Трудный подросток

      — Тише, тише… Не дави, — Чарльз осторожно придерживал мои плечи, пока я захлебывался своей же рвотой. — Всё, давай, надо успокоиться и чуть-чуть потерпеть, и позывы прекратятся… Давай, — он осторожно погладил меня по лопатке. — Глубоко дыши и постарайся не срываться, ладно? Ты уже все что мог выблевал, дальше уже только желудок, а его я запихивать в тебя обратно не сильно хочу.       Я согласно что-то профырчал, стараясь ни в коем случае не дышать носом — впрочем, думаю, Чарльз также этого избегал — и постарался игнорировать болезненные спазмы в пищеводе. Будто бы я проглотил вместе с виски какого-то очень злого лепрекона, который теперь избивал мои внутренности своим неожиданно выросшим кулаком. Как у того шпинатного чубрика… Как его… Банзай, ванзай… А, Папай, кажется.       — Что ты там бормочешь, — мягко посмеялся Чарли и подхватил меня под мышки. — Давай умываться. Держись, сейчас поднимемся.       Ноги затекли, и я с трудом смог встать, откинувшись на грудь Чарльза, но боги, как мне было плевать. Я вообще считал чудом, что жив остался после такого-то. Моего лица коснулось мокрое прохладное полотенце, и я блаженно прикрыл глаза, позволяя короткому ворсу мягко проходиться по коже. Опекун перехватил меня поперёк груди, чтобы я не сполз на пол, но не давил, чтобы меня снова не потянуло вывернуть себя наизнанку. По моим ощущениям я стоял будто бы в морозильной камере — настолько мне было холодно. Кровь пульсировала в висках, горло горело, в носу першило, а в глазах постоянно то темнело, то прояснялось.       Пиздец расслабился, ничего не скажешь.       — Фух… Ну и ну, — тихо бормотал Чарли, осторожно наклоняя меня над раковиной и помогая умыться и прополоскать рот. — Не блюём и воду не глотаем. Вот так, молодец, — мне показались его инструкции излишними поначалу, однако глотательный рефлекс действительно чуть не подвёл меня, и я чудом успел выплюнуть воду.       — Ох, флять, — просипел-простонал я, упираясь руками в холодную столешницу. — Мх…       — Чш-чш-чш, — Чарли осторожно зачерпнул немного воды и ополоснул моё лицо. Затем помог выпрямиться без серьёзных последствий и уже воспользовался сухим полотенцем, чтобы промокнуть влагу.       Я устало что-то профырчал, утыкаясь лицом в его ладонь через полотенце и замер, изредка подрагивая.       Так, бодрячком, бодрячком, нужно вот сейчас отдышаться немножко, и уже можно будет сообразить где-нибудь пристроиться отдохнуть. В желудке все ещё будто бы тлел маленький окурок, прожигая стенки, и от мыслей о сигаретах меня чуть снова не скрутило спазмом.       — Так, нет-нет, мы только умылись, — пробормотал Чарли, перехватывая меня поудобнее. Он говорил это уже третий раз, и я собрал в кулак все свое мужество, чтобы он в этот раз умывал меня не зря.       — Мхм… — я постарался выпрямиться и убрал его руку с полотенцем от своего лица. Я мелко дрожал от холода и слабости, но все-таки кое-как смог разлепить глаза, стерев предплечьем влагу с ресниц.       Я всегда был достаточно бледным, но в нынешнем состоянии, под холодным светом ванной комнаты и уж тем более на фоне Чарли, я был прям аж зеленовато-желтый. Я криво усмехнулся изможденному отражению в зеркале, остановив взгляд на глазах опекуна. Он же смотрел на меня через зеркало, с какой-то, что ли, тоской или задумчивостью. Желая узнать причину его настроения — конечно, я подозревал себя и свое состояние, но мне казалось чуть более уместным в такой ситуации, может, насмешка, волнение, или недовольство, — я слегка задрал голову и скосил глаза на его подбородок. Бекендорф тихо хмыкнул, и обхватил меня поудобнее.       — Знаешь… Я думал, что только через пару лет буду вот так стоять с тяжеленным Тесеем в руках и помогать ему отходить от грандиозной попойки на выпускном… Когда он, может, впервые выпьет алкоголь, а тем более, скорее всего, много, и ему будет очень плохо, — Чарльз тихо посмеялся, убирая прилипшую чёлку с моего лба. — Но я и подумать не мог, что буду откачивать от попойки своего четырнадцатилетнего сына, которого успел чуть ли не похоронить.       — Я экстерном… — пробормотал я, держась за предплечье Чарли, чтобы не стечь на пол.       — Что ты там бормочешь, шутник нашёлся, — засмеялся Чарли и подул мне в ухо.       — Ай, щекотно, — я втянул голову в плечи, тихо посмеиваясь.       — Это лучшее, что я хочу сделать, — пробормотал Чарли, осторожно обнимая меня покрепче и утыкаясь лицом мне в макушку. — Потому что в остальном я разрываюсь между тем, чтобы надрать тебе задницу, расцеловать или запереть дома.       — Что-то так себе меню сегодня, — я повернулся в его руках, утыкаясь в его грудь щекой и прикрыл глаза, понимая, что мне так-то все равно, какой вариант он выберет.       Главное, что он меня не выгонит из дома, и я смогу провести свои последние месяцы в семье.       От неожиданно вернувшихся похоронных мыслей у меня перехватило и так нестройное дыхание, и пробила крупная дрожь. Чарли, почувствовав, что моё состояние резко изменилось, обнял меня покрепче и стал похлопывать по плечу.       — Тш-тш-тшш… — бормотал опекун куда-то мне в волосы и накрыл моё лицо ладонью. — Все будет хорошо, ладно тебе. Я же пошутил…       — Я просто… Я… — я бессвязно бормотал, пытаясь собрать мысли в кучу. — Я не хотел… Вот так вот все, и… — я вжался щекой в опекуна и прикрыл глаза, чувствуя, как мне снова становится плохо. — Я не заметил как три дня, ну… Прошли… — слабое оправдание, Джексон. — Прости меня. Я… — мне закрыли рот полотенцем, потирая им под носом, и я растерянно похлопал глазами.       Чарли присел на край ванны и слегка пригнулся, чтобы быть со мной лицом к лицу. Каждый раз поражаюсь тому, какой же он все-таки огромный.       — Ну всё, всё, унимаемся, — по-доброму бормотал Чарли, вытирая с моего лица слезы. — Мы же уже все обсудили, Перси. Я понял, что ты просто… Выпал. Всё хорошо, я не виню тебя, — Чарли чмокнул меня в лоб, и я смущенно нахмурился, но улыбнулся. — Конечно, зная, что у тебя есть семья, твои эти друзья могли бы и напомнить тебе, что надо бы и позвонить, но не думаю, что они сильно адекватнее тебя были, — мужчина тяжело вздохнул, когда я покивал на его предположение.       — Угу…       — Всё хорошо, Перси.       Мы помолчали немного, глядя друг на друга. Я не знал, что именно хочу сказать Чарли, но что-то так встревоженно тянуло в груди, что я практически ощущал эту боль.       — Ты будешь скучать, когда Форд убьёт меня? — тихо спросил я, глядя на Чарли.       Возможно, было чересчур жестоко вываливать такое на Чарли сейчас, но с другой стороны эти мысли были со мной на протяжении всех этих недель, и в хорошие моменты, и особенно в тяжёлые и молчаливые.       — Если, Перси, — мрачно поправил меня Чарли, глядя в глаза. — Если у него вдруг получится что-то тебе сделать… То это будет трагедия, Перси. Для всех, — он с глухим хлопком положил ладонь мне на грудь. — Поэтому нельзя этого допустить. А поэтому нужно, чтобы ты сообщал нам, если Форд пошёл на контакт, — последнюю фразу Чарльз произнёс слегка с нажимом, и я понял, о чем он говорит.       — Я открытку тогда и получил, — пробормотал я, ухватившись пальцами за край футболки.       — А ты собирался её показывать мне или маме? — опекун скептически приподнял бровь, и мне пришлось согласно вздохнуть и покачать головой. — Вот именно, Перси. Вот именно об этом я и говорю, — он тяжело выдохнул и взял меня за руку.       — Просто… — я не мог связать свои смешанные чувства в какую-то единую нить, которую можно было бы описать, и вскоре бросил это дело, решив говорить примитивами. — Форд был моим другом. Но Форд подлый и грязный. И… Каждое его обращение ко мне, будто… Будто после и я грязный вместе с ним. Хотя я… Пытаюсь отмыться. А он пачкает снова.       Чарли медленно покивал, вникая в суть моего высказывания, и взглянул мне в глаза.       — За какую палочку из Сан-Диего он передал тебе деньги, Перси? — неспеша спросил Бекендорф, будто бы боясь моей реакции.       Я нервно вздрогнул и почувствовал, как рука опекуна крепко сжала мою ладонь. Глубоко вздохнув, я посмотрел на приёмного отца и помотал головой.       — Я не скажу.       — Перси?       — Я не могу сказать. Это… Не… Не безопасно, — я сглотнул загустевшую слюну. — Прости пожалуйста.       — Это что-то незаконное, так? — немного помолчав, спросил Чарли. — И ты это… Испробовал? Достал? Украл?       Я какое-то время молча смотрел на Чарли, а затем коротко кивнул. Да, незаконное, да, достал, украл и даже испробовал.       — У него есть какой-то компромат на тебя? — негромко спросил отец.       — Он же компромат и на него. Так что я не скажу, — в подтверждение этого я поджал губы, показывая, что мне по этой теме больше нечего добавить. Чарли пару секунд гипнотизировал меня взглядом, но затем чмокнул меня в щеку и встал с края ванной, взял меня осторожно за руку и вывел в коридор.       — Пойдём, тебе надо прилечь, — он завёл меня в гостиную, и, устроив поудобнее подушки, кивнул мне.       — Почему не в комнате? — робко спросил я, залезая на диван.       — Туалет если что прямо напротив, кухня рядом, мы все где-то тут неподалёку, большое окно, и тебе стоит устроиться полулежа, — Чарли подтянул меня выше, чтобы я не совсем лежал плашмя, и прикрыл меня пледом. — Когда отойдешь, можно будет и в комнату, — опекун отошёл от дивана и открыл окно на микропроветривание. Штора тут же взметнулась, подхваченная освежающим ветерком, и я блаженно улыбнулся, почувствовав в лёгких свежий и прохладный воздух.       — Холодно… — буркнул я, кутаясь в плед, но все ещё улыбался. Чарли погладил меня по волосам и присел рядом, устало вздыхая.       — Очень плохо? — сочувствующе спросил Чарли, и, получив утвердительный кивок, поцеловал меня в лоб. — Постарайся отдохнуть. Если не полегчает, то мы вызовем врача.       — Перси? — услышав встревоженный и сонный голос мамы, я тут же поднял голову с подушки и взглянул на неё.       Она выглядела такой усталой, и смотрела на меня так, будто не верила своим глазам. В следующую секунду она мягко улыбнулась и вдруг оказалась совсем рядом, присаживаясь на диван и счастливыми глазами глядя на Чарли. Кажется, что-то ему сказала — у меня в голове вдруг стало очень шумно, тело снова прошибло ознобом, и я, укутавшись в плед, который в любом случае не сильно-то мне помогал, прикрыл глаза и провалился в дрёму, отложив все объяснения на потом.       Всё потом.       Прямо мой девиз.

***

      — Забери меня.       Я убрал палец от экрана, и, секунду прогрузившись, голосовое сообщение отправилось Малкольму. Устало выдохнув, я накрыл глаза предплечьем и укутался поплотнее в плед.       Телефон завибрировал, уведомляя о пришедшем сообщении, и я, убрав руку, глянул в диалог с братом.       «Обалдел отправлять голосовые на секунду? Совсем лень пробрала?»       Я подкатил глаза и снова поднёс телефон к лицу, зажал кнопку с иконкой микрофона.       — Я не могу печатать.       «Где ты?»       — На месте, — я с трудом сел на софе, потирая виски. — Скоро уже отпустят.       «Ладно. Минут 20»       Стоило мне прочитать сообщение Малкольма, как в процедурной появился мистер Браннер. Он мягко улыбнулся мне, крепко сжимая подлокотник своего инвалидного кресла.       — Выспался? — спросил он с улыбкой на лице.       — Ага, — буркнул я, встав на ноги и накидывая на плечи куртку.       — Не торопись. Пройдём ко мне в кабинет на пару минут, нужно обсудить произошедшее.       Я тяжело вздохнул, и, отправив Малкольму просьбу купить мне кофе по дороге, постарался повежливее улыбнуться своему психотерапевту и как послушный мальчик пойти следом в кабинет для очередной не самой приятной беседы.       Только ради Силены. Да.

***

      — Он у меня уже в кишках сидит, — буркнул я, прикуривая. — Всё что-то пытается раскопать, будто бы я свежая могилка в гробнице из приключений Индианы Джонса, ей-богу.       После моего пробуждения прошло, может, минут двадцать, и я, счастливый и награждённый таблетками за своё ужасное поведение, был освобождён — до поры до времени.       — У тебя специфическое представление о психотерапии, — пробормотал Малкольм, стоя рядом и держа оба стакана с кофе. — Но в целом в этом заключается его работа, да.       — Угу, — я застегнул куртку и забрал у брата свой стакан, сделал первый глоток. — Мал, ну…       — Даже не смотри на меня. Мама сказала, что никакого чёрного кофе, — покачал головой Дэвис, и я грустно вздохнул.       — Всё-то ты слышишь, — буркнул я, отпивая ещё. — А как надо разобрать вещи после глажки, так сразу глухой как крот.       — Отстань, и вообще-то кроты слепые, — Малкольм шутя ударил меня в плечо и вздохнул. — Вы сегодня так долго. У тебя же был сеанс в час дня, и тут ты в шесть мне пишешь, чтобы я тебя забрал. Мы думали, что ты пошёл прогуляться.       Было дело. В последние две недели Браннер пытался копнуть меня куда глубже, чем раньше — глупенькие тесты с рисунками кончились, и начались реальные вопросы по поводу событий в моей жизни, анализы, первые препараты, и мне это очень, очень не нравилось. А потому, чтобы не возвращаться в дом в плохом настроении, я прогуливался домой пешком — с самого Бруклина до нашей тихой улочке в Квинсе. Да, это занимало часа два, возможно три, если с остановками, но за это время я успевал вновь обрести душевное равновесие и отпустить все те тяжелые темы, которые пытался поднимать Браннер.       — Ага, погулял я знатно, — я выдохнул дым в сторону и свернул на переулок потише. — Да он ещё в прошлый раз меня почти довёл до ручки своими допросами про Форда. А что, а как говорил, а где… Кхм. Короче, я сегодня как знал, что он снова заведёт мерзкую тему, и он как назло начал у меня про отчима спрашивать.       — А ты?       — Я пытался его увести от темы, потом сказал, что не хочу говорить, и он такой, мол, если бы не хотел, молчал бы и не реагировал на мои вопросы, — я подкатил глаза, отпивая ещё кофе.       В чем-то Браннер был прав. Если я был ну совсем не готов обсуждать с ним какой-либо эпизод, то я все предыдущие сеансы просто скрещивал руки на груди и демонстративно молчал, глядя терапевту в глаза.       Если быть честным, я бы ни одному врачу в мире не пожелал пациента вроде меня. Я прекрасно осознавал, что вёл себя просто отвратительно и яростно сопротивлялся его терапии — отмалчивался, злился, уходил от темы, язвил, корчил рожи, но я ничего не мог с этим поделать. Главной проблемой было то, что я не хотел приходить к нему на приём, но грустный взгляд Силены буквально выталкивал меня из дома каждый понедельник и четверг.       Весь дом запомнил мою запойную выходку, и, походу, надолго. Лейси вообще отказывалась выпускать мою ладонь в тот день, наверное, до самого ужина — что было достаточно просто, поскольку я в принципе не мог сдвинуться с места, чтобы меня не вырвало. Стресс плохо лёг на алкоголь и сигареты, и пускай я предполагал, что мне будет плохо, я никогда не думал, что можно испытывать такой спектр болезненных ощущений только лишь во время похмелья. В связи с этим родители не стали проводить со мной беседу о вреде алкоголя и курения — им достаточно было моего тяжёлого взгляда и слабого кивка на вопрос «Ну мы же не будем так больше пить?». Я, может, и придурок, но точно не тупой.       От Тесея я получил в свою очередь очень красноречивый поджопник — он потом поделился, что узнав от Малкольма, что я жив и сижу в гостиной, отходя от попойки, думал, что прибьёт меня. Благо я и без него выглядел как труп, а потому его гнев мгновенно сменился жалостью, и он даже принёс мне вечером кружку мятного чая и небольшой сухарик — от одного запаха еды меня тянуло блевать, и мне один день разрешили всё-таки пропустить почти все приёмы пищи, хотя мама и качала сокрушённо головой.       А вот потом был серьёзный разговор по поводу моего состояния и Форда. С последним понятно — они же нашли в моём рюкзаке открытку и прекрасно поняли, что могло стать толчком для нервного срыва, приведшего, по их пессимистичным прогнозам, к непоправимым последствиям. А вот по поводу первого, как оказалось, Силене в тот же день отзвонился мой милый друг Жан-Поль, столь обеспокоенный моей реакцией на «неуды» по текущим тестам. Он лишь хотел узнать, ругает ли она меня за плохие оценки в школе, и, услышав от Силены, что она была моей приёмной мамой, и знать этого наверняка не может, тут же выложил ей суть нашего маленького «конфликта». И опекунша хотела поговорить со мной по поводу оценок ещё в тот вечер — и успокоить меня, ведь математик, как и обещал, поставил мне «хорошо» в семестре, — но я так и не вернулся домой.       В общем, всё выходило очень драматично. Чарли же, взяв листок, весьма популярно обрисовал на нём те проблемы, которые он видит в наших семейных отношениях, стараясь выражаться максимально мягко, но прямо, за что я его, конечно, уважаю, но вот настояние посетить их семейного психотерапевта мне ну совсем не нравилось.       «Тебе тяжело делиться своими бедами и печалями с нами»       Будто бы я стану ими делиться с абсолютно чужим мне мужиком, пускай он и бородатый и по-доброму улыбается.       «Навязчивые мысли о смерти приводят тебя к саморазрушению — тогда это был алкоголь, а потом ты можешь сесть на наркотики» — Чарли смотрел на меня мягко, но я видел в его глазах тревогу. — «А с твоей умелой скрытностью мы просто можем не заметить изменения вовремя, и тогда у нас всех будут очень крупные проблемы»       На мой довод, что я не собираюсь садиться на наркотики, Чарльз только грустно нахмурился и тяжело вздохнул.       «Ты и напиваться так, вроде, не собирался. Мол, только вечерок отдохнёшь. Но ты ушёл в запой, Перси, не контролируя это. Так что нет никаких гарантий, что твоим состоянием никто не воспользуется и не подсунет тебе какую-нибудь гадость»       Я только отвёл в сторону взгляд — я уже пробовал не по своей воле наркотики, когда на вечеринке выпил «особой» кока-колы, так что не мог отрицать, что мне могут эту хрень подсунуть и даже не сказать, что там. Сейчас я уверен, что не возьму подозрительный напиток из чужих рук, но я не могу ручаться за себя в нестабильном состоянии.       Особенно когда дата освобождения Форда будет уже совсем близко.       «Нам надо хотя бы решить проблему с бессонницей» — этот довод Силены был единственным, который меня хоть сколько-то убедил, и мне пришлось согласиться хотя бы походить к нему месяц.       Вот месяц прошёл, и на последнем «пробном» сеансе этот добренький бородач довёл меня до такой истерики, что меня скрутило так, как скручивало только во время многочасовой брани Гейба, когда он стоял надо мной, сжав в руках ремень, и бил им то по мне, то по стене, пытаясь добиться послушания, пока я прижимался к просаленной и прокуренной стене нашей кухни, в ужасе разглядывая пыльные плинтуса.       Ненавижу грязь.       Я невольно дёрнулся и стряхнул с плеча несуществующие пылинки и взглянул на Малкольма.       — Браннер сказал, что Гейб был абьюзером. Что скорее всего мама подвергалась насилию, однако когда она ушла, он смог совсем не сдерживать свою натуру и выместить всю злость на мне — ведь его никто не остановил бы.       — Ну… — Мал опустил глаза на землю. Я ему вообще ничего не рассказывал по поводу моей прошлой семьи — для него позапрошлой, с тех пор, как я назвал «прошлой семьёй» Зака и Барбару — а потому ему было сложно как-то прокомментировать высказывание Браннера.       — Мне было уже плевать, что он сказал дальше. Одна мысль о том, что мама могла испытать хоть часть того, что испытывал я… — я тяжело вздохнул, глядя перед собой. — Я слышал, как он трахался с той Горгоной. Я никогда не слышал, чтобы моя мать занималась сексом с этим уродом, но он же мог её просто насиловать, заткнув рот, и эта мысль просто… Просто доломала меня.       — Оу… — Малкольм неловко провел по моему плечу, и я закатил глаза. Потом мама спрашивает, почему я братьям ничего не доверяю? Один просто неловко протянет «э-э-э» и предложит поесть, а этот похлопает по плечу и отведёт глаза в сторону.       Я тяжело вздохнул и снова затянулся дымом.       — Я просто понял, что не могу дышать, и плечи стиснуло судорогой, — я поёжился, одёргивая куртку. — И я наклонился, пытаясь вдохнуть, и меня почти что вырубило прям там.       — Ничего себе, — покачал головой Малкольм и вдруг взял меня за локоть. — И что было дальше?       Вау, ему что ли правда интересно? Вот уж сюрприз. Я снова затянулся сигаретой, прикрыв глаза.       — Его помощник помог мне подняться и вывел меня в процедурную и что-то мне так вжарил, что у меня бошка все ещё кружится.       — Снотворное?       — Да вроде нет. Не знаю. Но Браннер пришёл через пару минут и сказал, что как только мне полегчает, я могу идти домой, но вот когда я попытался встать, то мне будто свет выключили, и меня вырубило, — я помассировал виски, чувствуя лёгкую боль. — И потом ещё так улыбаясь спросил, выспался ли я. Ну, думаю, чёрт старый, ещё поквитаемся.       — Он хоть извинился, что довёл тебя? — неловко спросил Малкольм.       — Ага, уже бежит. Он сразу завёл свою старую шарманку, мол, мистер Джексон, давайте, блять, на стационар, сука, вам же делать полюбасу нечего, обколем вас, отдадим потом дурачком, — я снова начинал злиться, и боль только усиливалась, и я попытался себя успокоить. — Короче, опять о тех же баранах.       — Ты отказался?       — Естественно. Я сам справлюсь, без улыбашек в белых халатах с укольчиками счастья.       — У тебя специфи…       — Я в курсе, представление о психотерапии, да, — затянувшись дымом, я прикрыл глаза и на несколько секунд замолчал. — Короче, пошёл он нахуй.       — Ты же пойдёшь в четверг на сеанс?       — Даже не знаю. Надо бы, — обречённо пробормотал я, стряхивая пепел в попавшуюся по дороге урну. — Он иначе маме все сразу донесет. Персей, говорит, у вас посттравматическое расстройство, говорит, нам нужно на ранних стадиях купировать симптомы, но вы должны понимать, что это на всю жизнь, но мы… Бла-бла-бла, — я снова затянулся, на секунду поморщившись от горячего дыма. — Весь мозг мне склевал, коршун, сука, — я потушил сигарету и выбросил её в урну, отпил кофе.       — Хочешь, спросим маму, можно ли найти другого специалиста, если тебя Браннер раздражает, — Малкольм пожал неловко плечами.       — Да давайте я сразу на Таймс-сквер захреначу все свои травмы на билборд, всем Нью-Йорком полюбуемся, — буркнул я, делая несколько больших глотков. — Каждую неделю нового специалиста искать будем.       — Ну если он тебя так злит…       — Меня не этот олух бородатый злит, а сама концепция, — я тяжело вздохнул. — Я не хочу обсуждать ни с кем эту грязь. А он все давит, сука, и давит. И нормально же общались прошлые сеансы, а тут он видимо решил меня в могилу свести своими приколами.       — Видимо, он решил, что за месяц терапии ты стал к нему относиться с большей благосклонностью и… Возможно, был готов поделиться чем-то. Не может же он с тобой вечно обсуждать прочитанные тобою книги или других людей.       — Но он просчитался, — я взглянул на часы и устало нахмурился. — Жрать охота, а мы до дома будем ещё два часа добираться. Давай зайдём куда-нибудь, пока я не помер с голоду.       — Ну не знаю…       — У меня есть деньги, — я вытащил бумажник и глянул внутрь.       — Папа тебе постоянно карманные деньги даёт? — Малкольм даже чуть обиженно надул губы.       — Это Форда, — я спрятал бумажник обратно в карман и заставил себя убрать руку от пачки сигарет. Нельзя. Одной хватит.       — Ты… Тратишь те деньги? — удивленно спросил Малкольм.       — А что мне, по-твоему, с ними делать, съесть их? — я недоуменно глянул на брата, шагая дальше по улице и читая вывески в поисках чего-нибудь вкусного.       — Не думал, что у тебя рука поднимется их тратить… Нет, я не имею ничего против, просто ты временами такой… Гордый, а временами забиваешь.       Я немного подумал над его словами, постаравшись унять ярость в груди и рассуждать рационально и здраво. А главное — спокойно.       — Я больше полугода жил на его бабки. Помогал ему в его… Подработках, за которые получал соответствующий гонорар. Так что эти деньги уже мои.       — А если он потребует их назад, как ты их будешь отдавать?       — Если бы только ему нужны были от меня деньги… — тяжело вздохнул я, толкая дверь какой-то азиатской кафешки.       — А что ему от тебя нужно, что он в тебя выстрелил?       Я тихо хмыкнул, глянув через плечо на Малкольма, и пошёл к кассе. Взяв себе острый суп с овощами и тофу, я дал Малкольму выбрать себе подходящее блюдо, и затем провел брата к столику в дальнем углу зала.       — А тебе прямо хочется знать правду? — я ухмыльнулся, глядя в его пытливые серые глаза.       — Все мы хотим, — Малкольм неловко пожал плечами, отведя взгляд в сторону.       Я представил, как его лицо удивленно вытягивается, когда я говорю ему, чего хотел от меня Форд. Смотрю на то, как он неловко оправдывается, пытается как-то меня поддержать, или, не дай бог, утешить, не знает, куда деть смущение, как реагировать. И в итоге мы в стеснении сидим во время еды, неловко переглядываясь, и я жалею о том, что вообще решил повестись и рассказать кому-то о другой стороне инцидента.       Моя мама могла пережить те же ощущения, что мне так заботливо «подарил» Форд. Возможно оттого я так тяжело отреагировал на предположение Браннера — моё воображение слишком ярко воспроизвело в моей голове образ Гейба, совместив его с тактильным опытом, приобретённым у МакКейси.       Грязно, пошло, мерзко. Это никак не сочеталось с моей мамой. Это просто не должно было случиться с ней, никогда. Я обязан был что-то сделать, но был просто не в состоянии.       Я глубоко вздохнул, стараясь оборвать эту мысль. Это ни к чему не приведёт. В любом случае, знания не стоят порою той цены, которую приходится за неё заплатить, а Малкольм и понятия не имеет о моих расценках.       И Браннер назидательным тоном советует мне больше делиться своим негативным опытом с окружающими, чтобы его влияние на меня становилось постепенно слабее. Ну да, как тут поделишься.       — Ты ещё маленький, чтобы такое знать, — я показал брату язык, и тот возмущённо ахнул.       — Слышь! Ты старше меня всего на месяц!       — А нас уже разделяет такая пропасть. Скажи, не справедливо? — я подмигнул ему и повесил куртку на вешалку.       Мы перебросились с братом парой обзывательств, и затем, устроившись удобно на своих местах, стали искать какой-нибудь прогресс в моих занятиях с мистером Браннером.       — Он нормальный мужик, и иногда даже не несёт бред, — я тяжело вздохнул, помешивая ещё слишком горячий суп. — Но я просто не выношу, когда на меня так давят. А сегодняшний разговор… Вообще очень тяжёлый.       — Ты сказал ему о причинах своей… острой реакции? — Малкольм осторожно перемешал рис с овощами и соусом.       Я приподнял бровь, глядя в серые глаза брата.       — Мою мать скорее всего насиловали. Мало? — я натянуто улыбнулся ему, и брат пристыженно опустил глаза в тарелку.       — Ну… прости, — парень повёл плечом. — Это правда ужасно. Браннер мог быть… поаккуратнее.       — Это нельзя сказать мягко, Малкольм, — я обречённо вздохнул. Как будто бы мне приходится объяснять ему самые основы жизни. — Как это должно выглядеть?       — Ну… Не уверен, что стоило тебе говорить такое вообще… Тебе и так, вроде как, не очень хорошо…       — Не знаю, — я отхлебнул бульона и выдохнул, чувствуя жжение в горле. — Возможно, он просто хочет привести меня к согласию на стационар. Пусть подавится.       — Но если тебе… Будет хуже?       — Не будет. Но я согласился на его эти… Таблетки. И типа если мне становится плохо, то я их пью и ухожу в спокойное место, и укладываюсь спать. Вроде того.       — У тебя всегда были проблемы с психикой? — осторожно спросил Малкольм, и я смерил его недовольным взглядом.       — Никогда не было, — пробормотал я, заедая остроту супа рисовой булочкой. — Это все сраный отчим. Чтоб его черти тр… — я посмотрел на официанта, принесшего мне чашку чёрного кофе, и вежливо улыбнулся ему. — Большое спасибо, — я проводил работника взглядом, и снова посмотрел на Малкольма. — В общем, надеюсь, ему придётся несладко. Он заслужил всего зла, что существует в этом мире.       — Кажется, ты очень сильно обижен на него, — пробормотал брат, наколов на вилку креветку в темпуре и неспешно её разглядывая.       — Это не обида, Малли. Я просто горю от ненависти к нему, будто моё сердце облили керосином.       — Ты становишься все более поэтичным, — блондин чуть улыбнулся, но я видел, что он не знает, что сказать, чтобы меня утешить. — Ты не устал… Ненавидеть? Это довольно изматывающее занятие.       — А у этого есть выключатель, Эйнштейн? — ладони непроизвольно сжались в кулаки. — Так давай, почини меня. Почини меня, и я больше не появлюсь у Браннера никогда в своей жизни.       — Выключатель, может, и есть, но только что Браннер его и отыщет, — Малкольм виновато улыбнулся мне. — Прости. Мне тяжело понять, почему ты так сильно его ненавидишь. Ты со мной не делишься ничем из своей прошлой жизни… Я про Форда-то узнал не от тебя, а совершенно случайно, — он заметил, что я размешиваю сахар в совершенно чёрном кофе, и возмущённо ахнул. — Джексон! Я все маме расскажу!       — Попробуй, — я хитро прищурился, попивая кофе. — Я тоже найду тогда, что рассказать ей.       — Вообще-то мы за твоё здоровье боимся, Перси, — устало вздохнул Малкольм, глядя на меня. — И так уже желудок сорвал своей этой пьянкой. Ты забыл, что мы тебя еле откачали?       — Нормально было все, — пробормотал я, чуть поморщившись от кофейной горечи. — Поблевал и ладно.       — Я так и не спросил, сколько ты тогда выпил?       — На семейных попойках не считают бокалы, родной, — я пожал плечами и немного помолчал. — Две бутылки виски были пусты, третья наполовину. Барбара почти не пила.       — Господи, Джексон, — Малкольм вытаращился на меня, как на седьмое чудо света. — Ты нас в могилу сведешь. Ну куда столько-то.       — Пока наливают, — я выловил из супа кубик тофу и отправил его себе в рот. — Ладно тебе. Я шучу. Я правда сильно перебрал тогда, не помню, чтобы когда-то столько пил.       — Так говоришь, будто бы до этого случая ты пил, — пробормотал Малкольм, опустив взгляд в тарелку, но, не услышав подтверждения своим словам, строго посмотрел на меня. — Джексон.       — Мы постоянно что-то накатывали, — я поднял руки, как бы сдаваясь. — Форд приносил с собой виски, мы с Заком если были вдвоем, то ограничивались пивом.       — Когда родители говорили, что ты трудный подросток, то мне бы в голову не пришло, что они подобрали алкаша, — возмущённо причитал Малкольм, вздыхая.       — Подожди, что? — я ошарашенно ахнул, наклоняясь ближе к брату. — Что-что они говорили?       Я никогда не уточнял у ребят, как именно им объясняли моё появление в их доме, и сейчас у меня загорелся ужасный интерес к этой теме.       — Эм… Да ничего такого.       — Ну скажи! — я возмущённо нахмурился, ударив парня по плечу. — Как ты можешь вот так бросить удочку и не рассказать! Как ты вообще узнал, что у вас будет брат? — я оживленно поерзал на стуле, готовый слушать историю Дэвиса.       — Боже, Джексон, — Малкольм подкатил глаза, но, немного помолчав, всё-таки решил что-то рассказать. — Они… Почти ничего не сказали, только что ты «немножко проблемный», а так мы и имя твоё узнали-то в день твоего приезда. Потом мама сказала, что они боялись, что ты умрёшь в больнице, а мы, если будем знать слишком много, уже успеем к тебе немного привязаться, — Малкольм подцепил кусочек дайкона и стал рассматривать его. — Тесей, узнав, что ты трудный подросток, был против тебя. Он боялся, что ты разрушишь нашу семейную идиллию. Да и я боялся.       — Ты… Наверное, переживал из-за комнаты? — предположил я, нисколько не обижаясь на его рассказ.       Узнав меня лично они бы точно не связали свои страхи и предрассудки со мной, хоть в чём-то в этой жизни я был уверен.       — Да… Да, по большей части, — Малкольм съел кусочек дайкона и зачерпнул рис. — Я очень люблю одиночество, и узнав, что ты будешь жить в моей комнате… Был недоволен.       — Сильно злился? — я чуть ухмыльнулся, внимательно глядя на брата.       — Да, — честно признался Дэвис. — И первое время и правда искал в тебе изъяны… Но хоть ты и чёрт противный, но как-то… Не знаю, не вышло, — смущённо пробормотал Малкольм, утыкаясь взглядом в рис. — Ты… хороший брат.       — О-о-о, это так мило, — я протянул руку и потискал Малкольма за щеку, и тот тут же сконфуженно что-то пробубнил, но отстраняться не стал.       — А я? — Малкольм неловко убрал прядь чёлки за ухо и закусил губу. — Ну… Конечно, не вежливо так тему переводить… Но… Я хороший брат?       Я тяжело вздохнул, внимательно глядя на брата. С одной стороны я могу просто порадовать его и сказать «да», но навряд ли быстрый ответ его удовлетворит, да и без должного эмоционального порыва это будет звучать как ложь.       — Мне… сложно сказать, — медленно проговорил я. — Ты хороший человек. Прилежный ученик. Но… Наверное, хороший брат? У меня братьев-то раньше не было, так что…       — Кто для тебя «хороший брат»? — судя по тону, парнишку правда волновала эта тема, но я был не очень готов обсуждать это.       — Ну… Тут дело во мне, Малкольм, — я тяжело вздохнул, отпивая кофе. — Конечно, я был бы рад, если бы ты меньше клевал мне мозг по учёбе, но это не делает тебя плохим братом, — я немного помолчал, глядя в глаза брату. — Если передо мной стоит выбор «остаться хорошим в глазах важного мне человека» и «выпустить часть той гадости, что есть у меня в предыстории», то я выберу первый вариант, — я пожал плечами и опустил взгляд вниз, разглядывая почти растворившиеся в кофе крема.       — То есть я считаю тебя хорошим братом, по-твоему, потому что ты решил… — Малкольм чуть нахмурился, пытаясь переварить смыл моей речи.       — Возможно отчасти потому что ты не знаешь обо мне всего, — неторопясь объяснил я. — Я хочу умереть хорошим и любимым. У меня уже была возможность умереть опороченным, ненавистным и грязным.       Дэвис, кажется, серьёзно задумался над моими словами. Когда к нашему столику подошёл официант, то брат взглянул его и молча кивнул на пустой стакан из-под домашнего лимонада, и затем почти шёпотом попросил «ещё один, пожалуйста». Парнишка кивнул, и, забрав пустую посуду, отошёл от столика.       — Ну ты же хотел знать правду, — я развёл руками, расстроенно вздохнув. Я не хотел вгонять Малкольма в депрессняк, честно.       — Нет-нет… Ты прав, я хотел правды, всё нормально, — тут же собрался Малкольм, и, глубоко выдохнув, даже сообразил какую-то улыбку. — Всё нормально. Прости что так перевёл тему и поставил тебя… В неудобное положение. Так… Что-то я хотел спросить, — он взял из подставки салфетку, но просто надрывал её, будто успокаивая нервы. — Как там ваш проект с Рейчел? Вы вроде должны были вчера закончить, ты так поздно пришёл, и ушёл так рано, что я не успел ничего спросить.       — Да, мы всё закончили, — я виновато улыбнулся, допивая свой напиток. Нерастворившиеся гранулы сахара пропитались кофе и теперь попали мне в рот, терпкие и приторные одновременно, отчего я невольно скривился. Мешать надо было кофе тщательно, а не болтать. — Ну и вот… Последние кадры на закрытом помещении на заводе её отца отсняли. Кто ж знал, что леди Дэр родилась с золотой ложкой в заднице и у неё богатенький папаша, — я пожал плечами, заранее слегка предвзято относясь к мистеру Дэр. Да и сама Рейч не то чтобы была от родителя в диком восторге.       — Кажется, у вас там что-то про ядерную войну? — брат задумчиво почесал подбородок.       — Про атомную энергию, — я накрутил немного лапши на вилку, и вздохнул, поняв, что всё остыло. — Линдси с Дэр написали зарисовку про мирный атом и враждебный, и мы отсняли к нему иллюстрации. Там… Они вроде братьев-близнецов, и мирный атом замечает на атомной станции следы своего злого брата и ищет причину его возвращения.       — Прикольно, — брат съел ещё одну креветку. — Враждебный это вроде бомбы?       — Не только, — я пожал плечами, вспоминая прочитанный для роли материал. — По задумке девчонок речь в основном идёт о халатности и несвоевременно обновленных технологиях.       — И что, этот рассказ… Зарисовка… Будет в школьном журнале, да? — пережевывая овощи спросил Малкольм.       — Ага… Нам вроде выделили несколько разворотов в осеннем номере, — я неуверенно пожал плечами, уже забыв, что точно говорила на этот счёт Рейчел.       — Звезда, — фыркнул Мал, глядя на меня. — И как она вообще тебя взяла в модели после твоей выходки? Я думал, она тебя убьёт при встрече.       — Бро, да что она мне сделает, — я ухмыльнулся одним уголком рта. — Запульнёт расческой в глаз? Она уже все спланировала до моего согласия, а когда мне пообещали халявную пятёрку по естественным наукам за вклад и участие, так я даже проникся энтузиазмом.       Малкольм как-то странно смотрел на меня, пока я делился с ними подробностями нашей фотосессии, так что я, перебив себя на полуслове, с непониманием взглянул на него, изогнув бровь.       — Что-то не так?       — А? Нет, ничего, — Малкольм чуть поджал губы, глядя на меня. — Я просто… Кое-что не могу понять. Ты же понимаешь, что нравишься ей?       — Кому? — я нахмурился, глядя на брата, и тот медленно поморгал.       — Ты тупой?       — Кто?       — Ты прикалываешься, — Дэвис ударил меня в плечо, все ещё немного хмурясь. — Я же серьёзно. Ты же понимаешь, что Рейчел на тебе помешана?       — С чего это? — я неуютно поежился, потирая плечо.       — Да Перси, ты че? Она же тебя обхаживает полгода, — Малкольм махнул в сторону выхода из кафе, будто бы Дэр стояла в проходе. На всякий случай я глянул туда, чтобы убедиться в обратном.       — Слушай, мы просто друзья, — я чувствовал, что начинаю нервничать от этого разговора. — И это лучшее, что я могу ей дать.       — Да ладно, — Малкольм выглядел донельзя разочарованным. — То есть она тебе не нравится?       — Ну как человек она очень клевая, но…       — Блин. Отстой, — Дэвис тяжело вздохнул, ковыряя вилкой последние полоски моркови. — Я думал ты типа понимаешь это, и поэтому соглашаешься на её эти проекты.       — Что, уже парочку из нас клеил? — я тихо посмеялся, глядя на недовольное лицо Малкольма. — Ну-ну, бывают в жизни неудачи. Не знаю, какой должна быть девчонка, чтобы я снова влюбился.       — Снова? У тебя была уже девушка? — тут же оживился брат, наклоняясь ближе ко мне. — И что там была за девчонка?       Я тихо посмеялся, глядя на заинтересованное лицо Малкольма, и с легкой грустью вспомнил мягкие черты лица Калипсо. Я нечасто её вспоминал, и не знаю, чувствовал ли я за это стыд — скорее это казалось мне даже правильным. То, что мы расстались, по итогу и правда было к лучшему.       — Была, — медленно проговорил я, отдав официанту пустую тарелку. — Но мы не могли быть вместе.       — Что, её родители были против, потому что ты такой весь брутал? — Малкольму бы, честное слово, бульварными романами заняться, а не корпеть над алгеброй, такой талант пропадает.       — Я умирал, Малкольм, — я ухмыльнулся, глядя на Малкольма. — И мы жили вдвоём на отшибе… И если бы я не ушёл, то ей бы пришлось меня хоронить. И стоило мне подумать о ней, сжимавшей лопату, изредка поглядывавшей на моё завернутое в простыню тело…       — Джексон! — рявкнул Малкольм, закрыв голову руками. — Афина всемогущая, ты вообще о чём-то кроме этой загробной чертовщины думаешь?! Нашёлся тоже сын Аида, чёрт.       Кажется, его пугают такие мои речи.       — Ну уж прости, были поводы быть мрачным, — я пожал плечами. — Просто я честный. Разве не этого ты хотел?       — Да перестань, — Малкольм шумно выдохнул. — Всё. Всё. Собрался. Да, я хотел бы, чтобы ты был честным. Просто ты так это… Не важно, всё в порядке.       Ты ещё пожалеешь, что позарился на звание «хорошего брата».       — Перси, время, — вдруг охнул Малкольм, глянув на дисплей телефона. — Уже восемь.       — Да ладно, я же с тобой, — простонал я, всё равно достав из кармана телефон. — Не покатит?       — Лейси нужно, чтобы ты лично сказал, что скоро будешь дома, — Малкольм пожал плечами, пока я набирал домашний номер.       Небольшой новый обычай — если не приходишь к ужину, отзвонись домой, чтоб Лейси не волновалась, ну и все домашние тоже. Несмотря на моё лёгкое раздражение, я не увиливал от этой обязанности. Вроде не сложно, и малышка будет спокойна, а на это мне не плевать.       Она такими глазами смотрела на меня, пока я мучился от похмелья. Так осторожно положила резиновую лягушечку миссис Фроггс мне на плечо, пока я слабо улыбался и поглаживал Лейси по волосам. Она говорила тихо, зная, что у меня очень болит голова, не наседала с вопросами, трогала осторожно и очень строго смотрела на всех, кто как-то громко говорил в коридоре.       Мой маленький ангел-хранитель. Вот как ей не позвонить? Параллельно я открыл «Убер» и вызвал нам с Малкольмом такси.       Я думал, что отошёл от встречи с Браннером.       Когда твой желудок прогрет специями, чёрный кофе приятной терпкостью покалывает язык, а плечи сами собой расслабляются, кажется, что жизнь не такая уж и отстойная штука. Что есть в этом бесконечном потоке мрачного дерьма какие-то проблески счастья, и что всё в принципе не так-то плохо. Что всё наладится.       Но это облегчение было столь мимолётным, что слёзы на глаза наворачиваются. Я только и успел, что помочь маме убраться на кухне, слегка поиграть с Лейси, умыться, выпить таблетки и лечь в кровать, как меня снова накрыло с головой.       И вот, в итоге я сидел уже четвёртый час на кровати, уткнувшись лицом в угол, дёргал нитки из своего рукава, и стоило мне прикрыть на секунду веки, как перед глазами вставало заплывшее потом лицо Гейба. Мерзкие маленькие глазки, заплывшие кровью, кривые полусгнившие зубы, почерневшие дёсна, омерзительный смрад, наполняющий любое помещение, где он появлялся.       И следом — образ моей мамы.       Боль пронизывала мою грудь, стоило моим воспоминаниям о Форде смешаться с хлебальником Гейба, а затем завязать это всё с моей матерью. Мне становилось трудно дышать, я расцарапывал себе шею, кусал губы, но не мог выдавить из себя ни слова.       Малкольм сладко посапывал на своей кровати, иногда смешно морща нос и бубня еле слышно какие-то строчки из учебников — карикатурный отличник, ничего не скажешь. Иногда мне удавалось отвлечься на разглядывание мирно спящего брата, но стоило мне слегка задремать, как мысли о той грязи, что волочилась со мной по жизни, возвращались, с новой силой отравляя моё сознание.       Мне как никогда хотелось придушить себя. Биться головой об стену, лишь бы выбить из себя эти воспоминания.       Я просто хочу чтобы было не больно. Браннер растеребил полузажившие раны, а мне теперь придётся их зализывать заново, поскуливая, как побитый щенок, чувствуя себя самым жалким червём на планете.       Ненавижу эту идиотскую «душевную боль». Мы с Чарли обсуждали, что временами вырезать кусок кишки и вылечить пулевое ранение легче, чем залечить психические раны. И это так сильно раздражает, боги, кто бы только знал.       Наконец к трём часам ночи мне стало так жарко и душно в комнате, что я уже не выдержал и вскочил с кровати. Надо выйти прогуляться. Да. Если я намотаю пару десятков кругов по району, то мне уже не останется ничего иного кроме как свалиться в кровать и уснуть от физической усталости. К тому же свежий ночной воздух благотворно влияет на организм, успокаивает, и… Короче, прогулка — отличный вариант.       Осторожно подойдя к шкафу, я тихо вытянул с полки черные тренировочные штаны, натянул их на себя и завязал шнурки на ремне, стараясь вообще не думать ни о чём на свете, кроме поблёскивающих в лунном свете металлических эглетов. Тишина давила на уши, пытаясь, видимо, взорвать мне мозг, сбитое дыхание будто разрывало мне глотку.       — Ты никуда не пойдёшь.       Я застыл с футболкой в руках и тяжело вздохнул, чувствуя пристальный взгляд серых глаз на своей спине. Поведя плечом, я решил сделать вид, что не слышал Малкольма, и натянул на себя одежду. Послышался шорох одеял и щёлкнул ночник, озаряя комнату желтоватым светом.       Стало слегка легче дышать.       — Я сказал, ты никуда не пойдёшь.       — Да что ты говоришь, — негромко протянул я. — И с каких пор ты это решаешь?       — Перси! — злобно прошипел Малкольм. — Быстро в кровать!       — К тебе? — я поправил пирсинг в губе и стал искать свою толстовку.       — Мама убьёт тебя, если узнает, что ты куда-то свалил опять без спросу! — продолжал запугивать меня братец.       — Я к утру уже буду в комнате сладко сопеть, — пробормотал я, выуживая из шкафа бесформенную кофту. — К тому же у меня с собой телефон.       — Да к черту твой этот телефон! Перси, перестань херней маяться, ложись спать. Куда ты собрался?       — Проветриться, — я подошёл к рабочему столу и поправил бумаги в стопке. — Отстань, Малкольм, как брата прошу.       В комнате воцарилось блаженное молчание. Я залез в ящик стола, достал оттуда небольшой ежедневник и вытащил из-под обложки несколько купюр, суммарным номиналом где-то пятьдесят баксов. Этого должно хватить даже на экстренные нужды, вроде такси, еды… Если вдруг что-то случится.       — Я с тобой пойду, — вдруг отчеканил Малкольм и поднялся с кровати.       — Ещё чего. Ходилка не отросла мне на хвост падать, — хмыкнул я, засовывая деньги под чехол смартфона.       — Мама мне никогда не простит, если я отпущу тебя одного, — строго сказал Малкольм, все также сверля взглядом мой затылок.       — Господь, Малкольм, — я закатил глаза, с трудом сдерживая гнев. — Не обязательно бегать послушным щенком вокруг мамочки и стучать на всех подряд. Сюрприз.       — Персей, это вопрос безопасности, — я прямо слышал, как он сложил руки на груди, хотя все ещё не поворачивался к брату лицом. — Я не отпущу тебя одного.       — Малыш, я просто вызову такси и уеду без тебя, — пробормотал я, демонстративно заглядывая в смартфон.       — Мы либо идём вместе, либо оба остаёмся дома.       — Кто ты вообще такой, чтобы ставить мне тут ультиматумы? — я был так поражён, что даже перестал одеваться, и все-таки развернулся лицом к Малкольму.       Мальчишка, видимо, секунду назад смотрел на меня в полном отчаянии, но поняв, что я разворачиваюсь к нему, кое-как собрался, и теперь стоял с деланно-надменным видом, скрестив руки на груди, и искренне пытался выглядеть хоть сколько-то угрожающе, слегка теряя запал под моим злым взглядом.       — Я твой брат, — почти не дрожащим голосом пробормотал Малкольм.       — Брат, да, — я в пару шагов сократил расстояние между нами почти до минимума, и парень даже слегка отшатнулся к кровати. — Брат. Да какой ты мне брат, если ты в любой момент меня сдать готов.       — Для твоего же блага, — поправил меня Дэвис, тут же прикусывая губу.       — Ты тут нахрен не решаешь, что для меня благо, а что нет, — я одернул кофту вниз. — Нянька нашлась.       — Персей, — пробормотал Малкольм, пытаясь сердито нахмуриться. — Куда ты вообще собираешься?       — Куда надо, — буркнул я. — Мне надо просто развеяться. Успокоиться. Я не могу уснуть.       — Давай я чай тебе заварю, — промямлил Малкольм, отчаянно вглядываясь мне в лицо. — Останься дома, Перси.       — Чай свой знаешь куда засунь? — буркнул я, хлопнув по карманам. Всё вроде взял. — Бывай, — я сделал пару шагов к выходу из комнаты.       — Перси! — уже практически крикнул Малкольм, и я, перепугавшись, подлетел к нему, зажимая ему рот ладонью.       — Ты совсем конченный так орать?! — недовольно прошептал я, глядя в глаза брату.       — Мфрси, — промычал тот, крепко схватив меня за запястье и сжав его.       — Блять, пусти ты, — прошипел я, пытаясь свою вырвать руку из хватки Малкольма. Запнувшись о брюки, валявшиеся на полу, я упал вперёд, прямо на брата, и мы вместе шлепнулись на его кровать. От неожиданности Дэвис охнул и ослабил хватку, и я смог вырвать руку, тут же перехватывая руки парня и завёл их ему над головой, прижимая к матрасу.       Я тяжело дышал, сидя сверху на Малкольме, и мне постепенно становилось неловко. С другой стороны он по крайней мере сейчас не мог вырваться, пускай и пытался, со злобой глядя мне в глаза.       — Ты… Ты просто… Отвратительный, — рычал Малкольм, но по крайней мере снова перешёл на шёпот, и пытался меня с себя скинуть. — Ты лицемерный, злой, бесчувственный кусок идиота!       — Лучше закрой свою пасть, пока не получил по губам, — фыркнул я, крепче сжимая его запястья.       — Я тебя ненавижу, — пробормотал Малкольм, шумно всхлипывая и откинув голову назад. — Тебе, блять, пытаешься помочь, пытаешься с тобой подружиться, а тебе все похую, гадина, — он снова стал пинаться, и я, недовольно фыркнув, сдвинулся ниже, усаживаясь на бедра, чтобы он больше не мог драться.       — Слезь с меня! — почти рявкнул Дэвис, и я, испугавшись, что он поднимет весь дом, снова зажал ему рот, но хвата одной руки не хватило для того, чтобы удержать его запястья на месте. Мальчик вырвал одну руку из захвата и ударил меня в плечо, а затем вцепился в лицо, пытаясь столкнуть меня в сторону. Я недовольно взвыл в его ладонь, и отнял руку от его рта, пытаясь содрать его пальцы со своего лица.       — Да уймись ты, — рыкнул я, чувствуя, как Малкольм случайно поцарапал мне десну, пока пытался отвлечь своим этим лицевым хватом. — Кот недобитый, блять, — я осторожно прикусил его палец, чтобы со злости не откусить вообще напрочь, и мальчик, ахнув, прижал руку к груди.       — Ты! Ты кусаешься?! — пораженно бормотал Малкольм. Затем он широко замахнулся и ударил меня по лицу.       — Да блять успокойся, сука, — рыкнул я и, схватив подушку, накрыл ею брата и лёг сверху. — Как же ты меня заебал, лежи смирно!       — Ммфм! — брат ударил меня по рукам, и тут же схватился за них и резко дёрнул. Я охнул от неожиданности и почти упал на Малкольма всем телом, но вовремя собрался и удержался на весу.       Отпустив мою руку, Малкольм схватил подушку и со всей силы ударил меня ею по лицу.       — Ты! Просто! Невыносим! — шипел Малкольм, мутузя меня подушкой, и мне пришлось перейти в оборону, прикрывая голову руками. — Я хочу помочь тебе! Быть рядом с тобой! Ты задолбал уходить в одиночестве молча в ночь и что-то там себе думать, у тебя бошка тупая, ты себе что ни надумаешь, то хоть стой, хоть падай! — Мал вдруг набрался сил и скинул меня с себя, и я упал спиной на матрас и охнул, достаточно высоко подпрыгнув. Брат тут же сел на кровати и навис надо мной, схватил меня за грудки и встряхнул, яростно глядя в глаза.       — Я тебе не занудный сосед по комнате, — прошипел Малкольм, шумно шмыгая носом. — Тебе нужна помощь, но ты, брутал недоделанный, все отрицаешь и отказываешься её принимать, а сам всех ходишь и поддерживаешь, — парень вытер нос рукавом и крепко зажмурился на пару секунд. — Я… Я не хочу пережить то, что пережил Тесей… Я не хочу чтобы мой… Мой брат ушёл и не вернулся, — Дэвис был готов, кажется, серьёзно разреветься.       Я грустно смотрел на брата, и, если честно, мне было очень совестно. Меня всегда мало волновало то, как моё поведение смотрится со стороны — мол, самое главное это то, что я вкладываю в свои действия, а не их эффект.       Но это же не совсем так. Уберегая свою семью от своих грязных секретов, увиливая от ответа, бесконечно прокручивая одну и ту же ложь, что у меня, мол, все в порядке, я не становлюсь в их глазах лучше. Да и в своих, если честно, тоже. Единственный вывод, который мои близкие люди делают — это то, что я не в силах им что-то рассказать. Не могу, мол, стерпеть те эмоции, которые накроют меня, если я попытаюсь раскрыть кому-то свои секреты. Но они, в отличие от других, чужих людей, не из вежливости спрашивают. Они не ожидают от меня положительного ответа. Они видят меня, примерно знают, что я пережил, и они готовы к грязи.       Если будут знать все, либо, хотя бы, многие, то меня этим застыдить будет невозможно.       Малкольм сидел, приобняв себя одной рукой и потирая плечо, тихо шмыгал носом. Думаю, как умник, он, узнав историю Кристофера, думал, что в любом случае можно было бы что-то сделать, как-то его отговорить и удержать от этого шага — ведь уж он-то, Малкольм Дэвис, сделал бы все, чтобы не допустить того, что произошло с Крисом. Тем более он уже старше Тесея в той ситуации, и уверен в своей правоте, однако, столкнувшись с живым человеком с проблемами, понял, что иногда… Что иногда эти идиоты просто не готовы принимать помощь и поддержку.       Потому что Гейб сказал не жаловаться и не плакать.       Я поджал губы и шумно вдохнул.       — Не реви.       — Не реву, — обиженно буркнул Малкольм, вытирая слёзы ребром ладони. — Ты так… Так сильно… — кажется осмысленная речь сегодня покинула моего брата, и он, осознав это, заметно сник.       Я погладил Дэвиса по плечу, пытаясь его успокоить, но он скинул мою руку с себя.       — Не надо меня утешать, — пробормотал Малкольм. — Это, вообще-то, я собирался тебя успокоить и уложить в кровать.       — Ну, технически… — я развёл руками, проводя ладонью по простыни. — Уложил баиньки на лопатки ты меня качественно, отдам должное.       Малкольм сдержанно улыбнулся, но потом, пропустив пару слабых смешков, все-таки негромко посмеялся.       — Ты идиот, знаешь?       — Да не глухой, да, — я сложил руки на груди и мягко улыбнулся ему. Кажется, успокоился. — Кофе будешь?       — Кофе? — Дэвис непонимающе посмотрел на меня, и я, хлопнув его по бедру, встал с кровати.       — Ну если мы идём гулять, то нужно быть бодрыми, разве нет? — я поправил толстовку и стал разминать ладонь, чувствуя, как противно ноет какой-то сустав.       — Ты идёшь все-таки? — как-то расстроенно спросил Малкольм, и я оглянулся на него.       — А ты — нет? — я приподнял бровь и встал перед зеркалом, стал поправлять взъерошенные волосы.       — Я… Иду, — уверенно кивнул Малкольм, поднимаясь с кровати.       — Отлично, — я вышел из комнаты и спустился на кухню.       Мне придётся поделиться чем-то из своего прошлого с Малкольмом. Я не был уверен, что мальчишка реально способен вынести что-то подобное, но он так яростно хотел меня поддержать… Тяжело вздыхая и бормоча под нос свои раздумья, я заварил нам по чашке кофе.

***

      — Не нравится мне это… Ох, я так не люблю шляться ночью по улицам! Мало ли что может случиться?.. — Малкольм действительно был так сильно встревожен, что я даже не рисковал узнавать, почему.       — Малли, да кто нас тронет в Квинсе? — я растерянно осмотрел пустые улицы вокруг и пожал плечами. — Нормально же всё было, а под конец ты решил разныться.       Я так и не смог ничего сказать. Я начинал заводить разговор об отчиме, но максимально быстро уходил с темы, отмахивался и в итоге просто оставил в голове Малкольма сплошную кашу из случайных фактов, даже не описав свои эмоции по их поводу. Пожалуй, за такой разговор по душам Браннер бы поставил мне кол.       Большая часть прогулки прошла в тишине, что в целом меня устраивало.       — Да кто угодно нас может тронуть… — мальчик сильно нахмурился и засунул руки в карманы. — Никогда не знаешь, кто прячется в тени.       Я слегка поёжился — Малкольму во время прогулки стало холодно, так что я отдал ему свою толстовку, и теперь шёл в футболке и куртке, и теперь холодно было мне.       Но я ни за что не признаюсь в этом, естественно.       — Да вон там уже солнце встаёт, — я махнул рукой на горизонт. — Так что скоро в тени будут прятаться только несчастные бегуны да собачники.       — Тебе легко говорить, — буркнул Малкольм, тяжело вздохнув.       — Ну да, я ночами шарился меж Манхеттенских притонов и как-то ночевал в борделе, так что я знаю кое-что о злачных местах, — объяснил я, обведя рукой улицу.       — Ладно, про притоны ты неплохо сочинил, — хмыкнул парень, оглянувшись на меня.       — Если б я сочинял, моя психика была бы гораздо целее, чем сейчас, милый, — я пробежался взглядом по улице и зацепился за один из домов.       Мы уже перешли в квартал с малоэтажными постройками, и они все выглядели заметно постарше своих соседей, но этот экземпляр выделялся даже из этого ряда. В распахнутой настежь двери было выбито витринное окно, а вывеска «Одежда из шёлка» выцвела и кое-где облупилась.       — Ого, смотри! Видимо, шёлк нынче не очень прибыльный бизнес, — я толкнул брата в плечо, и, обогнав его, подбежал к заброшенному магазину.       — Джексон! — рявкнул Малкольм, тут же припустив следом. — Вот об этом я и говорю! Пойдём отсюда.       — Да подожди ты, — я смахнул его руку с моего плеча и осторожно заглянул в тёмное помещение.       Толстый слой пыли на уцелевшем панорамном окне практически не пропускал свет, а дверной проем не очень хорошо освещал магазинчик, но, всматриваясь в темноту около минуты, я начал различать какие-то очертания. Кажется, на вешалках все ещё висела одежда, которая когда-то, возможно, была красивой, но теперь больше напоминала печальные балахоны дешёвых проволочных привидений в канун Хэллоуина. На грязной стойке в кассовой зоне валялось несколько забытых кем-то центов. Я чувствовал, как косяк под моими пальцами начинал понемногу трескаться. Убрав руку, я стряхнул с неё отсохшую штукатурку и сделал пару шагов вперёд.       — Нет, — Малкольм грубо схватил меня за воротник куртки и потянул на себя. — С ума сошёл? Перси, пожалуйста, давай домой.       — Домой? — я с интересом взглянул на парня и ухмыльнулся. — И ты даже не хочешь пройтись и посмотреть, почему этот магазин в такой спешке бросили?       — Поверь, нет, — парень продолжал держать меня, и это, честно говоря, начинало раздражать.       — Слушай, я…       Вдалеке послышался громкий визг, затем неприятный чавкающий звук, и вновь воцарилась тишина.       — Ох блять, — я ошарашенно уставился в темноту, пытаясь разглядеть там что-нибудь.       — Это была последняя капля. Мы уходим, — он уже хотел утянуть меня, но я, перехватив его запястье, нажал большим пальцем в зазор между двумя костями. Ахнув от боли, Малкольм выпустил мой воротник, а я прошёл дальше.       — Перси!!! — яростно зашипел мальчик, переминаясь с ноги на ногу. — Ты что творишь? Ты помереть тут хочешь?!       — Да причём тут помереть? Я просто проверю, что там происходит, — негромко ответил я, осторожно ступая вперёд и внимательно глядя под ноги. — Вдруг там кому-то нужна помощь?       — И чем ты поможешь? У тебя даже ничего нет! — злобно шипел Дэвис, отступая к выходу из магазина.       — У меня есть ручка, — я стал шарить в карманах куртки и наконец выудил оттуда отцовскую канцелярию.       — И че ты её с собой таскаешь?       — Автографы раздаю. А то я, по словам математика, школьная знаменитость, — хмыкнул я, осматривая пластиковый корпус ручки.       — А то ты не знал этого, — Малкольм подкатил глаза и вздохнул так обречённо, будто бы каждый в школе меня должен был знать. Глупости какие-то.       — Думаешь, меня такая хрень волнует? — я вздохнул и снял с ручки колпачок.       С тихим шелестом пластиковый корпус стал стремительно удлиняться, затем стал шире, а потом и вовсе перестал быть пластиковым. То, что некогда было ручкой, ощутимо потяжелело в руке, и я машинально сжал кулак покрепче. Что-то прохладное коснулось ладони, и перед моим взором предстал слабо мерцающий бронзовый меч, с лезвием в форме листа.       — Ох блять, — удивленно выдохнул я, уставившись на оружие в своей руке. — Ничего себе у тебя, папаша, канцелярия…       — Перси, — ахнул Малкольм, завороженно глядя на острие меча вместе со мной. — Откуда он у тебя?       — Эм… Сэконд-хэнд, — неловко брякнул я, осторожно опустив меч. Конечно, светится он эффектно, но кажется мне, что это может привлечь к нам нежелательное внимание.       — Я серьёзно, Перси, это-       Из глубины магазина послышался громкий крик, и мы с братом, быстро переглянувшись, пошли вглубь помещения.       — Держись поблизости, — прошептал я, вглядываясь в темноту.       — Не уверен в этой тактике…       — Либо предлагай варианты, либо завали, — шикнул я, осторожно обходя вешалки. Задев плечом одну из кофточек, я увидел через пару шагов, что за мной тянутся тонкие ниточки паутины. — Что тут за срач, боги, — прошептал я, взмахивая мечом, пытаясь срезать паутину, но та только приклеилась к лезвию и теперь тянулась и за ним. — Да чтоб тебя… Мал?       Оглянувшись, я понял, что нигде не вижу брата. На несколько секунд я замер на месте, пытаясь услышать его, но в помещении стояла практически могильная тишина. Я медленно выдохнул, стараясь прислушаться… Глубже, что ли. Что-то на секунду мелькнуло у меня перед глазами, и я тут же взглянул на пол. Влажное пятнышко. Подумав несколько секунд, я медленно поднял взгляд, задирая голову назад.       Надо мной нависла туша громадного паука, размером, наверное, с откормленного телёнка. Несколько раз щёлкнув жвалами прямо возле моего лица, он затрещал то ли брюшком, то ли чем ещё, но этого было достаточно, чтобы вывести меня из ступора. Громко вскрикнув, я взмахнул мечом, и его лезвие прошло сквозь его головогрудь как раскаленный нож сквозь сливочное масло. Издав непонятный скрипучий шорох, паук взорвался, окатив меня какой-то сине-зелёной жижей, а по воздуху разлетелись золотистые блёстки. С испугу я вскрикнул и упал на колени, накрыв голову руками и чуть не задев себя самого мечом. Гений, ничего не скажешь.       — Малкольм!!! — изо всех сих закричал я, снова задрав голову кверху.       — Перси! — раздался приглушеный голос моего брата из громадной щели в потолке, откуда, судя по всему, эти твари и появляются. Только я вряд ли смогу пробраться тем же путём. Снова осмотревшись, я увидел дверь в подсобное помещение.       Я заставил себя игнорировать омерзительный запах паучьих предсмертных выделений, стекающих с моих плеч на пол. Не время. Если эта хрень откусит моему брату бошку, то мне потом мама сделает то же самое. Колени дрожали от страха, сердце билось где-то в горле, а щёки горели, но я думал только о том, как Малкольму страшно оказаться в пушистых объятиях этих мутировавших арахнид, и что он, безоружный, точно погибнет без моей помощи. Я заставил себя ускориться, и, выбив плечом дверь подсобки, тут же побежал по длинному коридору к двери с небольшой табличкой с нарисованным человечком, поднимающимся по лестнице.       Сделав несколько шагов вверх, я понял, что под ногами уже были не покрытые гладкой плиткой ступеньки, а рыхлые земляные ухабы, скользкие и поддатливые. Стены, впрочем, были из того же материала, так что несмотря на неустойчивость почвы, я продолжал подниматься, по возможности не касаясь ничего вокруг.       Как оказалось, лестница заканчивалась непонятным люком, и я, упершись кедами в скользкую почву, просунул кончик меча в небольшой зазор между плитой и стеной, и, воспользовавшись своим оружием как рычагом, повис на эфесе и смог приподнять крышку. Шумно выдохнув через сомкнутые губы, я убрал одну руку с рукояти и оттолкнул люк в сторону. Затем я приставил меч к землистой стенке, и, ухватив пальцами край люка, сдвинул его в сторону. Забрав оружие, я осторожно подтянулся на локтях и выполз в новое помещение, оскальзываясь на склизкой земле, покрывавшей последние ступеньки.       Я оказался в огромной пещере. На стенах то тут то там торчали горящие сине-зелёные кристаллы, воздух был затхлым, пахло чем-то гнилостно-сладким. С трудом сдержав рвотный рефлекс, я встал на четвереньки и боязливо осмотрелся по сторонам. Какая-то часть меня, наверное, уже попрощалась со здравым смыслом — никак иначе объяснить своё практически титаническое спокойствие и принятие всего этого цирка я не мог. Стряхнув с волос смачный сгусток паучьей гемолимфы, я поднялся на ноги и медленно отошёл за ближайший булыжник.       — Отстань от меня, отродье Тартара! — пожалуй, я ещё никогда не был так счастлив слышать голос Малкольма, пускай он и был столь напугано-воинственным. Навряд ли его слабая угроза хоть как-то впечатлила паука — не уверен, что ему вообще подвластны человеческие угрозы, а потому следом послышался воинственный рык вперемешку с озлобленным шипением.       Выглянув из-за угла, я увидел, как Малкольм колотит одного из пауков осколком светящегося кристалла, выкрикивая проклятия на неизвестном мне языке, пока второй, более шустрый и мелкий, бегал вокруг него и постепенно опутывал ноги моего братца паутиной. Если мальчишка решит резко куда-нибудь побежать, то тут же свалится на землю. Опустив взгляд под ноги, я понял, что весь пол покрыт склизкой паутиной, измазанной в паучьих отходах, слизи и чем-то ещё. Мелкий паук щёлкал жвалами, подпрыгивая, когда Мал пытался задеть его кристаллом. Круг, ещё один, ещё один…       Незаметно подкравшись совсем близко, я дождался, когда паук будет приближаться к булыжнику, за которым я спрятался, и сделал резкий выпад вперёд, разрубая арахнида пополам.       — Перси! — радостно ахнул Малкольм, не обратив внимание на взбесившегося из-за моей выходки паука покрупнее.       Я сделал ещё шаг вперёд и разрезал паутину у ног брата, тут же отпихивая его в сторону своего бывшего укрытия, и намереваясь проследовать за ним.       — Знаешь, я уже не против отсюда смыться по-быстрому, — я не успел завершить свою речь даже маленьким оптимистичным прогнозом — разгневанный паук налетел на меня, как многотонный трактор, и протащил по всему залу, удерживая на весу своими педипальпами.       — Перси!!!       Крепко выругавшись, я смог вырвать из хватки руку с оружием, и изо всех сил взмахнул ей, протыкая головогрудь паука. Послышалось омерзительное чавканье, и на меня брызнула уже такая знакомая и почти что родная гемолимфа. К сожалению, такой удар не убил паука, хотя здоровье я ему однозначно подпортил, и он даже выронил меня на землю, а значит, у меня появлялся призрачный шанс на спасение.       Паук мерзко зашипел, поднявшись на дыбы и щёлкая огромными жвалами, и я, дрожа от накатившей вдруг паники, снова вскинул руку с оружием, уже лёжа плашмя на земле. Чудище ударило по моей руке, её свело спазмом и я выпустил эфес из хватки. Меч отлетел на несколько метров в сторону и прилип к какой-то свежей луже слизи.       — Нет! Нет-нет-нет!!! — вскрикнул я, и, ухватившись за ближайший камень, резко подтянулся и увернулся от жвал монстра, вскочил на ноги и сделал по инерции несколько широких шагов в сторону. Запнувшись о свои же ноги, я свалился в лужу грязи, и стал отползать, упираясь в землю пятками.       Вдруг меня кто-то подхватил подмышки и резко подорвал с земли, и мы только чудом не свалились кубарем на скользкую подложку из паутины. Развернувшись, я ухватился пальцами за куртку Малкольма, часто дыша и продолжая отступать от монстра уже в обнимку с братом.       — Сейчас все прибегут, — процедил Мал, неожиданно крепко держа меня за плечи.       — Значит, пора валить? — я улыбнулся, глянув на брата, но мой взгляд скользнул ему за спину.       Громадный, размером со слона, паук, наступал на нас, и между его толстенных лапок сновали туда-сюда паучки размером со шпицев и дворовых собак. Люк, через который я попал сюда, был слишком далеко, чтобы мы могли добежать до туда.       Был один вариантик, но Малкольм меня уроет, если узнает, в чём он заключается.       — Сзади нас ещё кто-то? — прошептал брат.       — Как тебе сказать… — я устало выдохнул, и, взглянув вниз, увидел свой меч. Быстро наклонившись, я крепко сжал пальцами эфес и выпрямился. — Короче, там люк, через него можно уйти опять в тот сраный магазин, и там дальше выход.       — Бежим, — покивал Малкольм и сделал шаг в правильную сторону. Я, кивнув ему в ответ, со всех сил отпихнул его к люку, а сам отступил в противоположную сторону.       На меня напрыгнул один из пауков помельче, и мне удалось отмахнуть его мечом в сторону. Ударившись об острый булыжник, тварь взорвалась, как воздушный шарик, разбрызгав повсюду свою гемолимфу и золотистую пыльцу. Со следующим пауком я расправился точно также, но продолжал отступать в противоположную от Малкольма сторону, чем вызывал у него бурю негодования.       — Сейчас же иди сюда, чёрт! — Малкольм осторожно обошёл булыжник, протягивая ко мне руки. — Мы успеем сбежать, иди ко мне! Не глупи!       Секунду я колебался. Я сделал ещё один шаг в сторону, пытаясь уйти от нападения очередного паука, и моя нога неожиданно соскользнула куда-то назад и вниз. Податливая почва разошлась под подошвами кед, и я, коротко вскрикнув, провалился в глубокую скользкую яму.       Мой затылок по старинному обычаю встретился с чем-то твёрдым, да так славно, что перед глазами вспыхнули звёзды — и в следующее мгновение мир перед глазами перекувыркнулся и погрузился во тьму.

***

      Сначала было просто холодно и больно.       Однако через некоторое время боль в голове поутихла, и перед моими глазами вдруг возникло небольшое уютное кафе. Растерянно оглядевшись по сторонам, я увидел, что за большим панорамным окном горел закат, туда-сюда сновали по дороге беспокойные машины, прохожие пробегали мимо дверей забегаловки, почти не обращая внимания на меловую доску с объявлением о вечерних скидках на выпечку. Неловко потерев плечо, я снова повернулся вокруг себя и стал искать глазами что-то интересное. Бариста стоял за стойкой, медленно полируя полотенцем металлический питчер, усиленно делая вид, что не засыпает, оперевшись бедром о стойку. К слову, получалось это не очень правдоподобно. Глянув в сторону, я увидел, что в зале сидела пара гостей — они негромко беседовали о чем-то, иногда прикасаясь к своим напиткам, держа их при себе больше для виду, нежели для питья. Оба гостя были молодыми парнями, может, около двадцати лет, и оба казались мне смутно знакомыми. Ребята не заметили присутствия в кафе кого-то постороннего, так что я обошёл ближайшие столы и заглянул в лицо одного из них.       Зелёные глаза были подернуты слегка болезненной дымкой, от которой будто потускнели. Губы были искусаны практически в кровь, скулы слегка впадали, а густые чёрные брови то и дело встревоженно сводились к переносице. Парень, тяжело вздохнув, запустил ладонь в свои чёрные, словно южная ночь, волосы.       Я знал этого человека. И теперь, задержав на всякий случай дыхание, присел на корточки возле отца.       — Я не это имею ввиду, — пробормотал Талай, поморщившись, будто от головной боли. — Я нисколько не жалею, что стал отцом. Просто… Это невыносимо.       — Крики, вонь, капризы, бессонные ночи? — хмыкнул его собеседник, снова взяв чашку в руки, но тут же отставил её в сторону, встретившись с обречённым взглядом моего отца.       Так, я не попал на начало разговора, будем вникать по пути.       — Джош… Я бы рыдал от счастья, если бы это были мои проблемы, — сухо процедил папа, опуская усталый взгляд на свой кофе. — Я… Я ночами не сплю уже. Ничего не могу сделать.       — Монстры? — вкрадчиво спросил Джош, и я медленно повернулся лицом к другу отца.       Ещё совсем новехонькая кепка с эмблемой бейсбольного клуба «Янкиз», тонкие губы, так и норовящие вытянуться в ехидную ухмылку, острый нос и подбородок. Мой милый наркодилер, он же коллега по бизнесу моего вонючего отчима, сидел в кафе вместе с моим отцом, судя по всему, с добрый десяток лет назад, и выслушивал тяготы отцовства своего друга. Жизнь, видимо, решила издеваться надо мной по полной.       — Знаешь, я уже был бы и им рад… Хотя не могу сказать точно, в чем причина моих бед, — Талай потер нижние веки пальцами, и я увидел, что белки его глаз были чрезмерно усеяны красными нитями сосудов.       — Ну же, не томи. Что же сделал твой малыш, что не даёт тебе спать? — Джош упёрся кулаком в щеку, разглядывая своего друга.       — Перси… — голос отца болезненно надломился, стоило ему выговорить моё имя. — Перси уже две недели отказывается от еды. Он… Он просто все срыгивает.       — Всё в грязище, походу, — Джош чуть поморщился, но тут же стыдливо опустил глаза, когда отец одним взглядом приказал ему закрыть рот. Честно говоря, от него веяло такой серьёзностью и злостью, что даже мне захотелось послушаться и замолчать, а ведь я даже не говорил.       — Джошуа, мне плевать на грязь. Её можно убрать. Мой сын голодает, — Талай тяжело втянул носом воздух, будто пытаясь успокоить себя. — Мы сначала думали, что у него… Началась непереносимость лактозы. Ну, мол, ладно, спросили у врача, он подсказал, какую смесь можно попробовать. Но он и её сплевывает, и почти ничего не глотает, — Талай потер лицо ладонями слегка царапая ногтями лоб. — Он уже отстаёт в весе. Если так продолжится… — отца передернуло так, будто бы его током ударило. — Врач предложил кормление через зонд, если такое продолжится, но… Но Перси может потерять глотательные навыки и все в этом роде, и… Боги, ну за что это нам, — простонал парень, сморщившись. Джош, наконец-то, поняв, что проблема намечается нешуточная, проникся переживаниями друга и накрыл его предплечье ладонью, чуть сжав его.       — Я не знаю, Тал, за что… Он… Были какие-то предпосылки?       Папа громко всхлипнул, уже не в силах сдерживать свое горе внутри.       — Беременность шла так хорошо. Анализы были отличные, УЗИ отличные, все… И первые три месяца это был не ребёнок, а золото, — Талай печально вздохнул, вытянув из салфетницы одну салфетку и промакнул глаза. — А потом он… Стал такой молчаливый. Усталый всегда такой. Он улыбался, видя нас, и шевелился, но стоило нам отойти от кроватки, так он… Будто замирал, — парень вздрогнул, с грустью осматриваясь по сторонам. — А потом он стал отказываться от еды.       — Он капризничает? Плачет там, что-то…       — Нет, — пробормотал Талай. — Он не плачет, не кричит, ничего. Он… — на глазах отца выступили слезы. — Просто отворачивается, сплевывает, и молчит, хмурится, — парень был готов зареветь, его кадык нервно дёргался, но Джонсон держался. — И вот знаешь… Я помню, когда брал его на руки, вот, в два там месяца, и чувствуешь просто руками вот сильное тельце такое. А сейчас поднимаешь его… — парень помолчал, глядя в одну точку. — И совсем слабенький. Но всё равно смотрит на тебя с такой… Тоской. Даже без надежды.       — А ты знаток детских выражений лица, — негромко хмыкнул Джош и тяжело вздохнул. — А ты пробовал связаться с отцом?       — Посейдон давно не отвечает на мои молитвы, — раздражённо фыркнул Талай, сжимая кружку кофе в руках.       Извините?       — Нас осталось трое, Джошуа. Я, ты, и вроде как Лидии удалось залечь на дно в Риме, да и она дитя Афродиты, навряд ли мамочка даст кому-то её обидеть, — отец замолчал ненадолго, вглядываясь в кружку. — Двое из нашей этой дибильной восьмёрки из пророчества даже победу не увидели. Там и полегли.       — В пророчестве никто не обещал, что все выживут, — грустно отметил Джош, потеряв, кажется, всякий аппетит от сменившейся темы.       Наверное, мне вовсе не стоит задаваться никакими вопросами, да?       — Да пусть катятся в Тартар со своими пророчествами. Мы их сальные жопы спасаем, чтобы потом нас всех пустили в ту же мясорубку! Мы прошли древние земли, сражались с древними чудовищами, плечом к плечу, чтобы потом мне даже не дали взглянуть на неё напоследок! Прости, говорят, Джонсон, там уже не на что смотреть!       — Мне жаль, что у вас так вышло, — будущий диллер пожал плечами и неловко отвёл взгляд в сторону. — Вы были красивой парой.       — Её полоумная мамаша не дала бы нам быть вместе. Она бы просто Олимп самолично разрушила до самого основания, если бы узнала, что мы поженимся.       — Может… Они как-то вмешиваются и… Сейчас?       Талай внимательно посмотрел в глаза другу, и мне показалось, что его яркие зелёно-голубые глаза на мгновение потемнели, став грязно-болотными, однако отец тряхнул головой, отгоняя, видимо, мрачные мысли.       — Тогда им лучше бы перестать это делать прямо сейчас, — процедил Джонсон, гипнотизируя салфетницу. — В Перси и так божественной крови, дай бог, с пробирку. Какую угрозу он представляет? Что такого он может сделать, когда вырастет, трахнет Геру?       — Талай! — ахнул Джош, закрыв рот руками. — Боги Олимпа, давай полегче с выражениями, я умоляю.       — Да они и без того меня уничтожат, и очень скоро, — покачал головой отец, отпивая кофе.       — Подожди, ты сказал, что нас осталось трое. А как же твой этот золотой мальчик? Вы же чуть ли не в одних трусах жили.       Отец горько ухмыльнулся, подкатывая глаза, и в этот момент мы с ним были похожи как никогда. Особенно с этими мешками под глазами.       — Дэнни пропал без вести. Не знаю, может, Зюся спас своего сына и теперь крестник моего сына живёт в форме какой-нибудь сосны, — Талай резко замолчал и вытащил небольшой кнопочный мобильник из кармана и приложил его к уху.       — Салли? Родная, что-то стряслось? — его голос так резко из раздражённого сменился на обеспокоенный, что у нас с Джошем одинаково удивлённо вытянулись лица. — Перси что? — Талай вытаращился на своего друга, и на его лице проскальзывала целая палитра эмоций, от испуга до облегчения и настороженности. — И… Ну… Он покушал, да? Покушал… — папа так мягко улыбнулся, что я сам не смог сдержать улыбки. — Покушал… Я скоро буду дома. Люблю тебя, — он убрал трубку от уха и нажал на «отбой», недолго сидел, переваривая полученную информацию.       — Ну? — Джош улыбался, глядя на задумчивого друга. — Что там, не томи!       — Салли… Перси лежал в кроватке и почему-то… в изголовье лежала полосатая черно-белая змея, — неторопливо бормотал Талай, задумчиво потирая подбородок. — Это… Это морская змея. Неужели отец?       — И он поел? Это же замечательно! — Джош расслабленно откинулся на спинке стула и закинул руки за голову.       — Да… Да, — Талай резко выдохнул и встал из-за стола. — Прости, я домой поеду… Надо будет хоть бросить отцу что-нибудь в костёр в благодарность, — он потёр шею, и, пожав Джошу руку, положил на стол пару смятых купюр, и быстрым шагом покинул кафе.       Я услышал, как отец пробормотал «пусть только попробуют тронуть его», когда обходил столики, и с щемящей тоской в груди проводил его взглядом. Мой папа так сильно переживал за меня, так любил меня. И, очевидно, его мир сильно отличался от моего… Все эти около-греческие термины пугали меня до усрачки, если честно.       Наверное, и мне пора идти. Я запоздало понял, что у меня затекли ноги, и, попытавшись подняться, завалился на бок и ударился головой об отодвинутый стул, и чересчур быстро потерял сознание.

***

      — Какой… Странный сон, — пробормотал я, медленно приоткрыв глаза.       В воздухе пахло сыростью и гнилью. С потолка тихо капала то ли вода, то ли слизь, и яму, оказавшейся на деле пещерой, освещали слабо горящие синим цветом кристаллы, усыпавшие землистые стены. Я смог приподняться и сесть на колени, растерянно осматриваясь по сторонам. Возле одной из стен торчал большой голубой кристалл, а вокруг него выстроилось несколько грязно-белых коконов, больше метра в высоту. Вряд ли эти ребята питаются бабочками, так что мне не доставило труда догадаться, что было внутри.       Может оттуда и кричали?       Я пошарил рукой по скользкому полу, и, нащупав прохладный металл, осторожно провел пальцами ниже, и в следующее мгновение крепко обхватил эфес ладонью и поднялся на ноги.       Стоило мне встать прямо, как ребра прошило вспышкой боли. Тихо зашипев, я запустил свободную ладонь под куртку, и, нащупав что-то мокрое, убрал руку и взглянул на красные от крови пальцы. Возможно, тот паук всё-таки умудрился как-то поранить меня, пока тащил куда-то, или же я стесал бок, пока падал в яму, но в любом случае ранение не смертельное. Просто сильно правой рукой не размахивать и не наклоняться, и мы выживем.       К слову с последним могут быть проблемы и без ссадины на рёбрах.       Пока пауков не было нигде видно, я решил быстренько попробовать высвободить кого-нибудь из паутинных ловушек, если это вообще возможно. Я старался игнорировать хруст иссохшихся человеческих костей под кедами, упрямо идя вперёд, вминая останки в мягкую и склизкую почву. Дойдя до коконов, я перехватил меч поудобнее и стал распиливать отвердевший кокон, от напряжения прикусив губу. Первый слой паутины наконец-то поддался натиску моего меча, и дальше дело пошло гораздо проще.       Вскоре из появившейся щели на меня неожиданно брызнуло что-то липкое, и я только успел прикрыть лицо рукой, чтобы эта жижа не попала мне в рот или глаза. Стряхнув с ладони слизь, я расширил разрез, и моему взору предстало полуразложившееся лицо какого-то бедняги. Глаза уже растворились под действием токсичной слюны пауков, кожа пластами слезала со скелета, кое-где были прилипшие клочки выпавших с макушки волос.       Не стоит уточнять, что меня вырвало? Супер.       Отойдя от шока и вытерев наспех рот, я, стараясь не смотреть в эту щель в преисподнюю, стал искать глазами коконы, выглядящие наиболее свежими. Возможно, что хоть там будет хоть кто-то, кого ещё можно спасти. Дрожащими руками я обходил кучу коконов, хватаясь за каждый и постукивая по ним костяшками. В некоторых уже откровенно что-то булькало, какие-то были ещё совсем плотными.       Наконец я заметил один-единственный совсем белоснежный кокон. Он ещё лоснился от паучьей слюны, в отличие от остальных, которые снаружи успели уже слегка подсохнуть, и стоило мне прикоснуться к нему, как я мгновенно прилип к паутине. Осторожно выдохнув, я оттянул ладонь на себя, глядя, как тоненькие паутинки потянулись за моей рукой. С трудом стряхнув с себя нити, я обхватил меч поудобнее и осторожно провёл им по кокону. Паутина прилипала к мечу, мешала мне разрезать кокон, но так и было, пожалуй, задумано природой. Впрочем, если природа придумала вот это, то мне не очень хочется называть её «матерью», при всём моём уважении.       В отличие от первого вскрытого кокона, из этого на меня ничего не брызнуло, слава Богу. Из появившейся щели медленно потекла будто бы смола — я давно перестал пытаться проанализировать все жидкости, выделяемые слоновидными пауками, — и, проведя мечом ещё раз, расширяя разрез, я увидел…       Очень красивое девичье личико.       Я имею ввиду, на секунду я даже смутился. Меньше всего я ожидал увидеть в этой обители зла миловидную девчонку своего возраста, с плотно сомкнутыми глазами и покрытую чем-то тягучим и прозрачным. Она выглядела словно кукла на распродаже «Таргета», запакованная в плотную полиэтиленовую плёнку.       Окей, возможно, не самое романтичное описание для девчонки, которая мне приглянулась. Но это первое, что пришло в голову.       Шумно выдохнув, я осторожно упёр меч в край прорези и провёл им вниз, максимально расширяя щель, чтобы мне было удобнее вытянуть её из кокона, и стараясь не оцарапать пленницу. Примерно возле её колен мой меч окончательно запутался в паутине, и я, чтобы не терять время, просто выдернул его из кокона, предположив, что я уже смогу вытянуть даму из склизких объятий смерти. Где-то на границе сознания я понимал, как же омерзительно-затхло воняет эта прозрачная слизь, но старался абстрагироваться от всего, что могло меня отвлечь от дела.       Максимально осторожно обняв девушку, всё ещё опасаясь, что она расползётся на липкие кусочки плоти у меня в руках, я грудью почувствовал, как всё ещё бьётся её сердце. Облегчённо выдохнув, я поустойчивее упёрся ногами в скользкую землю, и, привстав на носочки, попытался вытянуть девчонку из кокона. Мне удалось наклонить её ближе к себе, но прямо от головы тянулись тонкие паутинки, и, приглядевшись к кокону в слабом синеватом свечении, я понял, что большая часть волос девушки впуталось в скользкую паутину, и именно это не давало мне вытянуть девушку наружу.       — Прости, — тихо прошептал ей на ухо я, не надеясь, что она меня слышит, и поудобнее перехватил меч. Выдохнув, я провёл лезвием вверх, криво срезая большую часть бывших когда-то наверняка ужасно красивыми светлых локонов.       Потеряв связь с коконом, девушка полностью откинулась на меня, и я честно говоря тяжеловесом не был, так что почувствовал, что мои руки долго её не удержат. Воткнув оружие в кокон, я перехватил девушку поудобнее, крепко обнимая её за талию, и вытянул из кокона, крепко стиснув челюсти.       — Ох, боги… — тихо прокряхтел я, оттаскивая девушку подальше от скопления коконов, и осторожно положил её на землю, присел рядом, пытаясь перевести дух.       Всё это похоже на очень, очень страшный сон, и я искренне не понимаю, почему я должен быть его частью. В смысле, да, я настоял, чтобы мы зашли в этот чертов магазин, но… Зачем вообще чему-то столь ужасающему существовать в нашем мире? Неужели нам мало смертельных болезней, военной агрессии и катаклизмов, и миру просто необходимо иметь место, под завязку набитое громадными пауками?       Не время. Я шумно выдохнул и наклонился над девушкой, осторожно стирая с её лица слизь, в первую очередь стараясь освободить от неё нос и глаза девчонки.       Неожиданно спасённая мною дама резко распахнула глаза, и молниеносно схватила меня за руку, так крепко её сжав, что я чуть не взвизгнул с испугу и боли.       — Ай… Ай… Пусти, — неловко пробормотал я, поморщившись.       Девчонка взглянула на меня так встревоженно и яростно, что у меня похолодело в груди — как вообще кого-то столь воинственного, вроде неё, удалось укутать в кокон и уложить баиньки?       Девчонка выпустила мою руку и резко села, и зашлась таким надрывным кашлем, что я перепугался, что она сейчас созовёт всю эту паучью братию, и нам точно будет не выбраться отсюда живыми. Тем не менее, я лишь присел рядом, осторожно похлопывая её по спине и игнорируя нити слизи, тянущиеся от моей ладони до её порванной футболки.       Выкашляв из лёгких большую часть паучьих слюней, девочка смогла кое-как отдышаться и снова посмотреть на меня, и, пускай всё ещё слегка строго, но уже гораздо более дружелюбно.       — Ты… Кто ты? — просипела она, тяжело дыша через рот.       — Я Перси, — я слабо улыбнулся ей и протянул ладонь для рукопожатия.       Девочка недоверчиво взглянула на мою руку, и, стряхнув со своей ладони крупные капли слизи, пожала её.       — Аннабет, — буркнула та и уперлась ладонями в колени, напряжённо осматриваясь по сторонам.       Я поражался её спокойствию. Её ведь буквально только что вытащили из паучьего кокона, где она за несколько дней бы превратилась в отличный крем-суп, который какая-нибудь паучья матка бы с удовольствием высосала через трубочку, чтобы следом дать жизнь сотням новых монструозных паучат… Мне снова стало плохо, и я громко сглотнул, стараясь сдержать рвотные позывы.       — Как ты? — негромко спросила Аннабет, бегло меня осматривая. — Кажется, ты не ранен?       Меня почти до слёз тронула её забота.       — Пара ссадин, пустяки, — отмахнулся я, отвлекаясь от мыслей о мириадах пауков. — А ты? Эта хрень тебе ожоги не оставила? — я с нажимом провёл по плечу девушки, снимая слой слизи, и потом обтёр ладонь о штаны.       — А должна? — слегка заторможенно спросила Аннабет, всё ещё отходя от случившегося, но затем, подняв взгляд на скопление коконов, резко побледнела. — Ты… оттуда меня вытащил?       — Ага. Боюсь, ты единственная пока что была жива. Первый чел, которого я попытался вытащить… — я выдержал красноречивую паузу, скорчив самую кислую мину из своего арсенала, и Аннабет даже отпустила пару слабых смешков.       — Вот… как… — она медленно почесала затылок, проводя ладонью ниже, и почувствовав кончики волос на уровне основания шеи, ненадолго застыла в недоумении.       — А, эм, — я неловко кивнул на её кокон. — Твои волосы стали единым целым с паутиной, и мне пришлось срезать их… Прости, — я виновато улыбнулся, но девушка, посмотрев мне в глаза пару секунд, только улыбнулась.       — Пустяк. Спасибо, что вытащил меня, — она хлопнула себя по коленям и удивительно резво поднялась на ноги, и в её взгляде появилась сосредоточенность. — Надо нам отсюда выбираться, Перси. У тебя есть оружие?       — Да, — бодро покивал я, снова переводя взгляд на коконы, и вдруг заметил огромного паука, медленно подбирающегося к своим «запасам». — Было…       Аннабет посмотрела туда же, куда и я, и, заметив бронзовый меч, увязший в коконе, тяжело вздохнула.       — Да уж, был, — девушка осторожно взяла меня за предплечье и потянула подальше от коконов. — Тогда… — она запнулась обо что-то, и, опустив взгляд под ноги, быстро подняла с земли обломанный бронзовый кинжал. — Ну, пойдёт и такое.       — Эх, это отцовский меч, — грустно пробормотал я, глядя на паука, задумчиво обхаживающего склад с едой.       — Мне жаль, — Аннабет похлопала меня по плечу, но явно не разрешала мне рвануть за оружием. Впрочем, я и сам понимал, что это было бы сущим самоубийством.       — Нет смысла тратить на него время, — прошептал я, осматривая стены пещеры в поисках хоть каких-то лазеек. — Нам надо отсюда как-то выбираться.       — А ты как сюда попал? — негромко спросила девушка, ступая следом за мной.       — Упал сверху, — я ткнул пальцем в потолок, но было так темно, что той щели, в которую я провалился, видно не было. — Там наверху был мой брат, но я сказал ему уходить… Тут где-то должен быть выход в магазин шёлковых изделий.       — И вы через магазин сюда попали?       — Да, мы услышали чьи-то крики…       — Видимо, они так и заманивают героев на ужин, — пробормотала Аннабет, тяжело вздыхая. — И зачем я только полезла…       — Тот же вопрос, — буркнул я, и поймал на себе строгий взгляд серых глаз. — Эм, к себе тот же вопрос, я имею ввиду. Мы же… Тоже полезли. Вернее, это я-       — Тш-ш, — прошептала девушка, закрыв мне рот ладонью, и быстро переместившись к стене. Паук закончил осмотр целых коконов, и теперь копошился лапками в опустошённом мной «контейнере». Чудище, кажется, было весьма недовольно таким раскладом, и возмущенно трещало своим брюшком.       Я осторожно сделал шаг назад, и почувствовал еле слышное шипение где-то в области левого уха. По спине прокатился целый табун мурашек, и я даже как-то обречённо поднял взгляд на ближайшую стену.       Синеватое свечение кристаллов причудливо переливалось в глазах паука, нетерпеливо пощёлкивающего клювом. Я резко выдохнул, и, не в силах что-либо из себя выдавить, резко схватил Аннабет за плечо и рванул в противоположную от паука сторону. Та, на мгновение лишь обернувшись, тут же поняла причину моего побега, и, ничего не спрашивая, побежала рядом, удобнее перехватив кинжал.       — Биться с ними… Бесполезно, — кряхтел я на бег, перепрыгивая через небольшой холмик. — Хуй прибьёшь.       — Перси, — буркнула Аннабет.       — Что? Хочешь попробовать?       — Следи за языком, — фыркнула девчонка, с такой лёгкостью перемахивая через поваленный кристалл, что мне даже стало на секунду обидно.       — Нет, ну а что? — я остановился, скрестив руки на груди, но, мгновенно опомнившись, запрыгнул на кристалл следом.       Я обернулся, и всё, что я успел увидеть — это стремительно приближающуюся морду громадного паука, постукивающего жвалами. Коротко охнув, я отпрянул, но ничего толком сделать не смог — монстр накинулся на меня, и мы по инерции пролетели вперёд, кубарем перекатываясь по скользкой земле. Затем, стоило нам остановиться, паук тут же навис надо мной, готовый откусить мне голову. Я выдохнул от ужаса, и, перебирая ногами попытался отползти из-под монстра, однако этот паренёк явно был не настроен отпускать свою жертву, а потому в следующее мгновение занёс острую лапку и одним молниеносным ударом пригвоздил меня к земле, пронзив ею моё тело насквозь.       Я широко открыл рот, чувствуя ужасное жжение меж рёбрами, но тут же отвлекся от боли — моя новоприобретённая подружка со всей силы ударила по пауку кристаллом, который, судя по всему, выдернула из земли, и сбила его с меня. Затем, метнувшись к перевернувшемуся на спинку чудищу, вонзила камень острым концом прямо ему в головогрудь, и паук, издав мерзкий писк, наконец обмяк.       Аннабет стёрла предплечьем пот со лба, тяжело дыша скорее от напряжения, нежели от усталости, и вздрогнула, будто вспомнив о чём-то, и подбежала ко мне, чуть ли не на ходу опускаясь на колени, мгновенно переводя взгляд с моего лица на сквозную рану между нижних рёбер.       — Вот теперь я, кажется, ранен, — прокряхтел я, слабо приподняв руку. Девушка, очнувшись от размышлений, расстегнула разваливающуюся в руках поясную сумку, и достала пластиковый пакетик с какими-то кубиками. Кажется, он не был закрыт герметично, поскольку от вытащенного из мешочка кубика, видимо, тофу, тянулись тонкие ниточки паучьей слизи.       — Да чтоб тебя, — тихо рыкнула девушка, пытаясь обтереть кусочек лакомства обо что-нибудь, и не нашла ничего чище небольшого местечка на моей футболке.       — Слушай, Аннабет, я не очень голодный…       — Помолчи лучше, — она осторожно хлопнула меня по груди, внимательно взглянув мне в глаза. — Не засыпай только.       — Мне это уже когда-то говорили… — пробормотал я, глядя, как девушка срезает найденным нами кинжалом испорченные части тофу, и затем, придвинувшись ближе к моей голове, осторожно приподняла её одной рукой, и второй ткнула кубиком мне в губы.       — Мм? — задумчиво спросил я, скосив глаза на девушку.       — Это амброзия. Съешь, должно помочь, — пробормотала Аннабет, нажав кубиком тофу мне на губы, и я послушно приоткрыл рот.       Прожевав кубик пару секунд, я с удивлением понял, что на вкус эта штука совсем не как тофу. Сладкое, свежеиспечённое мамино синее печенье, с ещё совсем мягкими кусочками шоколада, такое тёплое и вкусное, что я невольно удивлённо уставился на девушку. Аннабет слабо улыбнулась, зажимая ладонью мою рану.       — Вкусно? — негромко поинтересовалась девушка, и я медленно покивал.       — Что это за тофу такой? — недоумённо спросил я, кивнув на мешочек. — Или у меня просто галлюцинации с выпечкой?       — Это амброзия… Давай я позже объясню, — она достала из сумки бинты, насквозь пропитавшиеся слизью. — Да уж, пользы от этого маловато, — она вздохнула, откинув испорченную марлю в сторону и стала перебирать все свои запасы, в поисках, наверное, чего-нибудь полезного.       Я устало вздохнул и позволил своей голове расслабленно повернуться в сторону. Я помню, что засыпать мне строго-настрого запрещено, но по крайней мере расслабить шею я могу. Лениво скользнув взглядом по земляным сводам пещеры, я вдруг заметил большую трещину, ведущую, возможно, в никуда. Однако она была достаточно широкой и достаточно низко расположенной, чтобы человек мог забраться в неё и проползти… Хоть куда-нибудь.       Я слабо поднял руку и шлёпнул Аннабет по ноге, привлекая её внимание, а затем махнул в сторону трещины. Девушка тут же встрепенулась, разглядывая трещину, и затем оценивающе окинула меня взглядом.       — Ты сможешь, наверное, через неё выбраться, — пробормотал я, чувствуя, что кровотечение по крайней мере точно пока что не прекращается. — Думаю, магазин должен быть над нами, а не под нами, как главный зал.       Девушка задумчиво кивнула, потирая подбородок, и убрала ладонь с моей раны, внимательно её разглядывая.       — Иди, — буркнул я, осматривая потолок в поисках новых пауков.       — Дурак что ли? — фыркнула Аннабет, шаря по моим карманам и вытащив пачку салфеток. Вытянув одну, она стала промакивать кровь. — Думаешь, я тебя тут оставлю, серьезно?       — А у нас есть другие варианты?       — Конечно. Ты встанешь и пойдёшь со мной, — она без особого стеснения задрала мою футболку, вытирая кровь. Затем её взгляд скользнул вниз, и она, слегка нахмурившись, коснулась пальцами рубца на моём животе. — Ох, выглядит болезненно.       — Это входное, — тихо буркнул я, отлепляя мокрую от бог знает чего челку со лба и приглаживая её к темечку. — От выходного шрам на спине ещё красивее.       Девушка недолго помолчала, второй рукой также стирая кровь с раны, которой на моё удивление вытекало всё меньше, и затем взглянула мне в глаза.       — Пулевое, что ли?       Я коротко кивнул, и Аннабет недоуменно отвела взгляд в сторону.       — Что за изверг станет стрелять в ребёнка?       — Хэй! Я уже не ребёнок, — недовольно буркнул я, на что Аннабет только посмеялась.       — Да-да, конечно. Тебе на вид лет шестнадцать, так что… всё равно ребёнок.       — Мне четырнадцать, — всё ещё немного недовольно буркнул я, но уже с лёгким налётом гордости. О как, на шестнадцать я выгляжу, как приятно.       — Ого, четырнадцать? — Аннабет негромко посмеялась, достав свежую салфетку и снова вытирая кровь. — Мне вот на днях пятнадцать исполнилось.       — А мне тоже скоро. Через месяц. И еще две с половиной недели, — бормотал я, неожиданно понимая, что боль в груди поутихла, и даже ссадина на боку больше не беспокоит.       — Я всё равно старше, — поддела меня девушка, и, задорно подмигнув мне, сунула салфетки в карман и опустила футболку обратно. — Кровь остановилась, так что можем выдвигаться потихоньку.       — Окей, — я осторожно сел, невольно прикрывая ладонью пропитанную кровью дырку на футболке и неловко улыбнулся девушке. — Спасибо.       — Квиты, — она хлопнула меня по плечу и помогла подняться на ноги. — В следующий раз только не тупи, пожалуйста. А то могу не успеть.       Я показал девчонке язык, но та только потянула меня за щёку, и, взяв за локоть, повела к трещине.       Видимо, кто-то свыше, несмотря на недовольный бубнёж моего папы, сегодня относился ко мне благосклонно, поскольку моя теория с трещиной полностью себя оправдала. Да, мы с Аннабет пару раз чуть не сорвались вниз, оскальзываясь на покрытой слизью земле, а один раз я почти провалился в другой тоннель на развилке, однако девушка уверенно подхватила меня за локоть и потащила дальше, ведомая, видимо, своей интуицией, и мы ползли дальше. Спустя где-то полчаса утомительной прогулки ползком, мы наконец упёрлись в какой-то твёрдый и нисколько не скользкий люк. Быстро переглянувшись, мы вместе упёрлись в него ладонями, и на счёт «три» оттолкнулись от земли, поднимая плиту и отталкивая её в сторону.       Нам на головы тут же посыпалась пыль, и мы, кашляя и отмахиваясь от неё, стали выбираться из тоннеля. Мне не хватало сил самому подтянуться и выбраться, так что я подсадил Аннабет, и та, выбравшись на поверхность, протянула мне руку.       Магазин был залит рассветным солнцем, нежно проскальзывающим в её мокрых волосах, и бликами играя в серых, словно затянутое тучами небо, глазах. Смущённо сглотнув, я крепко ухватился за предплечье Аннабет, и, впившись носком кед в рыхлую стенку прохода, оттолкнулся, второй рукой тут же цепляясь за край люка. Девчонка одним плавным движением вытянула меня на поверхность, ещё и оттянула подальше от ямы, чтобы я случайно в неё не завалился.       — Ну ты и силачка, — тихо пробормотал я, смущенно вспоминая, с каким трудом я вытянул Аннабет из кокона.       — Приходится, — пожала плечами девушка и встала на ноги, разминая руки. — Тут кто-то тоже может быть?       — Даже не знаю, — я осторожно сел, глядя на прилипшие к мокрым рукам комки пыли, и сдержал рвотный позыв.       — БОГИ!!! — грохнул рядом очень знакомый голос, и я, подняв взгляд, увидел несущегося к нам Малкольма, а за ним спешил Чарли.       — Хэй, Малкольм, давно не виделись, — ухмыльнулась Аннабет и помогла мне встать на ноги.       — А… Аннабет? — растерянно пробормотал мальчик, глядя на нас поочерёдно. — Перси?       — О, ты его знаешь? — Аннабет приобняла меня за талию, и я нисколько не стал возражать, хотя я вполне себе крепко стоял на ногах.       — Да-а, — протянул я, уронив голову на плечо девушки и ухмыльнувшись побледневшему брату.       Солнце просачивалось сквозь пыльное витринное окно, Чарли с Малкольмом смотрели на нас со смесью ужаса и облегчения на лицах, а я только и мог думать о том, какая же у Аннабет тёплая ладонь. Может, мы и стояли, полностью покрытые паучьей слизью, воняли поди что как пригородная помойка, но мы выбрались из такой, казалось бы, безысходной ситуации, что Форд просто может у меня отсосать по выходу из тюрьмы.       И не с таким справились.       Не без удовольствия я понял, что карман моей куртки немного потяжелел, и я, хлопнув по нему ладонью, нащупал отцовскую ручку, каким-то чудом вернувшуюся ко мне прямиком из обители зла.