотивация. Что я мог бы окончить этот год на «удовлетворительно», но, к сожалению, оказался способен заработать только «слабо», что не является проходным баллом по стандартам американской системы образования, и что я могу остаться на второй год в этой школе, либо они натягивают мне слабенькую «С-», но я ухожу в свободное плавание и ищу себе новое учебное заведение.       Классика.       — Послушай… — он придвинул к себе табель с оценками. — Ты… Конечно, старался. Я вижу, что ты делал и дополнительные задания, и мистер Дэвис занимался с тобой индивидуально, и вы вроде как что-то подтянули… Но нам нужен в этой школе результат гораздо выше, понимаешь?       Я тяжело вздохнул, не глядя на учителя, и закинул ногу на ногу. Я знаю куда идёт этот разговор, так что потяну немного время. На переменке всё равно делать нечего.       — Зато я не списываю, — парировал я. — Сам мучаюсь.       — Ты можешь назвать тех, кто списывает в твоём классе?       Валенски, Джордан, Фа, Чаплин, да сколько угодно могу перечислять.       — Не стану, — ответил я, скрестив руки на груди.       — Значит молчи, — хмыкнул Жан-Поль.       — Я не виноват, что Вы сами их не видите, — буркнул я в сторону, но учитель всё прекрасно слышал.       — Повтори?       — Мистер Жан-Поль, — я тяжело вздохнул, стараясь не закатывать глаза. — Давайте уже к делу перейдем. Вы же явно зачем-то меня подозвали.       Ну давай уже. Поставь мне двойку, подай прошение об исключении меня из школы, пускай его подпишут и я вылечу отсюда в очередной раз. Мне до обидного быстро наскучил этот бессмысленный диалог, да и к горлу снова подступил неприятный, будто бы шершавый, комок.       — И о чём я хочу поговорить, по-твоему? — мужчина сплёл пальцы в замок и сложил руки на стол.       — Ну, например, что вы уже подали заявление о моём исключении из-за моей неуспеваемости, — я пожал плечами. Признаться честно, получая тесты обратно на руки, я даже их не смотрел — отдавал сразу Малкольму. У меня не было уже сил смотреть на двойки, которые я получал, а брат весьма красноречиво вздыхал, качал головой, и разбирал со мной всю контрольную, так что представление о своей успеваемости я всё-таки имел. Просто каждая обведённая в круг «F» или «D» возвращала меня к воспоминаниям о маме и её разочарованных вздохах.       Я боялся, что меня снова бросят из-за плохих оценок, хотя я пытался себя убедить, что это было вовсе не так, и что мама из-за какой-то двойки не оставила меня. Впрочем, после того, как я узнал, что Форда посадили всего лишь на шестнадцать месяцев, мне стало уже не так страшно. Если вопрос встанет ребром, я просто попрошу не выгонять меня, пока МакКейси не выйдет на свободу, а там я уже и сам уйду, хочу я того, или нет. Неужели для среднего балла так губительно подержать у себя на учёте такого тупорылого идиота как я? Мне и так немного осталось, так хоть какая-то радость в жизни — впервые не выгнали из школы по окончанию второго семестра.       — Твои оценки ухудшились за последние пару недель, — медленно проговорил Жан-Поль. — И на уроках ты стал засыпать вместе с Кловисом, хотя раньше он так пагубно на тебя не влиял.       Я тяжело вздохнул, потерев щёку под глазом пальцами. Я чувствовал, что иногда левое веко начинает сокращаться в болезненном тонусе, но чтобы скрыть так называемый тик, я просто прикрывал этот глаз, чтобы никого не пугать и не настораживать.       — Скажи мне, что-то случилось? — от вкрадчивого тона Жан-Поля мне стало даже как-то не по себе.       — Можно и так сказать.       — Я понимаю, после… успешного спектакля на вас свалилась некоторая популярность… Я даже стал замечать Малкольма где-то кроме библиотеки… Но ты же понимаешь, что сейчас не время бросать учёбу, правда? — я видел, куда он клонит, и это было уморительно.       — Постойте… — я тихо посмеялся и снова потёр глаза. — Самодеятельность тут не при чём.       — А что тогда? — учитель чуть прищурился, будто пытаясь выудить информацию у меня прямо из головы.       — У меня почти что… месяц бессонница, — вдруг решил пооткровенничать я. — Бошка вообще не варит. Я с трудом понимаю, где я вообще нахожусь.       — Вы обращались ко врачу? — мне показалось, что в его голосе даже проскользнуло сочувствие.       Я вновь вспомнил о травме Дафны, как Чарли устраивал скандал о небезопасности тренажёрной площадки, пока мы успокаивали Дафну стаканчиком мороженого. Родители так сильно переживали, что она так серьёзно поранилась.       Наверное, узнай они о моей бессоннице, то вообще бы с ума сошли от волнения. Разве я имею право их так сильно беспокоить? Бессонница не кровоточит ведь. Пока что.       — Моя… сестра получила травму на тренировке, — нехотя поделился я. — Так что я решил, что родителям пока не до меня.       — И как ты справляешься с этим сам? — продолжал допрос Жан-Поль, хотя мне казалось это уже чрезмерным.       — Гуляю вечером на воздухе. Отключаю телефон в восемь, — я пытался вспомнить, что ещё я делал, чтобы попытаться себя усыпить. — Не важно. Ничего не работает.       — Снотворное? Что-нибудь растительное, там, валериана? Или пустырник.       — Я плохо переношу снотворное, — немного резче, чем стоило, ответил я, и сам себя одернул. — Просто… Не переношу. Я сразу собираю все побочные эффекты.       Математик немного помолчал, взял в руки ручку и стал прокручивать ее корпус в пальцах. Я постарался не раздражаться, хотя тихий щелчок ручки будто молотком ударял мне по затылку.       — Тебе… Нужно поговорить об этом со своей мамой, — вкрадчиво сказал Жан-Поль, и я счёл, что он, очевидно, лезет не в своё дело. — Мне жаль, что твоя сестра поранилась, но я вижу в тебе достаточно сильные изменения. И мне не нравится, как быстро мы с тобой с «B-» скатились в «D».       Я задумчиво помолчал, и потом недоуменно посмотрел на мужчину.       — У меня была когда-то «B-»?       — Все тесты до спектакля ты писал удовлетворительно либо хорошо, — Жан-Поль поправил очки и взглянул на меня слегка удивлённо. — Я же выдавал тесты. Ты свои брал.       — Я их не смотрел никогда, — буркнул я, отведя взгляд. — Я сразу отдаю их Мэлу, он смотрит и разбирает… — я задумчиво помолчал, и почувствовал лёгкую обиду. — То есть он просто так меня гонял по контрошам, даже там, где я не ошибся? Вот же жук.       — Думаю, он хотел закрепить материал, — Жан-Поль чуть усмехнулся, глянув в какой-то документ в стопке. — Так почему ты не смотришь свои результаты?       Я немного помолчал, собираясь с мыслями. Меньше всего мне хотелось говорить по душам с математиком, но он почему-то был достаточно мягким, и жестко отказать ему у меня не было повода. Да и я не мог заставить себя поговорить ни с Силеной, ни с Чарли.       Мне хотелось сделать наши последние шестнадцать месяцев спокойными и максимально беспроблемными.       — Я всегда получал «неуды» по математике, — честно признался я. — Я не хочу больше видеть их на своих работах. Даже если они только их и заслуживают.       Жан-Поль задумчиво смотрел на меня, и мне было невыносимо тошно от его взгляда. Он чувствовал, что что-то из меня выуживает, но я знал, что он не был готов к правде, которую я мог ему рассказать. С другой стороны, он, наверное, достаточно равнодушно ко мне относится, а потому моя маленькая недодрама пройдет мимо него.       Ну убьёт меня обозлённый сынок богача перед шестнадцатилетием. Тоже мне горе. Вон кто-то вообще голодает, правда? Нашёл по какому поводу сопли на кулак наматывать.       — Я просто не хочу расстраивать маму, — я пожал плечами. — Или приносить проблемы. Но если вы считаете, что я не достоин здесь учиться, и если учителя подписали бумагу, то я не в обиде. Вы не первый. Вы не последний.       Ну да, теоретически, он предпоследний.       Мистер Жан-Поль нахмурился, глядя на меня.       — Часто тебя выгоняли из школы?       — Каждый год, сэр. Так что если это окончательное решение, то я его, конечно, принимаю. Хотя эта школа была неплохой. Да и математики в других школах были гораздо менее терпимы, — я пожал плечами и тяжело вздохнул. Куда мне теперь подавать документы? Возьмут ли меня ещё куда-то? Я не хочу уезжать в интернат — только не сейчас. Мне бы хотелось провести этот год ближе к семье, но жизнь особо с моими желаниями никогда не считалась. Если меня отправят в академию…       То, возможно, я не стану дожидаться, когда Форд освободится.       — Перси, — вдруг Жан-Поль обратился ко мне по имени, и меня как током ударило.       Меня в школе со времен спектакля даже «Джексоном» не зовут — только ПиДжей да ПиДжей, и разве что друзья и братья ещё зовут меня Перси. А тут учитель решил снизойти до того, чтобы обратиться ко мне просто по имени. Ещё и математики, между прочим.       — Мм? — откликнулся я, взглянув на учителя.       — Я не собирался подавать на тебя заявление об исключении, — серьёзно сказал мужчина. — И не подам. Я вижу у тебя потенциал. А проблемы бывают у всех, и твоя бессонница явно серьёзнее, чем тебе хочется озвучить. Ты довольно плохо выглядишь. Поэтому я поставлю тебе в этом семестре «хорошо», но пообещай мне, что к следующему семестру постараешься разобраться со здоровьем, и подтянешь оставшиеся темы. Договорились?       Я уставился на него, как на восьмое чудо света.       — «Хорошо»? Серьёзно?       — Ну, твой средний балл без учета последних работ и так был достаточный, а тут… — мужчина тяжело вздохнул и вытащил что-то из папки. — Но мы можем исправить это в следующем году.       Он положил передо мной три листка, на которых каждый второй ответ был зачёркнут, а в углу листа были выведены «D», «D-» и «F» соответственно.       Ты снова всех опозорил. Просто в этот раз тебя решили пожалеть и не выставлять за дверь.       — Ставьте «неуд», — отчеканил я, подвинув тесты обратно к Жан-Полю. — Исключайте из школы, — я взялся за лямку своего рюкзака и поднялся с места. — Только жалеть меня не надо. Заслужил — значит заслужил, — я шмыгнул носом и вытер его рукавом. — Я найду новую школу, чтобы никого здесь не позорить.       — Перси…       — Всего доброго, сэр, — я кивнул ему и закинул рюкзак на плечо. — Спасибо за прощальную беседу и за знания. Вы правда мне помогли, — я помахал ему и вылетел из кабинета.       Как я и предполагал, видеть свои плохие оценки было просто выше моих сил. Я понимал, что только я сам виноват в том, что я плохо сплю, что теряю концентрацию, сплю на уроках. Я должен был обратиться ко врачу и решить проблему до того, как она стала причиной ещё более глобальных неприятностей. Но нет, нужно было думать за родителей, счесть, что им не до меня. Ну, теперь-то им точно придётся разбираться с проблемами, которые я заработал.       — Ну как прошло? — возле меня материализовалась Рейчел, просто взбесив меня неожиданным появлением. Дыши, Перси. Она-то тут не при чём.       — Меня исключают. Всё отлично, — практически рявкнул я, ускоряясь. — Оставь меня на три минуты. Мне нужно подышать. Тайм-аут. Перекур.       — Но… — ошарашенно пробормотала Рейчел. — Но как же…       — Три минуты! — я завернул за угол и побежал вниз по лестнице. Быстрый перекур и я приду в норму.       Просто быстрый перекур.       Я вылетел из школы, и, обойдя её, нашёл ту самую слепую стену, возле которой мы дрались с Джимом. Осмотревшись по сторонам, я забрался на небольшой выступ, стянул с плеч пиджак, отложил его в сторону, чтобы не прокурить, и вытащил последнюю пачку своих старых сигарет. Они были ещё подарены мне Джошем, и мне было даже немного жаль их докуривать.       Стоило мне зажать сигарету зубами, как из-за угла вышел Джим Старс собственной персоной. Он довольно осмотрел меня с ног до головы, и, скрестив руки на груди, встал, опершись плечом о стену.       — Так-так-так… Кто тут у нас. ПиДжей, оказывается, курит. Вот будут новости, да? — ехидно протянул Джим, разглядывая меня.       — Дерзай. Только я видел, как ты куришь за углом Брайт-стрит, — хмыкнул я в ответ, рыская в портфеле в поисках зажигалки.       — Ч-что? — растерянно переспросил Джим и нервно осмотрелся по сторонам.       — Курильщики своих не выдают, — я пожал плечами. — Да и я же не крыса. Думаю, ты понял намёк, — я наконец нашёл зажигалку, и снова заглянул в пачку. Последняя осталась. — Будешь курить?       — Я… — Джим глянул за плечо и тяжело вздохнул. — Ну типа за этим и пришёл сюда… Думал, в курилке будет кто-то, но уж точно не ты, — Старс засунул руки в карманы и подошел ко мне, устроился рядом на выступе.       — Это курилка? А я думал, что это мутузилка, — усмехнулся я, и, открыв пачку, показал ему последнюю сигарету. Затем отдал ему ту, что только и успел зажать в зубах. — Последнюю не отдают. Примета плохая. У меня нет ВИЧ, если что.       Старс пробормотал что-то невнятное, но, так как он очевидно хотел стрельнуть у кого-нибудь сигарету, сопротивляться не стал, и взял её из моих рук. Я же взял новую из пачки, коробочку спрятал обратно в рюкзак, и, наконец, прикурил.       — Тяжёлый денёк? — хмыкнул Джим, как только прикурил.       — Есть такое, — я пожал плечами, выпуская дым. — Как у тебя с учёбой?       — Ну… Оценки ухудшились по тестам, но устные ответы стали лучше… В общем-то всё просто сравнялось, — недовольно пробурчал Старс. — Но… Почти все учителя меня похвалили.       — Приятненько? — ухмыльнулся я, с горечью вспоминая собственные двойки.       — Ага. И всё-таки мне поставили «удовлетворительно» везде, где была бы оценка «слабо», так что я в следующий класс перехожу.       — Отлично, — я стряхнул пепел на землю и быстро осмотрелся. — У Тесея тоже вроде всё налаживается.       — Тесей? Ты с ним знаком? — удивлённо спросил Джим, и я пожалел, что у меня такой длинный язык.       — Ну… Да. Знаком слегка, — я хмыкнул, снова затягиваясь. — Я помогал ему с сочинением по литературе.       — О-о, да, у него вечная беда, — Джим подкатил глаза. — Конечно, с тех пор как у Блофиса родилась дочь, он стал помягче, но погонять Тесея он всё так же любит.       — М-м, молодой отец, — я взглянул на Старса и выдохнул дым. — А вы с Тесеем общаетесь?       — Он нормальный мужик, — кивнул Джим и почесал шею. — Но как-то общаться не доводилось близко. Круг общения немного разный. Кстати, а как вас-то занесло познакомиться? Вряд ли он просто взял и подошёл к тебе за помощью.       — Через Малкольма, — тут же придумал байку я, и парень сразу же повёлся, зная, что Мал занимался с Тесеем математикой. Кажется, вся школа была в курсе, кто у кого в репетиторах ходит.       — Значит, литература… — задумчиво протянул Джим, оглядев меня с ног до головы. — Ты не похож, честно говоря, на знатока литературы.       — Так случайно вышло. Я раньше терпеть не мог читать, — я чуть улыбнулся, вспомнив, как же долго я пытался освоить Тома Сойера. — Это правда непростое занятие, и я понимаю страдания Тесея. Но он справится. Он же чемпион.       — Как вдохновляюще звучит, — хмыкнул Джим. — То есть ты умеешь вдохновлять не выбивая из людей последние кишки?       — Ой, да ладно тебе, — я подкатил глаза. — Эта пластинка тебе не надоела? Не так-то сильно я тебя побил.       — Охуенно сильно вообще-то, чувак. Прям до сих пор че-то где-то болит.       — Да прекрати, — я глубоко вдохнул дым. — Даже слушать тошно. Для человека, который напал на меня первым, ещё и с двумя дружками, ты больно много причитаешь. Имей честь не плакать мне потом о синячках.       — Ну я же собирался тебя немножко проучить, а не вот так вот… — пробормотал Джим даже слегка обиженно.       — Чувак… — я глубоко вздохнул и вдавил бычок в бетон. — Пострадай мамаше в плечо, пожалуйста, — я накинул на плечи пиджак и закинул в рот жвачку. — Меня это не трогает.       — Мне казалось, что тебе жаль, — хмыкнул Джим.       — Мне жаль, что я где-то перегнул, да. Где-то унизил. Этого никто не заслуживает, но тебе было полезно, — я закинул рюкзак на плечо и пошёл в школу. — Учись хорошо! Понял?       — Понял, понял, — откликнулся Старс. — Пока, ПиДжей!       Я махнул ему в ответ рукой, и, устало потерев глаза, завернул за угол. Сегодня мне так и не удалось уснуть, в пять я вышел на пробежку, в шесть кое-как позанимался спортом, приготовил завтрак, и, отсидев две трети учебного дня, был выжат просто как лимон. А ведь мне после школы ещё нужно будет сходить за Лейси, отвести её домой, накормить обедом, подготовить речь, которую буду толкать родителям, о том, почему несмотря на мои недолгие успехи моя успеваемость вновь упала…       Однажды придётся поговорить с ними про Форда, и, на самом деле, это последнее, о чём мне хотелось бы с ними говорить. Да, Чарльз знал большую часть истории с МакКейси, хотя всё равно я утаил примерно две трети правды — я просто понятия не имею, как объяснять взрослому мужчине про минотавров, серебряных собак, прыжки в залив Сан-Диего и волшебную девчонку, которая помогла мне не помереть от ран в тёмном незнакомом лесу, — однако страшнее то, что он может просто не увидеть в описываемой мною ситуации той же опасности, какую вижу я. Ну вот зачем я Форду понадоблюсь, после всех тех проблем, что я на него навлёк?       Но он просто не видел тот взгляд. Полный безумия, одурманенный желанием владеть чем-то безраздельно. Зак часто говорил, что МакКейси «боец» — что он не оставит попыток что-то получить, если ему это было когда-то нужно. Просто потом это превращается в идею-фикс, и, овладевая, он может тут же потерять интерес. Например, заполучив легкий секс с какой-нибудь симпатичной девицей, он мог запросто бросить её на утро, ведь он уже получил то, что хотел.       В моём случае мне даже знать не хотелось, чего именно хотел от меня МакКейси, если он был готов выдрать меня откуда угодно.       В коридоре меня подхватила под локоть Рейчел, и утешающе взглянула в глаза. Ах, точно, я же должен грустить, оттого что меня исключили из школы.       — Как ты? Три минуты спасли? — Дэр улыбнулась уголком губ, но я видел, что она слегка встревожена. — Ого, перекур был… Буквальным? Ты куришь?       — Сюрприз, — хмыкнул я, потерев нос рукавом пиджака. — Есть грешок. Пойдем, послушаем похвалу от миссис Чен. Должно же в этой жизни быть хоть что-то приятное.       Рейчел обняла меня за плечи, и, широко улыбнувшись, повела меня к нужному кабинету.       — Роман «Под стеклянным колпаком» — сложное произведение, — произнесла миссис Чен, взяв в руки листок бумаги, и я уже точно знал, о чём пойдет речь. — Я пока что за время работы в школе не встречала учеников, которые решались бы взять это произведение за основу своего сочинения. Особенно в качестве финального сочинения на свободную тему… — она указала листком на наш ряд. — Но мистер Джексон любит идти на риск, правда?       Я чуть ухмыльнулся в ответ учительнице, и смущенно покивал. Рейчел ободряюще похлопала меня по спине, радостно улыбаясь мне.       — Молодец, Перси. Написано отлично. И, на самом деле, я даже пробежалась глазами по этому роману после твоего сочинения, так давно я не встречала его в работах. Сама Силвия Плат ушла из жизни по своей воле до того, как её работы обрели славу. Сейчас о её работах вновь не очень часто вспоминают, и я рада, что ты ознакомился с этим романом и написал такое хорошее сочинение. Конечно, «отлично», — она мягко хлопнула меня по плечу и положила листок с сочинением передо мной.       Хоть кто-то в этой школе меня ценил. Надо было миссис Чен хоть коробку конфет купить, что ли… Может зайду в учебный год, да занесу.       Миссис Чен отвлеклась на других учеников, а я, сложив руки на парту, осторожно устроил на них голову. Кловис, вдруг встрепенувшийся с места, тронул меня за плечо.       — Мм… Перси? — сонно окликнул меня парень, и мне пришлось приподняться.       — Че?       — Ты, кажется, устал… — пробормотал Кловис, погладив меня по спине.       — Ага. Прикинь.       — Ну… Может… — он достал из какого-то пенала блистер с таблетками и положил его передо мной. — Ты, кажется, плохо спишь в последнее время… Сон это очень важно…       — Мне не стоит пить снотворное, — пробубнил я, взяв в руки пачку.       — Это хорошее… — пробормотал Кловис и улыбнулся мне. — Если не понравится, то не пей… Инструкцию можешь в интернете найти.       Вот уж спасибо. Для приличия я улыбнулся ему и засунул таблетки в нагрудный карман пиджака. Если совсем прижмёт, то выпью, так и быть. Всё-таки за последние три дня я суммарно проспал всего лишь три с половиной часа, и кажется мне, что скоро мне с таким режимом придёт крышка.       Ладно. Живём пока.       После урока мы с Рейчел стояли в коридоре, она рассказывала мне историю жизни русского мариниста Айвазовского, и вот стоило ей дойти до того места, где он перед визитом гостей переклеивал этикетки на вине на те, что написал сам, как в меня на всей скорости влетело нечто огромное и тяжёлое, мгновенно сминая в объятиях.       — ПиДжей!!! ПиДжей!!! — кричал чуть ли не на весь коридор Тесей, радостно прижимая меня к своей груди.       Я неловко посмеялся, видя, как несколько заядлых сплетников остановились неподалеку, надеясь погреть уши какими-нибудь свежими сенсациями — подцепить что-то в самом конце года было крайне проблематично, и каждый свежий слушок был на вес золота.       — Что такое? — я отстранился от Тесея, и он тут же впечатал мне в грудь листок. Перехватив его, я слегка тряхнул им, распрямляя, и пробежался взглядом по содержимому.       Пара исправленных запятых и несколько раз обведённая в круг «А», то есть, «отлично».       — Эй, чемпион! — я посмеялся, с удовольствием разглядывая сочинение. — Как всё прошло?       — Ой, я чуть Зевсу душу не отдал, — возбуждённо рассказывал парень. — Он меня подзывает и такой говорит, мол, вот, ты что, решил по стопам Джима Старс пойти, не ожидал, мол, от тебя такого. Я говорю, типа, не понимаю, о чем Вы, сэр, тыры-пыры, и он такой давай на чистоту, кто тебе сочинение писал? Ну и я ему короче рассказал, что ты мне там помог, и пример нашёл, и ошибки исправил, и что остальное я сам написал, и он вот смотрел мне в глаза и как поставил «отлично»! И ещё спросил, типа, сможешь ли ты со мной заниматься и дальше, и я сказал, что очень попрошу, вот! Он так меня, ну, то есть, нас похвалил, я никогда таких слов от него реально не слышал!       Я растерянно моргал, пытаясь вычленить смысл его монолога, и медленно кивал, когда наконец выгребал из потока слов-паразитов то, что правда имело значение.       — Что же, я теперь твой репетитор? — я чуть ухмыльнулся, глядя на Тесея.       — Ну если ты согласен… — неловко пробормотал парень и глянул на меня своими тюленьими милыми глазёнками. — Пожалуйста…       — Всё-всё, — я неловко посмеялся и потрепал брата по волосам. — Договорились. Только обещай читать, ладно?       — Обещаю, — Тесей приложил ладонь к груди. — Ну, ты же со мной будешь читать, да? Как договаривались?       Я покивал и похлопал его по плечу, вновь осмотрев сочинение.       — Я тобой очень горжусь, знаешь? — серьёзно сказал я, снова посмотрев на Тесея, и он даже оторопел.       — Эм…       — Ты взял себя в руки, прочитал то, что я тебе сказал, подумал, постарался, написал… Ты большой молодец, Тесей, — я мягко улыбнулся ему, и он, кажется растрогался.       — Спасибо, — смущенно сказал парень, глядя на меня.       — Выпустишься из школы с отличными отметками, я уже это вижу, — я подмигнул ему. — Осталось совсем чуть-чуть.       Тесей немного помолчал, разглядывая свои кеды, а потом, подняв на меня взгляд, снова крепко обнял. Затем, коротко шмыгнув носом, он отстранился от меня и вытащил из рюкзака пачку сигарилл, втихую вложил их в мою ладонь.       — Я побежал, — тихо сказал парень, и я быстро спрятал пачку в карман. Нашёл где светить сигаретами, дурачьё.       — Давай, дуй отсюда, — я строго посмотрел на него, но долго злиться на Тесея невозможно. — Тебе ещё учиться и учиться.       — Ещё раз спасибо! — сказал Тесей и побежал дальше по коридору.       Дурачок. Я с улыбкой посмотрел вслед брату, и засунул руки в карманы.       Рейчел снова оказалась рядом со мной и ткнула меня в плечо.       — А вы с Тесеем близко знакомы, мм? — игриво спросила девочка, и я отодвинул её от себя, делая вид, что раздражён.       — Я просто ему помог, — фыркнул я.       — Тесей так Малкольма не обнимает, — продолжила девчонка, заглядывая мне в лицо. — Ну же, признавайся, вы друзьяшки?       — Мы… — я был прерван звонком на урок, и, боже, я ещё никогда не был так ему рад.       Оставалось всего лишь два урока, и уже можно будет пойти домой. Ничего сложного — химия с биологией вместе с мисс Стоун, где она будет опрашивать должников и выставлять последние оценки. Мне, правда, теперь стало это важно — все-таки с совсем плохим табелем будет сложно устроиться в нормальную школу.       На переменке учительница выгнала нас всех в коридор. Благодаря тому, что у меня не осталось ни одной задолженности по её предмету, мне удалось отлично поспать на плече Кловиса. Я чувствовал, что у меня с плеч спустился пиджак, и глупо приоткрылся рот. Но, как человек, который грубо говоря очень устал, я решил, что могу на такие мелочи не обращать внимания.       Рейчел осталась в классе, чтобы обсудить с мисс Стоун проект на следующий год, так что я остался зависать в коридоре в гордом одиночестве. Однако, это продлилось недолго — ко мне вдруг подошёл незнакомый мальчик, кажется, на класс младше меня, и неловко дёрнул меня за рукав.       — ПиДжей? — тихо позвал меня он, и я с интересом посмотрел на парнишку.       — Мм? Что-то случилось?       — Тебе передали письмо, — коротко буркнул мальчик и вручил мне небольшой тяжёлый конверт.       — Эм… От кого это? — неловко спросил я, взяв в руки письмо.       — Не знаю. Сказали отдать Перси Джексону, — ответил мальчик и боязливо осмотрелся по сторонам. — А это, вроде как, ты…       — Думаю, других тут нет, — вздохнул я, глядя на мальчика. — Спасибо.       — Обращайтесь, — он взглянул на меня как-то даже напугано и тут же скрылся в толпе школьников.       Я задумчиво посмотрел ему вслед и осмотрел попавший мне в руки конверт. Обычный, белый, без каких-либо пометок, адресата, или хотя бы имени получателя. Я задумчиво подцепил ногтем край подклеенного язычка и оторвал его от конверта, заглянул внутрь.       Толстая пачка свежих купюр и плотная бумажная открытка. Я сначала оторопел и провёл большим пальцем по срезу купюр, отказываясь верить в то, что они настоящие. Наверное, это какой-то розыгрыш. Вытянув из конверта только открытку, я быстро спрятал остальное в рюкзак, и, откинувшись спиной на стену, раскрыл её.       «Прости меня.       Я знаю. Я всё слышал, Перси. Каждое твоё слово было злым, и я не могу винить тебя за это. Но ты был ранен и подавлен. Я понимаю. Я верю, что скоро ты поймёшь, что я не желал тебе зла. Мне жаль, что у нас так вышло. Я виноват. В конверте то, что я был тебе должен — за палочку из Сан-Диего. Я так и не успел отдать тебе те деньги. Я обещал, что не обижу тебя деньгами. Я всё помню. И ты помни свои обещания, Перси. Также там компенсация за вечеринку. Личная. Судебная придёт чеком от отца. Надеюсь, это сгладит мою вину, и, когда я выйду, всё будет хорошо.

Скоро увидимся, Форд»

      Господи.       Господи, прости.       — Ты сегодня как-то рано, Перси, — с улыбкой пробормотал охранник и подозвал к себе администратора. — За Медоус пришли, можешь её позвать, пожалуйста?       — Жду на улице, — буркнул я, и, сунув руки в карманы, вышел из школы.       Я встал посреди внутреннего двора, задрав голову и задумчиво глядя на медленно плывущие облака. Я чувствовал, как в кармане вибрировал телефон — Рейчел, наверное, интересно знать, куда я пропал, чувствовал, как тряслись поджилки, но напряг все свои мышцы, чтобы дрожь было не видно. За калиткой стояло вызванное мною такси. Я договорился с водителем, что он подождёт, пока я заберу сестру, и потом уже поедем к пункту назначения.       — Братик! — крикнула Лейси, спускаясь по лестнице.       Я присел на корточки, как делал обычно, однако, стоило нам обняться, как я поднял её вместе с рюкзаком на руки и пошел к воротам.       — Э-эй, Перси! Я и сама могу идти! — засмеялась Лейси, крепко держась за мои плечи.       Я открыл дверь машины и опустил сестру на землю. Вдыхать, выдыхать, постараться улыбнуться ей и одернуть задравшееся слегка пальтишко.       — Мы едем домой на машинке? — удивлённо спросила девочка, взглянув на меня. Я лишь коротко кивнул, снимая с неё рюкзак. — Перси? Всё хорошо?       — Будет, — выдавил из себя я, закидывая её рюкзак на заднее сидение, а девочку усадил в детское кресло, пристегнул ремнём. Обойдя машину, я сел на переднее пассажирское сидение и, пристегнувшись, коротко кивнул водителю.       Джонатан МакКейси уже знает всё. Он знает, что я учусь в этой школе. Наверняка уже разузнал, что за семья меня усыновила, возможно уже собрал в отдельную папку всевозможные документы — от свидетельств о рождении до выписки кредитной истории. Все мои потуги придумать что-то, чтобы отгородить их от влияния этого урода были тщетными с самого начала. Он захотел — он нашёл меня. И ему при этом от меня ничего было не нужно, кроме как передать письмо от своего идиотского сыночка да иметь всю нужную информацию о потенциальной угрозе. А что знает Джонатан, то в скором времени знает и Форд — я в этом не сомневаюсь.       Он ведь даже не видит проблемы. Он считает, что я его прощу. Будто бы он отвесил мне пощёчину и теперь умоляет вернуться и снова быть с ним друзьями.       Хотя какими друзьями.       Я крепко стиснул челюсти, сдерживая все эмоции, что пытались захлестнуть мой рассудок. Не время. У меня есть обязанности, и я не могу позволить ничему меня вывести из строя.       У меня есть семья, за которую я в ответе. В данный момент — в лице моей маленькой сестры.       — Приехали, — негромко сказал водитель, и я, быстро глянув в окно, увидел наш дом. — С вас…       Я молча отдал водителю пятидесятидолларовую купюру.       — А… Сейчас посмотрю сдачу… — пробормотал мужчина, залезая в бардачок.       — Не надо сдачи, — отмахнулся я, выходя из машины. — Чаевые.       Вытащив из машины сестру и наши вещи, я махнул ему на прощание, и, вытянув из кармана рюкзака ключи, взял девочку за руку и повел домой.       Я чувствовал, что руку, за которую держалась Лейси, свело судорогой, но у меня не было никакого желания обращать на это внимания. Ну свело. Что мне теперь, умереть на месте?       — Как в школе? — спросил я максимально мягко, стараясь вернуть себе ощущение реальности. Всё ведь в порядке. Форд, пускай и ненадолго, но сел в тюрьму, и навряд ли Джонатан станет что-то предпринимать, чтобы испортить мне жизнь сейчас.       Да ведь?       — Выдали табель оценок, — тихо откликнулась девочка и протянула мне листок. — Если… хочешь посмотреть.       Табель. Наши тоже должны были выдать после последнего урока, однако я с занятий ушёл. Да и чёрт с ним, вместе с личным делом уже заберу.       — Здорово… Да ты у меня отличница, — я улыбнулся, глядя на сплошные сердечки и смайлики между «отлично» и «хорошо».       — Да… — Лейси медленно стягивала ботинок с ножки, поглядывая на меня. — Ты… сердишься? На меня?       — На тебя? Нет, что ты, — я отмахнулся и положил табель на тумбу в прихожей. — Ты тут не при чём, — я присел на корточки и развязал неудачно запутавшиеся шнурки, и помог ей избавиться от ботинка.       — А что тогда случилось? — растерянно спросила девочка, расстёгивая пуговицы на пальто.       — Суп есть будешь? — я взял у неё верхнюю одежду и повесил её на крючок. — Там мама оставила кусок торта, хочешь?       — Это же твой кусок, — пробормотала Лейси и взяла меня за руку.       — Я не буду, — я взял её на руки и пошёл с ней на кухню. Конечно, она была малость тяжеловата, да и если бы Силена увидела это, то точно дала бы мне по заднице, но я так чувствую себя спокойнее. Пока я держу её на руках — она в безопасности.       Я чувствовал, что беру на свои плечи гораздо больше ответственности, чем могу осилить. Моя голова под завязку забита странными проблемами, которые, в нормальном понимании мира, должны насаждать взрослым, и то не на постоянной основе, как это происходит у меня.       «Скоро увидимся».       — Ты стал такой хмурый в последнее время, — пробормотала Лейси, зачерпывая суп ложкой. — Ты плохо себя чувствуешь?       — Да… можно и так сказать, — я вытащил снотворное из кармашка своего пиджака, и набрал его название в поисковике.       — Давай поговорим об этом с мамой? — осторожно спросила Лейси, пока я доставал из холодильника коробку с тортом.       — Я поговорю, — я открыл мессенджер, пролистывая сообщения от Рейчел. Закрыв диалог и оставив её призывы неотвеченными, я случайно промотал список чуть ниже и, между ботов и сообщениями от сообществ, увидел давно забытый диалог.       Барбара Морган, прикреплённые вложения — найденная где-то совместная фотография, подпись «Мы скучаем». Она отправила мне это сообщение в середине ноября — тогда я был ещё у Калипсо. Считался пропавшим без вести, и, по официальным прогнозам — мёртвым. Тогда следствие по делу Форда имело совсем другой характер — его обвиняли не в причинении вреда, а в предумышленном убийстве несовершеннолетнего, а потому все его виноватые лепетания приобретали куда больший смысл. Сейчас же, раз я жив, то он… Надеется со мной помириться.       Да пошёл он нахуй.       — Мне нужно будет кое-куда съездить, — сказал я, открывая диалог с Барбарой.       С фотографии мне улыбались мои старые друзья. Зелёные кудряшки Барбары слегка отрасли и рассыпались по плечам. Светло-голубые глаза обрамляла интенсивная чёрная стрелка с красными тенями на нижних веках с несколькими черными точками, губы накрашены ярко-бордовой помадой. Зак, по другую сторону от меня, откинул с лица волосы, и они загнулись волной на правую сторону, обнажая отросшие чёрные корни. Одним глазом он щурился во время улыбки чуть больше, чем другим, отчего всегда казалось, что он тебя в чём-то подозревает. Серёжка в брови забавно провернулась пиком кверху, и теперь казалось, что у него вырос небольшой дьявольский рог.       И я устало улыбаюсь, сидя между ребят. Взъерошенные чёрные волосы, почти что безэмоциональные зелёные глаза, кое-как натянутая на лицо улыбка, кольцо из медицинской стали в нижней губе. Но я уже выгляжу здесь лучше, чем, скажем, за пару месяцев до этой фотографии.       Возможно, когда я всячески фантазировал о смерти, я и правда был от неё не так уж далёк, и это были не такие уж и глупые страхи. Даже здесь моё запястье почти что пугающе тонкое. Полгода в человеческой семье практически стёрли все видимые последствия того инцидента — я настолько хорошо набрал форму, что маме пришлось в апреле покупать мне новый пиджак и брюки, раз уж я так вырос.       Кажется, пришло время сдержать одно из моих обещаний. К тому же в моих руках оказались лишние деньги, так что не думаю, что молодой семье дополнительный бюджет будет лишним. Конечно, большую часть я отложу — мне всё-таки ещё столько расходов предстоит — но я поищу лекарства, которые давала мне Барбара, возмещу моральный ущерб и примерно прикину расходы на еду, и, думаю, в десятку примерно мы вложимся.       — И когда ты вернёшься? — тихонько спросила Лейси, попивая чай.       — Не знаю, — я откинулся на спинку стула, открывая приложение по вызову такси. Я сегодня прям разъездный. — Я дождусь, пока кто-нибудь вернулся, чтобы он мог за тобой присмотреть.       — Я уже достаточно взрослая, чтобы оставаться одна на час, там, например, — нахмурилась сестра, и я быстро взглянул на неё.       — Нет.       — Почему ты такой вредный? — девочка надула губы.       — По кочану, — буркнул я, вызывая такси. — Ладно. Раз взрослая, то взрослая. Доедай и… Отдыхай. Пойду переоденусь, — я поцеловал сестру в макушку и скрылся в коридоре.       Мой повседневный наряд был таким же как и прежде. Правда, рюкзак я оставил лежать возле кровати, взяв с собой только самое необходимое, плюс денежную компенсацию в белом конверте без пометок. Видимо, в мире больших и полулегальных денег это своеобразный дресс-код, так что не буду его без повода нарушать.       Увидев на телефоне, что такси прибыло к дому, я задумчиво покрутил смартфон в руке и бросил его на кровать. Обратно буду всё равно добираться на автобусе, не тратиться же пятьсот раз на такси, да и даже если обленюсь, то вызову тачку с телефона Лоуренса.       Мне нужна тишина. Буквально пару часиков, и я вернусь, всё объясню лично.       Тяжело вздохнув, я накинул на голову капюшон на голову и вышел из комнаты, не разложив по местам вещи.       Скорее бы день уже кончился. Я с огромным трудом сдерживаю все мрачные мысли, разрывающие моё сердце, стоит мне лишь допустить хоть одну из них до своей головы.       Выходя из калитки я увидел заворачивающую в гараж машину Чарли, и, не медля больше ни секунды, нырнул в свой «Убер», мгновенно затыкая уши наушниками.       Я вышел из такси, и тёплый ветер мгновенно растрепал кое-как приведенную в порядок причёску. Я неуютно поежился, осматриваясь по сторонам, подмечая, что засаленная пиццерия на углу так и не закрылась за те полгода, что меня не было в этой части Манхеттена. Без рюкзака было как-то неуютно, да и мне было немного не по себе от того, что ветер так легко проскальзывал мне за шиворот и щекотал спину. Конверт с деньгами, казалось, оттягивал карман толстовки. Ладно. Подняться на этаж, поздороваться, отдать компенсацию и уйти. Наверное, они в полной уверенности, что я сбежал куда-то вместе с Фордом и живу преспокойно на его бабки.       Я задрал голову, рассматривая обшарпанный пятиэтажный домик. Отсчитав три этажа, я глянул на левые окна и увидел, что в одном из них горит свет. Значит, они дома. Либо они съехали, и дома новые владельцы квартиры, но тогда придётся выяснять у Барбары, куда они переехали.       А это значит, что придётся ей писать. И отчего-то мне было очень сложно заставить себя набрать даже пару символов в строке диалога. Пальцы будто бы отнимались, стоило мне попытаться напечатать даже простое «я тоже скучаю», ведь оставлять её последнее сообщение не отвеченным и просто перевести тему было бы… Жестоко.       «Мы скучаем». Будто прося меня вернуться и вновь навестить их, на секунду отвлечься от роскошной жизни с богатеньким подростком в компаньонах. Извини, Бабс, я был очень занят медленным угасанием от анемии. Я с трудом собрался с мыслями, и, шумно выдохнув, зашёл в никогда не закрывающийся подъезд.       Тонкие перила были вновь окрашены, наверное, с приходом весны — кое-где свежая краска уже успела облупиться, обнажая предыдущие попытки привести лестницу в какой-то божеский вид. Я никогда особо не стремился прикасаться к ним, а сейчас тем более. Ещё руки запачкаю о толстенный слой пыли на поворотных дугах.       Встав перед дверью в квартиру моих друзей, я нервно вздрогнул, осматривая обшарпанную деревянную дверь. Кажется, Барбара наконец достучалась до Зака, и он все-таки покрасил её, но, кажется, выбор краски был неудачным, и долго она не продержалась — ярко-лаймовая лаковая корочка уже растрескалась возле ручки и рядом с замком. Похлопав по карманам, я вновь нащупал пачку сигарилл, зажигалку и кошелёк, и, тяжело выдохнув, нажал на дверной звонок. Спустя несколько секунд щёлкнула щеколда, и из проёма показалась знакомая зелёная макушка.       Дверь распахнулась так быстро, что мне чуть не прилетело по лбу, и я спешно отпрыгнул в сторону. Из квартиры вылетела Барбара, буквально запрыгивая мне на шею с таким диким визгом, что мне показалось, что соседи сейчас вызовут в полицию. Я сделал пару шагов назад, чтобы не свалиться вместе с девушкой на пол, и крепко обхватил её за талию, утыкаясь носом ей в плечо и даже как-то неожиданно для себя глупо заулыбался.       Хм. Почему-то я не ждал столь тёплого приёма.       В моем воображении встреча должна была пройти чуть ли не официально — ну, мы бы, конечно, обнялись, я бы зашёл в дом, выпил чаю, отдал деньги, рассказал о себе чуть-чуть, послушал их, и разошлись бы. Но Барбара сжимала меня в объятиях так крепко, и дрожала так сильно, что я был уверен, что просто так меня домой уже не отпустят.       — Перси! Мой милый мальчик вернулся! — приговаривала девушка, наконец, отстранившись от меня, но только чтобы схватить моё лицо в свои ладошки. — Живой! Живой! А как ты вырос, Господи! — она счастливо улыбалась и принялась расцеловывать меня, будто бы я был её давно пропавшим сыном, вдруг чудесным образом вернувшимся домой.       — Бабс? — послышался знакомый голос из глубины квартиры.       — Зак! Перси вернулся домой! — во все горло кричала Барбара, снова крепко прижав меня к себе. Теперь я был даже выше неё на пару сантиметров, и она, кажется, была как никто этому рад.       Послышался громкий топот, и слегка прикрывшаяся дверь вновь распахнулась настежь, и из квартиры вылетел Лоуренс. Он был по пояс голый, взгляд абсолютно ошарашенный, а волосы на голове висели плотными сосульками и падали на лоб. Барбара выпустила меня из кольца рук, но только чтобы передать меня в объятия своего парня.       — Перси, — тепло произнёс Зак, и мне даже показалось, что у него в уголках глаз выступили слезы. — Мужик, мы так… — он даже не смог договорить, только покрепче сжал меня в объятиях и зажмурился. Я утешительно похлопал его по спине, но, кажется, только больше его растрогал — парень уткнулся носом мне в плечо, и я почувствовал, как шеи и щеки коснулись его мокрые волосы.       Барбара стояла рядом, все ещё приобнимая меня одной рукой, и я огорченно заметил, что счастье в её глазах постепенно угасает, по мере того, как она вглядывалась в моё лицо.       — Милый… — она осторожно погладила меня по плечу, и Зак невольно отстранился от меня, взглянув на свою девушку. — Божечки, ты что, не спал примерно никогда в своей жизни? Ты плохо себя чувствуешь?       Я только отмахнулся и попытался правдоподобно улыбнуться ей. Не особенно вышло.       — Давайте в дом, мальчишки, — распорядилась Барбара и провела рукой по моей щеке. — Зак, ты испачкал Перси своими патлами.       — Он- — я растерянно потер тыльной стороной ладони челюсть и увидел красные разводы. — Вот же жук.       — Виноват, — без капли раскаяния бросил Лоуренс, заходя в квартиру. — Мы в процессе покраски. Кстати, пить будешь? Я как раз открыл виски. Посидим, поболтаем, ты нам, между прочим, задолжал несколько десятков часов задушевных бесед, — парень притормозил в прихожей и обернулся на нас. В этом торопливом говорке и сумбурных предложениях и крылось особенное гостеприимство Зака.       Я на пару секунд задумался о том, что подумают обо мне мои новые родственники, когда узнают, что четырнадцатилетний подросток молча смылся из дома, приехал к старым друзьям, накатил с ними виски, возможно выкурил больше сигарет, чем обычно, и… Наверное, поздно вернулся домой.       Об этом я подумаю когда поеду домой.       Я взглянул на Барбару, и мягко улыбнувшись ей, снова перевёл взгляд на Зака.       — Ну, раз такое дело… Закуска с меня, — протянул я, заходя в дом и спуская с плеч куртку. — Заказывай, молодёжь, пока у Джексона есть бабки.       Барбара засмеялась и зашла следом за мной, и дверной замок тихо щёлкнул.

***

      — И вот я, короче, смотрю в письмо, — громко рассказывал я, взмахнув стаканом с виски, смешанным с колой. В другой руке медленно тлела сигарета. — И там, понимаешь, каждый пунктик мне ржёт в лицо: Джексон, значится, полоумный придурок, наркоман, и вообще все выдумал, мол, впрочем, и МакКейси такой же выдумщик. И вот, представь себе картину, — я вытянул руки, как бы обрисовывая руками рамку. — Попытка изнасилования, покушение на убийство, спаивание несовершеннолетнего и оставление в беде. И знаешь, сколько ему дали?! — я стукнул стаканом по столу, чувствуя, как комок обиды встал снова поперёк горла.       — Сколько? — еле слышно выдохнула Барбара, практически весь рассказ молча заглядывавшая мне в рот.       — Год и четыре месяца! — я стукнул ладонью по столу и закусил губу. — И вот всё, всё что вот я думал, всё напрасно. Вся работа, что я проделал над собой — всё к чертям собачьим. Снова эти навязчивые чёртовы мысли — вот, выйдет из тюрьмы, что делать, какой гроб покупать… — я ненадолго замолчал, крутя стакан в руке и гоняя по дну кубики льда. — Я так заебался. Вы не представляете просто, — я тяжело выдохнул и прикурил. Доставка еды слегка опаздывала, и я рисковал ужраться в говно довольно быстро, выпивая крепкий алкоголь на голодный желудок и закусывая сигаретой.       Но я этого хотел. Я хотел напиться до чёртиков, чтобы наконец меня отрубило, и мне уже было не важно, где — в подворотне, возле толчка, в кровати, в обнимку с тазиком, я был уже согласен на всё. Я хочу, чтобы все мысли наконец ушли из моей прогнившей башки, чтобы хоть на один вечер страх ослабил свою хватку.       Барбара нежно коснулась моего плеча, затем, убедившись, что я на самом деле не злюсь, а просто очень расстроен, мягко обхватила мою руку и устроилась на ней щекой.       — Я… Мне даже страшно представить, Перси, — ласково произнесла девушка, поправив рукав моей толстовки. — Ты, должно быть, очень-очень сильно устал.       — Я больше не могу так, — пробормотал я, пытаясь не подавиться дымом, и подкатил глаза. — Это просто… Это выше моих сил. Я скоро нахрен вскроюсь такими темпами, — я раздражённо отставил стакан в сторону и потёр тыльной стороной ладони глаза. — Какого хера жизнь так несправедлива?       — Ну у тебя появилась отличная любящая семья, — попытался внести свой вклад Зак.       — Этот психопат их всех угасит, — фыркнул я, стряхивая пепел в пустую банку от нутеллы. — Его ебучий папаша и так знает уже и мою школу, и мой адрес, наверняка, тоже знает. А что знает Джонатан, то выяснит и Форд.       На кухне воцарилось напряжённое молчание.       — Может, он тебя не тронет… — с надеждой прошептала Барбара.       — Этот уебок уже прислал мне открытку, — буркнул я, выдыхая дым через ноздри. — Пишет, блять «Скоро увидимся», да чтоб он сдох, скотина, — залпом допив коктейль, я даже умудрился не поморщиться и резко выдохнул. Бошка уже слегка кружилась, но на душе все ещё оставался мерзкий осадок.       Зак осторожно коснулся пальцами бутылки, приподняв бровь, и я согласно подтолкнул к нему стакан.       — Так, мальчики, тише, — покачала головой Барбара, перехватывая стакан на полпути. — Давайте дальше уже после еды. А то мы потом Перси не откачаем.       Из коридора послышалась трель дверного звонка, и Зак, громко фыркнув, все-таки отвинтил крышку виски и щедро плеснул его в мой стакан.       — Кушать подано, — провозгласил парень, а я сунул руку в карман и достал бумажник. Вытянув пару купюр, я отдал их Барбаре.       — И чаевые ему там отсчитай пощедрее, хорошо? Человек пашет за копейки, — буркнул я, растирая пальцами веки, и потянулся за бутылкой колы. Концентрация колы с каждым стаканом становилась все слабее, и каждая порция становилась крепче предыдущей.       Барбара забрала деньги из моих рук и вышла из комнаты, я же вытащил очередную сигариллу из упаковки.       — Ты не перегибаешь с табаком? — осторожно спросил Зак, закидывая свежие кубики льда в стакан.       — Я вообще перегибаю по жизни, — хмыкнул я, прикуривая. Левая рука снова начала дрожать, но я проигнорировал это. Хотя с первой же затяжки я почувствовал, что меня морозит.       — Я… — Зак запнулся, и мы пару секунд молча смотрели друг другу в глаза.       Он, кажется, пытался собраться с мыслями, а я просто ждал, когда же он закончит эту самую мысль. В уголках его глаз вдруг стала собираться вода, и я сначала даже подумал, что мне кажется, когда парня вдруг передернуло и он шумно втянул носом воздух.       — Ты в порядке? — слегка напрягшись спросил я, затягиваясь.       — Блять… Прости меня, пожалуйста, — вдруг Зак несколько раз громко всхлипнул, и по его лицу потекли слезы. Дрожащей рукой он ухватился за полотенце на своей голове и стянул его с мокрых волос, уткнулся в ткань лицом. — Перси, я так тебя подвёл…              На секунду я с ужасом подумал, что, возможно, Зак все ещё как-то может быть связан с Фордом. Возможно, он все ещё пытается на него как-то влиять, или что-то вроде этого, так что я заметно напрягся, но попытался сконцентрироваться на том, чтобы унять дрожь и позволить Заку высказаться.       — Вот… Когда вы только с ним уехали, мне… Мне Барбара такой разнос устроила… — всхлипывал Зак, вытирая слезы полотенцем. — Так кричала… Так кричала… И… Я не жалуюсь… Я понял, каким идиотом я был… — он резко схватил меня за предплечье и я чуть не выронил с испугу стакан. — И… Она сказала, вот, Перси вернётся, и ты… Ты извинишься перед ним… И я так долго думал, как же просить прощения… Я же… Я же правда виноват был, — он провел большим пальцем под глазом и шмыгнул носом.       Я медленно выдохнул, чувствуя, что слезы стали припекать веки. Без трех стаканов виски я бы вряд ли мог позволить себе расплакаться, но сейчас все располагало. К тому же Зака сейчас было так жалко, боги, он так трясся, пока пытался объясниться передо мной. Все мысли о шпионаже тут же исчезли — было очевидно, что Зак винит себя за то, что мне уже известно, и никакого заговора тут нет.       — Думал ещё… Вдруг не простишь, то что… Что делать тогда… Кто ж… Кто ж знал что ты не вернёшься, — Лоуренс задрожал сильнее и ещё крепче сжал мою руку, будто пытаясь напоминать себе, что я тут, и вовсе не мёртв. — Вот неделю ни весточки, другую… И вот приходит к нам полиция… — я услышал, как с тихим стуком Барбара поставила коробки с пиццей на столешницу, но к нам пока не подходила. — Думаю, пиздец, вас взяли, и вот… Я, блять, себя ненавижу… Только и подумал, как же себя прикрыть, мол, ничего не знаю… Ладно, думаю, будь что будет… Впустил, они нас допросили, но вообще ни слова о том, что у вас там какие-то были дела, и, думаю, что-то не то… Спрашиваю, мол, а что случилось-то… — Зак снова вздрагивает и опускает лицо на стол, положив туда полотенце. — Говорит, убили вашего дружка. МакКейси мол сам во всем признался, хотя тело пока найти не можем, — он выпустил мою руку и накрыл ладонями голову.       Я с сожалением осмотрел друга и слегка наклонился, пытаясь заглянуть ему в лицо. Пока в разговоре наступила пауза, девушка тихонько раскрыла коробки и достала тарелки, поставила перед нами несколько кусков пиццы, но, честно говоря, аппетита не было никакого, хотя я оценил её добрый жест. Тяжело вздохнув, я выпил несколько больших глотков виски и снова затянулся сигаретой.       Эти двое тоже прошли через маленький Ад. В эмоциональном смысле так точно.       — Барбара сразу начала плакать, — спустя пару минут снова отозвался Зак, вцепившись в свои же волосы. — Она месяц, наверное, только и делала, что плакала. И не разговаривала со мной. Она даже не смотрела на меня, — Лоуренс приподнялся на локтях, упершись ими в стол. Его лицо от слез было уже совсем красное, а голос стал гнусавым и ломанным. — Я боялся, что она не выдержит, и уйдёт от меня. И… Пока она плакала, я так… Отвлёкся от своих… Мыслей, что даже как-то… Не понял, что ты умер. Но когда Барбара немного пришла в чувство и… Мы поговорили, вот тогда я понял, что ты правда не вернёшься. Вот тогда уже настала моя очередь пореветь, — Зак попытался проморгаться, избавляясь от слез, но глаза тут же снова наполнялись влагой. — Но… Ты здесь. Живой. Так вырос ещё, — он сорвался на хриплые смешки, глядя мне в глаза. — Но такой измученный.       Я устало улыбнулся ему и вздохнул. Конечно, Зак поступил как конченный урод, когда убеждал меня, что Форд ничего плохого не делал — интернет, пускай и слишком поздно, рассказал мне, что то, что делал Форд, также приравнивается к сексуальному насилию, и дальше уже только петтинг и сам половой акт. Я бы узнал об этом раньше, если бы мне не было так страшно искать эту информацию. Ведь тогда мне было некуда идти, негде прятаться.       — Мы только… Может, месяц назад немного оправились, — тихо произнесла Барбара, подойдя сзади, и стала поглаживать меня по волосам. — Я… Нормально окончила этот курс, хотя очень сильно пыталась завалить между… Истериками, но успокоительное помогло, — она нежно обняла меня за плечи и присела на табуретку рядом со мной. — Так значит… Ты уже в декабре был… Найден живым?       Я почувствовал ужасно болезненный укол совести, прямо меж рёбер. Мои друзья так сильно переживали, думая все это время, что я мёртв, пока я даже пальцем не пошевелил, чтобы оповестить их об обратном. С другой стороны, мне же было не до них, много новых проблем навалилось, столько внеурочной деятельности…       Да ладно, я мог бы и написать. Но я не знал же, что им что-то известно про меня. А на Зака… Я был все-таки немного обижен. Ладно, в глубине души я сильно на него обижался, наверное, и именно поэтому не стал заходить в гости просто так. Но Барбара не заслуживала страдать полгода, прежде чем получить хорошую новость.       Впрочем, я не видел, чтобы она переживала по этому поводу.       — Прости… — тихо буркнул я, ткнувшись лбом в шею девушке, но та только покрепче обняла меня и пригладила хохолок на затылке.       — Полицейский знал наши номера, — недовольно буркнул Зак, вытянув сигарету из моей пачки. — Это он по-хорошему должен был сказать нам, что ты жив. Вообще-то он знал, что мы друзья, и что сильно переживаем. Но, видимо, у него нашлись дела поважнее. Ты тут не при чем, — парень прикурил и шмыгнул носом. — Главное, что ты жив. Господи, я ещё ничему в жизни не радовался так сильно, — и, справедливости ради, я видел неподдельное счастье в глазах друга.       Несмотря на припекание в веках, я так и не смог проронить ни слезинки, пока Зак рассказывал свою историю. В горле все ещё стоял комок, голова начинала очень сильно болеть, но это было неважно.       — Прости меня, — снова сказал Зак, сев прямо. — Я очень жалею, что… Так поступил с тобой. Я должен был помочь тебе как-то избежать общения с Фордом, стоило мне услышать твои жалобы, а не пропускать их мимо ушей.       — Зак, — слегка глухо произнёс я, накрыв его ладонь своей. — Выдохни. Думаю, ты достаточно промучался за эти полгода и точно понял свои ошибки. Я тебя прощаю.       — Честно-честно? — встрепенулся Зак, и на его глазах снова выступили слезы.       — Всё, иди сюда, надоел, — я потушил сигарету о стеклянную банку, встав на ноги.       Зак бросил свой бычок туда же и мы крепко обнялись. Парень со всей силы схватился за мою футболку, но я сделал вид, что это нисколько мне не мешает. Вслепую нащупав тарелку, я стянул с неё один кусок пиццы и чуть отстранился от парня.       — Ну, — я поднёс кусок к его лицу и ухмыльнулся. — Пицца мира?       Зак жалобно всхлипнул, кивнул и ухватился зубами за пиццу. Я быстро откусил его с другого краю и уткнулся носом в нос Зака. Отстранившись, я дёрнул головой, чтобы оторвать ниточки сыра, тянущиеся за мной.       — Всё, доедай, — буркнул я, прожевывая щедрый ком сыра и ухмыльнулся. Вид чуть ли не плачущего Лоуренса с пиццей в зубах был сравним с мемными котиками в интернете. — Боги, Лоуренс… Я со смеху уссусь сейчас, хватит уже плакать, ну, — я потрепал его по волосам и приобнял второй рукой Барбару.       Я чувствовал, что у меня начинают подгибаться колени, так что упёрся бедром в стол и довольно взглянул на Барбару.       — В остальном… Всё хорошо? — пробормотал я, убрав прядь волос с её лица.       — Теперь да, — она перехватила мою руку и потянула меня в комнату. — Но ещё мне нужно освежить цвет, раз мы закончили с Заком… Хочешь, и тебе покрасим, м?       — Прядку можно, — фыркнул я, подхватывая тарелку с едой и пошёл вместе с ребятами вглубь квартиры. Зак прихватил с собой оставшиеся коробки с пиццей и бутылку колы.

***

      — Я хочу… Какой же цвет я хочу… — полусонно бормотал я, глядя в зеркало на свою выбеленную чёлку.       — Давай, вспоминай, — посмеялась Барбара, чмокнув меня в макушку. — На какую букву начинается?       — Мм… На «к», — буркнул я, прикрыв один глаз. Меня уже очень сильно вело от алкоголя и сигарет, к тому же те два куска пиццы, что я съел, угрожали в скором времени покинуть мой желудок.       — К… Красный? — неуверенно протянула Барбара, запуская пальцы мне в волосы и стала медленно массировать кожу головы. — Коралловый? У меня такого, боюсь, нет…       — Камедь… — пробормотал Зак, изнеможденно потянувшись за куском пиццы. — Краплак…       — Это тоже красный, умник, — фыркнула Барбара, ухватывая пальцами мою чёлку и убирая её назад.       — Вспомнил, — тихо произнёс я, прикрыв глаза от блаженства. — Синий…       Ребята, немного помолчав, разразились небывалым хохотом.       — И это — твой цвет на букву «К»? — смеялась Барбара, обхватив меня за плечи. — Мы бы до утра отгадывали, Загадочник блин.       — Ну это же как в той песне, — я пару раз щёлкнул пальцами, вспоминая название. — Карибская синева.       — А-а, вот где «к» образовалась, — перестала смеяться Барбара, и теперь просто улыбалась мне в зеркале. — Синий подойдёт… Мм, Зак, включи эту песню, с синевой. Я сто лет её не слышала, — девушка отошла к коробке с красителями, а Зак, отложив в сторону кусок пиццы с анчоусами, стал искать нужный трек в телефоне.       — Так чо, Персик, — окликнул меня Зак, не отвлекаясь от поиска. — Ты стал школьной звездой после того своего спектакля?       — Да навряд ли, — хмыкнул я, закидывая ногу на ногу. Опьянение перешло в «теневую фазу» — когда ты сидишь смирно, то почти не чувствуешь последствий отравления спиртом, но стоит тебе поменять положение, как тут же необходимо за что-нибудь ухватиться, чтобы не упасть на пол.       — Да ну. Ты же сказал, что математик решил даже, что ты зазвездился, вот и бросил учёбу.       — Много эти математики понимают в жизни, — я поднял глаза на Барбару, вставшую прямо передо мной с небольшой пластиковой миской, измазанной ярко-синей пастой. — Нихрена, это у меня такой цвет будет?       — Должен.       — Вообще кайф, — я улыбнулся девушке и снова посмотрел на Зака.       — Че, думаешь, новую школу искать? — спросил парень, перевернувшись на живот.       — Да… Не знаю. Я такую сцену этому Жану закатил, что наверняка придётся, — хмыкнул я, потерев плечо. — Просто… Я немного на взводе последние две недели.       — Я увидела это ещё на пороге квартиры, — посетовала Барбара, разделяя и без того не очень большую прядь на ещё более маленькие сектора. — А твоя эта мама две недели заметить не может.       — Если честно, то я не помню, когда в последний раз видел опекунов в лицо, — я тяжело вздохнул, переведя взгляд на свое отражение в зеркале. Под действием алкоголя мне было даже нахмуриться сложно, и, пожалуй, я впервые за несколько дней видел свое лицо расслабленным. Такое оно мне куда больше нравится.       — Они постоянно на работе? — недоуменно спросила Барбара. — И как они следят за всеми детьми тогда?       — Нет-нет, просто я… Тут же сваливаю в комнату и практически не появляюсь в общих комнатах.       — Почему? — девушка невольно нахмурилась, глядя на меня через зеркало. — Тебя там кто-то обидел, что ты не хочешь с ними разговаривать?       — Нет… Просто… — я немного помолчал и тяжело вздохнул. — С тех пор как я… Поговорил по душам с приемным отцом, я больше не разговаривал с ним типа… Вообще. Только здоровался и делал вид, что все хорошо.       — Он что-то сказал? — Барбара отложила прокрашенную прядь в сторону.       — Он поддержал меня, мы нормально поговорили, просто… — я устало выдохнул и потер лицо. — Мне тяжело. Никто не знал столько, сколько он. И меня… Пугает, может… Есть вещи, которыми я не горжусь. Чувства, которыми я не горжусь, и… Я боюсь, что он их почувствует, увидит между строк, хотя я хотел бы их… Спрятать ото всех. И от него тоже, — я поднял взгляд на Барбару, и она мягко провела по моей щеке.       — Это… Думаю, нормально, — неуверенно протянула девушка, прокрашивая чёлку дальше. — Но, думаю, он тебя примет, с любыми чувствами, даже самыми горькими, — она провела гребнем по пряди, прокрашивая её тщательнее. — Что именно тебя гложет?       Я задумчиво опустил глаза на свои ноги, на подраные джинсы, на родинку на правом колене. Проведя пальцами по ткани, я закрыл глаза, попытавшись собраться с мыслями.       Я чувствовал страшную, вязкую и вонючую тьму в своём сердце. Я не мог ей поделиться с людьми, близкими мне, если я не хочу их… Отпугнуть. Я сцепил ладони в замок и полуприкрыл глаза.       — Много. Не могу выделить что-то одно. И в груди болит, — я дёрнул плечом и вздохнул, пока Барбара закручивала прядку в пучок, чтобы она случайно не окрасила мне лоб.       — Со временем должно стать легче, — неуверенно произнесла Барбара, поглаживая меня по плечу.       Обнадеживающе, ничего не скажешь.

И мир всё кружится и кружится Вместе со всем, что ты знал

      Мы лежали на кровати. На телефоне Зака на повторе крутилась вспомнившаяся нам песня, и мы молча смотрели в пустоту, размышляя каждый о своём. Я устроился головой на руке Зака, чувствуя, как мокрые волосы медленно сползают под действием гравитации, а на моей груди устроилась Барбара, приобнимая меня поперёк живота. Глаза сами по себе закрывались, и, спустя пару попыток сопротивления, я наконец позволил себе погрузиться в дрему, приобняв подругу покрепче.

Они говорят, что небо над нами  Цвета Карибской синевы

      — Вообще, Тесей охуенный, — медленно бормотал я, затягиваясь сигаретой и смакуя дым во рту, прижимаясь лицом в прохладное стекло окна.       Зак, сидя напротив, полусонно выхватил сигарету из моих пальцев и тоже затянулся, выдыхая дым практически мне в лицо.       — Что, охуеннее меня? — пробормотал парень, плеснув мне в стакан ещё виски.       — Малыш, много кто охуеннее тебя, — хмыкнул я, отпивая уже чистый виски, и медленно проводя пальцем по кромке стакана. — Это нормально.       — Обижаешь, — расстроенно вздохнул Лоуренс, и, перехватив сигарету другой стороной, протянул её обратно. Ухватив её зубами, я снова вдохнул едкий дым и выпрямился, устало прикрыв глаза.       Подоконник был таким холодным, что даже сквозь теплые штаны Зака я чувствовал, как начинаю замерзать. Впрочем, возможно, это снова меня морозило.       — Скажи мне, Перси, — пробормотал Зак, и, обняв меня за плечи, притянул к себе. Устроившись головой у него на груди, я продолжил курить, подтянув правое колено ближе к груди. — Тебе нрави… Нравится Барбара?       — Мм? В каком смысле? — я даже приоткрыл глаза и подкатил их, правда, видел только слегка щетинистый подбородок Лоуренса.       — Ну ты бы с ней переспал?       — Ты ёбнулся, брат? — я слабо ухмыльнулся, затягиваясь. — Это всё равно, что мать трахнуть, чел. Фу. О чём ты вообще думаешь.       — Ну… мало ли, я просто спросил, — пробормотал Зак и, опустив голову, поцеловал меня в макушку. — Я просто… Боже, — он закрыл лицо руками, потирая пальцами переносицу. — Я такой… Уёбок.       — Я знаю, — фыркнул я, отпивая ещё виски.       — Я ведь… Знал, что ты нравишься Форду.       Ну, справедливости ради, я-то тоже это подозревал в начале, пока меня не переубедили.       — Я уже слышал-       — Нет, Перси, — парень крепко обнял меня поперёк груди, прижимая к себе. — Я… Ещё до того, как ты согласился с ним… с нами общаться, он… Он почти весь семестр только и делал, что говорил о тебе и твоей подружке… Почти ревниво следя за тобой, но я думал, что он типа прикалывается… — Зак судорожно вздохнул, закусив губу. — А когда понял, что он… Серьёзно как бы… Запал на ребёнка, то я просто… ну, растерялся… Он всё-таки много помогал нам деньгами и почти не просил взамен, и я не мог… как-то выдвигать претензии, но, блять, я должен был тебя уберечь, — пьяно бормотал Зак, накрыв мой лоб ладонью и второй рукой поглаживая по плечу.       Тяжело вздохнув, я подтянулся повыше, пристраиваясь на плече Лоуренса, и потушил сигарету о банку из-под энергетика.       — Слушай… Я… Я всё понимаю, — пробормотал я, допив виски в стакане. Голова уже сильно кружилась, и я ухватился за руки Зака, чтобы не свалиться с подоконника. — Я прощаю тебя за всё, Зак. Договорились? — я крепко сжал его предплечье и, уронив голову набок, взглянул на парня. — Просто… Двинемся дальше. Я хочу, чтобы… Чтобы ты пообещал мне кое-что.       — Что?       — Если к Барбаре не дай Бог кто-то будет где-то приставать, не поступи с ней как со мной, а поддержи её и будь рядом. Обещаешь?       — Боже, Перси…       — Не поступи с ней так, как со мной. Я понимаю, что это разные вещи… Но если ты пообещаешь, что обязательно будешь с ней, если что-то с ней случится, то я тебя прощаю.       Недолго помолчав, парень тяжело выдохнул и ткнулся носом мне в висок.       — Да. Я клянусь, — он обхватил меня двумя руками и прижал к себе. — И я больше никогда не пропущу мимо ушей твои просьбы и жалобы, я клянусь.       — Хорошо, — я устроился головой на его груди, и, расслабленно опустив плечи, прикрыл глаза и снова задремал.

Если бы все твои слова были золотом, А все мечты — новы…

      Я ненавижу дверные звонки. Вот, только представлю, как раздаётся в тишине эта омерзительная трель — сразу выть хочется. Ещё больше он раздражать может только раздаваясь тогда, когда ты спишь.       И именно такой, гнусный и неожиданный дверной звонок заставил меня разлепить глаза. Я, как оказалось, лежал щекой на груди Барбары, и, тут смущённо покраснев, отжался от матраса и привстал на локтях, всё ещё чувствуя довольно ощутимое опьянение. Сколько я проспал? Сколько сейчас времени? Я медленно сел, держась за голову, и бросил взгляд на электронные часы.       Пять, мать его, часов утра. Да я убью этого рассветного гостя, я клянусь, он нахрен не жилец.       С тихим стоном я сполз с кровати на пол, и, подтянув к себе свои джинсы, нехотя оделся. Затем натянул на себя первую попавшуюся кофту — ею оказалась выцветшая футболка Зака с логотипом какой-то андерграундной рок-группы. Взъерошив волосы, я осторожно поднялся на ноги, и, придерживая голову, медленно двинулся в сторону входной двери.       Стоило мне взяться за ручку, как из звонка снова раздалась пронзительная трель. Я отпустил пару тяжёлых ругательств, и, щёлкнув замком, распахнул дверь.       Секунда загробной тишины, и я получаю увесистый удар по лицу. Отшатнувшись от порога, я сделал пару шагов вглубь квартиры, накрывая щёку ладонью, и поднял недоумённый взгляд на своего спятившего братца. Малкольм стоял, будто громом поражённый, и широко раскрытыми глазами уставился на меня.       Я был ещё сонный, а такой неожиданный удар сбил с меня весь воинственный настрой, а потому просто растерянно смотрел на Малкольма, ожидая дальнейших действий с его стороны.       Издав непонятный звук, что-то между кряканьем и бульканьем, и, громко всхлипнув, брат кинулся мне на шею, сминая в крепких объятиях.       — Господи, идиота кусок, — рыкнул Дэвис, так сильно сжимая меня руками, что почти выдавил из меня остатки вчерашней пиццы. — Боги. Боги я тебя ненавижу. Боги. Ты… — он отстранился от меня, тут же схватив моё лицо в ладони. — Господи, я тебя нашёл. Родители в обморок упадут от счастья. Ты, мелкий поганец, — он ухватил меня за плечи, тяжело дыша. По его щекам потекли слёзы.       — Эй… Эй, что случилось, — тихо пробормотал я, взявшись за его предплечья. — Меня не было-то… Ну… сколько…       — Третий день, чёрт ты спятивший, — процедил Малкольм, крепко держа меня в руках. — Три дня от тебя ни слуху, ни духу. Телефон, блять, оставил дома, крутой такой, ни записки, ни адреса, ни слова, ты с ума сошёл? Вот скажи мне, ты с ума сошёл?!       — Я? Я… Три дня? — ошарашенно переспросил я, убрав чёлку со лба. — Меня не было три дня?       — А сколько по-твоему, олух? — прошипел Малкольм, вытирая слёзы рукавом.       — Я… Я думал, что только вчера приехал, и… сегодня собирался домой, — неловко пробормотал я, снимая его руки со своих плеч. — Пойдём… В кухню.       — Домой, сейчас же, — хмыкнул парень, схватив меня за запястье.       — Дай хоть воды стакан выпить, — пробормотал я, разжимая пальцы вокруг своей руки. — Малкольм…       — Перси, ты… Ты просто конченный. Невозможно, — вздохнул Дэвис, и, выпустив мою руку, закрыл ладонями лицо. — Боги, Перси, мы так все испугались. Перси. Ты не представляешь. Ты… Да что я тебе говорю, рассказываю. Давай, просто скажи, что тебе плевать. Давай.       — Малкольм…       — Нет, давай, скажи, — парень пошёл вслед за мной на кухню, скрестив руки на груди. — Ты омерзительно ведёшь себя уже как целый месяц. Ты просто невыносим.       Я присел за стол, обхватив пальцами прохладный стакан с водой, и тяжело вздохнул.       — Что с тобой? Что с тобой стало, Перси? От тебя так пасёт табаком, что я не знаю, как везти тебя домой, тебя Чарли просто порвёт на британский флаг, я… Боги, ну Перси, — Малкольм в голос простонал от гнева и сел на стул, зарываясь пальцами в волосы.       Пару минут мы сидели в тишине, пока я пытался вместить в себя стакан воды и переварить всё сказанное Малкольмом. Не найдя там ничего кроме бессвязных причитаний и оскорблений, я решил оставить большую часть его реплики без отклика, и ответить только на один вопрос — прямо и чётко.       — С тех пор, как я узнал про приговор, я потерял всякий сон. Перестал регулярно питаться и принимать витамины. И, соответственно, мой организм перешёл в режим выживания, пускай и так не вовремя.       — Про… Ты уже знаешь? — ахнул Малкольм, глядя на меня. — Папа считает, что ты не в курсе.       — Сюрприз.       — Подожди… — Дэвис помолчал пару секунд, и затем, громко шлепнув себя по лбу, шумно выдохнул. — Письмо. Оно не потерялось. Ты его украл.       — Эй, я его не крал, — недовольно буркнул я, но, подумав, обречённо пожал плечами. — Ну… Не имел это в виду. Взял чисто из любопытства, а там…       — Как давно? — Малкольм наклонился ко мне и взялся за воротник моей футболки. — Как давно пришло письмо?       — В день премьеры, — тихо ответил я. Дэвис, поджав губы, всматривался мне в глаза.       — Перси, почти полтора месяца прошло.       — Уже?       — Да, Джексон, уже. Ты… — Малкольм остановил себя на полуслове, и, шумно выдохнув, снова продолжил. — Почему ты ни с кем не поговорил? Ладно я, ладно Тесей, но папа? Папа верил тебе, Перси. Доверял тебе. Надеялся, что и ты доверишься ему, когда снова будут проблемы. Но… — парень поджал губы, и я видел, как у него дрожал подбородок.       Он так говорил, будто бы родители во мне неожиданно разочаровались. Если они от меня откажутся, то это будет уже чересчур, но Малкольм выглядел таким обречённым, что никакие другие мысли в голову не лезли.       Надеюсь, он не станет мне этого говорить. Пускай уже они сами скажут мне, что я подвёл их доверие. Я абсолютно не готов сейчас оставаться одному — у Барбары с Заком я точно жить не собираюсь — но это уже будут мои личные проблемы.       К сожалению, мне не удалось родиться хорошим сыном.       Я понимающе покивал, глядя на Малкольма, но затем опустил глаза и сильно прикусил щёку. Рот стал медленно наполняться вкусом свежей крови.       Я всё-таки умру одиноким и брошенным. Люди, давшие мне однажды шанс, выбравшие меня, разочаровались в своём решении, и их обещания всё же оказались несбыточными. Да я и сам дурак, что позволил себе поверить в их красивые сказки — стоило мне один раз уйти молчком из дома, как я временами поступал раньше, то мой кредит доверия мгновенно исчерпался и вышел в минус.       Ладно. Я не жалею, что поверил им. Это были отличные месяцы в крепкой и дружной семье, в которой я всегда был лишним паззлом.       — Они… Я слышал, они уже… Предполагали, что ты… — Малкольм громко всхлипнул, всё также вытирая слёзы рукавом. — Что они уже не найдут тебя живым. Что ты… Что они тебя недосмотрели. Что ты сдался, не в силах даже обратиться за помощью, а они… А они обманулись, думая, что ты не держишь в себе больше, чем можешь вынести. Отец был уверен, что после какого-то там вашего разговора тебе стало легче, но…       Я растерянно слушал речь Малкольма, пытаясь осознать смысл сказанного.       Боги, они думали, что я покончил с собой. И, пусть это и было страшно осознавать — я ведь действительно постоянно думал об этом варианте. Да, я бы вряд ли решился снова пережить тот ужас, когда я, наглотавшись таблеток в этой самой квартире, содрогался в последних рыданиях, чувствуя медленно подкрадывающуюся передозировку снотворного.       — Мама… Мама нашла в кармане твоего пи-пиджака снотворное, и… Увидев, что оно без упаковки, подумала, что это могла быть… Ну, вдруг это был намёк, и… Упаковки и второго блистера в комнате не нашли, и родители предположили, что ты… Наелся их и ушёл куда-то, — Малкольм громко всхлипнул, и, вытянув из подставки салфетку, растер сопли под носом.       — Как ты меня нашёл? — тихо спросил я, боясь нарваться на агрессию со стороны Малкольма — щека всё ещё болела от его приветственной пощёчины.       — Я два дня пытался разблокировать твой сраный телефон, — гнусаво пробормотал парень, сморкаясь в салфетку. — Пока Лейси не проснулась сегодня рано утром, и, придя к нам в комнату, не сказала, что вспомнила, как ты много раз нажимал на одно место, когда вводил пароль. Кто же мог подумать, что ты поставишь на собственный телефон код из четырёх единиц? Ну а там уже открыл «Убер», и увидел, куда ты в последний раз заказал такси, и вот я здесь, — парень достал из кармана телефон и что-то стал быстро печатать. Потом несколько секунд молча смотрел в экран, и затем поднял на меня усталый и немного грустный взгляд. — Папа скоро приедет. Ты одет?       Я помотал головой, и, осторожно встав со стула, осмотрел себя. Руки тряслись от напряжения, но я решил, что буду сильным. Даже если они решат, что не готовы нести риски, если я даже и решу покончить с собой — ничего страшного. Это их право. Они уже дали мне полгода счастливой и наполненной любовью жизни — я уже благодарен им за это. Без них я бы умер, забившись куда-нибудь, оставшись без малейшей надежды на то, что всё наладится, может поездил бы по сиротским домам, в поисках тихого угла, где можно было бы провести остаток своих дней.       У меня была надежда на лучшую жизнь. Но, наверное, тянуть до освобождения Форда и правда не стоит.       — Прости меня, — я неловко положил ладонь на плечо Малкольма и коснулся губами его макушки. — Мне очень жаль, что так вышло. Прости.       — Ты просто невыносим, — тяжело вздохнул Малкольм, приобнимая меня одной рукой. — Иди оденься уже, ради Олимпа. Домой поедем.       Малли поедет домой. Он будет и дальше жить в теплом и уютном доме, а я… Да чёрт его знает, что будет со мной. Да и не важно это уже. Я пока что достаточно пьян, чтобы условно спокойно воспринимать происходящее вокруг.       Больно будет потом, когда надо будет собрать вещи, попрощаться со всеми, принести извинения, дать последние наставления и пожелания. Но до этого есть ещё как минимум несколько часов, в которые я смогу предаться сладостному забвению и не думать о том, что эти минуты — последние.       Я медленно кивнул и вышел из кухни.       В спальне я вытащил все оставшиеся в бумажнике деньги и вложил их в слегка помявшийся конверт. Затем положил его на письменный стол, и, подняв с пола толстовку, натянул её на себя и грустно осмотрел спящих друзей. Даже не проснулись. Слабо улыбнувшись, я помахал им в знак прощания и вышел из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь.       «Скоро увидимся».       Может, на том свете.       Малкольм слегка помог мне с верхней одеждой и кедами — наклоняясь или заводя руку за спину, пытаясь закончить одеваться, я неизменно начинал куда-то падать, и брату приходилось служить мне опорой. Ну, не беда. Это ненадолго. Я вежливо улыбался ему, негромко благодаря за помощь, и, в последний раз оглядев квартиру, вышел вслед за Дэвисом и закрыл дверь. Замок щёлкнул, автоматически блокируя дверь за моей спиной, и я грустно вздохнул.       — Неужели настолько грустно покидать какой-то алкопритон? — пробормотал Малкольм, засунув руки в карманы куртки.       — Эта квартира была для меня и больницей, и домом, — я слабо улыбнулся, упершись лопатками в дверь. — И люди, оставшиеся там, были моей предыдущей семьёй. Пускай и не столь… Благополучной.       — Вот как, — Малкольм вздохнул, ковыряя носком бетон. — То есть им ты мог рассказать о том, что тебе написывает Форд, а нам — нет?       Я пару секунд переваривал информацию, донесённую мне Малкольмом, но, осознав сказанное им, ни капли не удивился — конечно, стоило мне не вернуться к обеду следующего дня, они прибегли к обыску вещей, и нашли ту долбанную открытку.       — Эти люди видели меня умирающим от побоев и голода, — оправдался я. — Им такое доверить слегка легче, да.       Малкольм тяжело вздохнул, и, взяв меня за руку уже гораздо аккуратнее, повёл к лифту, хотя я и настаивал идти по лестице.       На улице уже стояла серая Тойота, обычно так приветливо моргающая фарами из семейного гаража. Сейчас же машина не вызвала у меня ничего, кроме тягучей тоски, и… ностальгии, что ли. Малкольм не стал говорить, мне напрямую, что меня ждёт, но по его тону и быстрой манере говорить, я всё понимал.       Надеюсь, что моя семья проживёт долгую и счастливую жизнь. Пускай и без меня.       Возле машины стоял Чарли, однако, видимо, получив не совсем точную информацию от Малкольма, стоял к нам спиной и выглядывал кого-то чуть ли не на горизонте. Когда нас разделяло уже несколько шагов, Дэвис окликнул приёмного отца, и тот, чуть не выпрыгнув из ботинок, обернулся к нам.       Я грустно улыбнулся, глядя в глаза своего опекуна. Я даже внушил себе, что ещё видел там любовь — пускай и не пытался этим утешаться. Стоило мне пересечься с ним взглядом, как я почувствовал, как веки стало припекать.       Они доверились мне, и я так их подвёл. Снова. Меня исключили из школы, обещает преследовать в «дружеских» целях мой без пяти минут убийца, и, наконец, заставил всех волноваться, непонятно как уйдя в подполье аж на три дня. Этого хватит, чтобы, разложив все доводы, несмотря на всю любовь и надежду, отдать меня обратно.       Но, по крайней мере, я задолжал ему пару слов извинений. Дома я посчитаю ритуальные услуги, а остальное почти что полностью поделю между всеми ними, насколько честной такая делёжка может быть. Пускай я и подвёл их, но хоть помогу напоследок, чем смогу.       — Привет.       — Перси, — Чарли звучал обеспокенно и строго, и я, побоявшись, что потеряю всякий запал, решил не дать ему заговорить первым.       — Прости, — негромко сказал я, чувствуя, как на глаза наворачиваются долгожданные слёзы, но как же, блять, не вовремя. — Малкольм… Всё сказал. Мне очень… — я не хочу сейчас плакать. Я не хочу, чтобы он оставил меня в семье из жалости, лишь потому, что я плачу. — Мне очень жаль, что я так подвёл тебя. Я понимаю… — по щеке скатилась первая слеза, и я просто ненавидел себя за это. Сглотнув собравшуюся во рту слюну с кровью, я умудрился не сблевать на асфальт и продолжить. — Это правда было счастливое время. И я очень вам за него благодарен, честно. Это просто я… — Я опустил взгляд, не в силах больше смотреть опекуну в глаза. — Это я виноват. Я, наверное, просто таким родился, — я нервно повёл плечом, криво усмехнувшись. — Но если я и был достоин счастья, то я его получил у вас. Вот. Спасибо за всё, — мне было страшно поднимать глаза, но я по крайней мере смог протянуть Чарли руку.       Воцарилась тишина. Я слышал, как бешено бьётся моё собственное сердце, как тяжело я дышу с заложенным носом, и боязно поднял взгляд на Чарли, когда он сказал что-то нечленораздельное.       Я ещё никогда не видел Чарли таким злым. Секунду, он, казалось, был готов рвать и метать, но тут же взял себя в руки и взглянул на меня.       — Я ничего, клянусь! — бормотал Малкольм, заламывая руки. Пока я отвлёкся на брата, то не заметил, как Чарли подошёл ко мне и крепко прижал к своей груди, игнорируя протянутую ладонь.       — Ладно. Ладно. Тшш… — прошептал Чарли, накрыв мою голову ладонью. — Перси, боги… Всё в порядке, мой мальчик, — он убрал волосы с моего лица, скользнув взглядом по покрашенной в синий чёлке. — Не говори таких глупсотей. Всё в порядке. Теперь в порядке. Ты жив и здоров, — опекун погладил меня грубой ладонью по щеке, глядя мне прямо в глаза.       — Чарли? — пробормотал я, глядя на опекуна       — Нам пора домой, Перси. Все ждут тебя домой. Они будут так рады, что ты вернулся, Перси. Всё будет хорошо, я обещаю. Мы рядом, — он крепко обнял меня, погладив по спине. — Не пугай нас так больше, я тебя прошу. Мы так за тебя волновались, мой мальчик, — он осторожно прижал мою голову к своей груди, чуть покачивая меня в объятиях.       — Форд…       — Пусть только попробует, — тихо рыкнул Чарльз, крепко стиснув меня в объятиях. — Пусть. Только. Попробует.       И сдерживать слёзы уже не было никаких сил.

Представь небо над нами Карибской синевой.