***
В тот день солнце светило особенно ярко, и даже на закате продолжало разгораться костром красно-оранжевых полыханий. На улице стоял нехарактерный для южных широт мороз, хотя снега ожидаемо не было. «Это будет моë первое Рождество без снега», думал Барри вспоминая минувшие дни. Везде, где бы он ни был, снег считался незаменимым атрибутом торжества: вылепленные фигуры ставились на переднем дворе, дети бегали по улицам, играя в снежки, где-то возвышалась снежная крепость, мороз щекочет щëки и нос, холодный воздух отрезвляет рассудок. Но эта меланхолия была прервана хлопком входной двери и видом возбужденного Ника, улыбающегося самой счастливой на свете улыбкой. — Барри, — тянет он в своей излюбленной манере. — Собирайся. Спросить куда ему так и не дают. Спустя пять минут они уже выходят из поместья. Но Клаус, свернув с тропы к шоссе, тянет его за собой в лес. — А куда мы идëм? — с некой опаской спрашивает парень: мало ли всяких маньяков и убийц ночью в лесу, хотя если обладаешь сверхъестественными способностями, а твой спутник первородный гибрид бояться нечего, наверное. — Мы идëм рубить ëлку. — отвечает Ник, размахивая направо и налево острозаточенным топором. Всë таки бояться было чего. Беда нежданно-негаданно пришла из ниоткуда. Но, позвольте спросить, кто в здравом уме пойдëт рубить ëлку в лес. Зачем им вообще ëлка? Можно же купить искусственную. Но критиковать он мог только в голове, потому что озвучить это ему не позволял инстинкт самосохранения. — Милый Барри, ты хочешь спросить зачем нам ëлка? — сказал он, состоив наимилейшее выражение лица, в то время как парень прибывал в шоке от неоткуда взявшейся проницательности, он продолжил, — У тебя на лице написано, что ты в недоумении. Но, отвечая на твой вопрос, мне просто нравится запах хвои, он успокаивает своей свежестью. — Но почему мы не можем просто купить ель? — озвучил наконец он свой протест. — Барри, скажи мне, пожалуйста, где мы сейчас находимся? — видимо в его фразе Клаусу что-то не понравилось, потому что в лазурных глазах заплясали искры раздражения. — В Мистик Фолз? — ответил он неуверенно. — Вот именно. Это, спешу напомнить, штат Вирджиния, южный штат. Южный, Барри, здесь не растут ели. — проговорил первородный, при этой активно жестикулируя руками, что всë ещë держали топор, поэтому Барри, во имя свой безопасности, решил отойти о него на небольшое расстояние диаметра траектории движения тела по окружности. А потом он осознал смысл фразы. — Тогда почему мы идëм в лес, если ели здесь не растут?! — воскликнул парень. — А это, милый Барри, уже другая история, и если ты будешь послушным мальчиком и помолчишь, то я, так уж и быть, расскажу. — после этого Клаус выждал небольшую паузу и пустился в рассказ. В принципе, для Флэша молчать в данной ситуации было совершенно невыгодно, но он пропустил момент протеста задыхаясь в собственном возмущении, а когда очнулся говорить что-то было поздно, ибо перебивать говорящего не вежливо. — Это было около шестисот лет назад, тогда скитания по земному шару привели нас в страну, что нынче зовëтся Норвегией. Там сплошь стояли леса, и, однажды, прогуливаясь в чащобах, я ощутил доколе незнакомый запах, что в народе звался хвоей. Это было эйфорическое ощущение чего-то нового, что не сдержавшись, я около недели провëл под сенью сосен, а потом очнулся меня заставило чувство голода. Тогда я пообещал себе посадить ель с самом дорогом для меня месте, но на ум приходил лишь Мистик Фолз, место, где я провëл свои лучшие годы — детство и отрочество. — То есть ты хочешь сказать, что где-то в этом лесу растут посаженные тобой шесть веков назад ели? — Именно. — отвечал он без сомнений, прямо и по делу. — Откуда такая уверенность? Мало ли они были срублены контрабандистами ещë парочку веков назад? — Милый Барри, — сказал он угрожающе тихо, будто хищник готовящийся к охоте. — Если я сказал, что-то, это означает, что я уверен в своих словах. Так что просто оставь при себе свой скептицизм и следуй за мной. Дальше их путь проходит в молчании. Казалось, даже всегда активная лесная живность, и та, в страхе пыталась быть менее заметной. К сожалению, Барри не мог себе позволить слиться с окружающей средой: Клаус то и дело оглядывался через плечо, проверяя, идëт ли он следом, будто бы читая все его мысли и желания как открытую книгу. Впрочем, не стоило ожидать от него меньшего: за тысячу лет в меняющемся обществе гибрид и понимание людской психологии, сплелись в единое целое, обращаясь в паутину из манипуляций и стремления всем всегда угодить. — Пришли. — молвит Никлаус, жестом приглашая следовать за ним. Они выходят на поляну, пустующую, наверное, все те шесть веков, пока его здесь не было. Сорняки разрослись, окутывая собой всë пространство пустыря, высокая трава, в которой, даже если встать в полный рост, ты всë равно будешь казаться миниатюрным, и даже не единого намëка на деревья, когда-то здесь произраставшие. Он уже было говорится высказать своё мнение по поводу этого места, но Клаус, прерывает его недовольство одним взглядом. Они подходят к груде камней, сваленной у кромки леса. Что ты видишь, дорогуша? — спрашивает он снисходительно, пока в глазах плещутся огни азарта. — Пустырь, заросший травой. — отвечает Барри честно. Будто был смысл во лжи, будто бы у Клауса нет глаз. — А так? — спрашивает древний, разламывая напополам один из камней. В этот момент всë преображается до неузнаваемости: на месте пустоши за мгновение вырос целый хвойный лес, воздух стал пахнуть свежестью, одновременно с этим ассоциируясь с уютом зимних праздников. Ели, величественными рядами, возвышались над застеленной мхом землëй. Такой пейзаж, одной стороны, был обычен, а с другой вызывал радость, толи от того, что хвойные деревья в южных широтах редкость, толи от того, что Ник решил доверить ему свою тайну. — Выбирай любое понравившиеся дерево. — отвлëк его от размышлений голос Клауса. Внимательно осматривая толстые стволы и маленькие стволики, он видит еë: она стояла в центре, невольно перетягивая всë внимание на себя, еë пышная изумрудная хвоя будто бы светились в отражении солнца. — Эта? — спрашивает Ник, замечая куда направлен его взгляд. Барри молча кивает, не с силах оторвать глаз от столь прекрасного дерева. — Решено, рубим именно еë.***
Та грациозная ель так и не была вырублена — слишком жаль терять такую красоту, поэтому выкопана с корнем и теперь стоит у них в гостиной, благоухая запахом хвои. Может быть это даже к лучшему, потому что красота извечна только во мгновении, а так она, пусть и не прекрасна в смерти, зато живëт и дарит жизнь другим. Вернëмся в торговый центр. Супермаркет был переполнен, практически вся еда с полок — разобрана. Но, к счастью, филе индейки лежало в изобилии, ровно как и макароны, так что ужин, практически, был уже готов. Оплатив покупки: филе, макароны, пару соусов и специй, яблоки, немного овощей и плитку шоколада, — они пошли домой. На улице было свежо и тихо, солнце блестело в замëрзших лужах. Откуда-то с севера дул неприятный холодный ветер, что так и норовил забраться под шарф. Они идут, наслаждаясь тишиной, просто потому что разговоры кажутся излишними, просто потому что это ещë одна ступень развития их отношений — комфорт наедине друг с другом, просто потому что декабрь навевает меланхолию. Телефонная трель разрезает тишину слишком неожиданно, портя весь момент. Клаус, обещая что догонит его позже, отвечает на звонок, пока Барри, потерявшись в мыслях, уходит прочь. А мысли настолько банальные, что становилось аж тошно от самого себя. Подарок. треклятый подарок на Рождество, который он ни как не может придумать. Вообще, изначально никакого подарка и не было, потому что, как говорилось ранее, Барри забыл о существовании сия праздника в принципе. И не помнил бы и дальше, если ни намëки, взгляды и в конце концов недавний случай. Так что подарок был необходим, да только денег практически не было: сбережения были вложены под проценты и переведены в евро, потому что видит Бог (Себастиан), что в стране повышается инфляция и падает доллар. Так что денег на достойный подарок не было. Впрочем, ситуация имела ещë одну аксиому — он совершенно не знает что дарить. Конечно, первым на км приходит новый набор для рисования, но на скромный бюджет, тем более в маленьком Мистик Фолз, не купить ничего стоящего. Тогда, может быть, картину? Хотя это и звучит даже глупо: дарить художнику чужую картину, когда он в силах нарисовать свою. Обобщая, Барри был в тупике. Клаус был чем-то далëким, возвышенным и высокомерным, и в тоже время домашним и уютным. Клаус был разносторонним, и каждая сторона заслуживает отдельного подарка. Тот Клаус, которого все привыкли видеть, жестокий и упивающийся страданиями, в его создании шëл бок о бок с океанами крови своих врагов. Таким под стать что-то дëрзкое, смертоносное и великолепное. К примеру какой-нибудь украшенный драгоценными камнями меч или коллекционный револьвер века так 18. Никлаус же был аристократом даже в малейших проявлениях быта. Перед глазами представлялась Англия начала девятнадцатого века: пока остальные страны только сталкиваются с промышленной революцией, там она уже идëт на спад, являя миру всë новые и новые технологи. Буржуазия возвышается над остальными классами, имея самое ценное в тогдашнем обществе — капитал. Он стоит на берегу Темзы, взгляд устемлëн куда-то в направлении Тауэра, пока в руке «Дон Жуан» Байрона. В искусстве тогда господствует романтизм, переворачивая всякие устои действия лирического героя. Такому Никлаусу подошëл бы кубинский подсигарник и деревянная трость. Был ещë мягкий и заботливый Ник. Его хотелось обнимать и играть на фортепиано. Тихий и размеренный, таинственный и загадочный, как «Лунная соната» Бетховена. Ему в подарок было достаточно лишь тëплых чувств. Нет, это абсолютно не то. Так он выходит на ещë большие противоречия и в конечном итоге никогда не выберет подарок. Оставалась последняя надежда на Себастиана и его чутьë на стоящие подарки. — Себастиан, мне нужна твоя помощь. — зовëт он. Вот только эти попытки тщетны и в голове, больше не желанная пустота. В попытках всë же найти решение он оглядывается по сторонам, разглядывает витрины магазинов. Детские товары, продуктовый, всë для сада. Не то, не то, не то! Вдруг, среди многих других ярких вывесок, он замечает скромную ювелирную лавку, и, не тратя попусту времени, подходит ближе, заглядывая внутрь. В следующих раз он точно купит подарок заранее, потому что так невозможно: глаза разбегаются в разные стороны, осматривая каждую мелочëвку, пока он не вспоминает про ограниченный бюджет, теряя всякий интузиазм. Товары либо недостойные, либо дорогие, и вообще, Клаусу бы пошли длинные серьги, вот только уши у него не проколоты. Взгляд останавливается на кулоне лазурно-голубого цвета. Глубокого, похожего на глаза первородного. Он покупает его в подарок почти сразу же, но позволяет себе маленькую прихоть: доплачивает за гравировку «Счастливого Рождества» на обратной, прото чтобы не забыть, зачем он его купил. На телефон поступает звонок: — Барри, где ты? — совсем малость, но взволновано спрашивает Клаус. — Я зашëл в магазин, нужно кое-что докупить, так что возвращайся без меня. — говорит парень, теребя мочку уха. — Хорошо, тогда увидимся дома. — первородный вешает трубку. Проходит минут тридцать, за это время он успевает прочитать с десяток интернет статей, внимательно рассмотреть весь ассортимент ювелирной лавки, пересчитать ворон и увидеть около двадцати красных машин. Наконец, ювелир возвращается, отдавая ему вложенный в бархатную коробочку кулон. Они рассчитываются, жмут руки и Барри довольный покупкой уходил домой.***
Снаружи особняк Майклсонов поражал своей вычурностью и дороговизной, было заметно, что у хозяев есть и стиль, и вкус, и понимание моды. Но внутри он был холоден и пуст, так, будто там и не живëт никто вовсе. В воздухе летала пыль, а от стен отражалось эхо. Наверное, дом мог бы с лëгкостью претендовать на звание «заброшенный», если бы не три обжитые комнаты: небольшая гостиная на втором этаже, где они обычно проводили свободное время, наслаждаясь обществом друг друга, мастерская Ника, где он мог пропадать целые сутки, рисуя очередной пейзаж, и комната самого Барри. Он клятвенно уверял себя, что это временное жильë и не стоит к нему привязываться, но вскоре в углу поместился маленький книжный шкаф, небольшая стеклянная доска, набор перманентных маркеров, картина с зебрами, которую подарил Ник в один из вечеров в компании вина, кучи ручек, карандашей и листов, линейка, и конечно же, небольшая куча одежды на стуле, потому что она слышно чистая чтобы стирать, но слишком грязная чтобы надеть. Барри не спеша входит в дом, и сразу отправляется прятать подарок, потому что Клаус вроде занят, раз не пришëл встречать его. И ему почти удалось пробраться незамеченным, если бы не Никлаус в его комнате, увлечëнно разглядывающий надписи на доске. На стекле было выведено уравнение первой космической скорости, предполагаемая скорость для открытие бреши, и вычисления из этого всего расстояния, которое ему нужно пробежать. —Милый Барри, ты как раз вовремя. Объяснишь? — проговорил он с приторно сладкой улыбкой, от которой свело зубы. Спасибо хотя бы за то, что в глубине глаз плескался лишь интерес, а не злоба, объятая яростью. Тяжело вздохнув, Барри мысленно пытался подобрать слова, которые бы не оставили за собой ещë больше вопросов. — Я же говорил, что работао в полиции, только не уточнял, что я криминалист. Вообще точные науки являются моей статью с детства, так что над выбором профессии я особо не заморачивался. А задача на доске это чисто для того, чтобы мозг не атрофировался из-за отсутствия мозговой активности. — весь этот монолог парень придумал ещë в тот момент, когда понял, что рано или поздно Клаус заглянет в его комнату и увидит исследования. Кстати о Клаусе. Кажется, полученный ответ удовлетворил его любопытство и он вновь принялся разглядывать стеклянную доску. — У тебя здесь есть возможность сократить некоторые цифры, чтобы не запутаться в вычислениях. — спустя долгие минуты молчания сказал он. — К примеру гравитационная постоянная и сила земного притяжения. Барри подошëл ближе, рассматривая уже записанные расчëты. И в правду, некоторые значения можно было бы сократить, если бы это была обычная задача для поддержания мозга в тонусе. К сожалению, в его ситуации нужны были точные данные, важны каждый сантиметр и секунда. — И в правду, — отвечает он с лëгкой улыбкой. — Почему я раньше не додумался до этого.***
Время близилось к вечеру, а совместный ужин почему-то отказался готовить сам себя. Наверное, небольшой разлад в их отношениях не служил достаточным стимулом для этого. Повздыхав по поводу нерадивой пищи, Барри спустился вниз и разложил продукты перед собой, намереваясь что-то, да приготовить. Несмотря на то, что все продукты были на месте, всë же казалось, что не хватает чего-то очень важного, того, без чего ужин не получится. Внезапно он понимает. — Никлаус Майклсон, — кричит он изо всех сил, хотя вобщем-то это было и не обязательно. — я тебя прибью Всë дело было в отсутствии Клауса, который клятвенно обещал помочь в честь праздника с ужином, но в итоге, пользуясь их ссорой, закрылся в своей мастерской и последние несколько часов сидит там, не высовывается. На верху слышится какая-то возня, скрипы дверных петель, но в итоге виновник появляется на кухне с жëлкой краской на щеке и красной на кончике носа. — Ты звал меня, любовь моя? Иль может мне приснилось это? — лукаво ухмыляется первородный. — Ты обещал мне помочь с ужином, а сам где-то ходишь. — парень строит самое серьёзное лицо из тех, что имеются в арсенале. — Мог бы и напомнить. — в ответ обиженно надувает щëки Клаус. — И вообще, в силу своего возраста я мог и запамятовать некоторые моменты. — Милый Никлаус, тебя здесь никто не держит, можешь идти гулять на все четыре стороны. — ухмыляется Барри, копируя мимику старшего. — Иногда я забываю, кто из нас тысячилетний манипулятор. — он капитулировался, и, понурив голову, проследовал к раковине, словно на эшафот. — Приму за комплимент.***
Сперва они решили заняться индейкой, потому что макароны и салаты не требуют так много времени, как она. Мясо было замариновано в соусе а-ля «всë что найдëтся в холодильнике», а именно: майонез, соевый соус, лимонная кислота, какие-то специи, зелень, сухой куриный бульон и многое многое другое. Когда индейка наконец была поставлена пропекаться в духовку, они занялись остальными блюдами: Барри кипятил воду для макарон, «А ты Клаус режь овощи для салата, потому что зная тебя мы будем есть сгоревшие комки». Вскоре ужин был практически готов, от индейки, пропëкшейся до румяной корочки, исходил аромат, от которого текли слюнки, над кастрюлей с макаронами поднималось облачко пара, а салаты оставалось лишь заправить. Атмосфера была самая что не на есть располагающая, с кухни доносились шутливые препирательства и звонкий смех, гостиная была давно украшена к празднику, а ель дарила чарующий аромат свежести. Рождество в этом году обещало быть запоминающимся.