Трудный подросток

      Проснулся я убитым.       Да, знаю, формулировка так себе, но именно убитым я себя и ощущал.       Веки открылись раза с седьмого, и то по большей степени из-за моего природного упрямства. Глаза болели, я не мог пошевелить даже пальцами на руке, сил не хватало даже на то, чтобы хоть что-нибудь простонать, подать знак, что я вообще-то проснулся. Я лежал на кушетке, немного жестковатой, но я и не думал жаловаться — события прошлого вечера так крепко въелись мне в память, что все кошмары, которые я успел «посмотреть», так или иначе были связаны с грифонами и сраными пауками.       Спустя минут пять обессиленного лежания на спине и разглядывания потолка, я смог немного расшевелить правую руку — теперь по ней бегали мурашки, и пусть это было не очень приятно, я был рад что вообще почувствовал хоть что-нибудь. Голова раскалывалась, где-то в горле встала рвота, а ребра будто бы поскрипывали при каждом вдохе.       Я не был очень мудрым в тот момент, но меня распирало от желания прийти в себя, так что я, взяв все свои силы в кулак, каким-то чудом смог оттолкнуться от кровати и с хриплым стоном повернуться на бок. Все кости заныли разом, и я зажмурился, надеясь, что от таких головокружительных трюков меня не вырвет прямо на простынь. Я опирался на трясущийся локоть все еще затекшей левой руки, и понимал, что моего веса она не выдержит, и я сейчас упаду лицом в подушку, а если у меня не будет сил повернуть голову в сторону, то…       — Тихо, Перси! — послышалось где-то надо мной, и чьи-то руки подхватили меня подмышки и подтянули выше, теперь усаживая на кровать.       Я почувствовал, как на лбу проступил холодный пот, и зажал рот ладонью.       — Так, тихо, вот тазик, — деловито запричитал кто-то. — Только простыни сменили.       Я не чувствовал себя особо сытым, но чем-то меня да вырвало. Меня била крупная дрожь, но я старался шибко громко зубами не лязгать, и хоть как-нибудь унять боль в груди, наклоняясь чуть вперед. Будто бы это могло сработать.       — Ну куда ты заваливаешься, горе луковое… — пробормотал снова кто-то, придерживая меня за плечи. — Давай, лучше откинься на подушки и выдохни. Давай, не кряхти на меня, ну же.       С трудом, но я все-таки смог медленно отклониться назад и опереться спиной на приподнятые подушки. В груди еще что-то болело, но я старался раздышаться и расслабить плечи. Несколько раз поморгав и обретя хоть какую-то ясность зрения, я слегка наклонил голову и посмотрел в сторону. Уилл стоял возле кровати, записывая что-то в планшет, а потом поднял на меня глаза.       Он выглядел даже хуже, чем после многочасового осмотра и проведения процедур. Хотя, думаю, после того нападения этих процедур, естественно, стала раза в полтора-два больше.       — Так, не отрубайся только, пожалуйста, — строго одернул меня Уилл, присаживаясь на стул рядом с койкой. — Давай… Перси, ты слышишь же меня, да? Ты помнишь, как тебя зовут, правда?       Я чувствовал себя слишком усталым, чтобы даже открыть рот. Я с трудом держал веки открытыми, хотя спать мне вовсе не хотелось, просто ни на что не было сил.       Уилл посмотрел на меня несколько секунд, а потом вдруг закрыл глаза и наклонился, накрыв ладонями лицо.       — Да что же это, блять, такое, — вдруг выругался лекарь абсолютно убитым голосом. — И ты тоже. Ну что мне с вами делать, — он снова выпрямился и обреченно посмотрел на меня. — Что, морфеозник, да? Может, ты все-таки очнешься, а? Пожалуйста. Ну же, Перси.       Я с сожалением понял, что он воспринял мое состояние как морфеоз. И, мигом вспомнив всех несчастных, содержащихся в стационаре, я собрал все силы в кулак и поморщился, пытаясь согнать усталость.       — Я тут… — через силу пробормотал я. — Только… устал…       — Перси? — тут же встрепенулся Уилл и пододвинулся ко мне поближе. — Ты не в морфеозе? Ты меня хорошо понимаешь? Ты знаешь значение слова «переквалифицированный»?       — Значит… С новой квалифи… — я устал посередине слова и откинул голову назад, на подушку, но Уилл тут же вернул меня в прежнее положение.       — Боги Олимпа, это лучшие новости за последние сутки, — пробормотал лекарь и выдавил из себя улыбку. — Да, я вижу. Взгляд… Следи за моим пальцем.       Я послушно поводил глазами туда-сюда, следуя за указательным пальцем Соласа, и тот облегченно вздохнул.       — Боги. Обошлось, — Уилл потер переносицу. — Это для тебя вообще нормально, отрубаться почти на трое суток?       — Вообще… Не особо, — буркнул я, пытаясь подтянуться и сесть выше, но максимум, что у меня вышло, это кое-как упереться руками в кровать.       — Так, тихо. Никакого саботажа у меня на глазах, лежи, — одернул меня Уилл и взял мое лицо в руки, стал вертеть его туда-сюда, посмотрел в рот. — Мда…       Когда он повернул мою голову вправо, я увидел, что кушетка, на которой лежал Каспар, пуста. Видимо, я выглядел несколько озадаченным, так что Уилл хмыкнул и снова заговорил:       — Да выписали его уже сто лет назад. В первый же день выписали, а ты тут валяешься. Аннабет тут уже вся… Впрочем, думаю, она захочет высказать тебе свои беспокойства лично, — Уилл отпустил мое лицо, и, взяв за плечи, стал опускать ниже, на что я начал тут же протестующе ворчать. — Мы еще не знаем, что с тобой, Джексон. Тебе лучше еще отдохнуть.       Я уже было продолжил свой мычащий протест, но я только и успел взяться за предплечье Уилла, когда зрение вновь подернулось дымкой, а затем кто-то будто бы выключил свет — то ли в лазарете, то ли в моей голове — и я снова отключился.       Господи, как же херово разваливаться на части — тем более, когда тебе вообще-то вроде как пятнадцать лет и жизнь только начинается.       На следующий день я был уже гораздо бодрее. Я полусидел на койке, растирая руками ноги и пытаясь согнуть каждую в колене без помощи рук — пока что безуспешно — когда в лазарет из стационарного отделения вышел Льюис. Он выглядел потерянным — словно маленький ребенок, потерявшийся на ярмарке, он медленно шел вперед, осматриваясь по сторонам и вглядываясь в лица. Его взгляд остановился на мне, скользнул по перебинтованному плечу, но здороваться парень не стал — лишь кивнул, возможно, узнав во мне одноразового помощника Каспара.       Его интересовал лишь один человек — и, увидев, что тот как раз вышел из-за ширмы, хромая пошел к нему.       — Уилл? — позвал его Льюис, и лекарь, вздрогнув от неожиданности, обернулся.       — Льюи? Льюи, что ты… — Солас быстро осмотрелся, и, подойдя к пациенту, внимательно всмотрелся в его лицо. — Ты нормально себя чувствуешь?       — Я… Я проснулся сегодня… — растерянно пробормотал Льюис и сглотнул. — А где Барри?       — Ты знаешь, кто я такой?       — Лекарь в нашем лазарете, — подросток пожал плечами. — А что?       — Не злобный доктор, который ставит над тобой эксперименты?       — Кто? — Льюи непонимающе улыбнулся. — Ты в порядке?       — Значит, ты в порядке, — Уилл облегченно улыбнулся, но тут же погрустнел, похлопал Льюиса по плечу.       — Я… Да вроде да… Так а где Барри?       — Барри… Барри больше нет, дружище. Мне жаль.       Я почувствовал, как у меня похолодело в груди. Опустив глаза, я от обиды сжал кулаки.       — Что? Но… — Льюис запнулся на полуслове и рвано вздохнул. — Я… Я даже… Барри… — я поднял взгляд — Льюи присел на ближайшую кушетку, благо, она была не занята, и опустил голову. Уилл, кажется, немного нервничал и посматривал по сторонам, тем не менее поглаживая пациента по спине и стараясь быть с ним в этот момент.       Льюис что-то тихо спросил. Лекарь вздохнул.       — Три недели. Но вчера он… ушел. Он так и не пришел в себя.       Льюис снова что-то пробормотал, еще тише прежнего, и я поджал губы, стараясь чего-нибудь случайно не брякнуть. Мне было невыносимо горько слышать эти новости. К тому же, как по заказу, мне вспомнились слова Каспара о том, что все, кто находился в стационаре, шли на поправку. Он уверял меня, что не врет во благо… Впрочем, лечение штука такая — сегодня он идет на поправку, а завтра умер.       Меня передернуло.       — Он… сдался? — чуть громче бросил Льюис.       — Он боролся до конца, Льюи.       На пару секунд повисло молчание.       — Я буду скучать, — пробормотал подросток и «раскололся» — из глаз потекли слезы, и Льюис закрыл лицо руками, наклонившись вперед и тихо всхлипывая.       Я отвернулся, не в силах смотреть на это, но все еще слыша горестное шмыганье носом чуть справа от себя.       Вчера умер. Тогда, наверное, его саванн сожгли еще прошлым ужином.       Льюис стал плакать громче, и Уилл подозвал Нико и попросил его вывести Льюи подышать свежим воздухом и немного успокоиться. Тот был абсолютно послушным, в нем не осталось ни капли того иррационального недоверия — он легко позволил Нико поставить себя на ноги и увести прочь из лазарета, все так же закрывая лицо ладонями.       Уилл устало вздохнул, глядя им вслед. Повернувшись ко мне, он задумчиво всмотрелся мне в лицо, а затем подошел к моей койке и присел на стул рядом с ней.       — Ну как? — спросил он, кивнув на ноги.       — Затекли, — устало откликнулся я, сжав пальцами голень. — Но вроде двигаются.       — Вечером надо будет встать, — сказал Уилл. — По-любому. Хоть как-нибудь.       — Договорились, — я кивнул и вздохнул, расслабив плечи. Слегка воровато глянув на лекаря, я все-таки собрался с духом и снова заговорил. — Так… Из синдрома «снежной опушки» выбраться… Невозможно?       Солас было уже начал отвечать, но затем, чуть прищурившись, глянул на меня.       — Откуда ты знаешь про недуг Барри?       — Я… Ходил в стационар. С Каспаром, — объяснил я. — Я кормил его и… отмечал в бланке.       Пару секунд лекарь выглядел раздраженным, но, кажется, сил на это у него уже не было, а потому он отмахнулся, и, вздохнув, опустил плечи.       — Это… Очень непросто. Действительно непросто, но не невозможно, — Уилл говорил медленно и не очень громко, стараясь не тревожить пациентов вокруг нас.       — А что именно… Ну, случилось? Он замерз? — осторожно уточнил я.       — Остановилось сердце, — буркнул Уилл и развел руками. — Мы нашли его уже мертвым. Думаю, ты-то знаешь, что Барри не сильно был и так похож на живого, а тут было столько работы с этим нападением… — лекарь осмотрел все еще достаточно людный лазарет. — Рядом с ним какое-то время никого не было. Каспар был на больничной койке, я был здесь, Нико помогал оборонять лагерь… Может, мы что-то пропустили.       Я с сожалением кивал, слушая Уилла, и понимая, что он пытается оправдаться. По крайней мере, перед самим собой. Он чувствовал личную вину за гибель Барри, а также за гибель каждого своего подопечного, хотя он был всего лишь лекарем, при чем на данный момент единственным на весь лагерь, и без него раненые во время нападения грифона ребята точно истекли бы кровью и погибли. В том числе и Каспар — его, судя по всему, главный помощник.       — Ты же не можешь растроиться и быть в нескольких местах одновременно, Уилл, — я пожал плечами. — Думаю, ты сделал все, что мог.       — Иногда приходится выбирать, — смиренно откликнулся Уилл. — И не всегда ты можешь повлиять на этот выбор. Но ответственность все равно остается.       Я задумчиво нахмурился.       — Остается?       — Конечно, — Уилл усмехнулся. — Я могу на все девяноста девять процентов знать, что я ничего не мог сделать, но совесть будет грызть за этот один процент.       Я молча смотрел на лекаря, желая с ним не согласиться, но вместе с тем вступать с ним в спор мне крайне не хотелось. К тому же, к сожалению, подобные рассуждения были мне знакомы.       — Но с этим можно жить. Жить и становиться лучше, — закончил за меня Уилл, и, хлопнув меня по ноге, встал со стула. — Ну давай, давай, разминайся. Не отлынивай. Вечером встаем на ноги, помнишь?       — Помню, — усмехнулся я, и, вздохнув, снова подтянул колено к груди.       Выбор. Ответственность. Эти слова колокольным звоном отскакивали у меня из угла в угол в моей пустой черепушке, изматывая и не позволяя надолго отвлечься. Даже навевало легкое чувство ностальгии, по тем простым и незамысловатым годам, когда моим самым страшным грехом было украденное колечко. Боги, как давно это было… И ведь мне казалось, что все мысли я уже подумал на этот счет. Был не прав.       К вечеру второго дня я стоял на ногах уверенно. Спина от долгого лежания немного побаливала, но дополнительной поддержки в виде трости мне не понадобилось, так что мы с Аннабет без каких-либо опасений отправились на берег океана, чтобы наконец-то побыть наедине.       Я так любил запах моря, и сейчас я чувствовал себя умиротворенным. Аннабет крепко держит меня за руку, будто бы я в каждую секунду могу потерять равновесие и свалиться на землю. Или будто бы боится, что стоит ей выпустить мою ладонь, как я тут же исчезну.       Небезосновательно.       — Океан стал таким спокойным, — протянула Аннабет, пнув в сторону какой-то гладкий камушек. — Давно так не было.       — Надеюсь, когда я уеду, так и останется, — я пожал плечами, наслаждаясь видом морской глади.       Воцарилось неловкое молчание.       — «Когда», — повторила Аннабет.       — Когда, — подтвердил я и скосил взгляд в сторону, чтобы видеть ее лицо. — И я надеюсь, ты также будешь держать мою руку.       — Я- — Аннабет хотела было перебить меня, но услышав последнюю фразу лишь смущенно улыбнулась и облизнула нижнюю губу. — Чертяга.       — Мм? — уголок моих губ непроизвольно приподнялся.       Аннабет тяжело вздохнула и еще крепче сжала мою ладонь.       — Твои надежды оправдаются, — слегка загадочным тоном бросила Аннабет, но затем, будто бы одернув себя, поморщила на секунду носик и улыбнулась. — В смысле… Да. Да, я поеду с тобой, Перси.       Ах, видимо, она вспомнила о моей любви искать двойное дно, и решила конкретизировать. Это так мило.       — Мне… показалось, что тебе здесь понравилось, — Аннабет пожала плечами и взглянула на меня. — Или нападение отбило у тебя всякое желание оставаться здесь?       — Нет, нет, — я покачал головой и вздохнул. — Ничего такого. Тут правда классно, но… — я провел рукой по ее плечу и устало улыбнулся. — Ты и сама знаешь, Аннабет. Я и это место… — я поводил пальцем в воздухе. — Мы не совсем клеимся.       — Это неправда.       — Я не говорю, что я здесь чужой, — отчасти соглашаюсь я. — Но я хочу домой. И я хочу домой с тобой.       Аннабет лишь коротко кивнула.       — Но мне нужно будет приезжать сюда во время летних каникул.       — Хорошо, — я кивнул. — Только постарайся не влипать в неприятности.       — Сказал человек, двое суток не приходивший в сознание, — протянула Аннабет и толкнула меня в бок.       — Мне нужно было спасти Каспара, — попытался оправдаться я. — А после этой птице-змеи-льва у меня и так сил почти не осталось.       — Ты провернул ту свою… — Аннабет поводила ладонью в воздухе. — Магию с… Кровью?       — Типа того… — неловко бросил я. — С грифоном не вышло, он был слишком резвый, времени не было, да и… А вот с Каспаром немного вышло.       — Мы боялись, что тебя проклял Гипнос, — добавила девушка. — Я думала уже разыскивать лично его и как надавать тумаков!       Я засмеялся, видя ее воинственный настрой.       — Да-а, моя ты амазонка, — фыркнул я и чмокнул ее в светлую макушку. — Благо, все обошлось. Я чувствую себя нормально, даже не сонный, вроде.       — Это главное, — Аннабет улыбнулась мне. — С остальным разберемся.       Мы вновь замолчали. Ласковые волны омывали нам ноги, но не мочили — об этом я позаботился. Я провел по плечу Аннабет, когда мы отошли чуть в сторону, и, невзначай окинув взглядом пустой пляж, наклонил голову и поцеловал ее в губы. Она положила руку мне на спину и сжала футболку в пальцах, приобнимая второй рукой за плечи.       Наконец-то мы были наедине. Запах ее шампуня вновь смешивался с ароматом моря и теплом ее кожи, оставляя след в моей памяти. Я знал, что еще не раз вспомню этот момент, и хотел продлить его настолько, насколько это возможно. Шелест волн, далекие крики чаек и душевное спокойствие. Я старался почувствовать больше, запомнить больше, и я коснулся пальцами ее волос, заправил светлую прядку за ушко.       И один лишь вопрос портил ощущение бесконечного блаженства.       А в состоянии ли я вообще «любить»? Умею ли я «любить» так, как любят друг друга другие, нормальные люди? Я не чувствую больше трепета, бабочек в животе, хотя я все еще в восторге при одном только виде Аннабет, но…       Вдруг во мне что-то все-таки сломалось?       И хочу ли я знать ответ?

***

      Ладно, я думал это будет проще.       Клянусь, я пару раз даже шмыгнул носом пока прощался с ребятами. Лу вообще, кажется, попыталась объятиями выдавить из меня все кишки, а потом подарила мне на память новенькую колоду карт Таро.       — Да-да, это все шутки, — отмахнулась Эллен и подмигнула мне. — Но в каждом полукровке дремлет дар, и Геката все видит, Перси.       — Ты только приезжай к нам хоть иногда, — Пайпер провела ладонью по моему плечу. — Аннабет вот нам уже пообещала что обязательно приедет, а ты молчишь.       — Я постараюсь, — я засунул колоду карт в карман куртки. — У меня с обещаниями всегда туго.       Пайпер скривила губы на мгновение, но потом кивнула и похлопала меня по спине.       — Мы будем ждать. А то без вас двоих тут такая скука…       Я виновато улыбнулся, зная, что навряд ли в ближайший месяц доеду до лагеря. Стоит ли расстраивать подруг такими новостями?       — Посмотрим.       — Боги Олимпа, Перси, — Лу скрестила руки на груди. — Просто…       — Ну, попрощались уже? — подошла к нам Аннабет и положила ладонь мне на плечо. — Нам пора, такси уже вот-вот подъедет, а если нас не будет на дороге, то он и не поймет, где остановиться.       — Да-да, — я кивнул и поправил на плече сумку. Пришлось отовариться в лавке Гермеса — у меня за время пребывания здесь прибавилось вещей и нести их просто в руках было бы неудобно.       Я осмотрелся и увидел, как Каспар спешит куда-то по одной из тропинок, и, приложив пальцы к губам, громко свистнул. Мальчишка вздрогнул, и, повернувшись в нашу сторону, тут же встал на месте, как вкопанный, а потом пошел к нам.       — Уезжаем, — бросил я, когда Каспар подошел.       — Уе… серьезно? — Кютт выглядел сбитым с толку. — Прямо сейчас?       — Типа того, — я задумчиво потер шею — кажется, я забыл рассказать об отъезде Каспару. И Гроуверу, и Нико… Отчего-то я чувствовал себя неловко, когда говорил с ними, тем более на такую тему. Наверняка где-то в глубине души они рассчитывают на меня, и…       Так, тормози, Джексон.       — Увидимся, Кас, — я постарался улыбнуться максимально уверенно и протянул Каспару ладонь. Тот пару секунд сомневался, но затем осторожно пожал мою ладонь.       — Я… — Кютт осмотрелся вокруг, потом снова посмотрел на меня. — И ты берешь и вот так нас всех бросаешь? Тут столько… Столько работы.       — Дома тоже много дел. Скоро приедут ребята на летний сезон.       Каспар взглянул на меня с таким видом, будто бы я самый ужасный предатель на Земле, но потом отвел глаза.       — Да. Приедут, — он натянул неправдоподобную улыбку и похлопал меня по плечу. — Доброй дороги, Перси. Аннабет, — он кивнул девушке, и, поправив футболку, развернулся и быстрым шагом устремился куда-то по своим делам — судя по направлению, в лазарет.       Я скривил губы, глядя ему вслед, но потом помотал головой.       — Ладно. Реально пора уже, — неловко бросил я, и, обнявшись еще раз с Пайпер и Лу, взял сумку Аннабет и пошел вместе с ней в лес, стараясь придерживаться безопасной тропинки. В груди тлело раздражение по поводу скомканного прощания с Каспаром, но я старался себя держать в руках.       — Не переживай, — попыталась поддержать меня Аннабет. — Я не думаю, что он прям сильно обиделся.       — Да я вообще чуть что так крайний, — буркнул я, поправляя сумку на плече. — День только начался, а уже… Боги, представляю, что меня ждет дома.       — Да ладно тебе, — отмахнулась Аннабет. — Нормально все будет. Они же знают, что ты был в лагере, помогал тут…       — Не знают они ничего, — буркнул я, останавливаясь возле дороги и прикуривая. Аннабет встает рядом, но спиной к ветру, чтобы дым на нее не шел.       — Не знают? В каком смысле? — удивилась девушка.       — Меня мать отправила, — я выдохнул дым через нос и быстро осмотрелся. — Я ни слова Бекендорфам не сказал.       — Да ты гонишь что ли, — Аннабет скрестила руки на груди. — Ты хоть раз им позвонил, пока мы были в лагере?       Я поднял брови и посмотрел в сторону, затягиваясь дымом, и Аннабет тут же стукнула меня по плечу.       — Ну че ты, Перси? Ну что за детский сад?       — Слушай, — я приоткрыл рот и выдохнул дым. — Дома было реально напряженно, и… Как-то было не с руки, — я пожал плечами и поморщился, чувствуя, как жжет в горле. — Мне типа… Стыдно. Серьезно. Но теперь мне остается только приехать и сознаться во всем, если мать им сама уже все не сказала… Ну и, не знаю, месяц мыть посуду.       — Ты так говоришь, будто бы тебя хоть раз наказали, — хмыкнула Аннабет.       — М-м-м… нет, пожалуй, ни разу.       — Мне кажется, зря.       — Ауч.       — Уж извини, — Аннабет неодобрительно взглянула на сигарету в моих пальцах. — Откуда ты теперь-то их берешь?       — Эти мне Тревис достал, — я качнул сигаретой в воздухе. — Хороший парень, когда не…       Я притормозил себя на полуслове и для надежности заткнул рот сигаретой.       — Когда не что? — тут же поинтересовалась Аннабет.       — Когда никого не разыгрывает. Шутки у него туповатые, конечно, — с трудом выкрутился я. Да уж, Джексон. Молодец.       — Чувство юмора — это дело вкуса, — вежливо отметила Аннабет, и, увидев машину, махнула ей. — А вот и такси.       Я поблагодарил богов за то, что этот неловкий разговор прерван, и, потушив сигарету о крышку переносной пепельницы, спрятал окурок в нее и сунул ее обратно в карман.       Мы доехали довольно быстро. Я даже удивился — когда мы ехали в лагерь вместе с Полом, дорога казалась бесконечной. Стоило машине притормозить у знакомого забора, как я выскочил из салона, и…       И сначала даже не понял, куда мы приехали.       Вернее, я понимал, что это нужный адрес, но дом выглядел совершенно иначе. Его левая часть теперь была выкрашена в светло-мятный оттенок, две нижние ступеньки тоже были из другого дерева, а одно из окон закрыто досками.       — Что, блять, тут произошло? — пораженно пробормотал я, заходя за калитку и тут же спотыкаясь. Несколько плиток в дорожке к дому были выбиты и потрескались, и теперь я видел, что и газона с левой стороны от дома не было — только голая земля.       — О чем это ты? — задумчиво спросила Аннабет, и, проследив за моим взглядом, сухо усмехнулась. — А-а-а… Это. Последствия нападения? Да-а, пол дома сгорело почти. Это был не грифон, но тоже что-то огнедышащее. Малкольм прислал мне письмо, пока я еще была в поиске, — Аннабет потерла подбородок, пока я смятенно-сердито сверлил ее взглядом. — Как бы ты мог об этом узнать… Ах, точно! Позвонив домой, — жестоко подвела итог Чейз и пожала плечами. — Как неловко.       — Все живы? — жалко уточнил я, но Аннабет пожала плечами. — Иногда ты бываешь такой… — пробормотал я, и, отмахнувшись, быстрым шагом пошел в дом.       — Какой? — тут же уточнила Чейз, догоняя меня. — Ну же.       «Сукой» — подумал я, но проглотил собственное хамство. На входной двери все еще остались глубокие царапины, видимо от когтей, и я, поджав губы, вставил ключ в замочную скважину и трижды прокрутил. Пощелкивает и застревает. Кто-то не только дербанил дверь, но, видимо, еще и пытался сломать замок, и у него это почти вышло.       Дверь с хрустом открылась, и я неспешно зашел в дом. Я ступал осторожно, боясь, что дом, оказавшийся столь хрупким, развалится у меня прямо под ногами. Опустив сумки на пуфик у двери, я прошел дальше. На кухне в нескольких навесных шкафчиках отсутствовали дверцы. Гостиная была полностью отстроена заново — новые обои, мягкая мебель, новый комод… Только фотографии стояли прежние, разве что в свежих рамках, и среди них появилась еще одна.       Моя.       Я с сожалением осмотрел гостиную, и, подойдя к комоду, взял свою фотографию в руки. Отчего-то мне было стыдно, что она стоит тут, у всех на виду, а я… А меня здесь даже и нет. Не было, когда им и правда нужна была моя помощь. Ни в какой-то повседневной ерунде, типа помыть посуду или собрать шмотки Малли, а по действительно серьезному поводу.       Я положил фотографию на комод, изображением вниз, и, снова вздохнув, вышел из комнаты. Лестница никак не пострадала — хоть какая-то неплохая новость, и, поднявшись на второй этаж, я осмотрелся в коридоре. Дверь в спальню Тесея была новая. Я накрыл голову ладонью, стараясь как-то сдерживать свои мысли, и толкнул дверь в нашу с Малли комнату.       Ее было не узнать. Наши с Малкольмом спальные места поменяли местами, и теперь мой рабочий стол был возле окна. Да и обои были другие, кровати стояли новые, шкаф, хоть и был прежним, но его покрасили в какой-то светло-зеленоватый оттенок. Новые шторы, новые стулья…       — Они все тут поменяли, — вновь заговорила Аннабет, стоя позади меня. — Это тоже Малкольм мне написал в письме. Потому что… Как он сказал?       Я обернулся к девушке, обреченно ожидая продолжения, пока она демонстративно разглядывала ногти.       — Ах, точно, — она чуть улыбнулась. — Что-то про твои… дурные ассоциации и проблемы со сном. Надеялись, что в такой комнате тебе будет спать спокойно. Да… Ждали, так ждали…       Я глубоко вздохнул. Мне было больно — физически больно — слушать её.       А что я делаю, когда больно мне?       — Так, придержи-ка эту мысль, малышка, — неспеша проговорил я, подходя к Аннабет. Та сделала шаг назад, и я остановился, скрестив руки на груди. — Знаешь что? Я целый месяц не связывался с тобой по почте Ириды, хотя в целом-то знал принцип, как она работает.       Аннабет приподняла брови и скрестила руки на груди, но кивнула, побуждая меня продолжать.       — И ты вполне в праве на меня за это злиться. У меня даже нет для тебя четкого ответа, почему именно я не позвонил, причин много и все они слабо тянут на отмазку.       — И-и? — протянула девушка.       — Так что если ты хочешь мне пилить мозги, то выбирай хотя бы темы, которые тебя касаются, — я сухо улыбнулся. — Это моя семья. Я несу ответственность за то, что они обо мне подумают, и как мне это потом исправлять.       — Если б я знала, что ты не сказал им про лагерь…       — И?       — Ты бросил их, а они ждали тебя! Они же думали, что ты на неделю поехал к маме, ты не представляешь, каким расстроенным в письме был Малкольм, когда описывал мне все это!       — Бросил?       — Да, бросил!       — Я просто выбрал комфорт, — я пожал плечами. — Я только вернулся с кошмарного путешествия, и мне нужно было сначала обрести душевное равновесие, прежде чем начинать свою идиотскую жизнь с нуля. Здесь это оказалось невозможным, у мамы — тоже.       — Да ты…       — И кого-то мне это напоминает… — я постучал пальцем по подбородку. — Одна моя знакомая девочка, видя, что семья тяжело переживает мою потерю, просто развернулась и уехала в лагерь, а потом и в поиск.       — В поиск! — вторила мне Аннабет. — Я была нужна!       — Неправда, — я усмехнулся. — Я знаю, что Лу изначально сказала тебе, что поиск никудышный. Что в него так-то можно было отправить каких-нибудь новичков, так, развеяться, погулять, но ты взяла этот поиск. Даже зная, что он бесперспективный. Бесполезный.       Аннабет вдохнула, чтобы что-то сказать, но я не собирался давать ей и малейшего шанса.       — И в итоге, тебя-то с ними рядом тоже не было, когда напало чудовище. Тебе было интереснее скакать по лесам и полям, отвлекать себя. Тебе было комфортно и знакомо бродить в поиске, тебе было так гораздо легче не думать ни о чем — обо мне в том числе, — я оперся ладонью о стену. — И… — я взялся за веревочку, продетую в капюшон ее ветровки и слегка потянул ее на себя. — Разве же я тебя за это осуждал?       Аннабет поджала губы, недовольно глядя на меня.       — Мы не такие уж и разные, Аннабет. Но если тебе стыдно за то, что ты развернулась и бросила их, взявшись за первую попавшуюся бестолковую миссию, которой можно было бы прикрыть свой миленький зад, то не надо спускать всех собак на меня. Знаю, это очень удобно. Но я тоже умею кусаться в ответ, — я отпустил веревочку. — Даже с учетом того, что я безгранично люблю тебя. Но у меня всегда будет, что тебе сказать. Так что давай будем мудрее этого.       Девушка глубоко вдохнула и выдохнула. Я готов поклясться, у нее дрогнула рука — возможно, она хотела бы меня ударить, но по какой-то причине не смогла. Молчание больно резало по ушам.       — Я сделал то, что сделал. Ну и хер с ним. Разберемся. Я лажал и раньше, и одному Олимпу известно, что я еще натворю, — я пожал плечами. — Просто я такой. Раньше я бесконечно корил себя за это, сердился, пытался себя перекроить, исправить. Но… Я устал. Я не буду хорошим. Это, кажется, выше моих сил. Я буду просто… Просто собой. И ты, и Малкольм, и все остальные могут относиться к этому как хотите.       Аннабет закусила губу, глядя мне в лицо, а потом вздохнула. Помолчала.       — Прости, — все-таки пробормотала девушка, глядя мне в глаза. — Не знаю, что на меня нашло. Мне не стоило так наседать.       — Можешь не извиняться, — я чмокнул ее в лоб и похлопал по плечу. — Ты тоже можешь быть собой. Просто каждый раз, когда ты лезешь не в свое дело, я могу лезть не в свое в ответ. Так что давай просто до этого не доводить.       — Не надо разговаривать со мной как с несмышленым ребенком, — буркнула Аннабет, нахмурившись. — И это уже было довольно грубо.       — Я не возьму назад ни буквы, — я пожал плечами. — Даже если мне жаль, что это тебя задело.       — И давно ли ты решил воспитать в себе характер? — хмыкнула Аннабет.       — Да хоть вчера, какая разница, — бросил я, и, отойдя от стены, подошел к своей новой кровати, и, заглянув под нее, увидел, что все коробки с вещами на месте. Протянув руки, я вытянул оттуда несколько и открыл, проверяя содержимое. Не то.       — Ты и правда изменился.       — М-м-м, — протянул я, наклоняясь и вытягивая другую коробку. Открыв ее, я увидел коробку из-под подаренных Фордом кед и свернутую в «рулет» его старую толстовку.       — И это не те глупые безобидные фенечки, — продолжила Аннабет, следя за моими действиями. — И хождения по клубничным полям.       — Кто бы мог подумать, — пробормотал я, вытаскивая толстовку и разворачивая ее, провел по мягкой ткани пальцами. Боже, это очень дорогая шмотка. Немного подумав, я кинул ее на кровать и снова посмотрел на обувную коробку.       — И это…       — Непростительно? — хмыкнул я, снимая с обувной коробки крышку и окидывая взглядом кучу наличности. Да, наверное, все в целости и сохранности.       — Неприятно, — все-таки призналась Аннабет.       — Можешь бросить меня, если хочешь, — я пожал плечами, выуживая из коробки несколько банкнот и пересчитывая их. — Честно говоря я думал, что когда я вернусь, то уже буду тебе нахер не нужен. Ты все еще можешь показать мне, что я прав.       — Обойдешься, — бросила Аннабет.       — Как скажешь, — я бросил пару банкнот обратно, закрыл коробку крышкой и затолкал ее обратно под кровать. — Я намереваюсь заказать чего-нибудь вкусненького на обед, чтобы задобрить домашних. За свои переживания они как минимум заслужили вкусный и ни капли не полезный обед. А, и еще в пекарне в паре кварталах отсюда обычно выставляют парочку тортов на продажу без предзаказа, может, повезет выкупить, пока еще первая половина дня, — я кинул взгляд на часы, проверяя время, и снова посмотрел на Аннабет.       — Что ты на меня смотришь? — усмехнулась девушка.       — Пицца? Роллы? Паста? — я протянул каждое слово и затем чмокнул ее в нос. — Что же хочет моя блюстительница морали?       — Чтобы ты не вел себя как поганец.       — Тогда мир рухнет, — я цокнул языком. — Так что извиняй, могу предложить только пиццу, роллы, пасту… Или что у вас тут едят?       Аннабет вздохнула и пару секунд вглядывалась мне в глаза, но потом коротко клюнула меня в губы и тут же отвернулась.       — Бери пиццу. С расчетом, что на Тесея как минимум приходится одна-полторы пиццы.       — Боги, какой он все-таки обжора, — хмыкнул я, вытягивая из кармана мобильник и открывая приложение по заказу еды.

***

      — Передайте чайник! — попросила Дафна, и мама, осторожно взяв его за ручку и поддерживая слегка за бок, передала его дочери.       Лейси сидела у меня на коленях и с наслаждением уплетала кусочек торта, принесенного мной из пекарни и качала ножками. Ребята оживленно меня спрашивали о том, как прошли мои «каникулы» в лагере — они все-таки узнали о моем отъезде от мамы, да и были слишком рады, чтобы обижаться на меня, однако я все еще ждал от них претензий — например, завтра, или еще чуть позже, когда эйфория сойдет на нет, но пока что я с удовольствием отвечал на все вопросы. Пока что все просто были рады меня видеть.       — Мы договорились в школе, — вклинилась в наш разговор Силена, ласково глядя на меня. — Приняв те обстоятельства за форс-мажор, мы договорились, что ты принесешь все недостающие важные задания осенью, а сейчас они все-таки переведут тебя в следующий класс.       — Здорово, — улыбнулся я. — Спасибо.       — Ты поди и не думал о школе вовсе, — хмыкнул Малкольм, прожевав кусок пиццы.       — Да, — честно признался я. — Ни секунды.       Тесей посмеялся и потрепал меня по плечу.       — Какая школа? Там же лагерь! Тренировки, фехтование, дежурства, там не до всяких глупостей вроде алгебры!       — Тренировки, — фыркнула Аннабет, скосив на меня взгляд. — Ага.       — «Ага», — передразнил ее я и пальцем снял с щеки Лейси крем, облизнул его. — Я тусовался с девчонками. Было весело.       Чарли даже подавился тортом, настолько неожиданной для него оказалась эта формулировка, а Аннабет покраснела.       — Дурак.       — Ну а что ты меня подкалываешь при всех, — я пожал плечами и поправил скатерть, которую уже успела дернуть Лейси. — Мы с Пайпер и Лу стали отличными друзьями.       — Я так рада за вас, — хмыкнула Аннабет.       — К слову, мне так жаль, что дом… Пострадал, — я махнул рукой на разбитый настенный шкаф. — Надеюсь, что никто из вас хотя бы не пострадал.       — Пустяки, — отмахнулся Тесей. — Пара царапин, фигня.       — А дом отстроим, — Силена мягко улыбнулась. — Получим пособия и закончим ремонт. Кстати, как тебе ваша с Малли новая комната? Уютно?       — Да, — я улыбнулся и кивнул. — Очень здорово вы придумали с этой перестановкой.       — А что за кофта валяется на кровати? — вклинился Малкольм. — Я такой у тебя не помню.       — А, это Форда, — легко ответил я, отламывая ложкой кусок тортика. — Нашел в одной из старых коробок.       — Ох, какой кошмар, — отмахнулась Силена. — Надо будет сдать ее в перемолку.       — Нет-нет, — я покачал головой. — Все нормально. Она мне даже нравится. Думаю, потаскаю ее еще, чего хорошую вещь переводить.       Мама, кажется, побледнела на пару тонов, и быстро переглянулась с Чарльзом. Тот кое-как поглотил кусок пиццы и растерянно взглянул на меня.       — Кхм… Ты… уверен?       — Это одно из неплохих вещей, которые он мне оставил «на память», — парировал я и пожал плечами. — Я типа… Смирился со всем… этим. Но смена обстановки в комнате сто процентов была не лишней.       Чарли с сочувствием осмотрел меня и вновь уткнулся взглядом в кусок пиццы.       — Кстати в лагере я победил грифона.       — Да ты гонишь! — тут же оживился Тесей. — Реально?       — Ага.       — Большой???       — Метра три в холке точно, — важно покивал я и усмехнулся. — От него только перышко и осталось, — я оттянул воротник футболки, показывая затянувшийся шрам. — Острое, падлюка.       — Бли-ин, круто! — протянул Тесей. — И каким приемом ты его уделал?       — Эм-м… Варварским? — я неловко улыбнулся. — Его же пером. Я как вжарил ему…       — Дети, давайте без разговорах об убийствах за едой, ладно? — мягко попросила нас Силена. — Я так рада, что ты цел и невредим, Перси.       — Хорошо. Спасибо, мам, — бросил я, отправляя в рот очередной кусочек торта.       Силена вновь переглянулась с Чарльзом и тихо кашлянула.       — К слову о… Ты позвонил Салли? — немного неловко спросила она, и Чарли чуть строже взглянул на меня. Да и все за столом выглядели немного растерянно.       — Да ладно, что такое с вами, ребята? — я осмотрел всех присутствующих.       — Мне казалось…       — Тебе есть кого назвать мамой, — вклинился Малкольм. — Разве не так?       — А тебе некого? — тут же парировал я.       — Перси…       — Я понимаю о чем ты, — я махнул вилкой в воздухе. — Какая нахрен разница. Салли моя мама, Силена тоже моя мама. С твоей стороны смело предполагать, что я там кому-то больно понадобился.       — Перси… — тут же вклинилась Силена, выглядя сочувствующе.       — Там нет для меня места. И вряд ли найдется. Так что… — я снова взмахнул вилкой. — Нет, это нормально, я сейчас это не от обиды какой-то говорю. Просто… Факт. У них очень милая квартирка, новый ребенок, все такое. Я очень рад за нее.       — Ты больше не уйдешь от нас к ним? — после небольшой паузы заговорила Лейси.       — Дорогая, ну что ты, — попыталась одернуть ее Силена, но я пожал плечами.       — Навсегда — нет. Да я и не собирался, — я погладил ее по волосам. — Но я буду ее навещать.       Лейси обняла меня за руку и надула губы.       — Малыш, она растила меня двенадцать лет. Я могу сколько угодно на нее обижаться, или вычеркивать ее из своей жизни, но это несправедливо. Да, мне уже не место рядом с ней, но я люблю ее. И ей все еще важно, чтобы я был где-то… В зоне доступа.       Я поднял глаза и посмотрел на Чарли. Тот выглядел как-то… Расстроенно.       — Я… — он осекся, быстро глянув на Силену. — Мы думали, что… Что между вами стало как-то получше.       — Получше? — я растерянно улыбнулся. — Я разве сказал что-то плохое?       — Ну… Главное, что ты в порядке, — снова вернулась в разговор Силена и улыбнулась мне. — И мы рады, что ты остаешься у нас.       — Спасибо. Я тоже рад, — я улыбнулся ей в ответ, и чувствовал, что говорю это искренне. Наверное.       Но какой-то неприятный осадок на сердце все-таки остался.       «Мне не место рядом с ней». Эта единственная фраза крутилась в голове, стоило Малкольму пожелать мне спокойной ночи и выключить свет. А с кем рядом мне место? Я, конечно, сделал вид, что мне вообще-то до лампочки, что мне там утром наплела Аннабет, но это было бы неправдой. Каждое ее слово, каждый упрек, отзывался во мне.       Как будто бы мне есть место здесь.       Я покачал головой, перевернувшись на спину и вздохнув. Конечно есть. У меня тут даже кровать собственная есть, разве не прелесть? Для меня тут столько сделали… Лишь бы я чувствовал себя комфортно.       Я погладил себя по плечам, задумчиво всматриваясь в темноту. Руки были такими холодными, что казались чужими. По коже пробежали мурашки и я опустил ладони на живот, устало жалея о лишнем куске пиццы, перехваченном чуть ли не перед самым сном. Или тяжесть не от еды?..       Ребята в лагере, которым я нужен, артефакты, наши отношения с Аннабет, которые, кажется, разваливаются на части, воспоминания о Монтпилиере, внезапно всплывавшие в голове…       Так, Джексон, уйми свой беспокойный разум.       Я сел на кровати, хмуро осматриваясь по сторонам.       Внезапно я почувствовал, будто бы кровь в моих венах и сосудах… Ну как бы не моя. Она стала ощущаться так ясно, так болезненно, что я сморщился, подтянув колени к груди и с трудом смог вдохнуть. Я даже тихо шмыгнул носом, но тут же зажал руками рот и нос, боясь разбудить ненароком Малкольма и перепугать его своим странным приступом. Я же даже объяснить ничего не смогу ему. Я сам не понимаю, что происходит, и это пугает меня еще больше. В кистях вспыхнула боль, особенно в левой, и я обхватил ее пальцами, принявшись растирать, в попытках как-то заглушить это чувство. Позвонки заныли, легкие слишком отчетливо прилегали к ребрам… Я обхватил себя за бока и наклонился вперед, почти не дыша и стараясь застыть и просто перетерпеть это дерьмо.       Пожалуйста.       Пожалуйста.       Я отполз ближе к стене и почти беззвучно простонал от боли. Шрам на плече от пера стал будто бы гореть пламенем. Как и шрамы, оставленные Фордом. Каждый, даже старые, те, что он прострелил во мне. Прижавшись спиной к стене и почувствовав какую-никакую но опору, я с трудом отцепил руки от боков и опустил их на кровать, мысленно считая до десяти и надеясь, что меня отпустит. Если нет, то буду звать на помощь.       На счет «четыре» ощущения стали притупляться. Боль постепенно затухала, я чувствовал себя таким опустошенным, что все, что мне оставалось, это завалиться на бок и уткнуться лицом в подушку, мгновенно вырубаясь.       И когда я в последний раз был так счастлив уснуть?       Господи, дай мне сил завтра подняться с кровати.       На мое счастье — или, быть может, несчастье — Малли не проснулся из-за моего кряхтения, так что приступ все еще был моей персональной головной болью. Я совершенно не выспался, да и кости ломило по утру, так что настроение у меня было где-то в районе паршивого.       Я сонно моргал, сидя за завтраком и уныло черпая кашу ложкой и листал месенджеры в телефоне в поиске нужного диалога. Ребята болтали друг с другом, тягая с общего блюда нарезанные фрукты, а я с трудом держал глаза открытыми, и даже, кажется, немного покачивался.       — Эгей, чемпион! — Тесей пощелкал пальцами у меня перед носом. — Что, всю ночь шарился в телефоне? У тебя глаза в кучу!       — Не шарился, — вклинился Малкольм. — Я чутко сплю, я бы видел свет от экрана.       Ага, чутко спит. Брат помрет — и не заметишь, только когда вонять стану. Так, что-то я вредничаю с утра пораньше.       — Нет… Спалось не очень, — пробормотал я, потирая пальцами правое веко.       — У-у-у, значит, перестановка все-таки не помогла, — расстроенно протянул Тесей. — А мы-то думали…       — Нет, все круто, это не из-за… Того, — я махнул ладонью, имея в виду Форда, но сейчас его имя на язык уж совсем не ложилось. — Просто…       — Доброе утро, мальчики, — сказала Аннабет, зайдя в кухню и тут же потрепав меня по плечу. — Чего сутулишься, Перси? Сколиоз заработаешь.       — И я ему также говорю! — тут же заявил Тесей.       — Мы вообще не об этом, — пробормотал Малкольм. — У Перси снова проблемы со сном.       — Ты так говоришь, будто бы они когда-то заканчивались, — Аннабет пожала плечами, и, наложив себе кашу из кастрюли, присела рядом со мной.       — Очень смешно, Воображала, — хмыкнул я, запихнув снова ложку с кашей в рот, почти не чувствуя вкуса.       — Кто что сегодня делает? — вновь заговорила Чейз, посыпая кашу ягодами.       — Ко мне придет Джим, — тут же буркнул Малли. — Ну… Позаниматься. Он опять отстал по физике. Если летом не исправим ситуацию, то в следующем году его могут оставить на второй год.       — Джим? Джим Старс? — переспросил я, и, получив в ответ кивок, улыбнулся. — Передавай привет. Давно его не видел.       — А ты куда-то сваливаешь? — тут же оживился Тесей.       — Мне надо в город, — буркнул я, и, снова засунув ложку в рот, взял телефон двумя руками и напечатал сообщение Барбаре. Надеюсь, они дома и я смогу к ним заскочить на часок-другой.       — В го-ород, — протянул Тесей, ковыряясь в каше. — Хочешь, с тобой поеду?       — Нет, — ответил я, опуская ложку в кашу и подпирая голову кулаком. — У меня там встреча.       — Встреча? — откликнулась Аннабет. — С кем?       Я поднял взгляд на девушку, и, хмыкнув, опустил взгляд снова на экран. Печатает.       — Ревнуешь, Воображала?       — Мечтай, — хмыкнула та, наливая себе чай. — Думаешь, много дураков вроде меня, которые на тебя поведутся?       Ясно, она все еще в обиде за вчерашнее.       — Ну как видишь, находятся, — я ухмыльнулся. — Вон, во имя меня даже бошки сносят. Чрезмерно, но приятно.       — Это он про кого? — шепнул Тесей.       — Без понятия, — ответил Малкольм, с подозрением взглянув на меня.       — Форд, — не поднимая глаз от экрана объяснил я. — Бедолага так любил меня, что поубивал кучу народа в мою честь.       — Фу, — буркнул Малли. — Да ты врешь.       — Форда стало так много в последние двадцать часов, — как бы невзначай протянула Аннабет.       — И заметь, не я завожу этот разговор первым, — я пожал плечами. — Я что, виноват, что он повсюду даже после смерти?       — Замогильные разговоры за завтраком. Перси такой Перси, — Тесей хлопнул меня по спине. — Я скучал, старина.       — Взаимно, — бросил я, все еще гипнотизируя взглядом экран смартфона.       «ПЕРСИ!!! Привет!!! Господи, кончено мы дома!!! Приходи обязательно, я поставлю пирог в духовку! У нас СТОЛЬКО новостей! Сам как? Нет, не говори, скажешь как придешь!!!» — высветилось сообщение на экране, и я невольно улыбнулся.       — О-о-о, лыбится! — тут же оживился Тесей и схватил у меня из рук телефон.       — Эй! — возмутился я и протянул руку. — А ну отдай!       — Та-ак, — парень отскочил в сторону и поднял телефон над головой. — Обязательно приходи… Пирог в духовку… Какая-то Барбара! А-а-а, Аннабет, неужто прощелкала?       — Отдай Перси телефон, — посмеивалась девушка, глядя на него. — Барбара — это, считай, его сто тридцать пятая мамочка.       — Эй, — я несильно толкнул девушку в плечо. Даже если она права это не значит, что мне это нравится.       — Хм, а что тут еще-е-е, — протянул Тесей, нажимая пальцем на экран.       — Тесей, это не смешно, — я опустил руки на стол, строго глядя на брата. — Отдай сейчас же.       — Та-ак, какой-то странный диалог…       — Тесей! — уже рявкнул я.       Господи, как он меня злит.       Парень переменился в лице, и я невольно разозлился еще больше. Меня раздражало каждое движение его руки, раздражало, как палец проводил по экрану. Я практически чувствовал, как его тепло заставляет сенсорный экран реагировать, как пульсирует кровь в капиллярах…       — Ай! — вскрикнул Тесей и выронил мой телефон, тот шлепнулся на стол. — Ай, блин, он током бьется!       — Антивандальное обновление, — буркнул я, и, протянув руку, пододвинул телефон к себе.       — Я бы на твоем месте заземлил его… Блин, — Тесей растер кончики пальцев и обиженно надул губы. — Ты вредный, и телефон у тебя вредный.       — Всенепременно, — пробормотал я, и, спрятав телефон в карман, поднялся с места. — Приятного аппетита. Я пойду, пожалуй.       Обойдя стол, я чмокнул Аннабет в макушку и вышел из кухни. Нужно по дороге заскочить в пекарню и купить чего-нибудь вкусного к чаю. Конечно, если я буду есть столько сладкого, то скоро растолстею, но мне же не обязательно будет есть то, что я купил.       И когда это стало меня волновать?       Переодевшись, я невзначай заглянул в ящик рабочего стола и притормозил, перебирая содержимое. Я не нашел среди тетрадей и записных книжек дневник Кристофера. Проверил другой ящик, стойку с учебниками, посмотрел под кроватью. Это… Странно. Я подошел к кровати Малкольма, и, встав на колени, приподнял ковер, но тайника на прежнем месте уже не было.       — Да вы издеваетесь что ли, — всерьез напрягся я, поднимаясь на ноги.       Не могло же мне все это привидеться. А если выяснится, что могло, то я добровольно сдамся в дурку, ибо это уже тянет на серьезное психическое отклонение. Но вообще я больше склонен верить, что за время моего отсутствия что-то произошло с отношением Кристофера ко мне — ну, по понятным причинам. Он же иногда слышал мои мысли, а значит в момент похищения вполне мог незримо быть рядом.       И, что странно — я не нашел ни одной записи об адресе того сарая, в котором я нашел Криса. И сам его, конечно, уже не помнил. Он был в Бруклине? Или все еще в Квинсе? Точно не на Манхеттене… Он был небольшой, а рядом… Рядом…       Я устало вздохнул и откинул голову назад. Ну вот что за непруха. И как мне теперь его найти? Знаю, я, наверное, чересчур пренебрегал визитами, но я же не специально, честно…       Я достал телефон и составил список дел на ближайшее время: Навестить Бабс и Зака; Навестить Кристофера; — я все еще лелеял надежду на то, что это может получиться. Разобраться с долгами по учебе; Приехать в гости к маме; — этот пункт я дважды стирал и набирал заново, не зная, как именно к нему отнестись. Дом грехоискупления — опционально.       Я задумчиво осмотрел весь список. Записывать всякую повседневную ерунду смысла особого нет — я и так помню про мелкие дела и обязанности, да и, вроде как, и такие вещи записывать показалось мне банальщиной… С другой стороны, мои заметки — что хочу, то и «замечаю». Убрав телефон в карман, я потянулся и вышел из комнаты, готовый вновь встретиться со старыми друзьями и попытаться ответить на их вопросы.       Терпкий аромат черного чая. Тиканье часов над дверным проемом. Звонкий поцелуй в щеку — уже, кажется, семисотый, и Барбара снова треплет меня по волосам.       — И то-ортик такой вкусный принес нам, хозяйственный такой, — щебетала Бабс, заправляя прядь волос мне за ухо. — Это что, седина?       — Очень смешно, — устало усмехнулся я, глянув на нее. Зак как раз закончил колдовать над чаем и сел к нам за стол.       — Ну-с, бандит, вот твоя кружка, угощайся, вот еще конфетки у нас тут… Ну, они конечно не такие роскошные как тортик…       — Перестань, — отмахнулся я и взял конфету. — Все в порядке.       — Как твои дела, мой хороший? Мы так давно о тебе ничего не слышали! Уж думали, что снова исчез, пропал куда-то, — причитала Барбара, зачерпывая ложкой торт.       — М-м-м… Ну, знаешь, дела как дела… Какие у подростков могут быть новости, — неловко протянул я. — А у вас тут как? Смотрю, ремонт на кухне что ли сделали.       — Да, типа того, — Зак закинул ногу на ногу. Он состриг свои длинные волосы, оставив себе челку примерно до кончиков ушей, но все еще подкрашивал их в красный, а Барбара, кажется, давно не обновляла цвет — ее обычный ярко-зеленый вымылся местами в мятный, местами в травянистый оттенок, и черные корни были уже длиной в пару сантиметров.       — Столько дел было, столько дел, — Барбара поправила волосы. — Я защитила работу в университете как раз прежде чем уйти в академический отпуск.       — Академический отпуск? — переспросил я, взглянув на девушку. — Все в порядке?       — Все ли в порядке? Ох! — Барбара щелкнула пальцами и смущенно улыбнулась. — Я же совсем забыла тебе сказать!       Я выжидающе смотрел на нее.       — Я беременна! — она сказала это и заулыбалась так мечтательно, что у меня как-то странно закололо в сердце от умиления.       — О… О, Боги, это… Блин, я так рад за вас, — поздравил их я и пожал Заку руку. — Ну ты, папаша…       — Это точно, — посмеялся Зак.       — Мы не то чтобы прямо планировали это, но… У Зака стабильная работа, я почти закончила учится, и мы решили, что ничего страшного, как-нибудь справимся, — Барбара выглядела бесконечно счастливой. Я невольно задумался, была ли моя мама так рада тому, что забеременела? Наверное, да. Пока с ней рядом был мой папа ей и море казалось по колено.       Кажется, легкая тень грусти проскользнула на моем лице, и Бабс не оставила это без внимания.       — Что-то случилось? — тут же встревожилась девушка.       — А? Нет, нет, просто… Задумался, — я неловко улыбнулся.       — О чем ты подумал?       — О маме, — признался я, слабо улыбнувшись. — Просто ты выглядишь такой счастливой и беззаботной, и… Я подумал, что она тоже была такой.       Барбара растроганно шмыгнула носом и приобняла меня за плечи.       — Ох, мой маленький…       Я неловко посмеялся, взглянув на девушку.       — Кстати… Я нашел ее. Даже был в гостях.       — Да ну! Серьезно? — воскликнул Зак, подсаживаясь ближе. — Как? Где?       — Ой, такой сумбур, — я отмахнулся. — Один учитель в моей школе оказался ее супругом.       — Ничего себе! Ну и совпадение! — ахнула Барбара.       — Ну, они живут не так далеко от нас, так что логично, что он работает именно в этой школе, — я пожал плечами.       — Ах, я так рада за тебя! — Бабс звонко чмокнула меня в висок. — Наконец-то вы с мамой можете воссоединиться и вновь жить семьей! Это же такое горе, когда ребенок растет отдельно от мамы, — девушка вздрогнула и невольно накрыла ладонью живот.       — Эм-м… — протянул я, пытаясь выбрать, что лучше — быть честным и расстроить ее, или промолчать, но оставить Барбару радоваться за меня, даже если все не совсем так гладко.       — Ты уже съехал наверное к ней? Как ощущения? — подхватил Зак. — Налаживаете контакт?       — Я… Я решил остаться в приемной семье, — все-таки признался я, и Барбара ахнула от удивления.       — Что? Ах, Перси! Но это же твоя мама! — девушка прижала ладонь к груди и растерянно взглянула на Зака.       — Так… так правда будет лучше. Для всех, — я сложил руки на стол и устало улыбнулся. — У нее прикольный новый супруг, милая маленькая дочка… Я очень рад за нее.       — И восхитительный старший сын, — настаивала Барбара. — Я уверена, она очень хочет, чтобы ты был с ней.       — Бабс, у нее уже новая семья, — я чувствовал себя неловко, пытаясь объясниться перед ней, тем более понимая что занятие это, скорее всего, бесполезное. — Я пробовал пожить с ними, но спать на диване в проходной комнате, где даже почитать в тишине не получится…       — Ох, и тебя в этом всем волнует только диван, — буркнула Барбара и щипнула меня пальцами за ухо. — Не думала, что ты такой меркантильный.       — А ты сама поселись в коридоре. Посмотрим, сколько ты выдержишь, — фыркнул я. — Там даже дверей нет. Слушай, я… Я все понимаю. Она не ожидала, что увидит меня когда-нибудь живым, и не могу сказать, что не думал в том же ключе, и я понимаю, что для мертвецов пустую комнату держать никто бы не стал. Ничего страшного. Я просто буду ее навещать, возиться с сестрой… — я взглянул на Барбару и увидел, что та растирает по лицу слезы. — Бабс, ну чего ты.       — Ты… Ты такой равнодушный, — жалобно протянула девушка, вытаскивая салфетку из-под стола.       — Ну дожили, — буркнул я. — Так правда будет лучше. Для нее в первую очередь. Мы и так по началу очень тяжело налаживали общение, и мне все еще тяжеловато обсуждать с ней что-то прям… Прям важное.       — Зачем ты решаешь за нее? — расстроенно восклицала Барбара. — Вот так вот, на, с плеча, да не нужен я ей, да у нее но-новая семья, да зачем…       — Барбара, ну что ты, — уже вклинился Зак. — Перси и правда большой парень. С ним в ее отсутствие приключилось много всякого дерьма. Не думаю, что он готов устроить матери краткий пересказ хотя бы той жуткой истории с Фордом.       — Ах! Какой кошмар, — она вытерла слезы. — Ты напомнил мне об этом подонке, и… Господи, Перси, он тебя не беспокоил больше? — тут же переключилась Барбара, вновь обнимая меня за плечи.       Я криво усмехнулся.       — Ну, теперь с ним точно покончено.       — Он доставал тебя, когда вышел из тюрьмы? — тут же напрягся Зак. — Серьезно? Он с ума сошел?       — Немного сошел, да, — я неловко посмеялся. — Долгая история. Но я здесь, как видишь.       — Ах, какой ужас, — Барбара поцеловала меня в висок. — Мой бедный мальчик.       Я неловко поправил волосы, отпивая пару глотков чая. Я и раньше-то не хотел делиться с ними подробностями, а теперь уж тем более.       Барбара беременна. Вот уж действительно новости, которых я никак не мог ожидать. Они с Заком станут родителями — и в таком юном возрасте! В смысле, конечно, еще лет тридцать назад становиться родителями было нормально и в семнадцать-восемнадцать лет, но сейчас, в век всепоглощающей карьеры, видеть молодых родителей было даже как-то необычно.       Хотя, может, я просто все утрирую.       — А как ваши дела с Аннабет? — Барбара поправила мои волосы. — Да-да, я помню, ты присылал мне свое фото с той девчоночкой.       — С Аннабет… Сносно, — я неловко улыбнулся. — У нас были тяжелые времена, и пока что мы… Ищем заново общий язык.       — Вы расстались? — сочувственно спросила Барбара.       — Что? Нет, глупости, — я дернул головой. — Просто… Не все клеится.       — В любой непонятной ситуации, а тем более когда теряется связь, надо вести девушку на свидание, — деловито заявил Зак. — Новые ощущения, совместный досуг — отличный повод сблизиться обратно!       — Вот-вот! — поддержала его идею Барбара. — На мне вот всегда работает.       — Или не клеится это в смысле что у тебя не встает? Тогда это уже ко врачу…       — Зак! — одернула его Бабс и для пущей грозности шлепнула по руке. — Ну что ты говоришь такое, Перси еще ребенок!       — Подросток, — поправил ее Зак. — Сейчас подростки быстро смекают, что к чему. Мало ли.       — Я еще тут, — смущенно бросил я. — Нет, речь шла не про секс. До него как до Луны.       — Долгий конфетно-букетный период?       — Лоуренс!       — Я просто спрашиваю!       — Давайте закончим этот разговор здесь, пока я не умер от смущения, — пробормотал я, подняв руки. — Я после этого ублюдочного МакКейси даже в зеркало не могу посмотреть, какой там секс, — я вздохнул и сложил руки на стол. — Мне хотя бы просто… Перестать с Аннабет цапаться. Уже было бы легче.       — Тогда точно свидание.       — И если все будет плохо — парная психотерапия, — добавила Барбара.       — Какой еще совет могла дать медработница, — пробормотал Зак и подмигнул мне. — Слушай, отвези ее куда-нибудь. Не обязательно далеко, но в красивое какое-нибудь местечко. Конец весны, уже тепло, расцвели цветочки всякие дурацкие, поиграй в романтика. Девчонкам такое нравится. Даже самым умным-заумным.       — Думаешь?       — Малыш, послушай старого пса, — хмыкнул Зак. — Да и давай по-честному, мы б с тобой на такую свиданку тоже повелись. Ну это так, между нами. Конечно не показали бы виду, все такое, но кому не нравится романтично побродить по улочкам со своей второй половинкой, держа в руках по вкусному напитку и наслаждаться обществом друг друга.       Барбара всхлипнула.       — Милый, ты у меня такой романтик, — растроганно сказала она, и, привстав, поцеловала его в лоб. — А мы сходим на свидание?       — Обязательно, крошка. Отработаю три смены и сразу рванем куда-нибудь.       Барбара радостно заулыбалась, и я невольно на них засмотрелся. Выглядели ли мы с Аннабет хоть когда-нибудь такими счастливыми? Чувствовали ли себя так? Что же, если нет, то я могу это исправить.       Мы посидели еще пару часов, обсуждая какую-то ерунду. Зак увлеченно пересказывал мне сюжет какого-то нового сериала, который я, естественно, пропустил, а Барбара поправляла его, когда он начинал привирать. Потом Бабс притащила в кухню ноутбук и стала показывать мне фотографии с их маленького праздника в честь росписи — свадьбу в классическом стиле они не стали устраивать. Потом включила одну серию того сериала, и перед каждой шуткой начинала посмеиваться, так что я не выдерживал и тоже смеялся.       Я показал ребятам фотографии моей мамы и маленькой сестренки — Барбара, конечно, была в восторге от малышки Эстель и тут же выхватила у меня телефон и стала рассматривать ее, пытаясь найти между нами общие черты, но я знал, что сам почти вылитая копия отца, так что эта затея провалилась.       — Да чтоб мне под землю провалиться, если мой ребенок будет похож только на Заковую наглую мордашку, — хмыкнула девушка, отдав мне телефон обратно.       — Придется нарожать еще одного, чтобы на тебя похожий, — пожал плечами парень и засмеялся, получив толчок в плечо.       — Я этого еще не родила, дурак.       — Дело времени.       Барбара подкатила глаза и потом выразительно посмотрела на меня, как бы говоря «ну ты видишь это?». Я только улыбнулся, глядя на них.       На прощание я пообещал забегать иногда, или хотя бы почаще звонить. С моей склонностью просто забиться в угол и никого не видеть держать такие обещания отвратительно сложно, но я надеялся, что в случае моего провала они сильно не расстроятся. Наверное за те года, что мы знакомы, они уже и привыкли к этой моей черте.       Надеюсь.       В автобусе я был практически один. Пара сонных пассажиров расположились в противоположном углу салона, и мне предстояла двадцатиминутная поездка, а потом минут десять пройтись пешком до дома. Зато без пересадок — я терпеть не могу скакать с автобуса на автобус. Закинув ногу на ногу, я задумчиво всматривался в окно, скользя взглядом по домам, деревьям, спешащим куда-то прохожим. В наушниках тихо шептала какая-то песенка.       Куда бы пригласить Аннабет? Я опустил взгляд на свои руки, и понял, что снова расцарапываю кожу, и засунул ладони в карманы. Ей же нравится архитектура, но я понятия не имею, куда можно по этому поводу съездить… Ну, чтоб это не было путешествием на неделю, тогда нас одних точно никуда не отпустят.       Автобус встал на остановке. Двери открылись, и в салон зашла девушка с черной косой, перекинутой через плечо…       У меня аж легкие воздух качать отказались. Мне вспомнились странные гончие серебряного и золотого цвета, волевой профиль какой-то черноволосой девчонки в фиолетовой футболке, ее воинственный взгляд…       Девушка расплатилась за проезд и повернулась ко мне лицом. Это была просто какая-то незнакомка, вьетнамка, если я правильно понимал. Она негромко щебетала по телефону, поправив свою юбку и присела на одно из свободных мест.       Секунду все было нормально. Может быть даже секунду и тринадцать миллисекунд, если уж совсем точно. Потом меня передернуло — да так сильно, что я чуть не ударился об окно, и тут же почувствовал ужасный холод по всему телу. Мир расплывался перед глазами, и я с трудом смог подняться с места, и на ватных ногах доковылять до дверей. Я вцепился в поручень, как утопающий за соломинку, и, подивившись тому, что мне хватает времени на такие аналогии, почувствовал, как колени предательски подгибаются.       Резной посох, больно впивавшийся мне в ладонь, так крепко я сжимал его. Кровь, струящаяся по голени, бешеное сердцебиение и усталость, такая сильная, что хотелось лечь и сдохнуть.       Двери автобуса распахнулись, и я с трудом заставил себя отцепиться от поручня и практически вывалился из салона на улицу. Позвонки взвыли от боли, прямо как этой ночью, органы стали ощущаться так отчетливо, что было невыносимо больно пошевелиться, и я, шатаясь, плюхнулся на скамейку возле остановки, и обхватил себя обеими руками, с трудом переводя дух.       — Печень, перестань, — хрипло взмолился я, выпрямляясь и утыкаясь в стеклянную перегородку затылком. — Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста…       В боку что-то закололо, и я, накрыв это место ладонью, отклонился в противоположную сторону, стараясь как-то облегчить боль.       Это мне категорически не нравится. Я думал что ночной приступ был лишь неприятной редкостью, но схлопотать такое же чудо, еще и вне дома, было крайне неприятно. И единственное, что приходило в голову как причина — легкий стресс. Ночью я всего лишь капельку поволновался. Сейчас спутал девчонку, которая просто зашла в автобус, с девчонкой, которая тыкала в меня копьем на мосту в Сан-Диего. И если это так, то я сдохну послезавтра — я волнуюсь буквально по любому поводу, в абсолютно случайное время суток. Меня может накрыть и на уроке, и во время разговора, и, естественно, ночью… Хотя я, если честно, и во время разговора с Барбарой волновался, и за завтраком… Может, это накопительное?       Я достал из кармана куртки сигареты и прикурил, раз уж на остановке кроме меня никого не было. Горечь в горле немного помогала отвлечься, привести в порядок мысли, и я пытался вывести хоть какую-то правдоподобную гипотезу о происходящем.       Ну же, Джексон. Поднимайся, черт тебя дери.       Скурив сигарету, я смог подняться на ноги. Ужасно клонило в сон, но солнце еще даже не скрылось за небоскребами вдалеке, так что укладываться спать было рановато. Впрочем, на улице тем более этого делать не стоило.       Осмотревшись по сторонам я понял, что до дома еще очень далеко. Перед глазами все еще периодически все плыло, и мне приходилось притормаживать и переводить дыхание, прежде чем, например, перейти дорогу.       Минут через десять я понял, что не дойду. Я плюхнулся на ближайшую скамейку и потер глаза, пытаясь убрать мутную пелену. У меня даже не выходило достать телефон, руки тряслись так сильно, что я боялся его уронить и разбить. Я шмыгнул носом, пытаясь унять дрожь и поднял взгляд на табличку на доме.       Эй… Моя мама живет на этой улице.       Я посидел немного, стараясь прийти в чувство. Внутренние органы, казалось, так сильно мешали, что мне хотелось засунуть руку в живот и поправить их, но стоило мне только подумать об этом, как меня стало мутить, и я зажал рот ладонью. Ладно. Не надо так думать. В нос ударил запах крови и я сморщился, попытался мысленно убедить себя, что это галлюцинация, пока по ладони не потекло что-то горячее. Вздохнув ртом, я убрал ладонь, и на асфальт с подбородка закапала кровь. Комок встал поперек горла, но я с трудом проглотил его и поднялся на ноги, чувствуя холодок, растекающийся по спине и плечам.       Постояв немного, растерянно мотая головой из стороны в сторону и пытаясь понять, в какую сторону номера домов уменьшаются, я достал из пачки еще одну сигарету. Заляпал кровью, пока доставал. Подпалил, прикурил. Дым въелся в ноздри и я с трудом сдержался, чтобы не закашляться. Если начну кашлять, точно вырвет. Ясность зрения немного вернулась, и я, осмотревшись снова, пошел вниз по улице. Увидел знакомую вывеску небольшой сети кофеен — вспомнил, что одна располагалась на первом этаже дома, где жила мама.       В лифте сознание стало меня потихоньку покидать. Я ухватился испачканной кровью рукой за поручень и шлепнул себя по лицу, стараясь хоть как-то привести себя в чувство, и устало провел ладонью по волосам. Надеюсь, что кто-нибудь дома. Пожалуйста.       Я вывалился из лифта и врезался в стену, больно ударившись боком. Органы недовольно заныли, и я тут же закряхтел, растирая ладонью больное место.       — Тише, тише… — пробормотал я сам себе, и, пошатываясь, поплелся к нужной двери.       Вдавил черную кнопку звонка в самое основание. Отсюда было слышно, как по квартире раздалась его не самая приятная трель.       И тишина.       — Ну пожалуйста… — пробормотал я, утыкаясь лбом в стену и снова нажимая на кнопку.       Приглушенное «иду-иду» будто бы вернуло меня к жизни. За дверью послышалось шуршание и щелчок замка, но дверь пока не открывалась.       — Кто там? — слегка настороженно спросила мама.       — Перси, — собрав все силы в кулак, достаточно громко ответил я, и дверь тут же распахнулась.       — Сыно… О Господи, — мама с ужасом взглянула на меня, пока я соскребал себя со стенки и пытался придать лицу хоть какое-то осознанное выражение.       Мама буквально затащила меня в квартиру, тут же захлопывая за мной дверь, и повела меня в ванную комнату — видимо, чтобы и осмотреть при свете, и сразу обработать раны. Правда, ран никаких не было.       Она провела теплыми пальцами по моему лицу, и я прикрыл глаза, наслаждаясь ее прикосновениями.       — Что с тобой? Перси, посмотри на меня, — она подняла мою голову и вытерла мокрым полотенцем кровь с лица.       Я приоткрыл было рот чтобы ответить, но рвотные позывы заставили меня закрыть рот ладонью. А, нет, кажется сейчас не удастся сдержать все в себе. Я с трудом попросил маму выйти, прежде, чем меня вырвало.       Господи, ну что за чертовщина.       Пол пришел в ванну, когда мне уже было нечем блевать. Он буркнул «привет» и осторожно стал поднимать меня на ноги, помог умыться и увел меня в гостиную. Стоило мне почувствовать под собой мягкую мебель, а в душе поселилось ощущение безопасности, как глаза будто бы сами закрылись, и я отрубился.       Снова снились кошмары. Сладкого забытия, мне, видимо, не видать еще долго. Я бродил по темному эвкалиптовому лесу, кожей ощущая, что в каждую секунду передо мной может возникнуть Форд, ощущая даже не страх, а скорее какой-то трепет пополам с разочарованием от осознания неизбежности. Страха будто бы больше не было. Будто бы все мои эмоции пропускаются через фильтр и ослабляются.       Все. Кроме одной.       Ненависти к себе и ко всему дерьму, что я творил.       Я проснулся просто открыв глаза, будто бы и не спал вовсе. Отдохнувшим я себя тоже не чувствовал. Упершись локтями в диван, я привстал и сел. Тело тянуло, но я кое-как справлялся с такой слабенькой болью.       Ох, живот только мерзко крутит. И горло першит.       Я подогнул одну ногу, прижимая ее ближе к груди и выудил из кармана телефон, надеясь вызвать себе такси до дома или хотя бы отписаться домой, где я, но к своему удивлению увидел, что уже, вообще-то, одиннадцать часов ночи. Отстой. И как теперь объясняться?       В коридоре послышались шаги и я поднял глаза. Видимо, я выглядел очень удивленным, так что Чарли даже посмеялся, и, хлопнув ладонью по косяку, прошел в гостиную и присел рядом со мной.       — Ну приветики, — ухмыльнувшись, бросил Чарли. — Я думал, что ты у Лоуренсов снова упился в слюни и пришел блевать к матери.       — Ни капли, — тут же запротестовал я.       — Даже жаль, — буркнул приемный отец и провел ладонью по моим волосам. — В том случае я бы хоть знал, как успокоить твою маму. Твоих… Ты понял.       Я сочувственно улыбнулся и похлопал Чарльза по руке. Мама выглянула из-за угла, и, увидев, что я уже не сплю, тут же зашла в гостиную и присела на краешек дивана рядом со мной, положив ладонь мне на ногу.       — Милый, что случилось? Я так перепугалась за тебя, а потом и не поняла… чем вообще тебе помочь, я не нашла ни раны, ни царапины…       — Миссис Блофис, — вежливо улыбнулся Чарли. — Вы не могли бы принести чашечку чая? Например, травяного. Перси бы не помешало.       — Ах, конечно, — она чмокнула меня в висок и тут же ушла в кухню, а я с подозрением взглянул на Чарльза.       — Ловко ты ее сливаешь.       — Ее тревога нам сейчас не к месту, — коротко ответил Чарли и осторожно взял меня за руку. — Можешь описать, что произошло? У тебя впервые такое?       Я не стал скрывать от Чарльза и ночной инцидент, честно признался, что это уже второй раз, и что до этого я за собой таких аномалий не замечал, но на мое описание «отчетливого ощущения расположения внутренних органов и как они друг на друга давят», даже видавший виды опекун поморщился.       — Это какой-то вид… психоза? — задумчиво пробормотал Чарли, потирая подбородок пальцами. — Никогда о таком не слышал.       — Не знаю, — я неловко пожал плечами. — Но… Это довольно болезненно.       — Я догадываюсь, — Чарльз кивнул, глядя на меня. — Но… Я понятия не имею, что делать. Может… Стоит поговорить с Уиллом?       — Он только меня выписал, — буркнул я. — Может, само пройдет.       — Мы будем ждать, пока эта штука тебя убьет?       — Я думаю, что… могу, наверное, как-то это контролировать.       Чарльз скептически приподнял бровь и вздохнул.       — Кхм… Ну… Давай если все так и продолжится, то мы уже точно будем решать вопрос через Уилла. Хорошо?       — Договорились, — я кивнул, поставив себе новую главную задачу — научиться как-то контролировать это дерьмо. Или хотя бы с достоинством выдерживать, а не как сейчас. Ну, хорошо бы хотя бы не заливать все вокруг кровью… Я опустил взгляд вниз, и оказалось, что я сижу уже в свежей футболке.       Мама зашла в гостиную и осторожно вложила мне в руки теплую чашку с травяным чаем, и я неспешно отхлебнул из нее.       — Тебе получше? — осторожно спросила мама, убрав с моего лба челку.       — Да, уже да, — я покивал, проведя языком по зубам. Привкус ромашки застрял где-то в горле, но я решил не возмущаться по этому поводу. — Спасибо. Извини, что так вышло… Я вышел из автобуса и понял, что до дома и не дойду уже.       — Даже не думай за это извиняться, — Салли положила руку мне на плечо. — Мы всегда откроем дверь. Я клянусь.       Я слабо улыбнулся глянув на маму, и затем опустил взгляд на чашку.       В отражении на меня смотрел совсем незнакомый мальчишка с пустым, равнодушным взглядом. Немного погодя я понял, что это и есть я.

***

      Я думал, что Аннабет уже обошла весь Нью-Йорк вдоль и поперек, и знала все обо всех эпохах градостроительства, но она с радостью согласилась пойти прогуляться в обнимку с каким-то кратким справочником и попытаться определить, какое из зданий относится к какому периоду. Тем более мне хотелось показать ей Манхеттен — все-таки я вырос там, и да, целый год прошмыгивал в исторические переулки разнося дурь по углам, но это уже совсем другая история.       И пока Аннабет штудировала интернет в поисках нужных для изучения адресов, я с головой погрузился в книжку по анатомии. С последнего приступа прошло больше десяти часов, но стоило мне расслабиться, как я снова начинал чувствовать крупные куски мяса внутри себя, и это было омерзительно, это пугало, и я не придумал ничего лучше, чем раскрыть учебник и попытаться назвать каждую хрень, что во мне ощущалась. Рационализация, как нам говорили на факультативе, одна из психологических защит. Правда, кажется мне, не в этом она заключалась…       Первым, что я отметил, было то, что, как бы иронично это ни было, мозг в голове не ощущается. Не смешно, между прочим. А вот все то дерьмо, что было грудой свалено в грудной клетке и ниже — да сколько угодно. Я проводил пальцем по подробной карте человеческого тела, а другой рукой пытался нащупать нужное место. Вот здесь печень, наверное, тут по идее желудок… Да, тут чаще всего крутит, когда я долго не ем, или меня вот-вот стошнит. Пищевод… Напоследок я оставил сердце — его положение я и так знал, но на всякий случай закрепил это знание на практике. Я надеялся, что просто привыкну к этим ощущениям. Что я перестану их отторгать, отвергать самого себя, и тогда, быть может, боль прекратится. Каким-то образом, как мне думалось, мое настроение могло спровоцировать слишком сильное напряжение в органах, и от этого меня так жестко скручивало, а значит, с этим тоже надо что-то делать…       Ну, будто бы у меня есть выбор.       А что, Джексон. Очень даже справедливо. Нравится тебе управлять кровью? Вмешиваться в чужое кровообращение? Ну вот теперь и ощущай свое собственное, мучайся, правильно, правильно.       Я с трудом прогнал этот навязчивый голосок из головы и встал из-за стола. Уже нужно собираться на прогулку, иначе мы с Аннабет такими темпами вернемся часам к одиннадцати, и дома все будут волноваться. Хорошо, что летние каникулы уже начались.       Если честно, Зак был… Не то чтобы не прав, но и не то чтобы сильно прав. В смысле, прогулка была отличной. Я подарил своей девушке красивый букетик ромашек и набор-конструктор, где можно собрать комнату и даже сделать небольшую проводку, чтобы маленькие лампочки горели в маленьких люстрах, и она, кажется, была рада подарку. Аннабет была ужасно красивой — она как-то так хитро заколола волосы, что они и в лицо не лезли, но и оставались распущенными, красиво ниспадая на плечи и ниже. И вязаный топик был очень милый, и я невольно проходился взглядом по ее открытой спине, или по нежной линии ключиц. Рассказывала она очень увлеченно всякие факты о зданиях, к которым мы подходили, я заинтересованно кивал, только не заглядывая ей в рот, но меня не покидало неприятное ощущение, что я делаю недостаточно.       Что я какая-то жалкая пародия на бойфренда, шатаюсь рядом с ней, пока она такая красивая и умная ходит тут, искренне интересуется всей этой архитектурой… Я сам предложил такой досуг конечно, отчасти потому что моя дама сердца любит по-умничать, а я люблю за этим наблюдать, и где еще у нее будет такой раздор, как не здесь, но что-то меня все-таки терзало…       Да и не из-за прогулки это, если честно.       Я был зациклен на том, чтобы почувствовать то, что наверняка чувствовал Зак, находясь рядом с Барбарой. Да даже чтобы почувствовать хотя бы часть того, что я ощущал раньше. Я не мог даже заговорить об этом с Аннабет — даже подумать об этом было страшно. Нет ни единого шанса, что она поймет меня правильно — да и какие у этого могут быть двойные трактовки? «Знаешь, малышка, мне кажется, что уже не чувствую того, что чувствовал раньше.» Ну что за бредятина. Справедливости ради я вообще нихрена не чувствую практически. И то, что она меня не раздражает — это наивысшее, видимо, выражение моих к ней добрых чувств.       И я ненавидел себя за это.       После двухчасовой пешей прогулки мы засели в кафешке. Аннабет выглядела такой беззаботной и счастливой, какой я ее не видел очень-очень давно. И я даже смог вроде как искренне улыбнуться, видя, как она рада. Надеюсь, что хотя бы она искренне чувствует то, что я вижу…       Мир стал таким безумным. Я совсем перестал понимать, что я чувствую, что чувствуют другие, и вообще, существуют ли какие-либо чувства, или мы просто это все зачем-то выдумываем?       — Ты сегодня такой задумчивый, — вдруг окликнула меня Аннабет, и я встрепенулся и тут же постарался включиться в разговор.       — Мм?       — Ты не устал? Все-таки тебе вчера было плохо, а сегодня мы уже так много времени на ногах… — озабоченно поинтересовалась Аннабет и я неловко улыбнулся.       — Я немного устал, но все в порядке, не больше обычного, — я сложил локти на столе, раз уж пока еды не было. — Ты сегодня такая красивая.       — Ой, да ладно тебе, — посмеялась Аннабет. — Это обычный… — она задумалась на секунду и улыбнулась. — Спасибо.       Я развел руками — мол, не за что, — и снова опустил руки на стол, задумчиво оглядывая присутствующих в кафе. Ох, поджелудочную железу как-то закололо. Ничего страшного. Главное — не зацикливаться.       — Это… И правда странные приступы, — пробормотала Чейз, вглядываясь в мои глаза. Я поделился с ней деталями еще вчера — иначе бы она никогда не отстала от меня с расспросами.       — Я не знаю, Энни, — я вздохнул, поправив челку. — Я думаю, что это из-за… Тех штук, которые я делаю с кровью.       Аннабет сначала лишь слегка нахмурилась, но потом покивала.       — Если так, то совсем дела дерьмово.       — Ага, — невесело буркнул я и сунул руку во внутренний карман. Нащупав картонную коробочку, я вытянул оттуда карты, подаренные мне Лу.       — Ты таскаешь их с собой? — весело спросила Аннабет.       — Типа того, — отодвинув крышку в сторону, я вытолкнул плотную колоду из коробки прямо себе в ладонь, тут же поудобнее перехватил карты. — Мне даже нравятся Таро.       — Серьезно?       — Вроде, — я пожал плечами. — Я вообще уже не знаю, что мне нравится.       Все-таки брякнул, идиот.       Повисла тишина. Тихие разговоры за соседними столиками, ненавязчивая музыка да шелест карт в моих пальцах — вот и все, что ее прерывало. Аннабет вздохнула и поправила топик, невзначай окидывая взглядом присутствующих в кафе. Не одному мне тревожно вне дома.       — Так… я полагаю, что разговор дальше двинется в русло обсуждения наших с тобой отношений? — вежливо поинтересовалась Аннабет.       — Не хотелось бы, — буркнул я, разделяя колоду на три части. — Я не знаю, что сказать.       — Что думаешь.       — Смело с твоей стороны полагать, что я думаю, — пробормотал я и вытянул из колоды карту. Двойка кубков. Вздохнув, я убрал карту в середину колоды.       — Не надо тут меня с мысли сбивать, — ухмыльнулась Аннабет. — Я же вижу, что все изменилось, Перси. И я вижу это… С тех пор, как мы встретились в лагере.       — Логично, — я кивнул, раскрывая карты веером, затем собирая их обратно. — Фигня с Фордом была… Ошеломляюще крышесносной.       — Вау.       — Есть жизнь до… — я поделил колоду пополам и поменял половинки местами. — И после. И та, что после, мне вообще не нравится.       Теперь Аннабет выглядела сочувствующе.       — Я… Понимаю тебя в чем-то, — заговорила она. — Я хочу выслушать тебя, Перси. Я рядом. Можешь сказать все, что думаешь, честно. Это гораздо лучше, чем мотаться в потемках, не понимая, что у тебя на уме.       — Я… — я осекся, подняв на нее взгляд, и снова опустил глаза на карты. — Я не знаю, что я чувствую к тебе. Вернее, я не чувствую уже того, что было… Но, справедливости ради, из всего спектра эмоций, которые мне вообще сейчас доступны, то, что я чувствую к тебе — это максимум из положительного. Даже слезы разочарования кажутся мне какими-то фальшивками. Я плакал в полицейском участке в Монтпилиере — жертвы же плачут, верно? — я пожал плечами. — Я плакал, когда рассказывал все Чарли, но ведь этого он от меня и ждал, — я устало разложил карты по столу и вытащил одну. — Луна. Так себе картишка, — я собрал снова карты в колоду и засунул Луну куда подальше. Зато правдивая — обман, который обязательно всплывет на поверхность. Аннабет слушала внимательно, глядя на меня, но не требуя от меня зрительного контакта — с этим у меня были проблемы.       Карты приятно покалывали острым срезом пальцы. Со временем они слегка смягчатся.       — И я почувствовал себя живым лишь на грани жизни и смерти. Тогда, с грифоном, когда адреналин вжарил в голову. Тогда я, кажется, и правда… Что-то чувствовал, — я неловко повел плечом и поднял взгляд на Аннабет. — А потом стало еще хуже.       Девушка понимающе кивнула — видимо, и она это отметила.       — Я не чувствую, что пережил переделку в Монтпилиере, — признался я. — И я вообще без понятия, что делать.       Аннабет глубоко вздохнула и заправила прядь волос за ушко, задумчиво прищурившись.       — Ну… — она сцепила пальцы в замок и слабо улыбнулась. — Во-первых, рада слышать, что в спектре положительных эмоций я все еще где-то в районе максимума.       Я слабо улыбнулся, с облегчением понимая, что она вряд ли обиделась на эту часть рассказа.       — Мне очень жаль, Перси, — она осторожно взяла меня за руку. — Я не знаю, что этот урод сотворил с тобой. Мне сложно даже представить, и я не уверена, что хочу. Боюсь, что меня тогда всю жизнь будут мучить кошмары.       Я криво усмехнулся и кивнул.       — Но… Мне кажется, сейчас некоторый эмоциональный ступор… Это лучшее, что может предложить твоя психика. Может, в тебе на самом деле столько всяких эмоций, что их сложно выразить корректно, и в итоге они просто… Подавляются до минимума.       Я согласно кивнул — пожалуй, это было бы наилучшей версией происходящего. Гораздо лучше, чем думать, что это я такой бесчувственный урод, и что теперь быть мне таким до самой смерти. Пожалуйста, пусть ее вариант будет правдой.       — Все однажды встанет на свои места, Перси, — она сжала мою ладонь крепче. — Я рядом. Ты всегда можешь поговорить со мной, если тебе показалось, что что-то тебя порадовало, или должно было расстроить. Восстановить свои эмоции легче, если ими… как сказать, заразиться.       Я с интересом наклонил голову на бок. Кажется, я понимаю о чем она.       — Ну, как знаешь, если все смеются, то легче поймать веселое настроение, чем в одиночку. Это не работает безотказно, как и все, что связано с людьми, но иногда же срабатывает. С грустью или гневом похожая ситуация.       — Да, — наконец откликнулся я. — Я понимаю.       — Вот, и таким образом, потихонечку… Главное помни, я рядом. А остальное как-нибудь наладится, — Аннабет улыбнулась и погладила меня по ладони. — А пока что моей любви на нас двоих хватит.       Ладно, вот теперь я реально захотел заплакать. Даже несмотря на то, что глаза были сухие. Я криво улыбнулся и взял ее покрепче за руку.       — Я почти заплакал.       — Уже делаешь успехи, — заулыбалась девушка и подмигнула мне. — Все наладится. Обязательно. Иногда просто нужно набраться сил и терпения.       Я понимающе кивнул, и, привстав, поцеловал ее в губы. Это был искренний порыв. Может и без бабочек в животе. Но насильно нежным я быть не умел — и случай с Фордом явно это доказал раз и навсегда, по крайней мере мне. А значит и поцелуй этот был настоящим. Искренним.       Мы немного помолчали, держа друг друга за руки. Аннабет еле заметно кивнула в сторону коробки с конструктором.       — Поможешь мне собрать?       — Я все испорчу, — смущенно буркнул я.       — Глупости. У тебя все получится.       Я вздохнул, снова чувствуя сладкий запах ее шампуня, и, что странно, далекий, еле различимый аромат моря, пришедший из воспоминаний. Придвинувшись ближе к девушке, я положил голову ей на плечо и прикрыл глаза, чувствуя щекой тепло ее кожи.       Все получится.       Если я доползу все-таки до «Дома просветления и грехоискупления преподобной матушки М.», то ее вера в мои силы мне точно пригодится. Но сейчас я хочу лишь одного — счастливого, беззаботного и солнечного лета. Для нас всех.