***
Часы пробили полночь. Каждый шаг сюитного танца приходится на громкий звук боя курантов. Здесь были все : девушки в пышных платьях, что хитро усмехаясь, прячут лица за цветными масками, парни, которые чинно вышагивают в ритме вальса. На торжество собрался почти весь Мистик Фолз. Барри смотрит по сторонам, захлëбываясь восхищением. От того, как плавно льëтся шампанское, от света канделябров в отражении напитка, от резких контрастов между светлыми стенами бальной залы и чëрными мужскими костюмами. Приглушëнный свет свечей придавал мистическую атмосферу, а в голову так и лезли сравнения с балом у Сатаны. Слышится звон бокалов, а после гостей призывают к тишине. Все взоры направлены в центр, где на высокой лестнице выстроились виновники торжества – семья Майклсонов, что отмечает своë воссоединение. Блуждая взглядом по первородным, он в конечном итоге находит взглядом его. Клаус стоит с хитрой полуулыбкой на устах, лениво осматривая зал. Когда их глаза встретились, то он ухмыльнулся, прошептал что-то губами, а после вернулся к прежнему занятию. Слабое пламя находило своë место в отблеске русых волос. Чëрный классический смокинг отлично смотрелся на подтянутой фигуре, на шее повязана бабочка. Барри рассматривал его с придыханием и мыслью, что хорошо бы было поспать хотя-бы на столетие назад, когда официально-деловой стиль был на вершине модного Олимпа. Был объявлен тост: бокалы плавно взмывают вверх, дабы не расплескать напиток. Только Барри стоит где-то у стены, мысленно выпивая со всеми, но на деле держа в руках пустоту, ибо Клаус забыл про обещание принести шампанское. За тостом следует танец – старинный вальс – и парень в которых раз проклинает первородных, ведь предупреждëн он не был, хотя при желании любой из этого семейства мог поделится этой ничтожной крупицей информации. — Потанцуем? – раздаëтся где-то рядом. Он отводит взгляд от потолка и вновь видит Клауса, только на этот раз совсем близко : едва протяни руку и сможешь коснуться. — А разве ты не должен пригласить на первый танец какую нибудь красивую блондинку? – и если внешне Барри пытался грубить, намеренно отталкивая от себя, то внутри всего лишь стыдился своего неумения танцевать. — Да брось, дорогуша. Почему я должен танцевать с кем-то другим, когда обещал подарить первый танец тебе? – он протягивает руку, параллельно натягивая привычную усмешку, вот только через неë просвечивались огоньки чего-то искреннего. Занимательно. Теперь Барри не в силах отказать, не тогда, когда привычный холод таит. Он протягивает руку в ответ, позволяя вести себя, закружить и запутать в древнем танце. Оркестр играет первые аккорды, пока пары выстраиваются напротив друг друга. Плавные вращения, чужая рука на талии, пока вторая сжимает твою, и шëпот, из-за которого стихает всë: как музыка, так и удары сердца: — Не волнуйся, мы скоро снова обязательно встретимся. – говорит он тихо, интимно,опаляя мочку уха горячим дыханием. И, пока Барри находится в шоковом состоянии от такой близости, танец на секунду меняет ритм, а люди – партнëров. Приземлившись в руки другого человека он поднимает голову и видит Деймона. — Какого чëрта?! – буквально рычит брюнет. — И тебе добрый вечер, Деймон. – незамедлительно отвечает парень. — Довольно обмена вежливостями, я ещë раз спрашиваю, какого чëрта тут творится?! Почему ты и этот гибрид танцуйте как парочка каких-то влюблëнных геев? Он должен был танцевать с Кэролайн! – вампир чуть ли не сорвался на крик. — Остынь Деймон, и если ты не заметил, то сейчас мы с тобой тоже похожи на геев. – на этот раз отвечает Себастиан, который всë это время сидел внутри, потому что Барри не нуждался в его помощи, а сейчас его провоцируют, причëм сразу несколько обстоятельств. Во-первых, Деймон, парировать которому было интересно. Во-вторых, опять же из-за Деймона, точнее, из-за желания не опозориться, наступая на ноги во время простейших па. — Не переводи тему. Что у тебя с Клаусом? – выводить его из себя было занимательно. Холерики определëнно его любимый тип личности. — Нас связывают исключительно дружеские отношения. Лучше скажи мне, почему ты сначала смотришь с ненавистью, а сейчас строишь из себя заботливую тётушку. Разберись со своей биполяркой. – как только музыка стихает, Себастиан поворачивается на каблуках, скрываясь во тьме ночной.***
Над Мистик Фолз сгущались сумерки. Воздухе стоял едва уловимый запах озона. Дул приятный тëплый ветер, играя опавшими листьями короткую цикличную мелодию. На небосводе загорались первые звëзды, освещая сад своим тусклым сиянием. Вокруг тишина, слышно только незамысловатый мотив, доносящийся из открытых окон. Барри бродил по периметру заднего двора с отвратительным настроением. Себастиан вновь корчит из себя королеву драмы, но с последствиями пришлось столкнуться ему. — Дорогуша, наконец-то я тебя нашëл, – говорит знакомый голос за спиной. – Ты зачем сбежал? — Не принимай на свой счёт, меня просто выбесил Деймон. – он тяжело вздыхает, поворачиваясь к собеседнику. — Прекрасно тебя понимаю. За тысячу лет жизни мне успело надоесть многое. Но сейчас не об этом, – Клаус, выводит руку из-за спины, показывая бутылку шампанского. – Луи Рёдерер Brut Vintage, 1996 года выпуска, как я обещал. Пойдëм, присядем. – говорит он, увлекая за собой в тень парковых деревьев. На берегу призрачного озера, что было поглощено мраком, одиноко стояла скамейка, на которой и было решено скоротать время в приятной компании. Они говорили о многом, начиная от любимого сезона года, и заканчивая литературой. — Клаус, а расскажи что-нибудь. – тянет Барри заплитающимся языком. — Что ты хочешь услышать? – отвечал первородный, немного смутившись такой настойчивости. — Расскажи о своëм детстве, о жизни до обращения в вампира. – говорил он полушëпотом, боясь нарушить интимную атмосферу. — На самом деле я мало что помню о детстве, – Клаус закрыл глаза, восстанавливая в памяти картины минувших дней, а после, понизив голос на несколько тонов, начал свой рассказ. – Ещë с раннего возраста я отличался от своих братьев и сестёр. Пока Финн потыкал матери, Элайджа был воплощением мечтаний отца, а Коул развивал в себе магический дар, мы с Ребеккой частенько сбегали на реку, текущую у подножия холма, на котором стояла наша деревня. Она плела венки из одуванчик, даря их каждому члену семьи, а я собирал полевые цветы, делая из них краску, а после рисуя на камнях, словно это были холсты. — Ребекка рассказывала, что ваши отношения с отцом были хуже некуда. – говорит Барри, прерывая эту ностальгию интересующим его вопросом. — Всë началось с того, что он застал меня за рисованием. Это был первый раз, когда я почувствовал боль удара. Он избил меня, приговаривая, что настоящему мужчине должны быть чужды понятия прекрасного. – произносит Клаус с потемневшим выражением лица, но взгляд моментально смягчается, стоит посмотреть на зевающего парня, сидящего рядом. — Я прилягу? – спрашивает он полушëпотом, устало, а после не дожидаясь ответа ложит голову на его, Клауса, коленки. Снизу вверх смотрит в синеву глаз, а после, лишь на мгновение, прикрывая веки, тут же засыпает. А первородному остаëтся лишь перебирать чужие волосы, смотреть вдаль, ожидая рассвет, что обязан привести вслед на собой день, наполненный лишь радостью и счастьем.